Тайные страсти. Книга 2

Глава тринадцатая

– В чём дело, Пача, что ты здесь делаешь? – хмуро поинтересовался Мартин, столкнувшись с девушкой в коридоре больницы. Он возвращался из морга, где находилось тело Мачи, убитой двумя выстрелами в грудь.

– Я пришла потому, что понимаю, как тебе сейчас тяжело, – несколько смущённо ответила Пача. – И ещё потому, что чувствую себя виноватой… Ты плакал, Мартин?

Она заметила его покрасневшие глаза, и он, поняв это, с досадой отвернулся.

– Причём здесь ты? – после долгого молчания произнёс он, когда они уже вышли из клиники и медленно пошли по дорожке парка. – И почему ты считаешь себя в чём-то виноватой?

Пача ждала этого вопроса и ответила на него сразу, торопясь выговориться и боясь, что Мартин её остановит.

– Ведь именно ради меня Рикардо связался со всеми этими делами, и вот теперь он арестован, а Мача, которая пыталась его спасти, погибла…

– Подожди, подожди, но с какими делами? Ты забываешь, что я ничего не знаю, и Рикардо мне ничего не рассказывал.

– Понимаешь, Мартин, – Пача сделала над собой усилие и заговорила помедленнее. – Всё произошло совершенно случайно. Однажды, когда Рикардо зашёл к Фернандо и не застал его дома, он открыл дверь своим ключом – а у обоих есть ключи от квартир каждого из них – улёгся на диван и решил дожидаться Фернандо. В дверь позвонили, и когда он открыл, в квартиру ввалились два каких-то подозрительных субъекта. Как мне объяснил сам Рикардо, он понял, что они приняли его за Фернандо лишь тогда, когда заговорили о Луисе Альфонсо Медине.

– А причём тут Луис Альфонсо? – рассеянно спросил Мартин, лишь бы показать, что он её слушает.

– А притом, что он в своё время занимался какими-то тёмными делами, связанными с наркотиками, – терпеливо объяснила Пача. – И те два типа хотели послать Фернандо в Париж, для того, чтобы установить связи с европейской наркомафией. Ну, как ты не понимаешь – они узнали, что он сын Луиса Альфонсо и носит ту же фамилию. Поэтому, видимо, и посчитали, что лучшей кандидатуры не найти. И ведь сам Фернандо бы наверняка отказался! – с досадой воскликнула она. – Но им подвернулся Рикардо. А он такой легкомысленный… И, кроме того, я, как назло, упрекнула его в том, что у него никогда нет денег.

Теперь уже Мартин стал прислушиваться болеё внимательно.

– Рассказывай дальше.

– А что дальше? Он поехал в Париж, выполнил там их поручение, но зато влип ещё в какую-то историю, связанную с неким французом по имени Серж Лану… Но, самое интересное, – спохватилась Пача, словно, только что, вспомнив, – что его мать оказалась жива!

– Чья мать – Лану?

– Да не Лану, а Рикардо!

– И она живёт в Париже?

– В Париже она оказалась случайно, а живёт она в Боготе, где держит весьма сомнительное заведение под названием «Красный поплавок», – Пача не смогла удержаться от лёгкого смущения, вспомнив о своём посещении этого «сомнительного заведения» и беседе с Альсирой.

– Ну и какое мне до всего этого дело? – вдруг нахмурился Мартин. Они уже дошли до конца аллеи, и присели на садовую скамейку.

– Не знаю, – вдруг растерялась Пача. – Я, собственно, заговорила об этом чисто случайно. И вообще…

– Что – вообще?

– Я не могу видеть тебя таким несчастным! – она выкрикнула это с таким надрывом в голосе, что Мартин удивлённо поднял на неё свои грустные глаза.

– И я тоже чувствую себя ужасно, – отворачиваясь, тихо произнесла Пача. – Что теперь будет с Рикардо? Ведь его ожидают суд и тюрьма…

– Это не самое страшное, – глухо сказал Мартин. – Есть только одна непоправимая вещь, Пачита, и она называется смерть. И, по сравнению с ней, всё остальное кажется таким ничтожным…

– Я понимаю.

– Вряд ли. Извини меня, но чтобы это понять, надо увидеть любимого человека лежащим в холодной камере морга, – голос Мартина задрожал так, словно он вот-вот расплачется. – И ведь через три недели мы должны были пожениться, а вот теперь… Она была такой замечательной девушкой! Такой доброй, отзывчивой и, при этом решительной и отчаянной. Я никогда не понимал, как могут уживаться в одном человеке две таких разных черты характера, как доброта и отчаянность. И только после её смерти я, наконец, понял это…

– Мартин, не надо…

– Нет, нет, я не плачу, я уже не плачу. Спасибо за то, что ты решила меня повидать.

И тут Пача вдруг произнесла какую-то фразу, но сделала это так тихо, что Мартин подумал, что ослышался.

– Что ты сказала? – нерешительно переспросил он.

