Тайник теней

ГЛАВА ПЯТАЯ

Приближается Рождество, вся страна в предвкушении праздника. Несмотря на то, что в мире бушует война, все идет своим чередом. Люди зажигают свечи Адвента и отмечают праздник святой Люсии[4]. А после него уже и до сочельника совсем недалеко.

Нельзя сказать, что Каролина с нетерпением ждет Рождества. Во-первых, она не знает, где будет его справлять. Во-вторых, у нее туго с деньгами.

Она, конечно, получила приглашения из разных мест. Пришли письма и от Лидии, и от Розильды. Обе хотят, чтобы она приехала погостить на Рождество к ним. От Берты тоже пришло приглашение. Ей и там будут рады.

Все как один заверяют, что соскучились.

И в семье Берты, и в замке она, стало быть, желанная гостья.

А Лидия даже написала: «Добро пожаловать домой!»

Хотя Замок Роз совсем не ее дом. Он давно перестал им быть. Но когда она впервые вступила туда, когда за ней закрылись ворота, она тотчас почувствовала, что это и есть ее настоящий дом. Она была так молода, ее, конечно, пленил этот романтический старый замок, и она с трудом могла представить себе другое место, где бы ей хотелось провести остаток своей жизни. Берта же – как человек с трезвым взглядом на вещи – считала, что Каролина сильно изменилась, когда приехала в Замок Роз, и что она вела себя «точно завороженная».

Берта была права. В то время Каролина, наверное, тотчас умерла бы, если бы ей вдруг пришлось покинуть Замок Роз. Она была твердо убеждена, что замок и был ее местом на земле, хотя тогда она и понятия не имела о том, что Арильд и Розильда – эти загадочные близнецы – на самом деле ее сводные брат и сестра.

Но каким-то мистическим образом она с самого начала почувствовала, что их встреча была роковой. И отношения между ними сложились мнимые. Может быть, потому, что все трое ощущали эту невидимую родственную связь?

Сейчас, когда она вспоминает о том времени, ей кажется, что все они двигались точно марионетки в каком-то сумбурном сне или в какой-то старой сказке. Что совсем немудрено в такой обстановке! Замок окружен лиственничным лесом. Сад с белыми розами. Одиночество. Оторванность от мира.

И в то же время ей вовсе не хотелось бы очнуться и навек сбросить с себя чары Замка Роз. Конечно, всегда можно прислушаться к разуму и сказать себе: «Все это чистое безумие. Я действительно будто с ума сошла».

Но к чему морализировать? Содеянного все равно не воротишь. Зачем же тогда портить воспоминание о пусть немного сумасбродном, но все же таком чудесном приключении? Почему бы не продолжать считать его сном, чем оно и было? Красивым сном…

Они и впрямь жили как будто во сне. Но в этом-то как раз и заключалось все очарование.

Если бы только она не была такой тщеславной… И властолюбивой. Она непростительно вела себя в Замке Роз. Сейчас она понимает это, но тогда ничего не понимала. Когда Арильд и Розильда влюбились в нее, она не стала ничего предпринимать, а продолжала кокетничать, строить из себя невинность, подыгрывать им. И, вопреки всем предупреждениям Берты, продолжала эту игру, отказываясь понимать, что она становится слишком серьезной для Арильда.

Она вела себя глупо, как ребенок. Все в ее глазах было романтическим и чудесным.

И ей пришлось за это поплатиться.

Она чуть было не лишилась дружбы Арильда и Розильды. До сих пор отношения между ними остаются невыясненными. Хотя Лидия и пишет, что они соскучились по ней, – что, конечно же, правда. Каролина сама иногда до боли тоскует по ним, однако чувствует, что встречаться с ними ей еще рановато.

Сейчас в ее душе так много всего происходит.

С каждым днем она все более совершенствуется в своей профессии, чувствует, что развивается – и как актриса, и как личность. Она, кажется, обрела новый голос. По-настоящему звучный, не срывающийся. Теперь она спокойна. Когда она слышит свой голос на сцене, у нее словно крылья вырастают. И это чудесным образом влияет на всех ее товарищей – они тоже чувствуют прилив вдохновения. Это приятно. При одной мысли об этом у нее начинает сильнее биться сердце. Так что в театре сейчас приподнятая атмосфера. Лучше и быть не может.

