Тайные страсти. Книга 2

Глава четвёртая

На следующеё утро, резко поговорив с дочерью и отчитав её за ночные похождения – причём Алехандра, судя по голосу в телефонной трубке, отнюдь не раскаивалась; Мария Алехандра приказала ей не выходить из гостиницы, пообещав обязательно приехать.

– Но, мама, ведь это же невыносимо! – возмутилась дочь. – Приехать в Париж и сидеть в гостинице, когда я ещё столького не видела!

– Ты слишком резво начала свои прогулки и месье Лану тебе совсем не пара.

– Но ты же сама оставила меня с ним!

– Во-первых, не тебя, а вас – вдвоём с Фернандо. А во-вторых, я уже раскаиваюсь в своей ошибке и не хочу её усугублять. Кстати, прекрати мучить бедного парня, он уже с ума сходит от ревности.

– Папа в своё время тоже сходил по тебе с ума, так что это у меня наследственное, – не удержалась Алехандра.

– Всё, молчи, ехидна, и слушайся меня, в противном случае мы завтра же возвращаемся в Колумбию.

Положив трубку, Мария Алехандра вдруг вспомнила месье Дешана, чья визитная карточка до сих пор лежала в её сумке. А что если позвонить ему и попросить показать её дочери Париж? Она уже взялась было за телефонную трубку, но тут вдруг вспомнила, как он ухаживал за ней в тот вечер, когда они были в ресторане «Венеция», и отказалась от своего намерения. Этим французам совершенно нельзя доверять – ни молодым, ни старым. Галантность у них в крови, а потому они ловеласы уже от рождения. Но тогда остаётся Себастьян, который, как назло, опять ушёл делать очередную перевязку. Подумав, она оставила ему записку, в которой предложила позвонить дочери, а сама стала собираться в кафе «Лузитания».

Через полтора часа она уже вновь сидела на прежнем месте и задумчиво смотрела в окно. После вчерашнего разговора Себастьян согласился отложить возвращение домой ещё на несколько дней, но сделал это так охотно, что в ней вновь проснулись старые подозрения. Может быть вчера не она, а Альсира сорвала ему намеченную встречу, а потому сегодня он вновь придёт в это кафе? Во всяком случае, та старая колумбийская газета, продолжала лежать на прежнем месте и Мария Алехандра проверяла её наличие там сразу же после каждой отлучки Себастьяна.

Сегодняшняя погода резко отличалась от вчерашней – на небе не было ни единой тучки и старинные улицы Парижа были залиты солнечным светом, с трудом, втискивавшимся между громадами старых домов. Мария Алехандра внимательно осмотрела всех посетителей, большинство из которых были здесь ещё вчера, но ни у одного из них не заметила старой колумбийской газеты. Хорошо бы, если бы её затея оказалась напрасной и ни сегодня, ни завтра сюда бы никто не пришёл. Прошло три часа и её так утомило это долгое и неопределённое ожидание, что она вновь задумалась и не сразу увидела знакомую фигуру, которую можно было бы легко узнать в любой толпе. Мече! Вот её-то Мария Алехандра ожидала увидеть меньше всего и сразу подумала о случайности. Но, через мгновение, ей пришла в голову и другая мысль, которую она сама потом объяснила себе лишь напряжённым состоянием своих нервов. Мече была крёстной матерью Луиса Альфонсо и, вполне возможно, могла иметь какое-то отношение к его делам. Но, зная её трусливость, помня о том, как подействовало на неё тюремное заключение, когда она была арестована по обвинению в убийстве доньи Деборы, трудно было представить её в роли связной между колумбийской и французской мафиями. С другой стороны, Мече была женщиной простодушной и доверчивой, а потому ей могли просто воспользоваться или запугав, или обманув.

Тем временем, пока Мария Алехандра, делая вид, что просматривает журнал мод, искоса наблюдала за Мече, толстуха села за столик очень недалеко от неё, сделала заказ и с аппетитом принялась за цыплёнка, запивая его лёгким французским вином. Мече пришла лишь с большой, кожаной сумкой, нисколько не походившей на изящную дамскую сумочку самой Марии Алехандры, но ничего из неё не доставала, а просто положила перед собой на стол. Глядя на то, с каким упоением, широко расставив могучие локти, Мече обгладывала крылышко, можно было только позавидовать её аппетиту. Марии Алехандре вдруг стало так весело, что она, не удержавшись, хихикнула и на мгновение опустила журнал. Чисто случайно получилось так, что как раз в этот момент Мече подняла глаза и заметила её пристальный взгляд. Несмотря на всю маскировку и даже тёмные очки, она мгновенно узнала Марию Алехандру и так испугалась, что поперхнулась и закашлялась. В следующее мгновение она уже была на ногах и, схватив со стола свою сумку, бросилась к выходу. Мария Алехандра устремилась за ней, но ещё раньше Мече догнал официант. Сунув ему в руку какую-то купюру, она поспешно выскочила на улицу, но Мария Алехандра была уже рядом.

– Да подождите же меня, Мерседес, мне нужно с вами поговорить!