И Пача вновь повторила эту же фразу, отвернувшись в сторону и краснея до корней волос.

– Я люблю тебя…

Мартин смотрел на неё ничего не понимающим взором и не знал, что сказать. Как странно! – ведь они виделись так редко и, он всегда обращался с ней так, как с любой несовершеннолетней девчонкой, чьи чувства нельзя принимать всерьёз, поскольку – и он сам придумал это сравнение – они похожи на детские молочные зубы, которые являются лишь временными и непрочными; и потом, по мере взросления, исчезают и заменяются другими, взрослыми чувствами. И что ему делать с этим неожиданным девичьим признанием, когда он сам сейчас сходит с ума от горя и отчаяния?

– Но как же Рикардо? – не найдя ничего лучшего, спросил он. – Ведь ты же сама рассказывала о том, на какие опасные авантюры он ради тебя пускался. Неужели ты бросишь его в тот момент, когда он оказался в тюрьме?

– А что мне прикажешь делать? – зло огрызнулась Пача, и Мартин непроизвольно отметил про себя резкие перепады её настроения. – Обвенчаться с ним в тюремной церкви? Пообещать ждать и хранить верность до тех пор, пока он не освободится? Но ведь я его всё равно не полюблю!

– А как же раньше?

– Да и раньше не любила. Что могут значить несколько детских поцелуев?…

– Для него они значили слишком много!

– Если ты будешь говорить со мной как отец, то я тебя возненавижу! – решительно заявила Пача и поднялась с места.

– А чего ты от меня ждала? – устало спросил Мартин.

– Хотя бы того, что ты меня поцелуешь! – и он даже не успел опомниться, как она мгновенно склонилась над ним и не слишком-то умело прижалась губами к его губам. Через секунду она уже быстро шла по дорожке, а Мартин растерянно смотрел ей вслед. «Надо будет позвонить Себастьяну и всё ему рассказать, – вспомнив про историю с Рикардо, подумал он. – Теперь, наконец, понятно, почему Мария Алехандра так упорно подозревала его племянника»

Вспоминая те чувства, которые она испытала под дулом собственного пистолета, Мария Алехандра с удивлением не обнаружила в них никакого страха. А ведь её держали на мушке первый раз в жизни! Может быть, она просто не успела поверить в серьёзность угрожающего тона Лану, а, может быть, всё дело в том, что сумела заметить тот мимолётный взгляд, который он с вожделением бросил на неё, и тут же перевёл его на постель.

В любом случае, всё закончилось достаточно странно – он вдруг галантно поклонился, вышел из спальни, и через несколько минут она услышала, как за ним захлопнулась входная дверь. Когда она бросилась вниз, то с удивлением обнаружила собственный пистолет, лежавший на полированной поверхности журнального столика. Нет, всё-таки, это было более, чем странно!

Тем не менее, она немедленно набрала телефон лейтенанта Маркеса и попросила его срочно приехать. Через полчаса полицейский уже был у неё и, узнав обо всём произошедшем – а на этот раз Мария Алехандра рассказала всё от начала и до конца, ничего не скрывая – нахмурился.

– Вы допустили серьёзную оплошность, сеньора, – мрачно сказал он, глядя на неё, – и, тем самым не только затруднили работу полиции, но и подвергали страшной опасности собственную жизнь. Этот Лану или Дешан разыскивается уже, как минимум за два убийства – одно, совершённое в Париже, второе – в Боготе. И я просто не могу объяснить тот факт, что он оставил вас в живых!

– Простите, лейтенант, – быстро произнесла Мария Алехандра, – но не могли бы вы рассказать об этом поподробнее. Я имею в виду то, в чём подозревается месье Лану.

– А почему вас это интересует? Вы опять от меня что-то скрываете?

– Нет, клянусь девой Марией, нет, – как можно более искренне, сказала она. – Но… короче, что это за убийство в Париже?

– Его отец, Жак-Луи Дешан был найден мёртвым в одном из автомобилей, припаркованных на автостоянке аэропорта Орли. У французской полиции есть все основания подозревать в этом убийстве сына, тем более, что в тот день его видели в аэропорту в обществе трёх женщин и одного мужчины.

– О, Боже! – только и вздохнула Мария Алехандра и, заметив вопросительный взгляд лейтенанта, пояснила. – Это была я с мужем и дочерью! Он организовал наш отлёт и провожал до самого конца…

– А кем была эта третья женщина? Она – француженка?

– Нет, колумбийка. Это была Альсира!

– Тогда всё ясно. Она давно известна полиции, как содержательница публичного дома и торговка наркотиками, – лейтенант Маркес в очередной раз укоризненно посмотрел на Марию Алехандру. – В хорошей же компании вы проводили время в Париже!

Мария Алехандра густо покраснела.

– Скажите, а месье Дешан-старший тоже замешан в каких-то тёмных делах? – неуверенно спросила она, вспоминая старого француза, который так понравился ей при первом знакомстве, и в котором она так разочаровалась позже.

