Тайны кремлевской охраны

МОЛЧАНИЕ ОХРАННИКОВ

Можем ли мы представить, какие чувства испытывают охранники?

Однажды И. В. Сталин пригласил к себе маршала С. М. Буденного. Когда они подошли к угловому подъезду здания правительства в Кремле, охранник, стоявший на посту у входа, «неестественно напрягся, встал по команде “Смирно” и взял под козырек». Сталин и Буденный обратили на него внимание.

Они остановились, чтобы внимательнее рассмотреть младшего лейтенанта. Сталин спросил: «Как ваша фамилия, товарищ младший лейтенант?». Ответа на вопрос не последовало. Сталин повторил свой вопрос, но офицер молчал, только еще больше старался выпрямиться.

Сталин и Буденный переглянулись и прошли к лифту, а младший лейтенант еще долго не мог прийти в себя. Он впервые после окончания специальной школы НКВД был поставлен на пост и так близко увидел Сталина. Выходя из здания правительства, Сталин вновь обратил внимание на охранника. Он остановился и еще раз спросил его: «Ну как, сейчас вы можете назвать свою фамилию, товарищ младший лейтенант?». Охранник ответил: «Так точно, товарищ Сталин. Солдатов моя фамилия. Михаил Солдатов». — «А почему вы раньше не назвали ее?» — поинтересовался Сталин. На что молодой охранник сказал: «Увидел впервые вас и товарища Буденного, и память пропала. Забыл и не мог вспомнить свою фамилию, товарищ Сталин». — «У вас прекрасная русская, народная фамилия, товарищ Солдатов. Никогда не забывайте ее и будьте всегда достойны этой фамилии. Желаю вам успехов, товарищ Солдатов», — сказал Сталин. — «Есть не забывать свою фамилию, товарищ Сталин!» Эта история рассказана генерал-майором Докучаевым в книге «Москва. Кремль. Охрана». Из всего вышесказанного автор делает вывод, что «этот эпизод наглядно показывает, как трудно порой бывает сотрудникам госбезопасности вести себя естественно, оказавшись рядом с высокими советскими и иностранными руководителями».

Солдатов стал надежным, очень добросовестным телохранителем. Хрущев, став у руля государства, приказал оставить его в Кремле.

В июне 1961 года Солдатов показал, на что он способен. Хрущев в то время прибыл с официальным визитом в Австрию.

На венском вокзале его встречали руководители этой страны.

Из здания вокзала советский лидер выходил вместе с канцлером Австрии Бруно Крайским. Они что-то оживленно обсуждали. На привокзальной площади было много людей. В Вене жизнь протекала по обычному распорядку. Полиция образовывала коридор для прохода — только и всего.

Хрущев с Крайским следовали к сверкающим черным лаком машинам, возле которых уже стояли сотрудники спецслужб и придерживали открытые дверцы.

Когда до автомобиля Хрущева оставалось не более десятка шагов, из толпы к его ногам полетел какой-то пакет. В ту же секунду темная фигура взвилась в головокружительном прыжке и накрыла упавший пакет своим телом. Это Солдатов, сотрудник службы безопасности Хрущева, решил, что брошено взрывное устройство, пытался поймать его на лету, а когда это не получилось, принял взрыв на себя.

Взрыв не последовал. Когда Солдатов вскрыл пакет, в нем оказалось письмо на имя Хрущева. Автор, выходец из Румынии, просил помочь ему вернуться на родину.

Взаимоотношения охранников и охраняемых временами вовсе не просты.

В этих взаимоотношениях есть тонкие нюансы. По утверждению генерал-майора в отставке Михаила Степановича Докучаева, «каждый сотрудник безопасности хорошо понимает, что ему доверяется судьба и жизнь охраняемого лица и его родственников. С ним советуются по важным семейным вопросам и доверяют тайны. Отношения порой перерастают в очень близкие, и здесь не должно быть фальши, ибо этим теряется доверие. Такие отношения, как правило, продолжают оставаться и по выходе охраняемых лиц на пенсию, после политических падений или служебных потрясений. Сотрудники безопасности, верные своему служебному долгу, в таких случаях обычно находятся рядом с ними, поддерживают их морально и физически.

В этом плане много внимания сотрудникам охраны приходится уделять урегулированию различных инцидентов, происходящих с членами семьи охраняемого лица (автоаварии и ссоры в общественных местах, участниками которых становятся дети или внуки охраняемых, нежелательные знакомства, настойчивое стремление со стороны посторонних лиц через родственников найти подходы к охраняемым и т. п.). Примеры этому можно найти почти во всех семьях высоких руководителей.

В работе сотрудников безопасности и обслуживающего персонала на дачах, в квартирах, во время отдыха не допускается излишнего предпочтения женской половине семьи охраняемого, чтобы не вызвать ревность и подозрения. Со стороны официанток и сестер-хозяек не должно быть таких проявлений в отношении охраняемого лица и других родственников-мужчин. В этой части имело место немало неприятных случаев, в результате чего сотрудники всегда оказывались виновными. В лучшем случае их переводили на другие участки работы, а чаще увольняли со службы».

Охранники — спутники, тени. Их функция — быть рядом. Самые неожиданные вещи происходят, когда охранники выходят из политической тени. Нарушается их традиционная роль — хранить, оберегать и защищать нечто более существенное, значительное и ценное, чем они сами. Размышления о доступности и недоступности власти, о ее влиянии на личность, а также особенности служебной карьеры могут превратить стража в писателя-мемуариста.

Насколько часто в их душу закрадывается обида на охраняемое «тело»?

Думаю, что не ошибусь, если скажу, что во многих случаях отношения охранника и охраняемого можно назвать платонической любовью.

Исходной точкой этики Платона является следующее воззрение: высшая задача человека заключается в том, чтобы подняться над миром несовершенного, очистить душу от всего телесного, от всякого чувственного ощущения и желания и привести ее к познанию вечного бытия, — говоря короче, сделаться подобным Богу. Справедливость является добродетелью, заключающей в себе все остальные; она — цель, к достижению которой в практической жизни должны стремиться все люди. Но для того чтобы справедливость достигла своего полного развития, необходимо существование государства. Целью государства является осуществление идеи добра. Но лишь одни философы могут познать и охватить полностью эту идею. Вот почему одни лишь философы могут быть руководителями и управителями государства.

