– Здравствуй, Тересита, – сказал отец Фортунато, выходя из ризницы, расположенной позади алтаря. – Давненько я тебя не видел.
Дело происходило после утренней мессы, и церковь уже опустела. Яркие лучи утреннего солнца весело пробивались сквозь цветные витражи окон, придавая всему помещению загадочный и романтический антураж.
– Здравствуйте, святой отец, – робко отвечала девушка, поднимая на него, затуманенные печалью глаза. – Я пришла исповедаться.
– Что-нибудь случилось?
– Да, святой отец.
– Ну что ж, тогда пойдём в исповедальню.
Отец Фортунато привел Тересу к небольшой кабинке, и, предложив ей зайти в одно отделение, вошёл во второе. Теперь их разделяло только узкое, зарешечённое оконце. Девушка была явно взволнована, и священник отчётливо слышал её бурное, прерывистое дыхание.
– Слушаю тебя, дочь моя.
– Я согрешила, падре, и согрешила так, что теперь мне стыдно в этом признаться.
– Нет такого греха, в котором нельзя было бы признаться на исповеди. И нет такого греха, который бы не смог отпустить наш всеблагой Господь. Рассказывай, девочка.
– Я опять сошлась с Фернандо и теперь вновь живу у него.
Священник был так изумлён, что не мог в это поверить. Он столько времени убеждал Тересу в греховности этой связи – и ведь она искренне раскаялась и даже решила принять постриг! Что же теперь – все его старания были напрасны, и слово Господне не имеет никакой силы перед коварными речами молодого ловеласа?
– Расскажи, как это произошло, – глухо предложил он.
– Это было после моего последнего визита к вам, святой отец, – сбивчиво заговорила Тереса. – Он встретил меня возле самых дверей церкви, посадил в такси и повёз к себе домой…
– И ты не сопротивлялась этому насилию? Или всё это было добровольно?
– В душе я сопротивлялась, падре, – явно смутившись такому вопросу, ответила Тереса, – но не смогла устоять.
– Что было дальше?
– Мы… мы снова стали любовниками. На следующий день я собрала свои вещи и вновь переехала жить к нему.
– Но ведь ты же помнишь, чем это кончилось в прошлый раз? – не удержался от раздражённого вопроса отец Фортунато.
– Конечно, помню… – чуть слышно ответила она.
– Так неужели это тебя ничему не научило?
– Я не могла, падре, я не могла поступить иначе! – Тереса всхлипнула, и отец Фортунато понял, что она уже плачет. – Я люблю его, и когда он признаётся мне в любви и говорит, что хочет меня, я просто не могу устоять. Его ласки делают меня безвольной и безрассудной. Ради его любви я готова на всё…
– И даже на вечные муки?
Тереса снова всхлипнула, но ничего не ответила.
– Отвечай! – потребовал отец Фортунато. – Ты готова погубить свою душу и обречь себя на вечные муки, из-за одной лишь сиюминутной слабости?
– Но это не слабость, падре, это любовь, – попробовала возразить Тереса, но отец Фортунато был неумолим.
– С твоей стороны – может быть, но со стороны Фернандо? Неужели ты всё ещё обольщаешь себя безумной надеждой? Неужели не понимаешь, что он любит Алехандру и ты нужна ему лишь на то время, пока он с ней в ссоре? Неужели ты хочешь, чтобы он вновь выгнал тебя из своего дома, как только они помирятся?
– Он обещал мне, что между ними всё кончено… – сквозь сдавленные рыдания, с трудом проговорила Тереса.
– А разве он, в своё время, не обещал на тебе жениться?
– Что же мне делать, падре? – в голосе девушки послышалось уже настоящее отчаяние, и отец Фортунато смягчился.
– Это – дело твоего выбора, дочь моя. Конечно, Господь простит тебе твой грех, совершённый по причине извечной женской слабости, но насчёт всего дальнейшего ты уже должна решать сама. Я могу тебе сказать лишь то, в чём абсолютно уверен, хотя и сомневаюсь, что ты внемлешь моему совету.
– Говорите, падре.
– Твоя связь с Фернандо до добра не доведёт. Этот юноша сделает тебя несчастной, а сам женится на другой. Подумай об этом, дочь моя, а когда примешь какое-нибудь решение, приходи снова.
– Хорошо, падре, спасибо.
– Да благословит тебя Господь.
Дождавшись, пока шаги Тересы, звонко прозвучав по кафельному полу, затихнут вдали, отец Фортунато задумчиво вышел из исповедальни и принялся прохаживаться перед алтарём. Бедная жертва несчастной любви! Сколько таких жертв он уже повидал на своём веку, успев убедиться в одном – нет ничего ужаснее, чем любить и не быть любимым. Услышав за своей спиной чьи-то шаги, он, думая, что это вернулась Тереса, обернулся и застыл от изумления.
– Эулалия?!