– Скорее всего, нет, – холодно ответил Маркес. – Во всяком случае, у французской полиции он вне подозрений.

«Как же плохо я разбираюсь в людях! – подумала про себя Мария Алехандра, взволнованно прохаживаясь по комнате и чувствуя на себе внимательный взгляд молодого лейтенанта. – Заподозрив отца, я полностью доверилась сыну, и это привело к стольким несчастьям. Я пыталась спасти свою дочь от мнимой угрозы, а в итоге с ней произошла настоящая трагедия! Не знаю, сможет ли она, когда-нибудь, меня за это простить… А Себастьян и Фернандо? Ведь я подозревала и их тоже! Какой ужас, как чудовищно я себя вела! Дожить до тридцати лет и оставаться такой наивной и экзальтированной дурой! Кто же виноват в том, что муж мне изменил, а его племянник, не в силах меня разубедить, пытался похитить мою дочь? Бедная моя девочка, как же тебе не повезло со своей матерью!»

– А вы случайно не были знакомы с Мельфором? – после долгой паузы спросил Маркес. – Это один из ближайших помощников Лану.

– Да, была. – И Мария Алехандра коротко рассказала о том, как и когда, состоялось это знакомство. – И я уже знаю, что он убит где-то в Боготе, – добавила она.

– И в этом убийстве тоже подозревается ваш старый знакомый Лану, – коротко прокомментировал лейтенант. – Надо вам заметить, сеньора, что, в отличие от вас, ваша уважаемая сестра гораздо больше доверяет полиции.

– Дельфина? А вы с ней знакомы?

– Да, мне пришлось нанести ей визит, поскольку я занимаюсь всем этим делом.

Что-то в его голосе показалось Марии Алехандре несколько странным, и она повнимательнее посмотрела на молодого полицейского. «А ведь она ему явно нравится! – решила она про себя и вздохнула. – Ну что ж, дай Бог. Этот лейтенант весьма хорош собой и, кроме того, он человек честный. Почему бы и нет? – разве моя бедная сестра не заслужила себе такого мужа? Правда, она его намного старше… Но, в конце концов, должна же, она оставить в покое Себастьяна».

– Что-нибудь ещё, лейтенант? – спросила Мария Алехандра, присаживаясь напротив него и, невольно одёргивая юбку под его пристальным взглядом. «Если ему нравится Дельфина, то почему он такими глазами смотрит на меня? Неужели все мужчины одинаковы?»

«А она намного моложе и красивее своей сестры, – со вздохом подумал Маркес, любуясь стройными ногами Марии Алехандры. – Жаль только, что замужем. Интересно, а почему они не живут вместе? Да, но, кажется, она поняла, о чём я сейчас думаю…»

Он откашлялся и задумчиво погладил гладко выбритый подбородок.

– Для меня остаётся невыясненным ещё один вопрос. Если, как вы мне сами рассказывали, о вашей поездке к сенатору Касасу никто не знал, тогда, кто смог организовать то нападение? Вспомните хорошенько все события, предшествовавшие вашей поездке. Может быть, или вы, или сестра Эулалия случайно проговорились об этом?

– Это исключено, – решительно заявила Мария Алехандра.

– Ну, тогда откуда же нападавшие узнали о том, что вы должны заехать к отцу Фортунато? – продолжал настаивать лейтенант. – Ведь в том, что вас там ждали, у меня лично нет никаких сомнений. Вы встречались до этой поездки с Лану?

– Нет, – Мария Алехандра вспомнила ту ночь, которую она провела у Касаса, и то, тяжёлое, полное угрызений совести утро, когда она возвращалась домой. – Постойте, лейтенант! – внезапно воскликнула она. – Я не встречалась с Лану, но с ним разговаривала Эулалия. Он заходил в моё отсутствие, и даже оставил свою визитную карточку.

– Ага, значит, он сумел побывать в вашем доме! – мгновенно оживился Маркес. – Ну, тогда это должно многое объяснить. Прошу прощения, но придётся осмотреть вашу гостиную.

Мария Алехандра кивнула, с интересом наблюдая за тем, как профессионально он движется по комнате, внимательно заглядывая в самые неожиданные места.

– А что вы ищете, лейтенант? – спросила она, уже и сама, начиная догадываться.

– Вот, сеньора, я искал именно это! – и Маркес с торжествующим видом показал ей какую-то миниатюрную деталь, которую он отцепил от нижней поверхности телефонного столика. – Это микрофон с мощным передатчиком, благодаря которому можно было подслушивать все ваши разговоры с весьма значительного расстояния. Вот теперь всё окончательно стало ясно…

Всё стало ясно и Марии Алехандре, так что она даже побледнела.

– Значит и в убийстве Эулалии тоже виноват он? – внезапно осёкшимся голосом тихо спросила она.

– Увы, но дело обстоит именно так, – подтвердил Маркес. – Так что умоляю вас, сеньора, будьте предельно осторожны и, если этот тип снова объявится, немедленно сообщите мне.