Поэтому рождественские каникулы оказываются совсем некстати.

Каролина вообще предпочла бы никуда не ехать. В настоящий момент ее интересует только работа. Она слишком хорошо знает, чем может закончиться эта поездка в Замок Роз. Не тем, что она вновь рискует попасть под влияние «чар». Просто вольно или невольно не сможет остаться безучастной. Ведь, зная о существующих там проблемах, невозможно держаться в стороне. Да она этого и не хочет. Как-никак, а дело все же касается самых близких ей людей.

А также ее собственного будущего. Работа в театре от этого безусловно пострадает. Это неизбежно. Ее собственные интересы отодвинутся на второй план, станут менее важными. Поэтому сейчас ей лучше и вовсе не думать о Замке Роз. К тому же она все еще не чувствует в себе достаточно сил для встречи с Арильдом и Розильдой.

И особенно для встречи с мамой, которая в Замке Роз становится не ее мамой Идой, а Лидией – мамой Арильда и Розильды. А это большая разница. Всякий раз ей одинаково трудно свыкнуться с этим. Ей не хочется понапрасну подвергать себя этому испытанию.

Но вот что особенно прискорбно: ей почти так же нелегко ехать в гости к Берте и ее семье. Там ждут другие проблемы…

Встреча с самой Бертой нимало ее не тревожит. Относительно Берты у нее нет сомнений. То же самое можно сказать о Наде и Роланде.

Те пока ничего не знают о том, что она приходится им сводной сестрой, и вряд ли когда-нибудь узнают. С ними у нее сложились довольно непринужденные отношения. Но это только пока. До сих пор они были друзьями, но останутся ли таковыми и в дальнейшем?

Но ведь там еще и ПАПА!.. Но для встречи с ним она пока еще не созрела.

А значит, вынуждена ответить отказом и на приглашение Берты.

Получается, Каролина понятия не имеет о том, что будет делать на Рождество. Не так уж это и важно – ей не привыкать быть одной, – но все же немного странно. Все вокруг заняты приготовлениями к Рождеству. Все куда-то едут – домой или в гости.

Похоже, никто не собирается оставаться в городе.

Давид наверняка бы остался, если бы узнал о том, что она никуда не едет, но ему она не скажет. Иначе только испортит себе весь праздник. Поэтому в школе она всем говорит, что собирается уезжать.

Давид родом из Норрланда – а значит, проведет праздники на почтенном от нее расстоянии.

Ей наверняка будет очень одиноко. Но ничего не поделаешь. У нее все равно нет денег на рождественские подарки, и даже хорошо остаться дома одной.

Поэтому Каролина сначала пишет письмо в Замок Роз и говорит, что ее пригласили погостить к Берте. Это хорошая причина для отказа, они ее наверняка поймут. Но ничего не пишет о том, как решила поступить – примет или не примет приглашение. Весьма дипломатично.

Потом она несколько дней пережидает, прежде чем написать Берте. Ее задумка все та же: объяснить свой отказ тем, что получила приглашение из Замка Роз, но не писать, поедет туда или нет. Внезапно Каролина осознает, что ей совсем не хочется обманывать Берту, и она пишет все как есть: ей просто необходимо побыть одной.

Поскольку Каролина знает, что все они, особенно Надя, станут ее жалеть, она рассказывает, что получила приглашение и из Замка Роз, но отказалась по той же причине. Тогда они поймут, что жалеть ее нечего. Просто ей действительно хочется побыть одной.

Но когда, выйдя на темную улицу, чтобы опустить письмо, Каролина возвратилась в свое холодное жилище, на нее вдруг с такой силой нахлынуло одиночество, что она тут же обо всем пожалела.

«Дорогая Сага!

Вот сижу здесь и реву… Просто ужас какой-то.

Когда я опустила в ящик письмо Берте, меня чуть ли не паника охватила. Как будто я навсегда разорвала связи с дорогими мне людьми. И тем самым осудила себя на вечное одиночество.

Я, разумеется, несколько преувеличиваю, но примерно такие чувства переполнили мою душу.