Платон первым обозначил виды любви, навсегда связал свое имя с открытием любви духовной, без чувственного элемента. Вот что пишет о платонической любви русский философ А. Ф. Лосев в своей книге «История античной эстетики»:

«С точки зрения Платона, тело является не очень надежным предметом для любовного влечения. Оно и слабое и ничтожное, то больное, то здоровое, а то и просто смертное, оно умирает, исчезает, забывается, забывается сначала не всеми, а потом и всеми. Куда надежнее душа. Но и души человеческие тоже слишком капризны, слишком неустойчивы, слишком истеричны, слишком нуждаются во всем, и прежде всего в воспитании, и тоже уходят куда-то в неизвестную бездну, откуда еще неизвестно когда они вернутся и вернутся ли. Произведения души и ума как будто бы более устойчивы и более заслуживают быть любимыми. Произведения науки и искусства, конечно, тоже влекут к себе с огромной силой и тоже заставляют их любить и на них любоваться. Но что такое наука? Сегодня она есть, а завтра ее забыли. И что такое искусство? Сегодня им любуются, а завтра его проклинают. Нет, уж если любить, то давайте любить, думает Платон, что-нибудь более надежное, более устойчивое. И если уж иметь к чему-либо любовное влечение, вот эту самую безумную страсть к порождению, то уж лучше тогда любить вечное и неизменное, вступать в брак с идеальным и страстно увлекаться чем-то бессмертным и небесным».

Идея власти бессмертна. Идеи нельзя воспринять при помощи чувств, они не могут быть мыслимы, но они представляют собой чистое, духовное бытие, которое вечно существует само по себе, независимо от знания и восприятия каждого отдельного человека.

Книгу главного телохранителя президента России с полным правом можно назвать книгой о любви. О любви к Родине и к президенту. Долгое время для Александра Коржакова Россия ассоциировалась с Ельциным. Все, что было хорошо для президента, было прекрасно и для Родины. А что было прекрасно для Родины, то радовало и генерала. Примеров тому в книге достаточно. Но наступил кризис.

«Таня, если я тебе скажу, что не люблю Бориса Николаевича, то это будет слишком мягко сказано», — так звучит ключевая фраза книги Александра Коржакова, сказанная дочери президента Татьяне за три месяца до выборов. Перед этим Татьяна сказала: «Вы ведь так его любите». Так был подведен итог. Происходило все во время выборов. Далее следует психологический этюд: «Уставившись в одну точку, я долго сидел в кресле. Меньше всего меня беспокоило то, что дочка передаст недобрые слова папе. Я не боялся отставки, не пугал меня разрыв отношений с президентом. Впервые за последние три года я вдруг осознал, что никогда не любил Ельцина как человека».

Полтора часа ежедневно генерал Коржаков диктовал книгу про свою жизнь и работу. Каков он, генерал Коржаков? Преданный и проданный друг? Верный слуга или зарвавшийся охранник? Игрок, затеявший рискованную игру? Или это человек, у которого действительно после отставки появилось свободное время и он посвятил себя размышлениям о «времени и о себе» и, конечно, об охраняемом.

Бывший пресс-секретарь Бориса Ельцина Вячеслав Костиков, которого Александр Коржаков тоже не обошел вниманием в своей книге, так характеризовал главного телохранителя президента: «Нужно сказать, что природа не обделила Коржакова способностями: у него отличная память, быстрый ум, врожденная ирония. Иногда он казался мне бесхитростным человеком. Думается, что у него нет серьезных аналитических способностей или они не получили развития в силу специфики труда, и совершенно напрасно он поддался соблазну создать при себе аналитическую службу. Со временем он сам стал как бы заложником тех «аналитических» упражнений и выводов, которые ложились ему на стол. Опасность состояла, по-видимому, в том, что он механически переносил их на стол президенту, не имея достаточных знаний для критического анализа.

Коржаков постоянно сидел на телефонах в своем совсем крошечном кабинете неподалеку от президентского блока. У Коржакова в те времена не было вкуса к роскоши или помпезности. Небольшая комната обставлена более чем скромно. Стол с телефонами, простой шкаф для одежды. В этом же шкафу он хранил и небольшой набор оружия. На маленьком столике бутылки с водой и стаканы. Ни водки, ни коньяка в его кабинете я никогда не видел. Нужно сказать, что он не большой любитель выпивки. Я ни разу не видел его в состоянии явного опьянения. О количестве выпитого им можно судить разве что по тому, как часто он вынимает из кармана носовой платок, чтобы утереть обильную испарину на мясистом круглом лице. От необходимости выпивать «за компанию» он явно страдает. Но должность обязывала.

Отношение к людям у него было простое: к сторонникам президента он был неизменно доброжелателен, терпим к их недостаткам, никогда не отказывался помочь. Врагов Ельцина воспринимал как личных врагов, с ними был агрессивен, резок, нередко несправедлив. Понятий «хороший» и «плохой» человек для него абстрактно не существовало — все зависело от отношения к Ельцину. Даже за незначительное уклонение от линии президента он готов был записать человека в предатели».

Всегда трудно понять: кто кого предает. Всякие испорченные отношения — драма.

Я думаю, что даже наедине с самим собой участники драмы не могут ответить на вопрос: кто же из нас был прав? Просто наступает момент, когда все рушится. Рушится и переходит в другое качество. Вот что происходит с человеческими отношениями. Что-то уходит безвозвратно. Генерал Коржаков так описывал чувство, которое появилось после отставки: «У меня было такое ощущение, будто я снял с шеи натиравший кожу хомут, а со спины — тяжелый груз. Позднее я понял, что это был груз ответственности, которую я нес за безопасность президента. Одной размашистой подписью Ельцина я был освобожден от тех обоюдных клятв и присяг, которые мы давали друг другу.

Клятвы, видимо, глубоко в подсознании ассоциировались с хомутом».

