Глава десятая


«Наконец-то всё это кончилось, – с облегчением подумал Рикардо, выбираясь из машины Лану и захлопывая дверцу. – Это был самый кошмарный день в моей жизни!» В глубине души он страшился того, что этот день будет иметь самые роковые последствия для всей его дальнейшей жизни, и поэтому всё ещё только начинается. Однако сейчас ему никак не хотелось себе в этом сознаваться. Полчаса назад они побывали в аэропорту, где Рикардо, отчаянно труся и вздрагивая при виде каждого полицейского, достал из камеры хранения небольшой чемоданчик и передал его французу, который дожидался Рикардо, сидя в своей машине. Лану деловито открыл чемоданчик и, пересчитав увесистые пачки долларов, радостно присвистнул.

– Ну вот, малыш, а ты чего-то боялся. Бедняга Мельфор не стоит и одной сотой той суммы, которая находится здесь. Держи! – и он бросил на колени Рикардо одну из пачек.

Юноша содрогнулся и неуверенно взял её в руки.

– Здесь десять тысяч, но если тебе мало, скажи.

Рикардо пожал плечами. Лану насмешливо посмотрел на него.

– Когда ты купишь свою первую машину и оденешься так, что все твои однокурсницы, будут ходить за тобой стаями, я уверен, что ты прибежишь ко мне и попросишь ещё. У денег, в отличие от женщин, которых на них можно купить, есть одно замечательное свойство – они никогда не надоедают. И, кроме того, любая сумма может показаться значительной до тех пор, пока ты не начал её тратить. А в самом этом процессе есть что-то настолько завораживающее, что к этому привыкаешь так же стремительно и сильно, как к наркотику. Впрочем, пока ты сам не убедишься в справедливости моих слов, разговаривать с тобой бесполезно. Я возвращаюсь в Боготу, а ты мне скажешь, где тебя высадить.

Рикардо, молча, кивнул, и они покинули аэропорт. И вот теперь, наконец, он стоит один на площади Симона Боливара; ощупывает толстую пачку долларов в кармане своей куртки и думает о том, что делать дальше. Впрочем, думать особенно нечего – все пережитые сегодня страхи и волнения требовали единственного выхода – надо было снова выпить и выпить как можно более основательно. Оставалось лишь ответить на единственный вопрос – где это сделать? Рикардо знал свою главную слабость – он был весьма болтлив и общителен, а потому терпеть не мог напиваться в одиночестве.

Он зашёл в телефонную будку и первым делом позвонил Фернандо, надеясь, что тот уже отоспался и находится у себя дома. Однако, к телефону никто не подходил. Чертыхнувшись, Рикардо набрал номер дома Эстевесов и, когда трубку сняла Бенита, попросил позвать Пачу.

– Сожалею, сеньор Рикардо, – весело сказала служанка, – но сеньора Пача ушла из дома ещё два часа назад.

– И она не сказала куда?

– Увы, нет, господин Ромео.

– Благодарю вас, Бенита.

– Всегда к вашим услугам, молодой господин.

«Вот дуреха! – беззлобно подумал он о служанке, повесив трубку. – Посмотрим, как она заговорит, когда я подъеду к их дому на белой «тойоте». Или – лучше купить «понтиак»? А, может быть, «пежо» или «феррари»? Чёрт его знает, ведь я совсем не разбираюсь в машинах. Надо будет посоветоваться об этом с Лану». Мысль о французе мгновенно испортила ему всё настроение, и он вновь глубоко задумался, постукивая снятой телефонной трубкой о собственную ладонь. А что если отправиться в бар к Альсире? Там можно основательно выпить и снять себе симпатичную девчонку на эту ночь… Тем более, что его родная мать должна позаботиться о нём, как о самом дорогом клиенте! Только бы там не встретиться вновь с этим Лану!