От приглашения в Замок Роз было не так уж трудно отказаться. Я все же немного побаиваюсь справлять там Рождество. Но дома у Берты это было бы просто замечательно. К тому же там будет их бабушка.

Заметь, я пишу «их» бабушка. Хотя она и моя бабушка тоже. Фу, опять распускаю нюни… До чего же я, однако, жалкая!

Не в моих правилах вести себя подобным образом. И дело здесь, понятно, не только в Рождестве… Просто в это время все становится очевидным… Ощутимым. Может, это ты, Сага, грустишь во мне?

Ты ведь всегда была намного чувствительнее меня. И слезы у тебя всегда близко.

Тогда возьми себя в руки.

Умнее всего было бы остаться дома и никуда не ехать. Я знаю, что делаю.

К тому же сейчас я занята по горло.

Я буду читать пьесы и разучивать роли.

Буду бродить по улицам и площадям, заглядывать в магазины. Изучать людей, читать выражения их лиц, анализировать их улыбки, мимику, взгляды, жесты. Запоминать, как они ведут себя в различных обстоятельствах. Наблюдать за их движениями, походкой. А затем сыграю все, что видела, перед своими зеркалами – этими тайниками теней. Так что мне есть чем заняться!

И в театрах сейчас идет много новых пьес! У меня все же достаточно средств, чтобы иногда позволить себе посмотреть тот или иной спектакль. Совсем ведь необязательно ходить на премьеры.

Кстати, Ингеборг сегодня исполняла роль Пичужки; пришла ее очередь показать, на что она способна. И она была просто великолепна. Эта роль сама по себе ничем не примечательна, но ее очень трудно играть. Прежде всего требуется наличие подлинной наивности. Ты, Сага, верно, смогла бы сыграть эту роль. Но я – никогда. Мне кажется, в тебе есть невинность, которая отсутствует во мне.

Роль Пичужки действительно не для меня.

А Ингеборг она подходит. Ей и в самом деле удалось изобразить наивную хитрость – я, признаться, даже не ожидала от нее такой игры. К своему стыду я никогда не видела в ней задатков настоящей актрисы.

Недурна собой, довольно интересна как личность, но лишена всякого драматизма как тип – если ты понимаешь, что я имею в виду.

Но, стало быть, я ошибалась. Ингеборг обладает неожиданными внутренними ресурсами. Если сравнить ее сегодняшнее выступление с ролью Орлеанской девы, которую она играла всего лишь месяц тому назад, то можно понять, сколь широки ее возможности. Я, по правде говоря, никогда не считала, что Орлеанская дева ей удалась – она произносила свои реплики, словно проповедь с кафедры, и это в конце концов вывело меня из себя. Но теперь, увидев ее в роли Пичужки, я подумала, что, возможно, тогда Ингеборг была не так уж плоха в роли Орлеанской девы.

Или, может, я просто не захотела признать ее успеха.

Существует же такое понятие, как зависть.

В театральном мире, пожалуй, трудно найти человека, целиком и полностью свободного от этого недуга. Об этом надо помнить. Но от зависти актеру необходимо избавляться в первую очередь. Иначе он вряд ли достигнет высот. Я постоянно борюсь с ней – беспощадно и довольно успешно, если можно так выразиться. Это совершенно необходимо. Даже просто из инстинкта самосохранения. Дай я волю своей зависти, я тут же ослепла бы на оба глаза, полностью оглохла и напрочь потеряла бы всякую способность здраво рассуждать.

Берта где-то отыскала одну цитату из Гёте, которую я тотчас записала и прикрепила ко всем своим зеркалам. Вот она:

Любовь – единственное спасение, когда мы видим достоинства, превосходящие наши, в ближнем нашем.

Хотя я и заучила эти слова наизусть, каждый день вновь и вновь перечитываю их. Недостаточно просто думать о них или держать их в памяти, важно всегда иметь их у себя перед глазами, постоянно видеть их, запечатлеть в уме каждую букву – только тогда можно по-настоящему проникнуться ими… и жить в соответствии с ними.

Единственное спасение – вот именно! Я знаю, это сущая правда.