– Да, это я, старый греховодник, – заговорила монахиня, подходя к своему брату. – А ты, я смотрю, всё так же отпускаешь грехи молоденьким девушкам, посматривая на них своими сальными глазками. Только что я столкнулась с какой-то красивой блондинкой…
– Твои шутки, сестра, в данном случае совсем неуместны, – сердито заявил отец Фортунатo, – Эта бедная девушка – Тереса.
– В самом деле? – Эулалия перестала улыбаться. – И что у неё случилось?
– Она опять сошлась с Фернандо и приходила просить совета.
– И что же ты ей посоветовал?
– Разумеется, оставить его, пока он сам её не бросил.
Эулалия глубоко задумалась.
– Может быть, в этом ты не прав, – наконец, сказала она.
– Почему? – удивился её брат. – Ведь он же любит Алехандру?
– Так-то оно так, – медленно проговорила Эулалия, – да вот только что он скажет, когда увидит её ребёнка, которого она непременно родит, а это её твёрдое намерение. Знаешь, Фортунато, не каждый мужчина способен относиться к ребёнку любимой женщины как к своему собственному.
– Ты хочешь сказать, что…
– Да, пока ещё ничего неизвестно. И Фернандо может перемениться, да и Алехандра не слишком-то часто о нём вспоминала.
– А, кстати, – спохватился Фортунато, – как она поживает и почему ты вдруг вернулась?
– С Алехандрой всё в порядке, а почему я вернулась это долгая история, которую я расскажу тебе сегодня вечером. Пока же мне надо спрятать вот этот чемоданчик, а потом я сразу же поеду к моей ненаглядной доченьке.
Эулалия показала отцу Фортунато «дипломат» из чёрной кожи, который она принесла с собой, обернув его в какую-то холстину.
– А что в нём? – подозрительно поинтересовался её брат.
– После, после я тебе всё объясню, а пока скажи мне только одно – как дела у Марии Алехандры?
Фортунато заметно помрачнел и Эулалия мгновенно это заметила.
– Что такое? Почему ты состроил такую траурную физиономию? Что случилось с моей доченькой? Да говори же ты, наконец, старый мошенник!
– Она ушла от Себастьяна и теперь живёт в собственной квартире…
– Почему? Что у них опять случилось?
– Себастьян вновь связался с Дельфиной.
– Не может быть!
Эулалия устремила на брата негодующе-вопрошающий взор, в ответ, на что он многозначительно кивнул.
– Увы, но это так.
– Спрячь этот чемодан и не вздумай заглядывать внутрь, – оправившись от смятения, строго приказала Эулалия. – Я вернусь так скоро, как только смогу.
Она перекрестилась на алтарь и поспешно вышла из церкви. Поймав такси, Эулалия поехала к Марии Алехандре, но той не оказалось дома. Переговорив со служанкой, монахиня принялась нетерпеливо ждать, но прошло несколько часов, а Мария Алехандра не появлялась. Позвонив брату и предупредив, что задерживается, Эулалия почувствовала усталость и прилегла на диван в гостиной. Она и сама не заметила, как уснула, а когда проснулась, то с удивлением обнаружила, что уже настало утро следующего дня. Но ещё больше она удивилась, когда узнала от служанки, что Мария Алехандра так и не вернулась домой.
– Значит так, – процедил Лану, когда Альсира, повинуясь его безмолвному знаку, удалилась наверх и оставила их с Рикардо одних, – я уже навёл справки и теперь знаю о тебе почти всё, а потому не вздумай делать изумлённые глаза и отпираться. Я знаю и тех, на кого ты работаешь здесь, в Колумбии, знаю и тех, с кем ты встречался в Париже. Поэтому мне надо знать теперь совсем немного – результаты твоей поездки. Итак?
Рикардо всё ещё не мог прийти в себя от столь неожиданного сюрприза и теперь пребывал в откровенной растерянности. Не выдержав напряжённого взгляда Лану, он отвёл глаза и смущённо закашлялся.
– Да, забыл сказать, – небрежно добавил Лану, – работая на меня, ты будешь получать намного больше. Твоя мать Альсира может подтвердить, что я слов на ветер не бросаю.
– Дело не в этом… – смущённо пролепетал Рикардо.
– Не в этом? – изумлённо вскинул бровь его собеседник.
– Точнее, не только в этом, – поправился юноша. – Если вы, как вы сами только что это сказали, знаете тех людей, на кого я работаю в Колумбии, то можете себе представить, что они со мной сделают в случае предательства.
– Риск, безусловно, есть, – невозмутимо подтвердил француз, – но, во-первых, ты с самого начала знал, на что шёл, а во-вторых, твои компаньоны – это отнюдь не медельинский картель, а так, кучка начинающих дилетантов. Иначе они просто не обратились бы к такому молокососу, как ты. Так что если ты не будешь трусить и сделаешь то, о чём я тебе скажу, то можешь считать себя в относительной безопасности.