Эта идея так понравилась Рикардо, что он тут же взял такси и поехал в «Красный поплавок». Прибыв на место, он не стал подниматься наверх, в кабинет своей матери, а для начала, пристроился за стойкой бара и заказал себе двойную порцию виски. Выпив всё залпом, он тут же заказал ещё, и остановился лишь тогда, когда почувствовал блаженную истому, позволявшую смотреть на мир с невозмутимой уверенностью, а на проходивших мимо девиц – с весёлой насмешкой. В конце концов, всё может быть не так уж плохо – ведь он же не убивал этого Мельфора, а лишь вызвал его из гостиницы. Два французских мафиози сошлись для того, чтобы выяснить отношения, в результате чего один из них оказался на дне известнякового карьера – ну и что? Ну, и причём здесь он, скромный студент консерватории? Он лишь помог им встретиться – только и всего!

Впрочем, всё было не так просто, и Рикардо прекрасно это понимал. Если полиция решит заняться им всерьёз, то у неё найдётся к нему ряд серьёзных вопросов, ответы на которые изрядно затруднят его молодую жизнь. Ах, чёрт, оказывается не так уж приятно хрустеть долларами, небрежно бросая их на стойку бара и отказываясь от сдачи, когда на душе у тебя кошки скребут при мысли о том, как эти проклятые доллары оказались в твоём кармане!

Рикардо допил свой стакан, после чего поднялся с табурета и направился в кабинет Альсиры. Поднявшись по лестнице на второй этаж, он без труда нашёл знакомую дверь и уверенно постучал. Впрочем, его пьяной уверенности хватило и на то, чтобы повернуть ручку и тут же войти, не дожидаясь разрешения. Велико же было его изумление, когда навстречу ему поднялась сама Пача, сидевшая в кресле напротив Альсиры!

Впрочем, и Пача удивилась не меньше его. Более того, она невероятно смутилась от того, что он застал её в таком месте. Она и сама до конца не понимала, что привело её сюда; тем более, после того, достаточно резкого разговора, который состоялся между ней и Альсирой при их первом знакомстве. Пача долго размышляла над тем, как объяснить свой визит, однако в этом не оказалось ни малейшей необходимости. Едва она переступила порог кабинета, обставленного с какой-то порочной роскошью, как его владелица тут же воскликнула:

– А, здравствуй, красавица! Давненько я тебя дожидаюсь!

– С чего это вы взяли, что я к вам приду? – хмуро буркнула Пача, ругая себя последней дурой.

– Ну как же… грош мне была бы цена, если бы я не умела разбираться в психологии юных девиц, – весело проговорила Альсира, беря длинную тонкую сигарету и прикуривая её от позолоченной зажигалки.

– И что же интересного вы нашли в моей психологии?

– Сейчас объясню. Да ты присаживайся, не стесняйся. В том, что ты не куришь, я почти уверена, но вот как насчёт шампанского?

– Вы же только что сказали, что разбираетесь в психологии? – не удержалась от ехидства Пача, пристраиваясь, тем не менее, в кресло, обитое тёмно-красным бархатом.

– Разумеётся, – невозмутимо подтвердила Альсира, поворачиваясь к бару, находившемуся за её спиной, – а потому, рассматривай мой вопрос, как простую дань вежливости. Ты любишь полусладкое или полусухое?

– Я не люблю ничего того, что начинается с приставки «полу», – огрызнулась девушка. – А потому, давайте выпьем сладкого.

– Браво, девочка, – усмехнулась Альсира, – ты нравишься мне всё больше и больше. Из тебя, ей-богу, выйдет толк, чего я, к сожалению, пока не могу сказать о Рикардо.

– Какой ещё «толк»? – подозрительно поинтересовалась Пача, принимая бокал из рук Альсиры. – И причём здесь Рикардо?

– Рикардо, действительно, не причём. А то, что я имела в виду, я объясню тебе несколько позже. Ну, за встречу!

Они выпили по глотку, а затем обменялись быстрыми взглядами.

– Да не обидит тебя это сравнение, но ты напоминаешь мне меня саму, какой я была в молодости, – вновь заговорила Альсира. – Ведь и я тоже когда-то была самоуверенной и стеснительной одновременно, и я тоже мечтала стать неотразимой и при этом боялась даже представить себе своё первое свидание наедине с мужчиной… Ты знаешь, – неожиданно спросила Альсира, – почему порядочным женщинам так интересна жизнь шлюх?