– Не преследуй меня, убийца, иначе я немедленно обращусь в полицию, – задыхаясь от быстрой ходьбы и испуганно озираясь по сторонам, проговорила Мече.

– Ну, при чём здесь полиция, выслушайте меня, наконец!

Со стороны это выглядело довольно забавно – толстая, взволнованная женщина, тяжело переваливаясь, торопливо семенит по улице, а молодая и стройная преследует её и о чём-то говорит. Редкие прохожие, попадавшиеся им на пути, шарахались в стороны и обменивались недоумёнными улыбками.

– Перекрасилась, подстриглась и думала, что я тебя не узнаю? Уйди с дороги, не то я буду кричать!

Мария Алехандра, преградившая ей путь, отрицательно покачала головой.

– Я никуда вас не пущу, пока вы меня не выслушаете.

И тут произошло неожиданное – прямо из дверей небольшого магазинчика, напротив которого они остановились, вышел полицейский и Мече бросилась к нему, быстро заговорив по-французски и кивая на застывшую в растерянности Марию Алехандру. Полицейский подошёл к ней, вежливо взял под козырёк и предложил обеим дамам пройти в участок.

Остаток дня Мария Алехандра провела в полиции, отбиваясь с помощью подъехавшего Себастьяна от нелепых нападок Мече. Кончилось тем, что сами полицейские, пряча улыбки, проводили Мече, а минут через пятнадцать – Мече умоляла, чтобы ей дали время уйти и «избавиться от преследования этих убийц» – разрешили уйти и Себастьяну с Марией Алехандрой.

– Ну и чего ты добилась? – сердито спросил он по дороге домой. – Зачем тебе понадобилось преследовать эту дурёху?

– Сама не знаю, – устало улыбнулась Мария Алехандра, – но, зато я теперь убедилась в одном – Мече – честная женщина.

– Жаль, что она не может сказать о тебе того же самого, – съязвил Себастьян, после чего они молчали уже до самого дома.

Вечером того же дня Фернандо и Рикардо второй раз играли в артистическом кафе на Монмартре, находившемся неподалёку от самой высокой точки Парижа – церкви Сакре-Кер или Святого Сердца. Кафе называлось «На Парнасе» и посещалось молодыми представителями французской богемы – писателями, музыкантами, художниками, которые исстари облюбовали этот район с его неповторимыми мансардами. Они были не слишком удобны для жилья, но зато из их крошечных окон открывалась самая великолепная панорама Парижа. «А когда внизу, прямо под тобой, находится самый знаменитый город мира, то поневоле будешь испытывать вдохновение», – объяснил им хозяин кафе, месье Поль, в недалёком прошлом художник, не сумевший продать ни одной своей картины и не организовавшей ни одной своей выставки, а потому занявшийся более выгодным делом. Выгодным было оно, разумеется, не из-за постоянных посетителей, у которых редко бывали деньги и которые вечно норовили выпить в кредит, а благодаря туристам, интересовавшимся самыми романтичными местами города, откуда вышло столько гениев, поначалу умиравших от голода.

Единственное, на чём отвёл душу месье Поль, так это на обстановке своего кафе, сплошь увешанного его собственными картинами, представлявшими собой слабое подражание импрессионистам. Первое, о чём он спросил при знакомстве обоих друзей – так это о впечатлении, которое на них производят его полотна. Поскольку и тот, и другой мало что понимали в живописи, то ограничились тем, что выразили вежливое восхищение, которое вполне удовлетворило хозяина. Именно по его просьбе в свой первый вечер они играли исключительно народные латиноамериканские мелодии, причём Фернандо иногда немного напевал, а Рикардо аккомпанировал ему на гитаре. Хотя оба приятеля, учившиеся в консерватории классической музыке, чувствовали себя не в своей тарелке, их исполнение понравилось, и на следующий вечер месье Поль предложил им составить репертуар по своему выбору. Фернандо, разумеется, решил исполнить собственные песни, которые он не так давно исполнял в борделе сеньоры Альсиры, а Рикардо не возражал, помня о впечатлении, которое они производили на чувствительных девушек.

А девушек в этом кафе хватало, и это были истинные парижанки – экзальтированные, непринуждённые, остроумные и… легкомысленные. Рикардо так усердно перемигивался с двумя из них – одной из которых была брюнетка, а другой шатенка, что в конце вечера, воспользовавшись небольшим перерывом, предложил Фернандо подсесть за их столик. После недолгого препирательства тот согласился – и ему понравилось, какими роскошными, бархатными глазами смотрела на него брюнетка.

Разговор шёл по-французски, а поскольку Фернандо знал его лучше своего друга, то служил ему переводчиком, несколько смягчая те пылкие, эротические комплименты, которые отпускал обеим парижанкам Рикардо. Шатенку звали Мари-Луиза, брюнетку – Мирабель и обе оказались студентками парижских университетов, причём если Мари-Луиза должна была получить степень бакалавра искусств, то Мирабель – стать преподавательницей пения.

– Ну и тебе понравилось, как поёт мой друг? – спросил её Рикардо.