Так как власть сулит разные блага, устоять против которых порой очень трудно, все правители без стеснений пользуются этими привилегиями. И правители, и их родственники, и их приближенные. Книгу Александра Коржакова про Ельцина, с которым тот проработал немало — одиннадцать лет бок о бок, в основном ругают, называя автора Полканом. В книге описаны правдивые истории из жизни президента и его окружения.

Уволенный начальник охраны президента написал книгу «Ельцин: от рассвета до заката», после появления которой вся семья Ельциных была в шоке. Внучка Бориса Ельцина, Катя, сказала французским журналистам: «Я пробежала первые десять страниц и не смогла дальше. Важно не то, говорит Коржаков правду или нет. Важно то, что этот человек проводил большую часть своего времени в нашем кругу и что мы действительно считали его членом семьи. В этих обстоятельствах его поступок хуже, чем предательство. Я никогда не любила Коржакова из-за двуличного блеска в глубине его глаз. Но я не была готова к подобному с его стороны, а дед и того меньше. В тот день, когда вышла книга, он пришел домой с мрачным лицом и ни с кем не разговаривал. Дедушка — человек скупой на слова. И он не любит изливать душу. Всегда трудно понять, насколько ему плохо».

В предисловии к своим воспоминаниям генерал Коржаков отвечает на несколько принципиальных вопросов, среди которых: «Не опасаюсь ли я обвинений в предательстве?». На это вопрос он дает такой ответ: «Нет. Достойно расстаться с человеком, тем более близким, всегда труднее, чем сойтись. Я готов был к джентльменскому «разводу» — молчать, молчать и еще раз молчать. Но травля в прессе, развязанная «обновленным» окружением президента, угроза физической расправы со мной, доведенная до моего сведения дикая формулировка «семья дала разрешение на арест Коржакова» расставили все точки над «і». Увы, но предал меня и нашу многолетнюю дружбу сам Борис Николаевич».

Эпиграфом к своей книге Коржаков взял высказывание французского дипломата и мастера тонкой политической интриги Шарля Мориса Талейрана: «Целые народы пришли бы в ужас, если бы узнали, какие мелкие люди властвуют над нами». Сам Александр Коржаков объяснил причину, по которой была написана книга, так: «Чтобы люди читали. Когда я занимался 24 часа в сутки охраной президента, мне некогда было писать книжки». Само название книги говорит о том, что охрана была «от рассвета до заката».

Одно из интервью генерала Коржакова было записано для передачи «Совершенно секретно.» Интервью записывалось в три этапа: Сочи — во время теннисного турнира «Большая шляпа»; на охоте в одном из хозяйств Подмосковья; и, наконец, в Москве, на квартире А. В. Коржакова. Интервью не было показано по телевидению, но было напечатано в газете «Совершенно секретно»:

«В 87-м я охранял Ельцина один. Помочь на митингах я приглашал ребят из кооператива «Пластик-центр». Не для охраны, а просто для поддержания порядка. Оружия почти ни у кого не было. У меня в машине была дубинка и нож десантный, я его из Афганистана привез. Еще ракетница была охотничья.

— Вы были крупной политической фигурой — давайте реально смотреть на вещи. Неужели для вас не было унизительным, выходя из машины, открывать президенту дверь?

— У нас сложилось так. Царь выходил из кареты — ему дверь открывал адъютант. Чином он был обязательно не ниже генерала. Сейчас президент при нашем российском менталитете тот же царь. Нет, меня это не унижало.

— К вам он обращается на «вы» или на «ты»?

— Только на «вы». В первый год президент иногда называл меня Александром, без Васильевича, но тоже на «вы». А потом только Александром Васильевичем. Видимо, потому, что сам надавал мне должностей и званий. Он всех и всегда называет по имени-отчеству и на «вы», кроме членов своей семьи, конечно».

Друг генерала Коржакова, бывший комендант Кремля и экс-директор ФСБ, Михаил Барсуков после отставки отправился на дачу. В отличие от Коржакова Барсуков публиковать каких-либо сведений о Борисе Ельцине не стал.

Обычно когда начинают цитировать книгу Александра Коржакова, то цитируют фрагменты, которые связаны с проблемами алкоголя. На мой взгляд, это не самое интересное в книге. Меня больше интересуют чисто психологические моменты. А что касается алкогольных проблем, то кто с ними не сталкивался в свой жизни. Были и в семье Михаила Горбачева проблемы с алкоголем. Вот что сообщает бывший телохранитель Горбачева, выступивший под псевдонимом Ян Касимов: «Знал он все об Анатолии (зяте — В. К.), о том, для чего тот вечерами, случалось по несколько часов, просиживал в гараже. Поэтому М. С. не раз проводил с ним воспитательные беседы на тему: «Трезвость — норма жизни».

Зарубежная традиция Р. М.: в составленной заранее программе непременно фигурировала «прогулка по городу», где полчаса уделялось «чашечке кофе» в какой-нибудь «забегаловке» на старинной площади.

С соратниками М. С. был всегда на «ты». В том числе и с людьми много старше его. Сколько раз мне приходилось видеть, как Александр Яковлев обращался к нему: «Михаил Сергеевич, а вот еще информация для Вас…» А М. С. ему: «Спасибо, я с тобой после поговорю».

То есть он всегда был безупречно вежлив со всеми, если бы не это «тыканье». Оно резало слух, но объяснялось просто: несмываемая печать «партийного секретаря». Но эта пожизненная печать тускнела, когда М. С. оказывался вдруг в центре компании. А по призванию он настоящий тамада, душа вечеринок. Случалось это крайне редко. Но коли случалось, я знал, что М. С. мгновенно раскрепостится.

За столом М. С. заразительно смеялся, часто рассказывал о своем детстве и юности. Всегда напоминал: «Я же деревенский парень, комбайнер». Произносил это без позы, было видно, что он совершенно искренне гордится своей биографией. Мог рассказать анекдот о себе, который, как ему заранее докладывали, в тот момент пользовался популярностью в народе.

Поесть М. С. любил, хотя без особого гурманства, без явных предпочтений к какой-либо конкретной кухне. Некоторые ограничения накладывались только из-за того, что он страдал сахарным диабетом.