Пача растерянно пожала плечами.

– Никогда над этим не задумывалась.

– А зря. Тогда я тебе объясню. Это происходит по той же причине, по какой законопослушные граждане с таким удовольствием следят за уголовной хроникой или детективами, повествующими о жизни воров и убийц. Дело в том, что жизнь одних – я имею в виду шлюх или уголовников – служит как бы острой приправой к скучной и обыденной жизни других, добропорядочных граждан. Ну что интересного происходит в жизни обыкновенной женщины, которая вышла замуж девственницей, нарожала детей, и при этом ни разу не изменила своему мужу? С её точки зрения, жизнь какой-нибудь шлюхи – одно сплошное приключение.

– И что – вы хотите сказать, что порядочные женщины завидуют шлюхам? – недоверчиво спросила Пача, в перерывах между двумя глотками.

– Не буду утверждать, что завидуют, – покачала головой Альсира, – но, порой, когда им хочется испытать каких-то острых ощущений или просто встряхнуться и развеяться, то они или сами начинают вести себя как шлюхи, или – если не столь решительны по натуре, берутся за порнографический роман. Добродетель скучна, поскольку основана на слове «нет», способном воспрепятствовать всему на свете, кроме, разве что, смерти, а порок интересен – ведь слово «да» способно смести любые преграды!

– Зачем вы мне всё это говорите?

– А затем, что я чувствую в тебе именно это неутолённое желание острых ощущений, причём настолько острых, что бедный Рикардо для этого не годится, поскольку кажется тебе слишком обыденным типом. И при этом я прекрасно понимаю все твои страхи и тревоги. Поверь мне, девочка, – в голосе Альсиры вдруг появились какие-то доверительно-материнские интонации, – познать ту сторону жизни, о которой ты всё время думаешь – это вовсе не значит стать развратницей или шлюхой. Давай ещё выпьем по глоточку, а потом я тебе кое-что покажу.

Пача протянула ей свой бокал и Альсира немедленно наполнила его весело искрящимся вином.

«Что со мной происходит? – растерянно подумала Пача. – Что я здесь делаю? Неужели я совсем сошла с ума? Эта мадам того и гляди предложит мне поступить на работу в своё заведение, а я распиваю с ней шампанское и со всем соглашаюсь. Какой бред!»

– Иди сюда, – сказала Альсира, н включила телевизор, стоявший на специальной подставке в углу кабинета. – Сейчас ты увидишь то, чем занимается одна из моих лучших девушек со своим очередным клиентом. Разумеется, что в их комнате установлены скрытые телекамеры, а потому мужчины ни о чём не догадываются. Смелее, ведь ты же наверняка уже смотрела эротические фильмы, а это намного интереснее!

Пача взглянула в экран телевизора и в ту же минуту почувствовала, что начинает краснеть. Какая-то голая девица перегнулась через спинку точно такого же тёмно-красного кресла, которое стояло в кабинете Альсиры, а полуобнажённый, волосатый мужчина в одной рубашке и носках, изо всех сил шлёпал бёдрами по её пышным ягодицам. Девица стонала и кряхтела, мужчина рычал и пыхтел, а кресло елозило по полу, отодвигаясь всё дальше к стене.

И вот в этот-то момент в дверь кабинета постучали, и через мгновение на пороге появился Рикардо. Пача взглянула на него дикими глазами и тут же отвернулась. Альсира спокойно выключила телевизор, выпустила изо рта струю тонкого, сигаретного дыма, и только потом обратилась к сыну.

– Опять пьян? Когда же ты, наконец, протрезвеешь, бездельник?

– Но, мадам, – насмешливо заявил Рикардо, закрывая за собой дверь, – после того сюрприза, который вы мне сегодня устроили, у меня есть законное право не просыхать целую неделю. Что ты здесь делаешь, Пачита? А я тебе звонил, звонил…

Девушка пришла поговорить со мной о жизни, – ответила вместо неё Альсира, видя, что Пача никак не может придти в себя от неожиданности. – А вот зачем, интересно, ввалился ты?