– О да, в этом есть что-то очень трогательное и милое, – согласилась Мирабель.

– А о чём ты поёшь? – поинтересовалась Мари-Луиза, у которой были на редкость трогательные детские губы и круглые, лукавые глаза.

Фернандо пожал плечами.

– О любви и разлуке. О том, как самые невыносимые препятствия могут помешать первой любви и тем самым сделать несчастным на всю жизнь.

– А что, разве любовь бывает только первой? – тут же спросила Мари-Луиза. – Ведь это же так скучно – когда любовь одна – и на всю жизнь!

– Мне тоже так кажется, – мгновенно согласился Рикардо, толкая коленом под столом своего приятеля. Тот напрягся и вопросительно посмотрел на Мирабель.

– По-моему, тебя бросила девушка, - сказала она. Фернандо состроил такую кислую мину, что Рикардо переглянулся с обеими француженками и все трое улыбнулись.

В этот момент появился месье Поль, и обоим музыкантам пришлось вернуться на сцену.

– Надо предложить им поехать в нашу гостиницу, – торопливо проговорил Рикардо, пока они готовили инструменты. – Грешно упускать такой случай!

– Но ведь там же Алехандра!

– Твоя Алехандра живёт на другом этаже и ничего не узнает!

Фернандо не нашёл, что сказать и лишь неопределённо пожал плечами. Но в конце вечера, он пел уже не отрывая взгляда от Мирабель, пел, словно обращаясь к ней одной; и в итоге сумел вложить в слова своей незатейливой песенки столько томительного надрыва, что все присутствующие дружно зааплодировали. Уговаривать француженок долго не пришлось, и, взяв такси, все четверо направились в гостиницу «Золотой век», прихватив с собой три бутылки недорого шампанского и несколько бутылок пива, заранее припасенных предусмотрительным Рикардо.

– Слушай, а откуда у тебя деньги? – вполголоса, по-испански, поинтересовался у него Фернандо. – Ведь нам же ещё ни франка не заплатили!

– Не задавай лишних вопросов, – сквозь зубы и тоже по-испански, ответил Рикардо, сидевший на заднем сиденье между обеими девушками и обнимавший их за плечи. – Иначе они догадаются, и мне придётся оплачивать услуги этих замечательных кошечек.

Вечер проходил настолько весело, что уже через час Рикардо, подмигнув Фернандо и Мирабели, обнял Мари-Луизу и удалился с ней в соседнюю комнату, взяв с собой и бутылку шампанского.

– Не теряйся, старик, – напутствовал он перед уходом Фернандо, – подумай о том, что ты будешь вспоминать о Париже.

– Что он тебе сказал? – спросила Мирабель, как только за ними закрылась дверь.

– Сказал, чтобы я не терялся… – не сумев соврать, пробормотал Фернандо, чувствуя какую-то неловкость.

– О Боже, никогда не думала, что где-то ещё есть такие стеснительные молодые люди, – даже присвистнула Мирабель, прищуривая на него насмешливые глаза. – Во всяком случае, в Париже я их пока не встречала. Если ты ещё спросишь, можно ли меня поцеловать, то я, пожалуй, грохнусь в обморок от изумления.

– Почему? – тупо спросил Фернандо.

– Потому что такие вещи не спрашивают, а делают, дурачок!

От неё исходил такой неповторимый аромат, а губы были столь горячими и податливыми, что Фернандо почувствовал, как теряет голову. На какой-то миг Мирабель оторвалась от него и, кокетливо встряхнув волосами, стянула через голову модный белый свитер. Встав с дивана, она расстегнула свою короткую чёрную юбку и медленно спустила её на пол. Теперь она стояла перед Фернандо в белом, ажурном бюстгальтере, чёрных колготках и чёрных туфлях на высоком каблуке.

– Ну и как тебе мой стриптиз?

– Прежде, чем спрашивать, надо довести дело до конца, – Мирабель вела себя настолько игриво и свободно, что Фернандо и сам развеселился, позабыв обо всём, кроме этой великолепной парижанки. Мирабель усмехнулась и через мгновение осталась без бюстгальтера. Фернандо притянул её к себе, но, в тот момент, когда он ткнулся и губами и носом в её пышные, смуглые груди, в дверь номера негромко постучали.

– Минуту, – недовольно пробормотал он и пошёл к двери, думая про себя о том, что это пришла горничная менять полотенца. Мирабель капризно наморщила губы и, накинув на плечи его джинсовую куртку, села обратно на диван. Фернандо был уже слегка пьян, а потому, открывая дверь, неосторожно распахнул её больше, чем следовало. Именно благодаря этому Алехандра, стоявшая на пороге, успела заметить в номере какую-то полураздетую девушку, и застыла на месте с расширенными от изумления глазами. Да и Фернандо, увидев перед собой Алехандру, в первую минуту настолько растерялся, что чуть было, не отступил назад, пропуская её в комнату. Однако через мгновение, он поспешно выскочил в коридор и захлопнул за собой дверь, привалившись к ней спиной.