– А если не сделаю?
– А если не сделаешь, – сверкнул глазами Лану, – то твой конец наступит гораздо раньше, чем ты успеешь испугаться. Короче, вот тебе первый задаток, а теперь начинай рассказывать.
Рикардо поймал на лету увесистую пачку банкнот и, увидев, какого они достоинства, уважительно прищёлкнул языком.
– Что именно вас интересует?
– О чём вы договорились с Мельфором?
– О том, что он сам явится за товаром в Боготу и расплатится прямо на месте.
– Когда?
– Примерно через две недели после нашего разговора. То есть в принципе срок уже настал.
– Где и как вы с ним встречаетесь?
– В гостинице «Ацтек» на его имя будет заказан номер.
– Прекрасно, – пробормотал Лану и тут же снял телефонную трубку. – Говори номер этой гостиницы.
– 212-47-50.
Лану проворно пробежал пальцами по кнопкам и, дождавшись ответа, сказал.
– Добрый день, сеньора. Вы не могли оказать мне любезность и сказать, не останавливался ли у вас сеньор Гюстав Мельфор из Парижа. На его имя должен быть забронирован номер… номер… – Лану выразительно скосил глаза на Рикардо и тот услужливо подсказал:
– Двести шестнадцатый.
– Двести шестнадцатый, – повторил Лану и принялся нетерпеливо ждать. – Да, слушаю. Прибыл только вчера? Благодарю вас, сеньора.
Он положил трубку и энергично поднялся с кресла.
– Собирайся, ты едешь со мной.
Рикардо нечего было собираться, а потому он лишь испуганно вскинул брови.
– Зачем?
– Затем, что мне надо поговорить с моим старым другом Мельфором и ты поможешь мне устроить нашу встречу. И не строй таких глаз, словно ты собираешься вот-вот расплакаться. Если ты успешно справишься со своим заданием, то получишь ещё столько же.
Рикардо очень не понравилась решительная хладнокровность Лану, и он с надеждой посмотрел на лестницу, словно надеясь, что Альсира спустится вниз и вступится за него. Француз перехватил его взгляд и небрежно хлопнул по плечу.
– Смелее, приятель, представление только начинается, и я обещаю тебе, что ты увидишь сегодня немало интересного.
В глубине души, Рикардо опасался именно этого. Вздохнув, он покорно последовал за Лану. Они вышли из дома и сели в довольно невзрачный «форд» светло-серого цвета. Рикардо ещё успел удивиться, что у такого элегантного мужчины, как Лану, столь скромная машина, однако вслух ничего не сказал. Всю дорогу они молчали, и каждый при этом думал о своём. Юноша откровенно волновался, с трудом представляя себе дальнейшие события. В который раз он клял свою злополучную любовь, заставившую его, скромного музыканта, связаться с такими непредсказуемыми людьми, чьё поведение не вызывало у него ничего, кроме страха. За один квартал до гостиницы, Лану свернул в тихий, безлюдный переулок и остановился.
– Итак, – сказал он, закуривая и поворачиваясь к заметно побледневшему Рикардо. – Отсюда до гостиницы десять минут хода. Ты поднимаешься в номер к Мельфору и говоришь, что товар уже приготовлен, осталось только договориться об оплате. Затем предлагаешь ему спуститься вниз, и, упаси тебя Бог, упоминать моё имя.
– А если он скажет, что денег у него при себе нет, и предложит встретиться в другой раз? – запинаясь и стуча зубами, проговорил Рикардо.
Француз кивнул.
– Скорее всего, так и будет. Я хорошо знаю этого господина, а потому уверен, что деньги он будет держать не в гостинице, а, скорее всего, оставит в камере хранения аэропорта. Но в данном случае это неважно. Ты должен настаивать лишь на том, что твоя роль – устроить встречу, а всё остальное тебя не касается.
– А не проще ли позвонить по телефону?
– Мельфор слишком осторожен, а потому ему надо увидеть тебя лично. И прекрати трястись от страха, иначе я дам тебе такую затрещину, что ты откусишь собственный язык. Да, и ещё одно – когда вы будете выходить из гостиницы, постарайся проследить за тем, чтобы за вами никто не шёл, потому что Мельфор мог приехать не один. Подведя его к машине, открой перед ним заднюю дверцу, а сам садись на переднее сидение. Всё ясно?