А пил он мало: ну разве это много — бутылка армянского коньяка на четверых — пятерых. Помимо армянского пятизвездочного коньяка предпочитал «киндзмарэули» и «вазисубани». Основным же его питьем был чай с можайским молоком.

Иногда, когда становилось совсем невыносимо нести бремя генсека и президента СССР, М. С. выплескивал всю душу, все, что вынужден был подавлять из-за политических игр, в песнях».

Настоящий «ас» охраны должен обладать многими, если не всеми, качествами, какие требуются от ценного работника гражданских или военных учреждений. Если его мужество и честность вызывают хотя бы малейшее сомнение, его начальник не рискнет довериться ему в трудную минуту.

Охранник обязан быть не только предан делу и долгу, но и лишен чувства себялюбия. Он должен быть чужд всякого бахвальства и других проявлений несдержанности; быть в такой же мере правдив и морально устойчив, как и решителен, изобретателен, бдителен. Кроме того, охранник, состоящий на действительной службе, должен быть приучен к полному душевному одиночеству. Его профессия — профессия особого рода. Сам не доверяя никому, он нередко обязан завоевать доверие к себе.

Большую часть своей работы охранник, агент должен выполнять единолично. Он должен рассчитывать только на себя. Бывший пресс-секретарь президента Вячеслав Костиков писал: «Сконцентрировав за спиной президента огромную власть, Коржаков так и не стал политиком. Видимо, отсюда и развившаяся склонность к упрощенным решениям. Чаще всего он действовал, или советовал президенту действовать, исходя из сиюминутной целесообразности. Многократно, как и сам президент, он ошибался в людях.

Что касается самого Коржакова, то я не замечал в нем склонности к лести, в том числе и к президенту. Это выгодно отличало его от некоторых других приближенных. Он был одним из немногих, кто мог сказать Борису Николаевичу правду. По-своему старался он оградить президента от некоторых «народных» чрезмерностей и шел ради этого на простенькие ухищрения… но в конечном счете всегда проигрывал. В группе помощников знали, что между ним и президентом на этой почве было несколько серьезных столкновений. Я сам неоднократно был свидетелем, когда Коржаков выговаривал людям, которые лезли к президенту с преувеличенными похвалами: «Борис Николаевич, как вы здорово им врезали! Борис Николаевич, ну вы просто мастерски это провели!..»

Несмотря на близость к президенту, Коржаков, в бытность мою в Кремле, держался просто и скромно. На приемах, во время обедов или ужинов в узком кругу он всегда старался сесть с края стола. В разговоры никогда не встревал, ограничиваясь иногда ироническими замечаниями. У него неплохое, несколько грубоватое чувство юмора. Его влияние на президента было весьма значительно и из-за давности знакомства, переросшего фактически в мужскую дружбу, и из-за того, что президент не мог не чувствовать его искренней преданности, а следовательно, доверял ему. Да и просто, в житейском плане, они были почти неразлучны».

Государство — объединение людей, установленное их общим договором, в силу которого все обязуются подчиняться единой воле, воле одного человека или собрания и не оказывать этой воле никакого сопротивления. Люди подчиняются или тому, кого боятся, или тому, от кого ожидают для себя защиты. Задача охранника — защищать того, от кого ждут защиты все остальные.

В одном из своих многочисленных интервью Александр Коржаков сказал: «Мне не стыдно за работу в службе безопасности президента. Я ее честно выполнял, и ко мне люди шли. Я работал добросовестно и хорошо, и сейчас кадры сохранились».

Генерала Коржакова обвиняют в предательстве и мстительности. При этом как будто забывают, что генерал Коржаков — далеко не первый охранник, написавший книгу мемуаров. К примеру, воспоминания начальника личной охраны Брежнева и Горбачева Владимира Медведева не стали сенсацией и не вызвали, в отличие от книги Коржакова, бурной реакции в обществе. Все дело в том, что Медведев писал о Брежневе, который умер, и Горбачеве, который был отстранен от власти. К реальной власти герои его воспоминаний отношения уже не имели, они стали историей. Брежнев в его воспоминаниях предстает благородным патриархом, «отцом родным», особенно внимательным к обслуживающему персоналу и охране. В последнем сомневаться не приходится. Ведь самый любимый зять Брежнева Чурбанов был именно из охраны. Юрий Чурбанов не остался в долгу перед памятью тестя, он написал воспоминания о своей жизнь в семье Брежнева. В его мемуарах подчеркиваются все те же положительные качества Ильича — его доброта, человечность, забота о ближних. «Когда мы прилетали в Крым, — вспоминал Юрий Чурбанов, — он всегда сам садился за руль, но не своего большого «ЗИЛа», конечно, а «иномарки», специально туда доставленной. И рядом с ним был не начальник охраны, как полагалось по инструкции, рядом с ним садилась Виктория Петровна, постоянно говорившая своему супругу только одно: не надо ездить быстро. К ее советам и просьбам Леонид Ильич обычно прислушивался. Вот так мы и шли по трассе: впереди машина ГАИ, потом охрана, затем «иномарка» с Леонидом Ильичем и Викторией Петровной, а за ними — мы с Галей. Что и говорить, любил Леонид Ильич садиться за руль, очень любил! Случалось, что на охоте он сам ездил и на «газике», и на «уазике». Да он и не думал никогда, что на него кто-то станет покушаться. И никаких покушений на жизнь членов Политбюро в 70-е, так же как и в первой половине 80-х годов, не было.

Вопросами охраны Генерального секретаря ЦК КПСС занималось Девятое управление КГБ СССР. Леонид Ильич имел небольшую охрану. Когда он ездил в зарубежные командировки, она усиливалась, но и принимающая сторона, в свою очередь, гарантировала личную безопасность высокого советского гостя. Все поездки Леонида Ильича за границу обычно проходили достаточно спокойно, в строгом, деловом режиме, никаких нежелательных эксцессов не было. Мне думается, что Леонид Ильич пользовался определенной симпатией не только среди руководителей западных стран, но и среди их деловых кругов. Я так уверенно об этом говорю, ибо Леонид Ильич почти всегда возвращался из своих поездок переполненный самыми различными впечатлениями и сам о многом подробно рассказывал. При нем была очень хорошая традиция: когда Леонид Ильич возвращался, все члены и кандидаты в члены Политбюро, секретари ЦК собирались в здании правительственного аэропорта Внуково-2, и Генеральный секретарь ЦК КПСС по свежим следам делился своими впечатлениями.