– Так вот значит, как ты развлекаешься! – взбешённо проговорила Алехандра. – А я-то не могла понять, куда он запропастился!

– Как и я вчера, – отозвался Фернандо, собираясь с духом, – когда мы с твоей матерью ждали тебя до полуночи.

– При чём здесь моя мать, развратник несчастный! Почему я тебя вечно застаю с какими-то… официантками!

– Она не официантка, а студентка… – пробормотал Фернандо, но Алехандру это разозлило ещё больше.

– Подумаешь, какой прогресс! В следующий раз я застану его с графиней! Впрочем, знай, что следующего раза не будет!

– Но, Алехандра… – он попытался взять её за руку, но она яростно отстранилась.

– Не трогай меня! И этот тип ещё постоянно уверял меня, что любит!

Напоминание о его любви теперь уже разозлило Фернандо. Ещё вчера он сходил с ума от ревности, не зная, чем она там занимается с этим французом, а сегодня сама же обвиняет его в измене, стоило ему повести себя аналогичным образом! С какой стати он должен чувствовать себя виноватым, когда она своей холодностью и притворством довела его до такого состояния!

– Да, я любил и люблю тебя, – глухо проговорил он, смотря на неё в упор. – Но ведь ещё вчера ты вела себя так, что мне просто жить не хотелось…

– А почему тебе жить не хотелось? Я просто гуляла по Парижу с человеком, который его хорошо знает, а не сидела в его квартире в том виде, в котором тебя там дожидается твоя студентка. Иди, иди к ней, а то она ещё замёрзнет!

– Ну, не говори глупостей, Алехандра, – резко снизив тон, буквально простонал Фернандо, ужаснувшись мысли об окончательном разрыве. – Я люблю только тебя и мне нужна только ты.

– Понятно. А поскольку я не позволяю вести себя со мной так, как тебе вздумается, ты решил найти что-нибудь попроще!

В сущности, всё было именно так, и Фернандо прекрасно это понимал, а потому и не знал, что возразить.

– Ну, прости меня…

– Я тебя ненавижу.

И с этими словами Алехандра стремительно умчалась, прежде, чем он успел что-нибудь возразить. Глубоко вздохнув, Фернандо повернулся к двери своего номера, которая вдруг сама распахнулась ему навстречу. На пороге стояла полностью одетая Мирабель.

– Извини, дорогуша, – холодно сказала она, проходя мимо него, – но я тебе не шлюха, чтобы полчаса дожидаться, пока ты выяснишь все отношения со своей подружкой. Адье!

– Да, да, месье Лану, это я, – говорила на следующий день Алехандра в телефонную трубку, – сегодня я совершенно свободна и с удовольствием с вами встречусь.

Разругавшись вчера с Фернандо, она сама позвонила месье Лану и они договорились, что он заедет за ней через полчаса. Алехандра не стала звонить матери, чтобы не выслушивать её надоедливых расспросов и предостережений, а просто собралась и вышла из гостиницы. Месье Лану был точен и вскоре к подъезду уже подкатил его серебристый «кадиллак».

– Привет, красавица, – ласково сказал он, когда Алехандра села на переднее сиденье рядом с ним, и, потянувшись, непринуждённо поцеловал её в щёку. Первым и инстинктивным движением она, было, дёрнулась, чтобы отстраниться, но сдержала себя и спокойно выдержала прикосновение его надушенных усов.

– А почему мы такие хмурые? – весело продолжал Серж. – Решили немного погрустить или поссорились со своим приятелем… Фернандо, если не ошибаюсь?

– Я не хочу о нём говорить, – мгновенно вспыхнула Алехандра.

– Я тоже. И мне уже всё ясно, а потому не буду ни о чём больше расспрашивать. – И он завёл машину.

– А куда мы сегодня поедем? – поинтересовалась Алехандра, пять минут спустя.

– Увидишь, дитя моё, – хладнокровно отвечал француз, и она не стала настаивать на ответе.

А машина проехала площадь Бастилии с её высокой колонной, на которой возвышалась скульптура Гения Свободы, и вскоре покатила вдоль высокой стены. Алехандра молча гадала, что за ней может скрываться, но поняла лишь тогда, когда они подъехали ко входу.

– Ведь это же кладбище! – Полу-утвердительно-полувопросительно сказала она.

– Совершенно верно, – подтвердил месье Лану, – и называется оно Пер-Лашез.

– Но зачем мы сюда приехали?

– А затем, что надо руководствоваться принципом – клин клином вышибают, а потому, когда слишком грустно, надо ехать туда, где может стать ещё грустнее. Только в этом случае, можно убедиться, что наша печаль была не самой страшной на свете и что есть такие вещи, которые уже невозможно исправить.

Месье Лану произнёс это таким, непривычно серьёзным тоном, что Алехандра вытаращила на него глаза, мало что понимая. Заметив её недоумение, он ласково улыбнулся.

– Ну-ну, не пугайся, ведь это очень красивое место, где похоронены многие знаменитые люди, на чьи могилы стоит взглянуть. Помнишь из курса физики закон Гей-Люссака?