Рикардо судорожно дёрнул головой и выбрался из машины. Только свернув за угол и выйдя на достаточно оживлённую улицу, он слегка вздохнул и прибавил шагу, стараясь твёрдо держаться на ногах. Проклятый француз! Что за чертовщину он затевает? А не лучше ли просто дать дёру и катись оно всё к дьяволу? Одна только мысль об Альсире слегка успокоила Рикардо – неужели родная мать отдала бы его в руки Лану, зная, что сыну угрожает что-то серьёзное? Облизав пересохшие губы, он вошёл в вестибюль гостиницы и, стараясь держаться непринуждённо, направился к лифту. И тут вдруг его прошиб холодный пот – от волнения он забыл номер, в котором должен был остановиться Мельфор! Только этого ещё хватало! Ведь он столько раз твердил про себя этот проклятый номер…
– Вы будете входить, юноша? – вежливо поинтересовался у него пожилая сеньора, стоявшая позади Рикардо. Он дико взглянул на неё и, ничего не сказав, отошёл от лифта. Что теперь делать – возвращаться к Лану и спросить у него? А, чёрт, была, не была! И Рикардо направился к стойке портье, за которой стояла очаровательная мулатка, приветливо вскинувшая на него смеющиеся глаза.
– Простите, сеньорита, но могу я узнать… – Рикардо поперхнулся.
– Что именно, сеньор?
– Где… где… то есть, в каком номере остановился месье Мельфор из Парижа?
Назвав это имя, он непроизвольно оглянулся, словно ожидая, что его немедленно схватят сзади.
– Одну минуту, – вежливо сказала мулатка и наклонилась над регистрационной книгой. Рикардо нетерпеливо ждал, вытирая вспотевшие ладони о плотную ткань джинсов. Наконец мулатка подняла голову.
– Номер двести шестнадцать.
– Спасибо.
Рикардо облегчённо вздохнул и вновь устремился к лифту.
Через пять минут он уже стучал в дверь. Всё дальнейшее происходило настолько просто и быстро, что Рикардо действовал уже чисто машинально. Мельфор, казалось, только его и ждал и совсем не удивился взволнованному виду юноши. Деловито выслушав запинающиеся слова Рикардо, он мгновенно собрался, и они вместе спустились вниз.
– Если так трусишь, то нечего было и браться за подобные поручения, – почти весело заметил он, когда они уже шли по улице. – Ещё в Париже ты вёл себя так, словно наложил в штаны от страха. Не люблю иметь дело с подобными сопляками. Ну, где же эта машина?
– Здесь… вот этот переулок.
Рикардо воровато оглянулся и свернул за угол. Подойдя к «форду», он подождал приближения Мельфора и открыл перед ним заднюю дверцу. Непроизвольно подняв глаза на человека, сидевшего в машине, он похолодел – это был не Лану.
Ту ночь, когда Эулалия спала в гостиной её дома, Мария Алехандра провела у Камило. Всё началось с того, что она сама позвонила ему и поинтересовалась, не забыл ли он о её просьбе. Касас холодно сказал, что нет, не забыл и уже может ей кое-что сообщить при встрече.
– Заезжай ко мне, когда выберешь время, – небрежно добавил он.
Времени у Марии Алехандры было много, а потому она тут же собралась и поехала. Касас жил всё в той же, хорошо известной ей квартире, н на звонок сам открыл дверь.
– Проходи, – коротко кивнув головой, сказал он.
Мария Алехандра устремила на него пристальный взгляд, стараясь встретиться с его взглядом, но Касас упорно отводил глаза, а его лицо было лишено всякого выражения. «О чём он сейчас думает, почему так спокоен?» – с досадой подумала она. Пройдя в комнату, Мария Алехандра опустилась на диван и, закинув ногу за ногу, вызывающе посмотрела на Касаса.
– Хочешь чего-нибудь выпить?
Она кивнула.
– Что именно?
– На твой выбор.
– Хорошо.
Наполнив два бокала, он приблизился к ней и сел рядом.
– У полиции есть определённые подозрения в отношении человека по имени Фернандо Медина, – не дожидаясь её вопросов, сразу сказал он. Мария Алехандра мгновенно оживилась.
– Правда?
– Однако, это ещё не означает, что он в чём-нибудь действительно виноват. Более того, я подозреваю, что за этим именем может скрываться какой-то другой человек.
– Как это? – удивилась Мария Алехандра. Касас отпил глоток из своего бокала и поставил его на столик.
– Мне ещё трудно сказать что-либо определённое, но я сейчас усиленно занимаюсь делами, касающимися связей колумбийской преступности с преступностью западноевропейской… К сожалению, самым главным препятствием здесь является продажность нашей местной полиции. Если б не это, то нашим наркобаронам давным-давно можно было бы отвести отдельные камеры. Недавно в мои руки попали весьма любопытные данные, касающиеся подозрительных связей некоторых, весьма известных особ. Например, с владелицей одного боготинского борделя, некоей Альсирой Гонсалес…
– Альсира?!
– Ты с ней знакома?
Мария Алехандра пожала плечами.
– Не знаю, но из Парижа мы вернулись вместе с некоей колумбийкой по имени Альсира, в баре которой, как она сама рассказывала, когда-то выступал Фернандо.
– Бар называется «Красный поплавок»?
– Да, кажется так.