Тогда же принималось решение: принять к сведению информацию товарища Брежнева, одобрить итоги его визита и провести конкретные меры по таким-то и таким-то вопросам. Соответствующие ведомства тут же получали соответствующие указания. В зависимости от общего настроения и усталости Леонида Ильича эти встречи длились когда час, когда больше часа. Виктория Петровна ездила вместе с Леонидом Ильичом за рубеж всего один или два раза, да и то лишь в тех случаях, когда этого требовал протокол.

Именно в Крыму, кстати говоря, я непосредственно наблюдал, как Леонид Ильич работает. Его рабочий день начинался здесь в 8 утра. С помощником или двумя помощниками он уходил в свой кабинет, созванивался с теми руководителями крайкомов и обкомов, где имелись хорошие виды на урожай. Леонид Ильич всегда был противником повышения цен на хлеб, хотя некоторые члены Политбюро на этом настаивали. Он говорил: пока я жив, хлеб в стране дорожать не будет, и всегда очень переживал из-за положения с урожаем. То есть в Крыму Леонид Ильич работал так же плотно, как и в Кремле. А я просто удивлялся: зачем такой отдых нужен? Да и отдых ли это? Леонид Ильич купался примерно до восьми утра, плавал он великолепно, по полтора — два часа держался на воде, правда, в последнее время уже начинал уставать и поэтому старался не злоупотреблять водой. Он обычно делал легкую гимнастику, иногда принимал оздоровительный массаж. Потом, как я уже говорил, уходил в свой рабочий кабинет, и так было до самого обеда. Вечером — встречи с иностранными лидерами. К ним тоже надо было готовиться. Я видел, как он уезжал на эти встречи, какие папки с бумагами были у него в руках. После таких бесед он обычно возвращался очень уставший. Они проходили неподалеку: кажется, это была бывшая дача Сталина…

Сама дача, на которой мы жили с Леонидом Ильичом, когда-то принадлежала Хрущеву. Об этом рассказывали члены охраны. Обычный двухэтажный дом, по-моему, каменного строения, весь заштукатуренный и облицованный заново. Его несколько раз переделывали, менялась, очевидно, планировка комнат, появлялась новая сантехника, но в общем все оставалось, как было. На первом этаже находились две или три комнаты и спальня. Справа — кухня, неподалеку — маленький кинозал с бильярдом. Столовых было две: открытая, под тентом, и закрытая, если шел дождь. Спальня Леонида Ильича и Виктории Петровны находилась на втором этаже. Там же был его рабочий кабинет. Территория дачи на редкость ухоженная, но совсем небольшая; она не располагала к длительным прогулкам. Рядом — дом отдыха «Пограничник».

Возвращаясь с охоты в хорошем расположении духа, Леонид Ильич всегда говорил начальнику охраны: этот кусочек кабанятины отправить Косте — Черненко, вот этот — Юрию Владимировичу, этот — Устинову и т. д. Потом, когда фельдсвязь уже должна была до них добраться, брал трубку и звонил: «Ну как, ты получил?» — «Получил». Тут Леонид Ильич с гордостью рассказывает, как он этого кабана выслеживал, как убивал, какой был кабан и сколько он весил. Настроение поднималось еще больше, те в свою очередь благодарили его за внимание, а Леонид Ильич в ответ рекомендовал приготовить кабана так, как это всегда делает Виктория Петровна.

Все члены Политбюро, министры, работники центрального аппарата знали, что Леонид Ильич обладал достаточной работоспособностью. Она понизилась только в последние годы. Но на даче, конечно, он прежде всего отдыхал — много гулял, иногда один, иногда с кем-то из членов семьи, читал… Очень он любил возиться с голубями. На даче у Леонида Ильича была своя голубятня. Голубь — это такая птица, которая прежде всего ценится за красивый полет. Из числа охраны на даче был прапорщик-любитель, следивший за голубями, — но Леонид Ильич сам очень любил наблюдать голубей, их полет, кормил своих'«любимчиков», знал их летные качества. Он был опытным голубятником. Эта страсть осталась в нем еще от жизни в Днепродзержинске; он как-то рассказывал мне, что его отец тоже был голубятником… да чуть ли и не дед гонял голубей. Весь этот металлургический поселок держал высоколетных «сизарей». Часто Леонид Ильич сам проверял, все ли в порядке в голубятне, подобран ли корм, не мерзнут ли — если это зима — птицы. Побыв немного с голубями, Леонид Ильич обычно заходил в вольер, где жили собаки. Это была еще одна его страсть. Собак он тоже любил, особенно немецких овчарок, относился к ним с неизменной симпатией и некоторых знал, как говорится, «в лицо», по кличкам.

Субботними вечерами, в основном на отдыхе, он очень любил играть в домино с охраной. Вот эти игры просто сводили с ума Викторию Петровну, так как они обычно заканчивались около трех часов ночи, и она, бедная, не спала, сидела рядом с Леонидом Ильичом и клевала носом. Начальник охраны вел запись этих партий. Они садились за стол где-то после программы «Время» — и пошло! Игра шла «на интерес». Веселое настроение, шутки-прибаутки, но проигрывать Леонид Ильич не любил, и когда «карта» к нему не шла, то охрана, если говорить честно, старалась подыгрывать, а Леонид Ильич делал вид, что не замечает».

Долгое время начальником охраны Брежнева был Александр Яковлевич Рябенко. Более 35 лет отдал он службе обеспечения безопасности Л. И. Брежнева. Вместе со своими помощниками: В. Т. Медведевым, Г. Федотовым, В. Собаченковым, В. Н. Филоненко, В. П. Кирилловым, В. В. Богомоловым, В. М. Лукиным и другими — он делал все, чтобы обеспечить безопасность Леонида Ильича. По свидетельствам очевидцев, он пользовался в семье Брежневых авторитетом, был как родной, ему доверяли все сокровенные семейные тайны. Леонид Ильич и Виктория Петровна называли его Шурой, дети — дядей Сашей, внуки — Александром Яковлевичем.