Алехандра не слишком успевала по физике, но, на всякий случай, утвердительно кивнула головой.

– Так вот, он похоронен здесь так же, как и Бальзак, Шопен и многие другие. Пойдём, прогуляемся, а когда ты развеселишься, я отвезу тебя куда-нибудь ещё.

Как-то незаметно француз уже перешёл с ней на «ты», но сделал это настолько просто и непринуждённо, что Алехандра не почувствовала никакого внутреннего протеста.

– А вы уверены, месье Лану, что я смогу здесь развеселиться? – недоверчиво поинтересовалась она, выбираясь наружу.

– Если захочешь доставить мне удовольствие, то называй меня просто Серж, – сказал он, закрывая машину и беря её под руку.

– А это удобно?

– Но ведь мы же друзья, не так ли?

Алехандра кивнула, хотя и не слишком уверенно, поскольку, несмотря на всю непринуждённость своего спутника, постоянно ощущала какое-то внутреннее напряжение, сознавая, что он смотрит на неё, именно как на женщину, а не как на девочку, которая, по возрасту, могла бы быть его дочерью. Ей хотелось спросить, есть ли у него дети, но она не отваживалась задать этот вопрос, чувствуя, что он будет ему не слишком приятен. Они медленно пошли по усыпанным гравием дорожкам, мимо сплошных рядов мраморных памятников и надгробий, на которых, в бронзовых урнах, стояли красные или белые фарфоровые цветы. Перед одной из могил француз остановился и, указывая на надгробие, сказал:

– А вот здесь лежит человек, написавший одну удивительную книгу, которая называется «Портрет Дориана Грея».

– «Оскар Фингалл О’Флаэрти Уайльд 1856-1900» –прочитала Алехандра и тут же спросила:

– А о чём эта книга?

– О том, как один человек приобрёл портрет, имевший волшебное свойство – отражать все изменения, происходившие с тем человеком в жизни – стареть, искажаться морщинами мерзких страстей и пороков, изображать самые отвратительные черты его натуры. При этом сам человек, которого звали Дориан Грей, оставался молод, прекрасен и казался преисполненным одних достоинств.

– То есть, старел не человек, а портрет?

– Совершенно верно.

– И что же замечательного вы находите в этой истории? – боясь показаться полной дурой, осторожно спросила Алехандра.

– А разве не замечательно было бы разделить свои пороки и достоинства, а не носить их в себе, чувствуя, как они раздирают твою натуру? Знаешь, Алехандра, у меня есть двоюродный брат, которого зовут Морис и который и был для меня воплощением большинства пороков. Пока мы с ним постоянно общались – а это было ещё во времена моей студенческой молодости – я наблюдал за ним и хотел стать лучше него. Он был заядлым картёжником, развратником, лгуном, мошенником, готовым ради денег на всё, что угодно. Я избегал карт, чтобы не угодить во власть этой страсти; любил одну-единственную девушку, сохраняя ей верность; терпеть не мог лжи и обмана и презирал деньги. И что же? – он издевался надо мной, называл монахом и ангелом и всячески пытался совратить. Однако, изменился я лишь после того, как он уехал в Канаду, оставив меня в покое, и изменился так, что когда мы встретились снова, он сам признал, что ему уже нечему меня учить. Впрочем, я, наверное, разболтался, а тебе это совсем неинтересно?

– Наоборот, – сказала Алехандра, – мне это очень интересно и я обязательно прочту «Портрет Дориана Грея».

– Да, прочти, – как-то рассеянно проговорил Серж, доставая портсигар и закуривая, – и подумай о том, что, когда мы видим отражение своих пороков в других, то стремимся их преодолеть. А вот когда нас окружают порядочные люди, собственные пороки овладевают нами со страшной силой. Поэтому-то и хочется вести себя с мерзавцами, как порядочный человек, а с порядочными людьми как мерзавец! Впрочем, главная идея этого романа состоит в другом – благодаря такому волшебному разделению на портрет и владельца, именно портрет, а не владелец расплачивается за все грехи. Представь, как было бы здорово, если бы за все твои провинности, отчитывали бы твою сестру, а о тебе говорили бы всегда и везде только хорошее. Забавно ведь, правда?

– Да уж, забавно, – усмехнулась Алехандра, представив себе Пачу, расплачивающуюся за все её провинности.

– Ну, всё, мы уже дошли до конца, теперь можем поворачивать обратно.

Они вышли с кладбища и сели в машину.

– Итак, мадмуазель, не удостоите ли вы меня чести посетить моё скромное жилище и отобедать со мной? – с лукавой непринуждённостью поинтересовался месье Лану.

– А вы хорошо готовите? – не удержалась от такого же лукавого тона Алехандра.

– Увы, вообще не готовлю. Однако, можно заказать по телефону хороший обед из лучших блюд любой кухни мира. Вы какую кухню предпочитаете, мадмуазель, – испанскую, мексиканскую, французскую, итальянскую? Или у вас есть какие-нибудь экзотические пристрастия, вроде, например, русской кухни?