– Ну, в таком случае, это именно она. Так вот, эта Альсира переправляла в Париж малолетних колумбийских девиц, которых там продавали в публичные дома, специализирующиеся на экзотике. Её партнёром по этому «бизнесу» был некий Жорж Дешан.
Мария Алехандра удивлённо вскрикнула и теперь уже, видя её потрясение, удивился и Касас.
– Что, неужели ты и с ним ухитрилась познакомиться? В таком случае, ты времени даром не теряла…
Холодная ирония его голоса заставила Марию Алехандру внимательно посмотреть на Камило.
– Нет, его я не знаю. Но я познакомилась с его отцом, если только это не какое-то удивительное совпадение. В разговоре со мной он упомянул имя своего сына.
– Ты сможешь узнать своего знакомого по фотографии?
– Да, разумеется.
Камило поднялся и вышел. Из своего кабинета он вернулся уже с газетой в руках, которую и развернул перед Марией Алехандрой.
– Да, это он! – тут же сказала она, бросив беглый взгляд на фотографию человека, помещённую на первой полосе под каким-то крупным заголовком. – И что там о нём пишут?
– Его труп был найден в аэропорту Орли.
Мария Алехандра вздрогнула. Она не могла понять, что сейчас испытывает. Неужели её подозрения в отношении Дешана подтвердились, и именно он был виновен в той трагедии, которая произошла с её дочерью? Кто изнасиловал и пытался убить Алехандру – он сам или его сын? Как же, всё-таки, она сама была наивна и насколько плохо разбиралась в людях, что поверила этому обаятельному пожилому французу, оказавшемуся таким мерзавцем! Но вот теперь он убит – и что она должна чувствовать? Радость от того, что возмездие свершилось или… Ей невольно вспомнился тот вечер в ресторане «Венеция», когда они танцевали под «Санта Лючию» и месье Дешан, ласково глядя на неё своими голубыми глазами, тихо напевал:
«О, прекрасная моя!
Расстаться с тобой невозможно,
И не любить тебя нельзя…»
Как же непостижима человеческая натура, сколько в ней таится таких странных чувств, которым ещё не придумано названий! И как трудно приходится человеку непосредственному в общении с людьми лицемерными и скрытными. Самое тяжёлое разочарование – это разочарование в добродетели.
– О чём ты задумалась?
Мария Алехандра вздрогнула и молча перевела взгляд на Касаса. А о чём думает он, смотря на неё таким странным взглядом? И что он, вообще, сейчас из себя представляет? Раньше ей казалось, что она вполне понимает Камило, особенно когда он признавался ей в любви и говорил, что жить без неё не может. Но вот теперь, когда он ведёт себя так невозмутимо, она чувствовала, что начинает тяготиться этой пугающей загадочностью. А вдруг и в нём ей тоже предстоит разочароваться?
– Как ты ко мне относишься, Камило? – задумчиво спросила она.
Теперь уже вздрогнул Касас и, не выдержав, отвёл взгляд.
– Ты и сама это знаешь.
– Я знала это раньше, когда ты не был таким скрытным. Но теперь, когда ты смотришь на меня столь странным взглядом, я абсолютно ни в чём не уверена.
– Это и хорошо, – глухо пробормотал он. – Когда женщина слишком уверена в своей власти над мужчиной, она ведёт себя с ним совершенно невыносимо. Давай лучше выпьем.
– Раньше ты столько не пил.
– Раньше я верил, что благородство и преданность могут совершить чудо и восторжествовать над тупой животной привлекательностью. Теперь я уверен в другом – с такими женщинами как ты нужна не нежность, а сила. Ну, на худой конец, нежная сила, но никак не сильная нежность.
Мария Алехандра удивлённо вскинула голову.
– Хорошего же ты обо мне мнения! А ты не думаешь о том, что и я могла сильно измениться? Ты знаешь о том, что мы опять разошлись с Себастьяном?
И только теперь в глазах Камило внезапно блеснул прежний огонёк.
– Нет, я этого не знал, – овладев собой, ответил он. – А почему?
– Он снова изменил мне с Дельфиной. Да и, кроме того, он изо всех сил покрывает Фернандо, уверяя, что тот ни в чём не виноват.
– Для дяди вполне естественно заступаться за племянника, – осторожно заметил Касас.
– Да, но не тогда, когда его племянник связался с преступниками!
Камило лишь пожал плечами, но не стал её убеждать в том, что окончательный вердикт может вынести только суд. Вместо этого он вдруг наклонился к ней и, заключив в объятия, попытался поцеловать. Мария Алехандра, после некоторого замешательства, начала сопротивляться, упорно отворачиваясь и плотно стискивая губы.
– Пусти меня, что ты делаешь!
– Хочу стать достойным преемником Себастьяна…
– Подлец!