Эти слова сохраняют свою силу при всех жизненных обстоятельствах, это слова, которые, пройдя через мозг великого Гёте и очутившись на бумаге, не исказились, не потеряли своего изначального смысла.

И пребудут такими же истинными и неоспоримыми во все времена.

Этого, к сожалению, нельзя сказать о моих собственных более или менее продуманных изречениях. Они редко доживают до того, чтобы быть изложенными на бумаге. А если вдруг и оказываются на ней, то превращаются в не что иное, как в умничанье. И к тому же весьма недолговечны.

Все это, видимо, означает, что я глубоко завидую Ингеборг, но спасаюсь от этого любовью. Любовью к профессии и к самой виновнице моей зависти, то есть в данном случае к Ингеборг.

Я не пытаюсь скромничать, у меня, бесспорно, тоже есть дарование. Но мне этого мало – я хочу иметь талант Ингеборг! Я не могу довольствоваться только собственными успехами! Я хочу иметь ВСЕ! И твой талант, и мой, и ВСЕХ ДРУГИХ людей!

Так что теперь ты это знаешь, Сага!

Кстати, мне все больше и больше нравится Ингеборг – и как личность тоже. В ней есть то, что по-настоящему интересует меня. Когда-нибудь я все-таки обязательно приглашу ее на день рождения.

Но сейчас на носу Рождество. Которое нам нужно каким-то образом пережить.

Как ты считаешь, Сага? Может, нам все-таки передумать?

И поехать в Замок Роз? К маме?

Или лучше навестить папу?

Нет, это, пожалуй, будет еще труднее.

Проблемы с мамой хотя бы ясны. О них я уже говорила. Но вот с папой… Нет, я не решаюсь… Я ведь его почти не знаю.

Останемся же подобру-поздорову дома. Так будет лучше.

Кстати, мы с тобой еще не были в Театре драмы и не видели постановку «Гамлета».

С Андерсом де Валем в главной роли. И Марией Скилдкнехт в роли Офелии.

Или пойдем лучше в Шведский театр на «Белую лебедь»!

С Турой Юханссон, которая кажется мне очень одаренной актрисой. Кстати, она переменила фамилию, теперь ее зовут Тейе. Тура Тейе – не правда ли, звучно?

Говорят, она просто обворожительна в этой роли.

Кстати, а как мне назвать себя? Каролина Якобссон – не слишком запоминающееся имя. Не знаю, откуда Ида взяла его. Впрочем, кажется, ее отца звали Якобом? Да, кажется, так. Совершенно точно, его звали Якоб де Лето.

Мамина девичья фамилия была де Лето.

Каролина де Лето… Нет, никогда в жизни! Тогда уж лучше оставить фамилию Якобссон.

Так что нас с тобой, Сага, ждет театральное Рождество!

Не беспокойся. Мы найдем, чем себя утешить.

Твоя К.»

Но приходят все новые письма. Лидии очень хочется собрать всех детей в Замке Роз. Она умоляет Каролину приехать. Все-таки Рождество. Они так расстроились, когда получили ее письмо. Может, Каролина передумает?

Нет. Ни за что. Она уже твердо решила. И не собирается отказываться от своих планов.

Берта тоже прислала ответ; она тоже разочарована, но не выказывает своих чувств. Она понимает, что человеку иногда необходимо побыть одному, даже если на дворе Рождество. Берта пишет, что к ним обязательно приедет бабушка, и Каролина чувствует, что это приманка.

Но будет твердо стоять на своем.

Она уже начала готовиться к Рождеству в одиночестве.

Поняв, что Каролина не собирается менять свое решение, Лидия снова пишет ей и настойчиво просит справлять Рождество в квартире на улице Сведенборга, а не в ее маленьком «закутке», как она называет квартирку Каролины. Дома у Лидии намного удобнее, в подвале полно дров, в кладовке – муки и сахара, чая, кофе и прочих деликатесов, которых к Рождеству вполне может не оказаться на прилавках. Каролина может взять все, что хочет. Лидия умоляет ее перебраться туда, чтобы ей не пришлось волноваться о том, что дочери будет чего-то недоставать.

Но Каролина собирается остаться в своем «закутке». Она лишь почувствует себя еще более одинокой, если будет справлять Рождество в огромной и пустой маминой квартире.