И тут вдруг Алехандре пришёл на ум настолько кокетливый ответ, что она сама себе удивилась.

– Я предпочитаю не кухню, а хорошего собеседника за обедом.

– Разумный ответ, – удовлетворённо кивнул Серж и завёл машину, – постараюсь вас не разочаровать. Я, кстати, живу на бульваре Монтеня в замечательном особняке семнадцатого века с очень красивым фасадом.

– И вам принадлежит весь этот особняк? – в испуганном восхищении воскликнула Алехандра двадцать минут спустя, когда «кадиллак» Лану остановился перед домом. Француз с улыбкой посмотрел на неё.

– Увы, нет. Моя квартира на третьем этаже.

В глубине души Алехандра прекрасно сознавала, что поступает очень рискованно, отправляясь в гости одна, да ещё ко взрослому, холостому мужчине, смотревшему на неё такими странными глазами. Но этот риск, будораживший ей кровь, которая приливала к щекам, придавая ей особое очарование, нравился Алехандре. В конце концов, сколько раз она пыталась доказать своим приёмным родителям, что давно уже стала взрослой женщиной, способной на самостоятельные поступки! И вот теперь с ней обращаются, именно, как со взрослой женщиной, так чего же бояться и ради чего превращаться обратно – в глупую и испуганную девчонку? Фернандо? Ну а что Фернандо, ему самому ещё надо стать настоящим мужчиной, чтобы научиться вести себя с ней так же непринуждённо-галантно, как это делает Серж. Она поймала себя на мысли, что впервые назвала его про себя Сержем и сочла это доброй приметой. Достоинство, остроумие и сдержанность – вот основные добродетели женщины, впервые приходящей в гости к мужчине. Твердя это про себя, Алехандра отважно вошла в подъезд и вместе с месье Лану поднялась в лифте на третий этаж.

Квартира Лану напоминала музей – высокие, лепные потолки с фресками, огромные хрустальные люстры и большие окна, чуть ли не во всю стену. Мебель была старинной работы – с гнутыми ножками красного дерева и шёлковой, расписной обивкой; а картины, висевшие на стенах и изображавшие сладострастные сцены из жизни античных богов, производили впечатление подлинников. Балкон был большой и, в то же время, уютный, поскольку с него открывался прекрасный вид на зелёный уголок старого Парижа.

Алехандра, как зачарованная, прошлась по комнатам, пока месье Лану по телефону заказывал обед. Она вдруг пожалела, что одета не в старинное платье с декольте и множеством нижних юбок, а так, словно собиралась на вечер в какую-нибудь дискотеку – обтягивающие белые брюки и тонкий голубой свитер. Впрочем, золотистые туфельки на высоких каблуках, делали её фигуру просто идеально-стройной, а потому жалеть было особенно не о чем – в старинных нарядах можно было продемонстрировать лишь плечи и спину, в современных же нарядах можно демонстрировать любые достоинства своей фигуры. Поймав себя на этих глупых мыслях, она несколько смутилась и с благодарностью приняла из рук Лану бокал с шампанским.

– Пока не принесли обед, давай выпьем за твою бесподобную стройность.

– А где же ваш портрет Дориана Грея? – поинтересовалась Алехандра, сделав первый глоток.

Серж весело рассмеялся.

– Мой портрет живёт в другом квартале Парижа, но знакомить тебя с ним у меня нет ни малейшего желания.

– А почему вы не женаты?

– Однако! – он изумлённо воззрился на Алехандру. – Такой вопрос пристало бы задавать твоей очаровательной матушке, но никак не тебе!

– А вам нравится моя мама?

– Да, детка, но только потому, что она похожа на тебя.

И тут вдруг месье Лану отставил свой бокал в сторону и, взяв Алехандру за подбородок, быстро и умело поцеловал в губы, так что она даже не успела закрыть глаза, как это всегда делала, когда целовалась с Фернандо. Но здесь было что-то совсем другое, и поцелуй месье Лану был каким-то совсем другим. Если с Фернандо можно было целоваться сколько угодно, зная, что это в любой момент можно прекратить, то поцелуй Сержа грозил перерасти в нечто большее – это была лишь прелюдия, лёгкая, отправная точка, а конечным пунктом должна была стать постель. Поймав себя на этой мысли, Алехандра хотела уже, было отстраниться, но Серж отпустил её ещё раньше и теперь насмешливо наблюдал за выражением её лица.

– Держу пари, что тебе хочется спросить, для чего я это сделал?

Алехандра слегка смутилась и, не выдерживая его откровенного взора, полуотвернулась к окну.

– Есть такие вещи, которые мы делаем инстинктивно, не задумываясь о том, зачем и почему – любуемся прекрасным и отвращаемся от безобразного, стремимся к счастью и избегаем несчастий… впрочем, довольно философствовать, я поцеловал тебя просто потому, что ты мне нравишься.

– Я хотела спросить, но совсем не об этом, – нахально заявила Алехандра. – Что вы заказали на обед?

– Браво, детка! – сквозь смех проговорил Лану. – Ты бесподобна! А на обед я заказал классическую французскую кухню – устрицы, трюфеля, дичь, креветки…

– А лягушек?