После звонкой пощёчины, Касас вдруг опустился перед ней на ковёр, одновременно с этим мешая ей встать с дивана. Он целовал её руки, колени, говорил нежные слова, задирал подол юбки, а она никак не могла прийти в себя от изумления. Неужели это Камило, который никогда не осмеливался ни на что подобное, вдруг пытается раздеть её и ведёт себя так настойчиво и напористо? Пребывая в полной растерянности, она не знала, как реагировать и потому сопротивлялась чисто машинально, вяло отводя его руки и порываясь встать. Только в тот момент, когда его губы коснулись её обнаженной груди, она вздумала предпринять последнюю попытку вырваться, но было уже поздно – Касас был неудержим.
– Нет, нет, – бормотала Мария Алехандра, опрокинутая на диван и изнемогающая от этой непрерывной борьбы, – ну, пожалуйста, не надо…
– Ну что ты стоишь, как болван? Живо садись в машину!
Рикардо с недоумением уставился на человека, говорившего голосом Лану, но совершенно неузнаваемого из-за роскошной бороды и тёмных очков. Три минуты назад он, открыв дверцу машины и увидев там этого типа, пропустил в салон Мельфора, но сам не стал садиться на переднее сиденье, а остался стоять снаружи. И вот теперь Лану вылез из машины и, пересаживаясь на место водителя, грубо зарычал на Рикардо. Тот очнулся от своего оцепенения и, пока ещё мало что понимая, послушно сел рядом с Лану. Машина мгновенно сорвалась с места, и только потом Рикардо оглянулся назад. Мельфор в бессознательном состоянии валялся на полу с заклеенным ртом и скованными наручниками руками.
– Присматривай за этой гнидой и, когда он очнётся, предупреди меня, – деловито сказал Лану, следя за дорогой.
– А что вы с ним собираетесь делать? – осторожно поинтересовался Рикардо. – И куда мы едем?
После некоторого раздумья, Лану ответил лишь на второй вопрос.
– Где-то за городом должен быть известняковый карьер. Ты знаешь, как туда добраться?
– Зачем?
В голосе Рикардо прозвучал такой ужас, что Лану, сквозь зубы, выругался по-французски.
– Не задавай идиотских вопросов. Нам надо выяснить, где эта сволочь держит привезённые деньги. После того, как он нам об этом расскажет, мы даём ему пинок под зад и едем за ними.
– А если не расскажет?
– Расскажет, уверяю тебя. В сущности, Мельфор большой трус, хотя и пыжится изображать из себя супермена.
– А вы его давно знаете?
– О да, когда-то он был моим помощником, но потом решил, что сумеет управиться с делами и без меня. Он ошибся, и я пытался это доказать ему ещё во Франции. Ну, всё, хватит расспросов, указывай лучше дорогу.
Рикардо в очередной раз за этот день, вытер холодный пот со лба, и решил смириться с неизбежным. К тому времени, когда они покинули пределы Боготы и добрались до известнякового карьера, Мельфор уже пришёл в себя и теперь что-то мычал, пытаясь подняться с пола и сесть на сиденье. Однако, Рикардо, повинуясь короткому приказу Лану, каждый раз мешал ему это сделать. Вскоре машина свернула на заброшенную, пустынную дорогу и медленно двинулась к самому карьеру, осторожно объезжая колдобины. Основное шоссе, ведущее в Боготу, скрылось из виду за невысокими, выжженными солнцем холмами. Проехав ещё двести метров, Лану остановил машину и отклеил накладную бороду. Затем он вылез наружу и, немного пройдя вперёд, заглянул на дно карьера. Рикардо увидел, как на его лице появилось выражение беззаботности и самодовольства. Что-то, насвистывая, Лану вернулся к машине, открыл заднюю дверцу и, схватив за шиворот, вытащил оттуда Мельфора. Прислонив его к капоту, он отклеил ленту, едва не оторвав вместе с ней и тонкую щёточку усов своего пленника.
– Бон жур, дружище Мельфор, – насмешливо сказал он. – Ты даже и представить себе не можешь, как я рад нашей встрече.
Мельфор подавленно молчал, злобно сверкая глазами.
– Ну, что скажешь? – всё также добродушно продолжал Лану. – Ты так долго мычал, пока мы ехали сюда, так почему же теперь молчишь?
– Что тебе нужно?
– Во-первых, продемонстрировать тебе в какой скверной ситуации может оказаться человек, возомнивший себя умнее, чем он есть на самом деле…
– Дальше!
– А во-вторых, продать тебе твою собственную жизнь, в обмен на ту сумму, которую ты захватил с собой из Парижа. В какой именно валюте – франках, долларах или песо – меня мало интересует. Итак?
Мельфор молча пожал плечами. Лану выждал ещё несколько секунд и, видя, что его оппонент, больше не раскрывает рта, перестал улыбаться. Схватив его за лацкан пиджака, он потащил упирающегося Мельфора к краю обрыва.
