Тайник теней

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

Заметно, что Ингеборг вовсе не рада тому, что Каролина собирается уехать на Пасху. Она, конечно, ничего не говорит, но это все равно чувствуется. Каролина рассказала ей о Замке Роз. Однако без всяких подробностей. Лишь упомянула об Арильде и Розильде, но ничего не сказала о том, что они ее сводные брат и сестра. Ей не хотелось об этом говорить.

И о маме она почти ничего не рассказала. Ингеборг со своей стороны также о себе не распространялась. Она вообще очень редко о себе рассказывает. У Каролины такое впечатление, будто Ингеборг что-то носит в себе, о чем она не хочет ни с кем делиться. Единственное, что она рассказала Каролине, так это о своей пресловутой «вине». В остальном же Каролина не очень много знает о подруге.

Когда разговор не заходит о Герде или о се детях, то большей частью они рассуждают о театре, или о «профессии», как они сами говорят. Но эта тема сама по себе настолько неисчерпаема, что не оставляет времени ни для чего другого. Именно по этим разговорам Ингеборг теперь будет скучать.

– Всю пасхальную неделю мне будет не с кем поговорить о театре! Какой ужас! – восклицает она.

Но Каролина думает, что раз Пасха – церковный праздник, то Ингеборг наверняка будет почти все время проводить на службах. Поэтому ее отъезд не будет иметь большого значения.

К тому же в театрах на второй день Пасхи пройдет множество новых премьер, на которые Ингеборг может сходить. Но когда Каролина говорит об этом, Ингеборг возражает:

– Нет, что ты! Без тебя – никуда! Я дождусь твоего приезда.

И она с удивлением и легким упреком смотрит на Каролину, которая говорит:

– Не думай обо мне. Думай о себе!

Тут Ингеборг по-настоящему обижается:

– Неужели ты думаешь, что мне этого захочется? Пойти в театр без тебя?

– А что в этом такого?

Но Ингеборг качает головой.

– Мне это никогда даже в голову не пришло! Самое интересное – это наши разговоры после спектакля. Когда ты все начинаешь критиковать.

– Разве? Неужели я критикую?

– Конечно! Разве ты не знаешь?

– Никогда не знала. Часто все увиденное производит на меня такое сильное впечатление, что я немного теряюсь. Обычно это ты высказываешь свои замечания.

– Я?.. Не может быть, я вообще в этом плохо разбираюсь! Поэтому мне так интересно слушать тебя!

– Но я разбираюсь в этом не намного лучше, чем ты! И кстати, я совсем не считаю, что ты только слушаешь. Ты обычно все время говоришь.

– Нет, погоди! Это ты ни на секунду не закрываешь рта! Я не могу и слова вставить.

– Да что ты? Ты это серьезно?

Ингеборг с улыбкой кивает.

– Да-да. Но я не обижаюсь. Мне все равно нечего сказать.

– Почему тебе нечего сказать? Ужасно, если ты и вправду так думаешь! В таком случае это я виновата.

– Нет-нет! Не волнуйся! Я имею в виду, что мне намного интереснее слушать тебя, чем высказываться самой. Мне смешно, что ты думаешь, что мне тоже есть что сказать. Я ведь по большей части сижу и молчу…

– Но ведь я тоже! Я вообще считаю, что из нас двоих больше молчу я!

Ингеборг начинает смеяться.

– Да нет, не можешь ты так считать! Неужели ты…

Она не находит слов, чтобы выразить свое удивление, и тут Каролина тоже заливается смехом. Как это на них похоже!

Вечером, накануне отъезда, Ингеборг заходит к Каролине. Она появляется совсем неожиданно, они уже попрощались и договорились, что Каролина даст о себе знать, как только вернется домой. Ингеборг молчалива, выглядит одинокой, покинутой. Видимо, ей что-то нужно, но она не решается сказать. Она чем-то расстроена.