На этот раз Лану смеялся ещё дольше.

– Нет, ну ты совершенно невозможный ребёнок! Если ты не прекратишь меня смешить, то я тебя снова поцелую.

– Сначала позвоните моей маме и спросите у неё разрешения.

– Лучше давай это сначала сделаем, а уже потом спросим разрешения. При этом варианте, нам не придётся огорчаться в случае отказа.

Теперь уже фыркнула от смеха Алехандра, а потому Лану легко привлёк её к себе на колени и запрокинул голову поцелуем. Она вдруг почувствовала себя так свободно, что и сама – сначала нерешительно, а потом всё более уверенно обняла его за шею. В этот момент, в дверь позвонили.

– Ну вот, так всегда, – с досадой проговорил Серж, отрываясь от Алехандры, – для удовольствий всегда не хватает времени, зато неприятности могут длиться бесконечно. Это, наверное, принесли наш обед.

– Мне кажется, что это не такая уж неприятность, – вскользь заметила Алехандра.

– Ну, нет, детка, если ты решила сегодня перещеголять меня в остроумии, то это тебе не удастся.

Лану подошёл к двери и посмотрел на экран монитора, передававшего изображение с телевизионной камеры, установленной перед входом в дом. Увидев посыльного из ресторана, он нажал кнопку и дверь открылась.

Алехандра изрядно проголодалась и ела с большим аппетитом, охотно запивая каждое блюдо разными марками красных и белых столовых вин – а Лану уверял, что вино – это обязательное условие французской кухни; и потому в конце обеда изрядно опьянела. Причём, это опьянение подступило так незаметно, что она сначала приняла его за сонливость и позволила Сержу поднять себя на руки и перенести в спальню.

«О, Боже, здесь даже кровать под балдахином, как в Лувре», – только и успела подумать она, как снова почувствовала на своих губах страстные мужские поцелуи. Серж был так опытен и проворен, что уже через минуту Алехандра была без свитера и бюстгальтера; причём, почувствовав это, стала вести себя, как в полусне, лениво и неуверенно прикрывая руками обнажённую грудь. Однако, он решительно развёл её руки в стороны, и стал так сладострастно возбуждать губами её соски, что она почувствовала, как к груди, шее и щекам вдруг прилила горячая кровь, и ей стало жарко.

«Я с ума сошла? Что он делает? Нет, только не это!»

В тот момент, когда Лану уже расстегнул молнию на её брюках и на мгновение, привстал, пытаясь стянуть их с Алехандры, она стремительно села на постели и несильно оттолкнула его обеими руками.

– Не надо!

– Что за глупости, детка! – возмутился он, и попытался было вновь опрокинуть её на спину и поцеловать, на что она принялась яростно сопротивляться, извиваясь всем телом и стремясь соскользнуть с кровати. Это удалось сделать лишь после того, как она укусила его за руку и он, на секунду ослабил свою хватку.

– Да что ты делаешь, чёрт тебя подери? – в его голосе уже слышалась неподдельная злость. – Что за нелепое упрямство? Ты что меня за щенка принимаешь, вроде своего колумбийского приятеля?

– А за кого меня принимаете вы? – раздражённо выкрикнула Алехандра, поднимая свой свитер и поспешно вдевая руки в рукава. – Вы не подумали о том, что я его, может быть, люблю?

– А какое мне до этого дело? Перестань одеваться и подойди сюда.

– Ещё чего! – Алехандра, так и не сумев застегнуть бюстгальтер, выскочила за дверь спальни, а взбешёный Лану мигом соскочил с постели и устремился вслед за ней. Он догнал её у самой двери, когда она уже пыталась открыть замок.

– Прекрати!

– Пустите меня!

– Да хватит вырываться, чёртова кукла!

– Я кричать буду!

– Идиотка!

– Мерзавец!

На какой-то миг они прервали свою возню и как-то удивлённо взглянули друг на друга, словно только сейчас поняли, чем занимаются. Первым опомнился Лану.

– Нет, ты просто дикая кошка, которой место в каких-нибудь джунглях, а не в цивилизованном городе! – раздражённо сказал он.

– Ну, так простите меня за дикость – ведь я не знала, что в цивилизованном городе надо уступать мужчине по его первому требованию! – не менее раздражённо отпарировала она.

– Да ведь тебе самой этого хочется!

– Мне хочется только одного – выйти отсюда!

– Оревуар!

И Лану с силой распахнул перед ней входную дверь.

И в третий раз Марии Алехандре не удалось соблюсти конспирацию, впрочем, теперь уже не по своей вине. Именно зоркие глаза Рикардо увидели её первыми, как только их обладатель с самым независимым видом переступил порог кафе. Ни тени даже самой лёгкой растерянности – и вот он, уже заранее улыбаясь, сам подходит к ней и, отодвигая стул, присаживается рядом, небрежно кинув на стол толстую пачку газет, которую до этого держал подмышкой.

– Добрый день, Мария Алехандра!

– Привет, Рикардо, ты что здесь делаешь?