После ухода лейтенанта Мария Алехандра почувствовала себя так плохо, что уже готова была расплакаться, но тут сначала раздался звонок в дверь, а затем в гостиную буквально вбежала Алехандра.

– Мамочка!

– Алехандра!

Они обнялись и расцеловались.

– Прости меня.

– Нет, это ты меня прости, детка.

– Но мне не за что тебя прощать, – освобождаясь из материнских объятий, решительно заявила Алехандра. – Ведь ты же боялась за мою безопасность и именно поэтому подозревала Фернандо.

Однако Мария Алехандра думала сейчас совсем не о Фернандо. Она не могла задать этот вопрос Маркесу, поскольку не заявляла в полицию, но теперь вдруг поняла, что это и было самым главным, о чём ей больше всего хотелось узнать. Кто изнасиловал и хотел убить её дочь? Лану заявил, что это сделал Мельфор, но разве после всего того, что она о нём узнала, можно было верить Лану?

– Послушай, детка, – как можно осторожнее начала Мария Алехандра, усаживая дочь рядом с собой. – Я прекрасно понимаю, как ужасно тебе об этом вспоминать, но не могла бы ты сказать мне только одну вещь?

– Какую, мамочка? – удивлённая её серьёзным тоном, насторожилась Алехандра.

– Ты не запомнила никаких примет того человека, который… – она замялась, – ну… который напал на тебя в Париже?

– А почему ты об этом спрашиваешь?

– Мне надо знать, кто это был?

– И ты опять подозреваешь Фернандо?

– Да нет же, нет, клянусь тебе в этом. Ну, скажи хоть, какого он был роста?

Алехандра задумалась, и на лице её появилось мрачное выражение.

– Он был высоким…

– Ну а лицо, лица ты не рассмотрела?

– Я уже говорила тебе, что нет, ещё там, в Париже!

– Я это помню, но, всё-таки… – чувствуя мучения своей дочери, продолжала настаивать Марня Алехандра. – Ну, может быть хоть какие-нибудь приметы?

– Кажется, у него были усы, – неуверенно произнесла Алехандра.

– Почему ты так думаешь?

– Прежде, чем потерять сознание, я почувствовала прикосновение чего-то похожего на усы… но нет, я не могу этого утверждать наверняка…

«Это Лану, – удивляясь собственному хладнокровию, вдруг подумала Мария Алехандра. – Мельфор был заметно ниже его ростом и не носил никаких усов».

Всё-таки это ужасно – так любить собственную жену и знать, что она тебе изменила! Себастьян уже несколько дней буквально не находил себе места и даже отказался от проведения двух сложных операций, опасаясь в своём нынешнем состоянии допустить роковую ошибку. Но что же, делать и как найти путь к примирению? Хорошо зная Марию Алехандру, он опасался звонить ей ещё раз, чувствуя, что не вынесет её холодного тона и очередного отказа встретиться и поговорить. Пить ему уже не хотелось, другие женщины не интересовали – оставалось только пребывать в глубокой депрессии и мучительно перебирать все свои прошлые ошибки.

Он уже знал почти обо всём, что произошло после их расставания, а о самых последних событиях ему рассказал Мартин. Находясь дома, размышляя и сопоставляя все известные ему факты, Себастьян неожиданно пришёл к парадоксальному выводу. Для того, чтобы иметь успех у собственной жены, ему надо предстать перед ней в новом свете! Раньше он был лишь неистовым ревнивцем и при этом весьма осторожным человеком. Но его ревность только раздражала Марию Алехандру, а осторожность вызывала едва скрываемое презрение. Значит, надо начать с самого себя и совершить какой-нибудь неординарный поступок!

Теперь оставался самый главный вопрос – какой именно поступок поможет ей взглянуть на него другими глазами? Да, Камило Касас стал её любовником, да, он похищен какими-то террористами, но если он, Себастьян, решит воспользоваться этим случайным устранением своего главного соперника, то добьётся, лишь того, что жена сочтёт его жалким трусом, а того – героем. Значит надо самому стать героем, выставив соперника жалким трусом! После такого рассуждения, окончательный вывод напрашивался сам собой – надо найти и освободить Касаса! И тогда, потрясённая самоотверженностью и благородством мужа, Мария Алехандра непременно сочтёт себя обязанной вернуться к нему и покаяться в своей измене!

Увлеченный этими перспективами, Себастьян разволновался до такой степени, что не удержался и налил себе немного виски. «Ну, хорошо, – продолжал он размышлять дальше, – но где найти этого чёртового Касаса? Если даже полиция пока не может этого сделать, то с чего должен начать я? Нанять частного детектива? Или самому сделаться таковым и начать следить… но за кем? Так, а что мне там говорил Мартин? Что-то о Рикардо, Лану и Альсире… А, это та дамочка, с которой я познакомился в Париже и которую потом привёз с собой Лану. Однако, с чего я взял, что похищение Касаса организовал именно этот француз? Нет, во всей этой ситуации слишком много неясного. Да, я знаю, что он мошенник и живёт под вымышленным именем, но с какой стати ему надо было похищать сенатора, да ещё не в Париже, а в далёкой латиноамериканской стране?» Только одна, может быть самая нелепая ниточка, о которой он узнал чисто случайно, и могла связывать двух этих таких разных людей. Отец Лану был сводным братом покойного сенатора Эстевеса, с которым постоянно враждовал Касас, упрекая его в продажности и мафиозных связях.