Юрий Чурбанов утверждает, что жизни Брежнева ничего не угрожало, но на самом деле это не так. Жизнь Брежнева неоднократно подвергалась опасности, об одном таком эпизоде вспоминал бывший руководитель личной охраны Л. И. Брежнева генерал-майора КГБ В. Т. Медведев. «Весной 1982 года произошли события, которые оказались для Леонида Ильича роковыми. Он отправился в Ташкент на празднества, посвященные вручению Узбекской ССР ордена Ленина.

23 марта по программе визита мы должны были посетить несколько объектов, в том числе авиационный завод. С утра, после завтрака, состоялся обмен мнениями с местным руководством. Все вместе решили, что программа достаточно насыщенна, посещение завода будет утомительным для Леонида Ильича. Договорились туда не ехать, охрану сняли и перебросили на другой объект.

С утра поехали на фабрику по изготовлению тканей, на Тракторный завод имени 50-летия СССР, где Леонид Ильич сделал запись в книге посетителей. Управились довольно быстро, и у нас оставалось свободное время. Возвращаясь в резиденцию, Леонид Ильич, посмотрев на часы, обратился к Рашидову:

— Время до обеда еще есть. Мы обещали посетить завод. Люди готовились к встрече, собрались, ждут нас… нехорошо… Возникнут вопросы… Пойдут разговоры… давай съездим…

…Мы знали, что принять меры безопасности за такой короткий срок невозможно. Что делают в таких случаях умные руководители? Просят всех оставаться на рабочих местах. Пусть бы работали в обычном режиме, и можно было никого не предупреждать, что мы снова передумали и высокий гость все-таки прибудет. Здесь же по внутренней заводской трансляции объявили: едут, встреча — в цехе сборки. Все бросили работу, кинулись встречать.

Мы все-таки надеялись на местные органы безопасности: хоть какие-то меры принять успеют. Но оказалось, что наша, московская, охрана успела вернуться на завод, а местная — нет. Когда стали подъезжать к заводу, увидели море людей. Возникло неприятное чувство опасности. Рябенко (тогдашний начальник личной охраны Л. И. Брежнева) попросил:

— Давайте вернемся?

— Да ты что!

Основная машина с генеральным с трудом подошла к подъезду, следующая за ней — оперативная — пробраться не сумела и остановилась чуть в стороне. Мы не открывали дверцы машины, пока не подбежала личная охрана.

Выйдя из машины, двинулись к цеху сборки. Ворота ангара были распахнуты, и вся масса людей также хлынула в цех. Кто-то из сотрудников охраны с опозданием закрыл ворота. Тысячи рабочих карабкались на леса, которыми были окружены строящиеся самолеты, и расползались наверху повсюду как муравьи. Охрана с трудом сдерживала огромную толпу. Чувство тревоги не покидало. И Рябенко, и мы, его заместители, настоятельно предлагали немедленно вернуться, но Леонид Ильич даже слушать об этом не хотел.

Мы проходили под крылом самолета, народ, наполнивший леса, также стал перемещаться. Кольцо рабочих вокруг нас сжималось, и охрана взялась за руки, чтобы сдержать натиск толпы. Леонид Ильич уже почти вышел из-под самолета, когда вдруг раздался скрежет. Стропила не выдержали, и большая деревянная площадка — во всю длину самолета и шириной метра четыре — под неравномерной тяжестью перемещавшихся людей рухнула!.. Люди по наклонной покатились на нас. Леса придавили многих. Я оглянулся и не увидел ни Брежнева, ни Рашидова, вместе с сопровождавшими они были накрыты рухнувшей площадкой. Мы, человека четыре из их охраны, с трудом подняли ее, подскочили еще местные охранники, и, испытывая огромное напряжение, мы минуты две держали на весу площадку с людьми.

Люди сыпались на нас сверху как горох.

— Леонид Ильич лежал на спине, рядом с ним — Володя Собаченков. С разбитой головой. Тяжелая площадка, слава Богу, не успела никого раздавить. Поднимались на ноги Рашидов, наш генерал Рябенко, местные комитетчики. Мы с доктором Косаревым подняли Леонида Ильича. Углом металлического конуса ему здорово ободрало ухо, текла кровь. Помогли подняться Володе Собаченкову, сознания он не потерял, но голова была вся в крови, кто-то прикладывал к голове платок. Серьезную травму, как потом оказалось, получил начальник местной «девятки», зацепило и Рашидова.

Доктор Косарев спросил Леонида Ильича:

— Как вы себя чувствуете? Вы можете идти?

— Да-да, могу, — ответил он и пожаловался на боль в ключице.

Народ снова стал давить на нас, все хотели узнать, что случилось. Мы вызвали машины прямо на цех, но пробиться к ним не было никакой возможность. Рябенко выхватил пистолет и, размахивая им, пробивал дорогу к машинам. Картина — будь здоров, за все годы я не видел ничего подобного: с одной стороны к нам пробиваются машины с оглушительно ревущей сиреной, с другой — генерал Рябенко с пистолетом.

Ехать в больницу Леонид Ильич отказался, и мы рванули в резиденцию. В машине Рябенко доложил Брежневу, кто пострадал. Леонид Ильич, сам чувствовавший себя неважно, распорядился, чтобы Володю Собаченкова отправили в больницу. У Володи оказалась содрана кожа, еще бы какие-то миллиметры, и просто вытекли бы мозги.

Конечно, если бы мы не удержали тяжеленную площадку с людьми на ней — всех бы раздавило, всех, в том числе и Брежнева.

В резиденцию вызвали врачей из 4-го управления Минздрава, которые прибыли с многочисленной аппаратурой. Остальных пострадавших на машине «скорой помощи» отправили в больницу. Володя Собаченков очень скоро, буквально через час, вернулся из больницы с перебинтованной головой. Врачи осмотрели Леонида Ильича, сделали рентген и, уложив его в постель, уехали проявлять снимки.

Результаты были неутешительные: правая ключица оказалась сломана.»