Мария Алехандра никогда не принимала всерьёз этого легкомысленного юношу, хотя в глубине души прекрасно сознавала – случись её дочери влюбиться именно в него, а не в Фернандо – и многих трагедий и тяжёлых сцен можно было бы избежать. Хорошо это или плохо? – и да, и нет. С таким легковесным отношением к жизни, которым отличался Рикардо, проще переносить любые неприятности, но ведь при этом и к радостям тоже относишься намного проще, и даже счастье воспринимаешь не иначе, как приятное времяпрепровождение. И, тем не менее, Мария Алехандра, испытывала к Рикардо искреннюю симпатию и была рада увидеть его здесь, надеясь скоротать за беседой томительные часы ожидания.

– Так как ты здесь оказался? – снова спросила она, без всякой задней мысли.

– А-а, – махнул рукой Рикардо, – зашёл в Сорбонну, хотел посмотреть, как учатся эти французы, ну а потом случайно забрёл сюда. А вы что здесь делаете?

– Жду одну свою парижскую подругу, которая, как всегда, опаздывает, – не моргнув глазом солгала Мария Алехандра. – Хочешь чего-нибудь заказать?

– Да, пожалуй, что пивка и салат из крабов. Эй, гарсон!

Появился официант и принял заказ.

– И долго вы здесь ещё пробудете? – как бы случайно спросил Рикардо, но Мария Алехандра вдруг насторожилась.

– Сама не знаю, – неуверенно и в то же время с некоторой долей напряжённости в голосе, ответила она. – А почему тебя это интересует?

– Да нет, совсем нет, меня это не интересует, – поспешно проговорил Рикардо и радостно ухватился за большой бокал пива, принесённый ему официантом.

Однако Мария Алехандра уже достаточно хорошо его знала, чтобы почувствовать, что что-то здесь не так.

– Ну, пока ты будешь пить пиво, я, с твоего позволения, почитаю твои газеты, – быстро произнесла она и прежде, чем он успел помешать, взяла со стола всю эту толстую пачку, сверху которой лежала французская «Либерасьон». Рикардо испуганными глазами следил за ней, но и сама Мария Алехандра, увидев среди свежих французских газет так хорошо ей знакомую старую колумбийскую газету, похолодела от ужаса. Она подняла взгляд на Рикардо, но он мгновенно уткнулся носом в тарелку с салатом.

– Откуда это у тебя? – вмиг охрипшим голосом, поинтересовалась Мария Алехандра.

– Что? А, газета… – Рикардо опять ухватился за пиво, делая вид, что его ужасно мучит жажда.

– А ну-ка, поставь бокал и отвечай на мои вопросы, – не выдержала его кривляний Мария Алехандра. – Откуда у тебя эта газета?

– Нашёл у Фернандо и взял почитать.

– Что?!!

Мария Алехандра почувствовала, что у неё перехватило дыхание. Она буквально выхватила бокал из рук оторопевшего Рикардо и быстро сделала два больших глотка.

– Ты сказал – у Фернандо?

– Да, у Фернандо, а что такого? Кстати, вам очень идёт эта новая стрижка, да и цвет, по-моему, подходящий…

– А здесь ты что делаешь?

– Я же уже говорил: заходил в Сорбонну, смотрел, как учатся эти…

– Врёшь! – Мария Алехандра уже давно сняла тёмные очки и теперь яростно сверкала глазами. – Перестань лгать, иначе я не знаю, что с тобой сделаю. Зачем ты пришёл в это кафе и взял с собой эту газету?

– Сюда я пришёл выпить пивка, а газету взял, чтобы почитать на досуге.

– Послушай, Рикардо, – Мария Алехандра перегнулась через стол и схватила его за руку, – если ты мне немедленно не ответишь, то даю тебе честное слово, что обо всём расскажу в полиции.

– О чём – обо всём? – испуганно спросил Рикардо, делая жалкую попытку улыбнуться.

– Сам знаешь.

– Ничего я не знаю. А пришёл я сюда, потому что Фернандо плохо себя чувствует и попросил передать своему приятелю, который будет его здесь ждать, что придёт в другой раз.

– А зачем газета?

– А я откуда знаю? Это он твердил – «возьми газету», да «возьми газету», а нахрена она мне нужна, так и не объяснил.

– А как бы ты узнал этого приятеля?

– Да он сам бы меня узнал…

– По этой газете?

Рикардо удручённо кивнул.

– А ну пойдём отсюда! – решительно сказала Мария Алехандра, поднимаясь с места. – Немедленно допивай своё пиво и пошли.

– Но…

– Никаких «но». Фернандо я сама всё объясню. Вперёд!

Рикардо уныло повиновался и, подобрав свои газеты, пошёл впереди Марии Алехандры, которая зорко следила за всеми его движениями. И вот, в тот момент, когда они уже выходили на улицу, им обоим пришлось слегка посторониться, чтобы разминуться в дверях со входившим в кафе посетителем. Марии Алехандре было достаточно одного взгляда, чтобы узнать этого человека. Это был Мельфор.