Как он ни старался, но больше ему ничего в голову не приходило. Поэтому Себастьян решил сделать первый шаг, надеясь, что окажется на правильном пути, который и доведёт его до конца. Надо найти Лану, а, поскольку, где он сейчас находится, неизвестно, надо повидаться с Альсирой. Уж она-то должна это знать.

Сначала он хотел захватить с собой и Мартина, но, вспомнив о том, в каком состоянии находится его друг после трагической гибели своей невесты, решил оставить его в покое. Себастьяну не составило большого труда узнать, где расположен бар Альсиры под вызывающим названием «Красный поплавок», и он заявился туда, как можно раньше, к самому открытию, когда посетителей ещё было совсем немного. И вот здесь он допустил первую ошибку – вместо того, чтобы сразу подняться в кабинет Альсиры, Себастьян сначала пристроился за стойку бара, заказал себе выпивку и, лениво поглядывая на одиноких девиц, стал выяснять у барменши и официанток, не появлялся ли здесь высокий и элегантный француз с запоминающимися усами.

– Ох, сеньор, – разочарованно вздохнула красивая барменша, – у нас бывает столько иностранцев! А я не кончала института иностранных языков, чтобы определить, кто из них француз, а кто нет. И, кроме того, к нам приходят за девочками, а заведение для голубых находится в двух кварталах отсюда.

– Понятно, – усмехнулся такому ответу Себастьян, – но это мой приятель с которым я познакомился в Париже, а договорился встретиться именно здесь. Кроме того, я не голубой – у меня недавно ушла жена.

– В таком случае могу порекомендовать вам Жозефину, – мгновенно откликнулась барменша. – Она сидит за столиком слева, у колонны. Её специализацией является утешение обманутых мужей и, кроме того, она неплохо говорит по-французски.

Себастьян с любопытством оглянулся и увидел симпатичную брюнетку с огромными, лукавыми глазами, которыми она уже не раз подавала ему самые красноречивые знаки. Одета она была в короткое чёрное платье, усыпанное яркими блёстками, чёрные туфли и белые чулки.

– Ну и как, нравится? – поинтересовалась барменша. – Пригласите её выпить – и она ваша.

Жозефина была настолько хороша, что Себастьян даже заколебался, на мгновение, забыв о том, ради чего он сюда пришёл.

– Нет, спасибо, – наконец, сказал он, – я лучше пойду побеседовать с мадам Альсирой.

– Наверх и вторая дверь по коридору.

Альсире уже успели доложить о подозрительном посетителе, и потому она встретила Себастьяна без особого удивления.

– Добрый день, сеньор Медина, – приветливо сказала она. – Вы напоминаете мне о Париже, а потому я всегда рада вас видеть. Какой это замечательный город, не правда ли?

– Да, конечно, – кивнул Себастьян, – но ведь у вас там были какие-то неприятности?

– А, то, что в раю кажется неприятностями, в аду вспоминается как лёгкое недоразумение. Вы зашли просто поразвлечься или у вас какие-то сложности с вашей очаровательной супругой?

– Ни то и не другое. Скажу вам честно, мадам Альсира, – как можно более непосредственно произнёс Себастьян, – но мне подвернулось одно интересное дельце, и я бы хотел встретиться с нашим общим знакомым месье Лану.

Альсира сделала большие глаза.

– Но ведь он в Париже!

– Невежливо говорить дамам такие вещи, – мгновенно меняя тон, сухо сказал Себастьян, – но вы лжёте. Мне прекрасно известно, что сейчас он находится в Боготе, и я почти уверен, что вы можете устроить нашу встречу.

– Вы ошибаетесь, – любезно ответила Альсира, словно не замечая напряжённого выражения его лица, – и, как мне не жаль, но я ничем не смогу вам помочь.

– В таком случае, ответьте мне на ещё один вопрос.

– С удовольствием, если это будет в моих силах.

Себастьян уже понимал, что ведёт себя неправильно и вряд ли чего-нибудь добьётся, однако, решил не отступать и идти до конца. Чёрт побери, но неужели он так глуп и прямолинеен, что не сможет перехитрить эту бесконечно лживую женщину? Надо попробовать взять её на испуг и, тем самым, заставить проговориться. Он выждал небольшую паузу и вдруг отрывисто спросил:

– А где вы прячете сенатора Касаса?

Как ни странно, но его расчёт оказался верным. Альсира дрогнула и – он мог бы в этом поклясться – по лицу её пробежала лёгкая тень смятения.