– Ну-ка, нагни голову, посмотри вниз и прикинь – сумеешь ли ты мягко спланировать, если я отправлю тебя в полёт?
– Гарантия… – хрипло пробормотал Мельфор, пятясь от края обрыва. – Где гарантия того, что ты не скинешь меня после того, как я отдам тебе деньги?
– Лучшая гарантия – это здравый смысл, – наставительно заметил Лану. – Зачем мне нужна твоя паршивая жизнь?
– Затем, что я могу ещё раз перебежать тебе дорогу…
– Чтобы и в третий раз споткнуться и упасть? Нет, дружище Мельфор, ты мне не конкурент, и я уже устал тебе это доказывать. Где деньги?
Мельфор явно раздумывал, и тогда Лану вновь схватил его за лацкан пиджака и подтащил к краю карьера.
– Хватит разыгрывать из себя героя. Меня ужасно утомляют подобные пошлые мелодрамы с заранее известным концом. Где деньги?
– Поклянись, что ты меня не убьёшь!
– Я не буду клясться, но и не буду убивать. Хватит тянуть время перед неизбежным. Ты наверняка оставил чемодан с деньгами в камере хранения аэропорта, ведь так?
Мельфор кивнул.
– Разумеется, – удовлетворённо продолжал Лану, – твоей главной слабостью всегда было полное отсутствие воображения. Теперь тебе осталось только сказать мне номер ячейки и код, а затем отдать ключ. Ну?
– Ключ в нагрудном кармане пиджака, ячейка номер 3216, код – год открытия Америки.
– Ну, надо же, – усмехнулся Лану, обыскивая Мельфора и извлекая ключ, – а я и не знал, что ты помнишь не только результаты футбольных матчей! Надеюсь, ты ничего не перепутал, и Колумб открыл Америку именно в 1492 году?
– Не перепутал, – хрипло ответил Мельфор, с беспокойством следя за движениями Лану.
Рикардо так и не вылез из машины, наблюдая за всем происходящим сквозь ветровое стекло. Тем более, что разговор с самого начала вёлся по-французски в достаточно быстром темпе, так что он мало что понимал. Он видел, как два француза то приближались, то отходили от края обрыва, словно участвуя в каком-то странном, многозначительном танце. «Ох, только бы он его не убил, только бы он его не убил» – буквально молился про себя Рикардо, вспоминая о том, что именно его видели в гостинице вместе с Мельфором. И ведь он ещё, как назло, спрашивал о номере его апартаментов!
В этот момент Лану в очередной раз подтащил Мельфора к краю обрыва и изо всех сил пнул его ногой в зад. Тот дико вскрикнул, вскинул скованные наручниками руки и словно провалился сквозь землю. Рикардо крепко зажмурил глаза, но тут же их открыл. «А что если он убьёт и меня, как свидетеля?» Он вздрогнул от страха, а затем мгновенно открыл дверцу, выпрыгнул из машины и бросился бежать. Однако, не пробежав и ста метров, Рикардо получил столь сильный толчок в спину, что кубарем покатился по земле, вздымая небольшое облачко известняковой пыли.
– Что, приятель, решил немного поразмяться? – раздался над ним спокойный голос Лану. – Теперь ты убедился лишь в том, как быстро я бегаю, а мог бы убедиться и в том, насколько хорошо стреляю… Какого чёрта вдруг на тебя нашло?
– Зачем…, зачем вы его убили? – прерывающимся голосом спросил Рикардо, всё ещё сидя на земле и испуганно смотря на француза снизу вверх.
– Ну, я же всего полчаса назад обещал тебе, что как только он нам расскажет, где прячет денежки, мы дадим ему пинок под зад, а сами поедем за ними. Неужели ты уже забыл об этом?
– Но ведь его видели в гостинице вместе со мной!
– О Боже, так вот что тебя испугало! Ну что ж, тогда, чтобы ты успокоился, я могу немного поведать тебе о своих дальнейших планах. Я поселюсь в этом же номере и буду выдавать себя за Мельфора до тех пор, пока из сельвы не явятся поставщики товара. Кстати, как скоро это произойдёт?
– Не знаю, – сдавленным тоном отвечал Рикардо, вставая с земли и отряхиваясь. – Это меня уже не касается, поскольку свою часть работы я выполнил.
– Правильно, малыш, а потому тебе полагается и вторая часть гонорара. И, клянусь всеми химерами Нотр-Дама, ты её получишь сразу же после того, как принесёшь мне заветный чемоданчик из камеры хранения аэропорта. Садись в машину, и поехали.
Рикардо со вздохом повиновался. «Ну и денёк у меня сегодня выдался! – только и подумал он, хмуро смотря прямо перед собой. – Скорей бы всё это кончилось!»
– Что-нибудь с Алехандрой? – испуганно воскликнула Мария Алехандра, как только вошла в гостиную и увидела Эулалию.