В общем-то, довольно странно, что ее никогда никуда не приглашают. Ее родители умерли, но она самый младший ребенок в большой многодетной семье – у нее полно братьев и сестер. По крайней мере двое из них обзавелись собственными семьями и живут в Стокгольме. Но Ингеборг почему-то мало общается с родными. Во всяком случае, о них она никогда не рассказывает. Фотографии ее родственников чинно расставлены у нее на комоде. Каролина не раз рассматривала их и осторожно пыталась расспросить Ингеборг, но вразумительного ответа так и не получила.

В этот вечер девушки, как обычно, говорят о своей профессии, но Ингеборг как-то слишком тиха и рассеянна. Прошло много времени с тех пор, как они в последний раз были вместе в театре. Герда и ее дети были прежде всего. Но сейчас в театрах идет много новых пьес. Полина Бруниус, например, будет играть «Даму с камелиями». Это интересно – ведь совсем недавно она играла Орлеанскую деву, а теперь – Маргариту Готье. От святой к куртизанке. Это, должно быть, непросто!

– Меня привлекает эта роль. Однако не знаю, как бы я с ней справилась, – говорит Каролина.

Ингеборг молчит, и Каролина спрашивает:

– А ты?

Очнувшись, Ингеборг смотрит на нее.

– Что?

– Ты могла бы перестроиться с роли святой на роль женщины – вамп?

– Женщины-вамп? О чем ты?

– Я говорю о «Даме с камелиями».

– Ах, вот о чем… Нет, вряд ли… Я об этом никогда не задумывалась. А почему ты спрашиваешь?

Между бровей у Ингеборг появляется странная морщинка, и Каролина заговаривает о другом.

– Ты была просто великолепна в роли Иоанны. Как бы я ни старалась, мне никогда даже не сравниться с тобой.

– Какая чепуха! – отмахивается Ингеборг. Она совсем не следит за беседой.

А Каролина продолжает:

– Такие по-настоящему великие, благородные характеры всегда производят на меня сильное впечатление. И я начинаю чувствовать себя нищенкой. Полным ничтожеством. В моей душе… во мне… как бы нет ничего похожего… если ты понимаешь, что я имею в виду.

Каролина прикладывает руку к груди, щеки ее пылают, она разгорячилась. Ей просто необходимо выговориться, но Ингеборг, которая обычно в ходе разговора также сильно оживляется, сейчас сидит молча и смотрит с каким-то отчужденным выражением в глазах.

– Наверное, не стоит так сильно восхищаться персонажем, которого собираешься воплотить на сцене, – вздыхает Каролина. – Ведь тогда актеру будет невозможно его постичь. Уважение станет тому преградой. Или как ты считаешь?

– Не знаю… А, впрочем, что ты сказала?

– Я говорила о том, что, может, актеру не следует слишком преклоняться перед такими личностями, как святая Иоанна, например?

– Наверное, не стоит.

Голос Ингеборг звучит невыразительно, она что-то рассеянно мямлит в ответ. Каролина делает вид, что ничего не замечает, и продолжает:

– И все же, святые всего лишь люди.

– Да нет, конечно же…

– Что с тобой, Ингеборг?

Каролина встает и подходит к подруге.

– Ты какая-то рассеянная. Что-нибудь случилось?

– Нет, ничего…

Ингеборг качает головой, быстро обнимает Каролину и шепчет ей на ухо:

– Вот будет здорово, когда ты вернешься.

– Да, конечно.

– Я буду скучать по тебе, Каролина. Слышишь! Каждый день!

Такое сильное проявление чувств совсем непохоже на Ингеборг. Каролина тронута, но тут же отшучивается:

– Я же не на Северный полюс еду. Меня не будет всего четыре, в крайнем случае, пять дней. Затем я вернусь.

– И тогда мы вместе пойдем на «Даму с камелиями»!

– А потом раскритикуем Бруниус в пух и прах!

– Такую великолепную актрису!