– Я не понимаю, о чём вы говорите, – справившись с собой, ответила она. – Среди наших клиентов нет этого уважаемого сенатора.

– Вам прекрасно известно, что он похищен, и у меня есть все основания думать, что к этому делу причастен ваш сообщник Лану. Я не хотел пока привлекать полицию, поскольку всё это затрагивает мои личные интересы… – чем дальше говорил Себастьян, тем больше он понимал, что момент растерянности уже упущен, и теперь-то он точно ничего не добьётся; тем более, что у него на руках фактически и нет других козырей.

Альсира тоже это поняла, а потому только усмехнулась и потянулась за сигаретой.

– Странно, а мне казалось, что ваша профессия – хирург, а не следователь. Можете не трудиться договаривать до конца, поскольку я всё равно ничего не знаю.

– А того, что ваш сын Рикардо арестован по подозрению в убийстве, вы тоже не знаете?

– Это какая-то ошибка, сеньор, поскольку у меня нет никакого сына, – с дьявольской невозмутимостью отозвалась Альсира, и Себастьян растерянно умолк, не зная, что предпринять дальше.

– Я вижу, доктор, что вы находитесь в каком-то затруднении, – неожиданно произнесла она. – А потому, что вы скажете вот на это? – и она ловко достала из бара бутылку шотландского виски и два бокала. – Давайте выпьем и расстанемся друзьями.

Себастьян машинально взял протянутый бокал и опрокинул его содержимое в рот, как вдруг дверь кабинета отворилась, и на пороге показалась высокая фигура Лану. Они обменялись быстрыми взглядами, после чего француз шагнул внутрь и закрыл за собой дверь.

– Какая встреча! – весело произнёс он. – Как поживаете, доктор Медина?

– Не кривляйтесь, Лану, – холодно ответил Себастьян. – Я искал встречи с вами потому, что достаточно много о вас знаю.

– Если бы это, действительно, было так, – уже без улыбки ответил тот, – тогда бы вы предпочли держаться от меня подальше. Но, раз уж мы всё равно встретились, то не лучше ли выпить? – и он направился к столу, на котором Альсира поставила бутылку и бокалы.

– Где сенатор Касас?

– Странный вопрос, – задумчиво отозвался Лану, уже взяв в руки бутылку. – Признаться, я никогда не думал, что вас это всерьёз заинтересует. Ведь, если я не ошибаюсь, сенатор является вашим счастливым соперником, а потому его исчезновение вам только на руку?

Себастьян скрипнул зубами, но ничего не ответил.

– В любом случае, – продолжал Лану, наполняя свой бокал, – уместнее всего этот вопрос задать в полиции.

– Ты отправишься туда вместе со мной!

– В самом деле? Не думаю…

Ещё до того, как Себастьян бешено бросился на француза, Альсира успела выскользнуть из кабинета и закрыть за собой дверь. Первый же удар пришёлся мимо цели – Лану успел ловко уклониться в сторону и Себастьян с размаха налетел на стол. Едва он повернулся, как удар француза пришёлся ему прямо в челюсть и опрокинул на пол. Однако, через несколько секунд Себастьян уже вновь был на ногах и после серии бурных ударов, сумел отбросить француза к стене.

– А вы неплохо боксируете, доктор, – успел иронично заметить Лану, отгораживаясь от Себастьяна тёмно-красным креслом. – Похоже, что вы умеете не только чинить челюсти, но и их калечить.

– Заткнись, мерзавец!

Себастьян успел зацепить его за лацкан пиджака и одним рывком притянул к себе, другой рукой замахиваясь для удара. Но Лану не стал этого дожидаться, а сильным ударом головы, разбил Себастьяну лицо. После этого, они оба, тяжело дыша, упали на пол, причём Лану оказался сверху. Последовала непродолжительная борьба, сопровождаемая сдавленным рычанием и грохотом опрокидываемой мебели. Себастьян получил ещё один сильный удар в лицо и, полуоглушённый, остался лежать на ковре, в то время как Лану поднялся на ноги, подошёл к столу, и, одним глотком допил свой бокал.

– Чертовски приятно бывает побеседовать с умным человеком. Жаль только, что я не могу уделить вам достаточно много времени…

Себастьяна взбесили эти утончённые издевательства, и он снова встал, ощущая на разбитых губах солёный вкус крови.

– Нет, так просто я тебя не отпущу!

Сделав усилие, он оторвал от пола кресло и метнул его в Лану. Однако, тот снова сумел уклониться, и оно лишь опрокинуло кадку с миниатюрной пальмой, стоявшую у окна. Себастьяну ещё удалось нанести французу сильный удар в живот, от чего тот слегка согнулся, но тут же выпрямился. Он попытался было повторить удар, но, на этот раз, с меньшим успехом. Перед глазами у него плавали красные круги, и видимо, поэтому он не сумел уклониться от прямого удара Лану, в очередной раз свалившего его на пол. Последнее, что успел запомнить Себастьян перед тем, как потерять сознание стоявший над ним француз, с полупустой бутылкой виски в руках.