Она не имеет ничего против того, чтобы взять там немного чая, но больше всего ей нужны стеариновые свечи. Она знает, что мама запаслась ими в большом количестве прошлой весной. Те свечи, которые Каролина на днях купила, очень быстро сгорают.

В маминой квартире Каролина не была с тех пор, как переехала. И она отправляется туда – но как только вставляет ключ в замок, ее охватывает тяжелая тоска по прошлому. Она чувствует, как сердце буквально сжимается.

В квартире холодно. Когда Каролина открывает входную дверь, холодный воздух бьет ей в лицо. Шторы на окнах плотно задернуты, в доме царит полумрак. Она вспоминает покои Лидии в Замке Роз. В них тоже всегда была полутьма. Поначалу они были заперты, и никто, кроме Акселя Торсона, не имел к ним доступа. Но однажды Берта побывала там вместе с Розильдой без разрешения. Много позже она рассказала об этом Каролине. Аксель Торсон тогда случайно застал их там, за что очень на них рассердился.

Сама Каролина, как ни странно, никогда не пыталась туда проникнуть. Она держалась подальше от запертых комнат. И только после пожара, когда Лидия наконец появилась перед своими близкими и покои вновь были открыты, Каролина впервые зашла туда. В них царила пустынная, неприютная атмосфера. Как в могильном склепе. Каролина прекрасно поняла Лидию, которая не захотела там жить и переехала к Амалии, своей старой няньке.

Все же довольно странно, что мама вообще пожелала взять с собой хоть что-то из своего мрачного жилища. Блуждая в одиночестве по холодным комнатам, Каролина чувствует, что страданием здесь пропитана каждая вещь. Она будто ощущает какую-то неясную угрозу и прибавляет шагу в поисках того, за чем пришла.

Чай и кофе хранятся в кладовке на кухне. Она думала, что и свечи там же, но их нет, и Каролина нигде не может их найти. Она покупала их вместе с мамой, но никак не может вспомнить, куда они их потом положили. Она ищет повсюду: в кухонных шкафах, в буфетной, в сервантах в столовой. И все напрасно. Свечей нигде нет.

В прихожей стоит старый сундук. Он не заперт, в замке торчит ключ. Каролина открывает крышку: не потому, что надеется найти там свечи, а потому, что не знает, где еще искать.

Разумеется, никаких свечей там нет и быть не могло. Сундук почти пуст, если не считать нескольких книг и старых газет, которые в беспорядке разбросаны на дне. Но поверх них – небольшая коробка со старыми письмами и фотографиями. Крышка от коробки лежит рядом, на книгах.

Каролина испуганно вздрагивает. С одной почти совсем поблекшей фотографии на нее смотрит пара встревоженных глаз. Женское лицо крупным планом. Довольно молодая женщина с подчеркнуто дисгармоничными чертами лица.

Сердце Каролины начинает бешено колотиться. Она холодеет, тело охватывает дрожь. В этом лице она видит знакомые, даже очень знакомые черты. Будто перед ней предстал призрак. Каролина не хочет верить своим глазам.

Кто эта женщина?

Сначала Каролина думает, что это Лидия в молодости, но потом понимает, что вряд ли. Конечно, в обеих женщинах есть некоторое сходство, совершенно очевидно, что они связаны узами родства, но это не может быть Лидия. Судя по одежде женщины, фотография очень старая,

Каролина лихорадочно перебирает снимки, чтобы понять, кем может быть эта женщина. Все содержимое коробки – в основном фотографии, где она снята либо одна, либо вместе с кем-то.

Есть снимки, на которых она изображена с Лидией. С Лидией разных возрастов: с Лидией – маленькой девочкой, молодой девушкой, взрослой женщиной. Та, другая женщина, почти одинаково выглядит на всех фотографиях. Время не оставляет на ней следов, меняются ее одежда и прически, но лицо остается таким же молодым. И таким же отталкивающим. На одной из ранних фотографий – снятой, должно быть, в ранней юности – у женщины на шее висит ожерелье из горного хрусталя, которое Каролине очень знакомо. Это ожерелье принадлежит теперь ей, но она его никогда не надевает. Когда-то она получила его в подарок от Лидии, которая в свою очередь получила его от своей матери в день конфирмации.