– С ней всё в порядке, – поспешила успокоить её монахиня, с любопытством глядя на бледное лицо своей подопечной. – Она умная девочка и уже научилась относиться ко всему спокойно. А вот у тебя что-то произошло. Кажется, я приехала вовремя…
Они расцеловались и присели на диван.
– Ну, рассказывай, – начала Эулалия. – И, прежде всего, где ты провела эту ночь?
Мария Алехандра поджала губы.
– Мне бы не хотелось об этом рассказывать.
– Ты мне уже больше не доверяешь? – поразилась монахиня.
– Доверяю… но… нет, Эулалия, мне прежде самой надо во всём разобраться. Расскажи лучше о себе. Ты приехала лишь для того, чтобы повидаться со мной, или у тебя есть и какие-то другие дела?
– Да, к сожалению, есть, – вздохнула Эулалия. – И в этих делах мне, возможно, потребуется твоя помощь. Точнее говоря, помощь одного твоего давнего поклонника.
– Кого же это? – заинтересовалась Мария Алехандра, с любопытством вскидывая глаза на свою подругу.
– Сенатора Касаса.
– Камило?!!
Её возглас был настолько выразительным, что Эулалия внезапно обо всём догадалась.
– Ты была у него?
Мария Алехандра молчала, но монахиня продолжала настаивать.
– Скажи же мне, наконец, ты была у него?
И тогда Мария Алехандра молча наклонила голову. Эулалия потрясённо вздохнула.
– А как же Себастьян?
– Себастьян первым мне изменил. И изменил подло, снова взявшись за старое…
– Да, я знаю, – задумчиво пробормотала монахиня. – Мне об этом рассказал Фортунато. Ну и что теперь?
– Не знаю, не знаю, – отчаянно и раздражённо воскликнула Мария Алехандра, – я же говорила тебе, что мне самой надо во всём разобраться!
После этой ночи, когда она впервые уступила Камило, в её чувствах царило такое невероятное смятение, что она никак не могла прийти в себя. Да, Камило был нежен, заботлив и предупредителен, и, всё же, все его старания оказались напрасны. Ему так и не удалось растопить тот лёд, который сковывал чувства Марии Алехандры, мешая ей отдаваться Касасу с тем же самозабвением, с каким она отдавалась Себастьяну. Она уступила ему не потому, что ей самой этого хотелось, а потому, что он был слишком настойчив, и воспользовался тем чувством вины, которое она в глубине души продолжала перед ним испытывать. Занимаясь с ним любовью этой ночью, она думала не столько о том, как получить удовольствие, сколько о том, что теперь они, наконец, в расчёте. Причём этим самым она в расчёте не только с ним, но и с Себастьяном, который первым ей изменил. Касасу так и не удалось вырвать ни одного сладострастного стона из её сомкнутых губ, а потому в перерывах между объятиями – а за всю ночь ни она, ни он так и не сомкнули глаз – они даже не разговаривали, а молча лежали рядом, глядя в темноту. Да и расставались они утром, смущённо отводя глаза, словно бы теперь их связывало какое-то общее, постыдное преступление. И вот именно сейчас так некстати появилась Эулалия, словно бы решившая извести её своими настойчивыми расспросами!
– Что тебе нужно от Камило? – сухо спросила она, после долгого молчания, и Эулалия начала рассказывать. Она поведала историю с подбитым над сельвой вертолётом и попавшим в её руки чемоданчиком с наркотиками, после чего замолчала и вопросительно посмотрела на Марию Алехандру.
– Да, ты права, – кивнула головой та. – Сенатор Касас занимается расследованием подобных вещей, и мы завтра же поедем к нему в офис.
– А почему не сегодня? И не в офис, а домой? В таком деле, чем меньше свидетелей, тем лучше…
– Нет, сегодня это решительно невозможно! – испуганно сказала Мария Алехандра, на мгновение, представив себе лицо Касаса. – Только не сегодня!
– Но почему?
– Умоляю тебя, Эулалия, не расспрашивай меня больше ни о чём! – буквально простонала Мария Алехандра, и монахиня ласково погладила её по руке.
– Хорошо, хорошо, только успокойся.
После некоторого молчания она вдруг, словно что-то вспомнив, снова наклонилась к Марии Алехандре.
– Да, кстати, вчера вечером к тебе заходил какой-то элегантный сеньор. Мы полчаса поболтали о тебе, а затем он ушёл, сказав, что позвонит на следующий день, то есть сегодня.
– А как его имя? – слегка заинтересовалась Мария Алехандра, на что Эулалия с виноватой улыбкой пожала плечами.
– Извини, девочка, но у меня плохая память на иностранные имена, а этот сеньор оказался французом. Но он оставил свою визитную карточку… где же… а вот она, – и Эулалия, взяв со стола, протянула её Марии Алехандре. Та жадно схватила белую, глянцевую визитку и прочитала оттиснутые золотом буквы – «Месье Серж Лану».