– Прощайте, месье, и, если сумеете, передавайте привет вашей очаровательной супруге.

Бутылка обрушилась на его голову, и Себастьян отключился, теперь уже надолго. Очнулся он от холодной воды, которой брызгали ему в лицо. С трудом разлепив веки, он увидел склонившегося над ним лейтенанта Маркеса.

– Нет, я не понимаю, да и не хочу понимать причин этого неслыханного, идиотского упрямства! – раздражённая поведением Пачи, говорила ей Алехандра. – Человек из-за тебя угодил в тюрьму, а она отказывается его навестить! Как тебе не стыдно!

– Во-первых, не из-за меня, а по собственной глупости, – упрямо возражала Пача. – Я его не заставляла никого убивать. А во-вторых, я же не отказываюсь в принципе, а говорю, что пока этого сделать не могу.

Разговор между двоюродными сёстрами происходил в их бывшей комнате дома Эстевеса, которую теперь занимала одна Пача, поскольку Алехандра жила у матери. И, разумеется, что говорили они о Рикардо. Фернандо собрался навестить в тюрьме своего лучшего друга и, понимая состояние Рикардо, попросил Алехандру уговорить Пачу пойти с ними. Алехандра, конечно же, согласилась, и теперь просто выходила из себя, столкнувшись с неожиданным сопротивлением сестры. А, Паче, и самой было бы трудно объяснить причины своего отказа, поскольку она никак не могла разобраться в собственных чувствах. Однако, когда человек чувствует себя в чём-то виноватым, то чем настойчивее от него требуют совершить благородный поступок и искупить свою провинность, тем упрямее он отказывается сделать то, что в другом состоянии и сам бы охотно совершил. И Пача, невольно попала именно в эту ловушку – в глубине души она чувствовала свою вину и, когда угрызения совести стали бы совсем нестерпимыми, решилась бы и на гораздо большее. Но когда Алехандра вот так, в лоб, требовала от неё принять покаянный вид и отправиться утешать Рикардо, она, неожиданно для самой себя, взбунтовалась.

– Но что тебе мешает? – продолжала допрашивать Алехандра. – Почему не сейчас, почему потом?

– Да потому, – вдруг нашлась Пача, – что его, возможно, скоро оправдают и выпустят, и тогда я окажусь в глупом положении.

– Что ты имеешь в виду?

– А то, что, навещая его в тюрьме, я дам ему повод думать, что он мне не совсем безразличен. Поэтому, когда он окажется на свободе, то, чего доброго, ещё потребует, чтобы я выходила за него замуж.

– А почему бы и нет?

– Да потому, что я его не люблю!

– Пача!

– Ну что – Пача? Да, я люблю Мартина и не стесняюсь в этом признаться. Что тут плохого?

Алехандра уже в который раз почувствовала, что не понимает свою сестру и лучшую подругу.

– Ты когда-то уже влюблялась в Себастьяна, – задумчиво заговорила она. – И мне казалось, что все эти глупости уже давно позади… Ведь Мартин тебя намного старше.

Пача разозлилась до такой степени, что покраснела.

– Ты сама сейчас говорить глупости, – решительно заявила она. – Предпочитать своим ровесникам взрослых мужчин – что же тут глупого или странного? Да во всех учебниках секса пишут о том, что девушки взрослеют и созревают раньше, чем юноши, а потому это вполне естественно.

– Ты рассуждаешь как шлюха! – взбесилась Алехандра.

– Кто – я? И это говоришь мне ты, беременная от одного и живущая с другим?

Алехандра, сделав злое лицо, коротко и звонко влепила ей пощечину.

– Твоё счастье, что ты беременна, – зло выкрикнула Пача, схватившись за щёку. – А то бы я тебе показала.

– Да уж, от тебя теперь всего можно ожидать, – огрызнулась Алехандра, уже жалея о своей внезапной вспышке. – Я тебя последний раз спрашиваю – ты идёшь или нет?

– Нет, – коротко ответила Пача, отворачиваясь в сторону, словно боясь получить ещё одну пощёчину.

– Ну и чёрт с тобой! – решительно заявила Алехандра. – Ты ещё сама об этом пожалеешь!

– Пока я жалею о том, что у меня такая сестра!

Алехандра задохнулась от возмущения и, не найдя что сказать, выскочила из комнаты, изо всех сил хлопнув дверью.

– Я тоже этого не понимаю, – коротко заметил Фернандо, когда она пересказала ему весь этот бурный разговор. – Но, ничего не поделаешь, придётся ехать одним. В конце концов, мы чего-нибудь придумаем – скажем, что она больна, например.