Владимир Тимофеевич Медведев — многолетний руководитель личной охраны Л. И. Брежнева и М. С. Горбачева, 30 лет прослужил в КГБ. 19 августа 1991 года ему было приказано в течение трех минут покинуть Форос. Он подчинился приказу своего кэгебистского начальника Плеханова, который принимал участие в путче. Плеханов дал ему три минуты на сборы и приказал лететь в Москву. Он только успел сказать доктору, которого встретил возле дома: «Не поминайте лихом. Будьте здоровы». Сам В. Медведев объяснял свое поведение на Форосе так: «Конечно, мои начальники хорошо понимали, что оставить меня на даче нельзя, на сговор с ними я бы никогда не пошел, продолжал бы служить президенту верой и правдой, как это было всегда. Это значит, что я обязательно организовал бы отправку Михаила Сергеевича в Москву, не говоря уже о налаживании связи со всем миром, повторяю, и экипажи дежурных самолета и вертолета, и все наличные силы на территории дачи подчинялись мне». Но всего этого не было сделано, охранники подчинялись в то время не президенту, а КГБ. На заднем сиденье «Волги» начальник охраны Горбачева выехал с президентской дачи. Охрану частично заменили. В 1991 году в интервью газете «Труд» Раиса Максимовна Горбачева сказала: «Вечером и ночью 18 августа, после того, как мы узнали о поведении Плеханова — начальника управления охраны КГБ, и о том, что Медведев уехал (это два главных лица, ответственных за охрану президента), скажу откровенно, не давала покоя одна мысль: будет ли выполнять оставшаяся охрана указания своего руководства или будет защищать нас? И очень важно, что уже 19-го мы знали, наша охрана осталась с Михаилом Сергеевичем. Пришел старший и сказал: “Михаил Сергеевич, мы с вами”».

Когда семья Горбачевых вместе с российской делегацией вернулась в Москву, в аэропорту среди встречающих был Владимир Медведев. «А этому что здесь надо?» — сказала Раиса Максимовна. «Сойдя по трапу, — вспоминал Владимир Медведев, — Михаил Сергеевич прошел взглядом мимо меня, поздоровался с моим заместителем Пестовым. Я спросил Голенцова: “Как обстановка?”.

— В машине поеду я, — ответил он коротко, — остальное расскажу на даче.

Я понял, что моя песенка спета.»

Мы все помним, какой фурор произвел в стране первый и единственный президент Советского Союза Михаил Горбачев, когда стал появляться «на людях» со своей супругой Раисой Максимовной. Сколько анекдотов, слухов породила эта пара! Как же: он у нее под каблуком! Раиса Максимовна, а не Михаил Горбачев истинная правительница страны! Может быть, супруга и оказывала влияние на президента страны; но для нас было непривычным видеть главу государства не в окружении соратников по партии, а с собственной женой, так как после Надежды Константиновны Крупской, которая была боевой подругой великого вождя, все остальные жены оставались в тени. Не принято было у нас демонстрировать свои семейные взаимоотношения: какой я лидер, какими деловыми качествами отличаюсь — смотрите, но личная жизнь оказывалась закрытой для постороннего взгляда.

Телохранители не только охраняют, но и наблюдают. В скором времени после отстранения Горбачева от власти появились в печати воспоминания личного телохранителя Михаила Горбачева, выступающего под псевдонимом Ян Касимов. Ян Касимов работал в радиотехнической разведке КГБ, в «Альфе». В 1986 году пришел в личную охрану Горбачева, на протяжении пяти лет вплоть до его отставки сопровождал повсюду: от кремлевского кабинета до заграничных поездок. «Я — в «ЗИЛе», который на нашем профессиональном жаргоне называется «лидер», потому что вырывается на сто метров, разгоняя впереди идущие автомобили по обочинам.

Хозяин — в девятитонном броневике, полностью собранном вручную, с салоном в форме капсулы, которую даже гранатометом пробить невозможно.

Прямо за машиной президента следует «ЗИЛ» — «скорпион» — на случай попытки тарана. У «скорпиона» прекрасные маневренные возможности. Внутри — поручни, вращающиеся стулья, падающие гидравлические стекла, в крыше — люк.

Четвертая и последняя машина кавалькады — «ЗИЛ» с полковниками — хозяевами знаменитого чемоданчика с «ядерной кнопкой».

Рядом с М.С. неизменный Владимир Медведев (начальник охраны).

На скорости двести километров в час мы влетаем на дачу (подмосковная Барвиха-4). Кругом редкостный лес: реликтовые корабельные сосны. Дача невысокая, но просторная, с небольшим бассейном, каминным залом, домашним кинотеатром, двумя спальнями на втором этаже, кабинетом и гостиной. Есть еще дань номенклатурной традиции — бильярдная. Ею М. С. вообще не пользовался. Он вообще не играл ни в какие игры, любой спорт игнорировал. Единственное, что действительно любил, так это спокойно поплавать, понежиться в бассейне, особенно по утрам, перед работой.

Дом был поделен на две половины. В одной жили М. С. и Р. М., в другой — члены семьи: Ирина, Анатолий, внучки Ксюша и Настенька. Иногда приезжали мама и сестра Р. М. И — все. Ни одного-единого гостя, никаких шумных «посиделок». Жизнь затворников.

Немногочисленная беспрекословная прислуга в обязательном порядке — сотрудники Девятого управления КГБ: и нянечки, и уборщицы. Естественно, с воинскими званиями. Например, сестра-хозяйка — сержант. Женщины шли работать сюда не ради зарплаты или престижа (это все мифы), а из-за «выслуги лет»: в сорок лет можно было уйти на пенсию.

Вблизи дачи, в ангаре, стояли — да наверное, и теперь стоят — два уникальных танка: без пушек, зато с прекрасными качествами вездеходов. Внутри уютно: кресла, обстановка напоминает салон президентского самолета. Это — чтобы отсидеться в момент ядерного нападения. Надежность — даже на случай, если эпицентр взрыва будет у дачи. Оба танка прошли проверку радиацией в районе Чернобыля. Один танк лично для Горбачева, другой — для семьи. Для личной охраны места бы не нашлось.