– Да… но мы с тобой станем еще лучше! Мы и сами не лыком шиты! Я хочу, чтобы очень скоро все-все мной восхищались!

Ингеборг встает. Она собирается домой.

– Но я уже восхищаюсь тобой, – шепчет она. – Даже слишком. Разве тебе этого мало?

Каролина качает головой. Раскидывает руки во всеохватывающем, победном жесте.

– Мало! Хочу, чтобы вся Швеция восхищалась мной! Весь мир!

Ингеборг, застегивая пальто, с улыбкой смотрит на нее. Каролина подходит и шепчет ей на ухо:

– Мир будет лежать и у твоих ног! Уж мы об этом позаботимся!

Ингеборг качает головой и медленно идет к двери. Она обводит глазами комнату, задерживая взгляд на каждом предмете. Поистине, она сегодня какая-то странная.

– Хочешь, я тебя провожу? – спрашивает Каролина.

– Нет, нет… Я хочу пройтись одна.

На пороге Ингеборг вдруг разворачивается и подходит к комоду. Берет фотографию Берты и долго смотрит на нее.

– Ты завтра встретишься с ней?

– Да. А почему ты об этом спрашиваешь?

– Так просто…

Неужели Ингеборг в самом деле ее ревнует? Маловероятно, но все же…

Каролина наблюдает за подругой. Вот она ставит фотографию на место и возвращается к двери.

– Да что с тобой, Ингеборг? Ведь с тобой что-то не так?

– Нет, с чего ты взяла?

– Меня не обманешь. Ты, видно, чем-то опечалена. Или встревожена…

– Нет, со мной ничего не происходит. Клянусь.

– Сядь и расскажи мне, в чем дело! Иначе я буду волноваться…

Ингеборг послушно садится. Сжимая в руках перчатки, она неотрывно смотрит в одну точку. Каролина присаживается рядом, откладывает в сторону перчатки, берет руки Ингеборг в свои.

– Если бы я вела себя с тобой так, как ты сейчас ведешь себя со мной, разве ты не поинтересовалась бы, в чем дело?

– Возможно.

– Значит, ты понимаешь, почему я это делаю?

– Да.

– Почему же ты не хочешь со мной поделиться?

– Потому что ты все равно не сможешь мне помочь.

– Откуда ты знаешь?

Взгляд Ингеборг становится холодным.

– Ты ведь понимаешь, об этом могу судить только я.

– Значит, ты мне ничего не расскажешь?

– Нет.

Каролина отпускает ее руки.

– В таком случае, не буду тебя больше задерживать. Можешь идти!

Ингеборг так же послушно встает. Внутри у Каролины все замирает. Не может же Ингеборг просто взять и уйти? Что с ней происходит?

И тут Каролину осеняет – она подбегает к комоду и достает оттуда фотографию Берты.

– Это все из-за Берты, да? Ты думаешь, что она для меня важнее, чем ты?

– Вовсе нет… – Ингеборг качает головой.

– Она – моя сестра, Ингеборг.

– Твоя?.. – Ингеборг осеклась. – Что ты сказала?.. Твоя?..

– Да, Берта – моя сестра.

– Почему ты раньше мне об этом ничего не рассказывала?

– Не знаю. Мы никогда не говорили о наших семьях. А что?

– Нет, ничего… Но я думала…

– Что ты думала?

– Ничего. Вы, кажется, так непохожи.

– Сестры необязательно должны быть похожи друг на друга. К тому же ты совсем не знаешь Берту.

– Нет, конечно, но я… Я только хотела узнать… собираешься ли ты…

– Что собираюсь?

– Рассказать ей обо мне?

Каролина возвращается с фотографией к комоду.

– Я не понимаю, какое это имеет значение, но… ведь мы с тобой договорились, что будем держать нашу дружбу в тайне, так что я могу и промолчать, если ты этого хочешь.

Ингеборг, не глядя на Каролину, кивает головой. И тотчас уходит.