Алехандра кивнула, мысленно обругав Пачу последними словами. Она и сама теперь чувствовала себя виноватой перед Рикардо, и это чувство только усилилось, когда они увидели его по ту сторону решётки в зале для свиданий. Рикардо выглядел откровенно плохо – он был бледен, жалок и уныл. И первый же его взгляд, который он бросил на Фернандо и Алехандру, всё ей объяснил – он ждал, что они придут не одни!

– Привет, старик, – с нарочитой бодростью приветствовал его Фернандо. – В таком интерьере ты смотришься как молодой Аль Капоне. Скоро мы подкупим охрану и организуем тебе шикарный побег. Ты только представь себе заголовки газет – «Самый опасный молодой преступник снова на свободе»!

– Здравстуй, Рикардо, – чуть смущённо и тихо сказала Алехандра, когда Фернандо, наконец, исчерпал запасы своего остроумия. – Пача не смогла придти, потому что у неё жуткая температура. Но она просила передать, что навестит тебя, как только встанет на ноги.

– Это правда? – так же тихо спросил Рикардо, и она кивнула, отводя глаза и проклиная себя за то, что не умеет лгать.

– Да, правда.

– Конечно, правда, старик, – вновь вмешался Фернандо, чувствуя смущение девушки, – а пока мы принесли тебе кучу бананов и ананасов, которых хватило бы на целую стаю обезьян. Лопай и не забывай выбрасывать шкурки в окно, делая на них надписи в духе Железной Маски.

– Я предпочёл бы пиво, – сказал Рикардо и впервые за весь разговор слабо улыбнулся. – Но, к сожалению, алкогольные напитки запрещены.

– Ничего, ничего, – ободрил его Фернандо, – как только ты выберешься из этой мышеловки, мы наберём столько пива, что Колумбии придётся срочно увеличивать импортные квоты…

– Если я только выберусь…

Повисло тяжёлое молчание, во время которого Фернандо и Алехандра обменялись быстрыми взглядами.

– Оставь эти мрачные мысли, дружище, – снова заговорил он. – Кстати, ты уже разговаривал со следователем?

– Вообще-то разговор со следователем называется допросом, – усмехнулся Рикардо, оценив тактичность своего друга.

– Ну и что? – это уже спросила Алехандра.

– На меня вешают убийство Мельфора – и это самое тяжёлое обвинение, – со вздохом признался Рикардо. – Всё остальное можно назвать мелочёвкой. Скверно ещё и то, что Родригес – ну, тот самый, который посылал меня в Париж – тоже арестован и теперь собирается навешать на меня всех собак, заявляя, что я уже давно занимаюсь переправкой наркотиков в Европу. Но, главное это всё же Мельфор.

– А ты знаешь, кто его убил? – самым серьёзным тоном спросил Фернандо.

– Разумеется, знаю, поскольку это произошло буквально на моих глазах.

– Ну и? – одновременно выдохнули и Фернандо и Алехандра.

– Его убил Лану, сбросив в известняковый карьер.

– А ты говорил об этом следователю?

– А что толку? – пожал плечами Рикардо. – Кто мне поверит, да и где он сейчас этот Лану?

– Скажи мне, где его найти, и я клянусь тебе, что он займёт твоё место в камере, – горячо заявил Фернандо.

Алехандра взглянула на него восхищёнными глазами, и он вмиг ощутил прилив какого-то непередаваемого чувства – нечто вроде гордости, великодушия и отваги одновременно. Рикардо, казалось, понял состояние друга, но в ответ на это заявление, лишь уныло пожал плечами.

– Я не знаю, где он теперь скрывается, если только ещё не вернулся во Францию. Может быть, об этом знает моя мать – Альсира…

– Она – твоя мать? – поразился Фернандо.

– Да, и сама в этом призналась. Это было ещё в Париже в том самом кабаке на Монмартре, где мы с тобой выступали с латиноамериканскими песнями. Я не хотел тебе об этом говорить и ты сам можешь понять почему…

– Я найду тебе этого Лану, – твёрдо пообещал Фернандо, – хоть из-под земли достану, но найду.

– Уговори лучше прийти сюда Пачу, – вдруг жалобно сказал Рикардо, и Алехандра почувствовала, как у неё мгновенно защемило сердце. – Всё равно я без неё жить не могу, что в тюрьме, что на воле…

Фернандо растерянно оглянулся на неё и тогда она сама, зная, что говорит заведомую неправду, но, всё же, чувствуя необходимость это сказать, решительно заявила:

– В следующий раз мы придём сюда вместе с ней.

Рикардо кивнул, но по выражению его глаз, она поняла, что он ей не верит.

– Свидание закончено, – раздался голос дежурного надзирателя, – родственников и знакомых просят покинуть помещение.

Все трое поднялись со стульев и простились, Их разделяла тонкая железная решётка, а потому обменяться рукопожатиями было невозможно, так что пришлось ограничиться короткими кивками. И в тот момент, когда Фернандо, пропустив вперёд Алехандру, уже выходил из зала, он вдруг оглянулся на понурого Рикардо, и у него появилось странное чувство, что он видит своего друга последний раз в жизни.