Правила безопасности не позволяли разместить дачу прямо на реке, хотя место там живописное, «русская Швейцария». Поэтому специально к территории дачи от Москвы-реки был прокопан отводной канал. А чтобы террористы не смогли проникнуть вплавь, на месте соединения канала с рекой под водой были установлены решетки.

В канал постоянно запускали множество мальков: лещик, судачок — только уди. Но М. С. выбирался на рыбалку крайне редко, и то — разве чтобы уединиться. Рыбацкий азарт был ему совершенно чужд, как и любой другой азарт, кроме политического. Не ездил он и на охоту, что вообще не сочетается с образом советских генсеков. Если Брежнев просиживал в Охотхозяйстве Завидово неделями, то Горбачев с 1985 года появился там только однажды, и не для охоты, а чтобы подготовиться к партийному съезду.

Решетки в отводном канале — это еще «цветочки»: дачная территория сплошь была нашпигована аппаратурой, защищающей от незваных визитеров. Аллея — место для ежедневных прогулок — просматривалась видеокамерами. Кругом прожектора. На заборе — сейсмическая сигнализация. Рядом, в полуметре от земли, протянута проволока: если заденешь — мгновенный сигнал на пульте в «дежурке», причем сразу ясно, кто стал причиной тревоги: собака, ворона или человек. В дополнение ко всему — лучевая сигнализация.

В доме Горбачевых было много картин, подарков и книг. Но если книги принадлежали в основном Ирине, то практически все остальные вещи были государственной собственностью. Когда Горбачеву придется 29 октября 1991 года спешно съезжать с дачи, он ничего не сможет отсюда взять, кроме дочкиных книг. Все будет изъято КГБ. Отставной президент переберется на дачу попроще, под кодовым названием «Москва-река-5». А на его дачу в Барвихе срочно, в считанные дни, не дождавшись нового, 1992 года, въедет чета Ельциных… Но будет это позже.

Днем «переключки» от кремлевских забот была для М. С. суббота. Он подолгу, основательно парился в сауне. А вечером в кинозале непременно смотрели фильм. По вкусам М. С. был «всеяден»: мог посмотреть и «боевик», и мелодраму, и детектив. Особую склонность вся семья питала к итальянскому сериалу «Спрут».

Грандиозные вечерние моционы вдоль дачи — единственное, что не было нарушено, когда он стал предчувствовать свой политический закат. Застрельщицей этих прогулок всегда выступала Раиса Максимовна. Горбачев, сбросив костюм, слегка поужинав, надевал легкую спортивную курточку, если позволяла погода, и шел вместе с Р. М. гулять по аллеям. И неважно, сколько было времени: полночь, час ночи или даже позже. И вот идут они, очень быстрым шагом, час, два часа, кружат, и все говорят, говорят, и никак не наговорятся.

А у меня работа такая — следовать за ними, чтобы страховать от любых ЧП. Вдруг дождь пойдет — тогда в мои обязанности входит подать им зонты. «Светиться» мне не нужно, чтобы не утомлять их своим присутствием. Поэтому я мог быть либо сзади, либо сбоку — в кустах, но, естественно, на близком расстоянии. Это я к тому, что, конечно, слышал основную часть этих ночных бесед.

В основном они даже отдаленно не напоминали диалог мужа и жены. М. С. рассказывал жене о событиях, произошедших за день, делился тревогами, планами на ближайшее дни. Р. М. выступала в роли активного советчика.

Вообще, молва много сложила легенд о «первой леди», часть из них — не более чем легенды. Но мнение, что Р. М. энергично вмешивалась в политику, не лишено оснований. Вспоминаю, как Р. М. на тропинке долго, настойчиво пыталась «уломать» мужа в одном назначении. Наконец М. С. не выдержал, рубанул рукой воздух: «Мать твою, я со своими министрами сам как-нибудь разберусь!».

Конечно, это был исключительный случай!

Но вообще, М. С. в узком кругу мог не раз «матюгнуться». Для разрядки.

Мои коллеги, работавшие с Горбачевым до того, как М. С. стал первым человеком страны, вспоминают, что тогда Р. М. была совсем другой. Она могла кататься за городом на велосипеде, общаться с окружающими. В общем, вела себя вполне естественно.

К сожалению, я застал ее уже взбалмошной, избалованной всеобщим вниманием и внешним поклонением женщиной. Впрочем, «благодарить» за это следует ее и ее ближайшее окружение. Сколько раз я слышал елейные голоса Кручины, Болдина, обращенные к ней. Но только ли они? Высокопоставленный дипломат умилялся: «Ах, какой у вас замечательный английский! Это же нью-йоркский диалект!».

Ходят многочисленные слухи о ее расточительности за границей. В зарубежных поездках я был при Р. М. только эпизодически и чего-то подобного не припомню. Скажу больше, у нее с собой не было не только «золотой» кредитной карточки, но и элементарной наличности. И приходилось как-то выходить из положения. Р. М. изобрела нехитрый способ: пользуясь тем вниманием, которое естественно или искусственно создавалось вокруг нее, она выбирала магазинчик и заходила «поглядеть».

В Мадриде — это была чуть ли не последняя их поездка в качестве главы государства и «первой леди» — Р. М. приглянулся парфюмерный магазин. Она зашла в него и, как написали в светской хронике, «выразила восхищение» дорогими духами. По практике нескольких лет она, видимо, предполагала, что хозяин вручит приглянувшийся флакон в подарок.

На сей раз вышла осечка. Тогда Р. М. в растерянности повернулась к начальнику протокола Владимиру Шевченко. Он же — хранитель финансов во время визитов. Шевченко, конечно, не мог отказать.»

Высокопоставленные политики ошибаются, когда думают, что охрана слепа, шоферы немы, а официантки глухи. Все все видят, слышат и при случае могут рассказать… Правда, чаще всего это случается после выхода в отставку.

В пьесах Шекспира часто встречается образ стражника, т. е. охранника. Но все эти стражи молчаливы, у них роль — без слов. Потому что, когда охранник начинает говорить, он перестает быть охранником. И наоборот, перестав быть охранником, можно начинать говорить.