На некоторых снимках рядом с женщиной молодой мужчина. На нескольких из них присутствует и новорожденный ребенок – это, должно быть, Лидия. Молодой мужчина держит на руках младенца. На обороте некоторых фотографий встречаются надписи о том, когда сделан снимок и кто на нем изображен.

Постепенно до Каролины доходит, что женщина, которая кажется ей такой знакомой – и в этом она чувствует для себя какую-то угрозу, – это мать Лидии – Клара де Лето.

Бабушка Каролины по матери.

Женщина, о которой она не слышала ни одного доброго слова. Мама никогда не рассказывала о ней Каролине. Но Каролина все равно кое-что знает – отчасти из рассказов Амалии, но в первую очередь из рассказов Берты. Знает, что судьба ее была трагичной, а сама она беззастенчивой и несчастной эгоисткой.

Так вот она, бабушка!

Эта женщина с неприкаянной душой, причинившая всем столько страданий!

Каролина даже не пыталась заглядывать в далекое прошлое. Все равно его не узреть. Ида никогда ничего ей о себе не рассказывала. Не хотела посвящать ребенка в свое мрачное прошлое. А Каролина никогда не размышляла о своих корнях. Для нее было достаточно того, чтобы разобраться в том, кто ее родители. Братья и сестры. Дальше этого она и не задумывалась. Во всяком случае, по линии матери. На маме генеалогическое древо заканчивалось. Ида – или Лидия – заслоняла собой все прошлое.

И вот Каролина стоит с фотографией бабушки в руках. Она с тревогой всматривается в бабушкино лицо. С годами фотография сильно потускнела, но черты видны довольно ясно. Особенно взгляд бабушкиных глаз.

Каролина осторожно подходит к зеркалу в прихожей, держа фотографию на уровне лица. Широко раскрыв глаза, пристально всматривается то в фотографию, то в свое лицо. И в ужасе закрывает рукой глаза.

Какое страшное открытие!

На фотографии могла бы быть изображена сама Каролина.

Клара де Лето считалась красавицей. Вполне возможно, так оно и было, Каролине сложно об этом судить. Сама она вовсе не красавица, но дело не в этом. Красивый и некрасивый человек могут как две капли воды быть похожими друг на друга.

Каролина не считает себя ни красавицей, ни дурнушкой, но сходство с Кларой де Лето несомненно. Она видит это собственными глазами. От этого никуда не денешься, и это невозможно отрицать. Как бы ей того ни хотелось!

Странно, что никто не обратил на это внимания в Замке Роз! Как они могли не заметить этого рокового сходства?

Конечно, Арильд и Розильда были слишком малы, когда умерла их бабушка. Они вряд ли ее помнили. Но Амалия? Которая видела Клару де Лето еще юной? И сама Лидия? Чья судьба так неразрывно связана с ее злосчастной матерью?

Лидия должна была заметить, как они похожи!

Или тогда это сходство не было столь очевидным?

Может, Каролина так стала похожа на свою бабушку только в последнее время? Сама она не в состоянии об этом судить.

Может быть, поэтому мама и покинула ее? Не смогла больше видеть ее лицо, которое с каждым днем становилось все больше и больше похожим на лицо Клары?

Каролина пристально и серьезно всматривается в свои глаза. С очень серьезным видом. К такому она совсем не готова. Не могла и предполагать такое. Открытие потрясло ее до глубины души.

Она поворачивает голову и подробно изучает свой профиль.

Нет ли на нем следов той же неприкаянной души, как у бабушки?

Сложно сказать.

Можно только утверждать очевидное.

В зеркале перед собой Каролина видит отражение Клары де Лето. Каролина приходит в отчаяние. Она слишком хорошо понимает, какое будущее может быть ей уготовано.

Какая ужасная у нее наследственность!

Еще один призрак, еще одна тень, с которой придется бороться!

Каролина кладет фотографию обратно в сундук и запирает его на ключ.

Хорошо, что она отказалась погостить в Замке Роз. С таким лицом ехать туда невозможно!

В квартире ледяной холод. Каролина мерзнет, дрожит и быстро уходит. Так и не найдя свечей.