– Примерно за этим же… – начал было говорить Рикардо, но Альсира его проворно перебила:

– Э, нет, твои дела – это твои дела и они меня мало интересуют. Ты уже взрослый мужчина, так что учись разбираться во всём самостоятельно. А если тебе нужно утешение, то вот, попробуй поговорить с Пачей.

– Не собираюсь я его утешать, – сердито буркнула та, отводя глаза.

Рикардо растерянно посмотрел на мать, которая вдруг лукаво улыбнулась и, подмигнув, кивнула ему в сторону девушки, словно бы говоря всем своим видом: «да действуй же решительней, бездельник!» А Пача тем временем сухо простилась с Альсирой и быстро направилась к выходу. Рикардо пришлось посторониться, чтобы открыть перед ней дверь. Едва она вышла за порог, как он, поколебавшись, хотел уже, было устремиться вслед за ней, но вдруг взглянул на мать и остался стоять на пороге.

– Ну что ещё? – нетерпеливо спросила Альсира.

– Я хотел рассказать…

– Мне сейчас некогда слушать, да и тебе совсем не время что-либо рассказывать. Поверь моему опыту, но твоя Пача в данный момент находится в таком состоянии, что мгновенным и решительным натиском ты можешь многого добиться. А потому вперёд! – и никаких разговоров. Деньги у тебя есть?

Тут Рикардо не удержался и, выхватив из кармана толстую пачку долларов, хвастливо потряс ей в воздухе.

– Смотри, не спусти всё за один вечер, – спокойно заметила Альсира, – и больше двухсот долларов никому за ночь не предлагай. Быстрее, не то твоя Пача уйдёт и – поминай как звали.

Рикардо послушался материнского совета и поспешно выскочил из её кабинета. Ему удалось нагнать Пачу только в зале, когда она с трудом протискивалась сквозь танцующие пары.

– Подожди!

– Ну что ещё? – и она резко вырвала свой локоть.

– Мне надо с тобой поговорить.

– А мне с тобой – не надо!

– Да не беги ты так! Можешь ты меня выслушать?

– Зачем?

– Да затем, что ради тебя же старался, чёртова кукла! – не сдержавшись, выругался Рикардо и сам испугался своей грубости. – И вот теперь, я могу сделать всё, что ты захочешь, – поспешно добавил он, боясь, что она обидится. Однако, Пачита внезапно повернула в сторону бара и села на высокий табурет. Обрадованный Рикардо мгновенно пристроился рядом.

– Ты хочешь чего-нибудь выпить?

Она неопределённо пожала плечами.

– Не знаю. Закажи сам. Что ты хотел мне сказать? Чего такого ты можешь для меня сделать?

Рикардо уже хотел было подозвать барменшу, но вдруг передумал.

– Знаешь, Пачита, – серьёзным тоном произнёс он, но я бы не хотел, чтобы наш разговор кто-то услышал. А здесь слишком шумно и много народу.

– Ну и что ты предлагаешь? – с нескрываемым ехидством поинтересовалось она. – Поехать к тебе там тихо, спокойно, и никто не помешает?

– Давай хотя бы выйдем на улицу, – огрызнулся Рикардо, – честное слово, но у меня сегодня произошло столько событий, что мне совсем не до шуток, пусть даже таких милых, как твои.

Пача вдруг согласилась, и они долго ходили по улицам Боготы, до тех пор, пока не стемнело и не зажглись уличные фонари. Рикардо так увлёкся своим рассказом, что забыл обо всякой осторожности, и даже не преминул продемонстрировать девушке свою толстую пачку долларов, предложив ей купить всё, что она только пожелает. И Пача слушала его с горящими глазами, часто и нетерпеливо переспрашивая. По тому, как изменился тон её голоса, Рикардо почувствовал, что изменилось и её отношение к нему. Когда они, наконец, оказались возле её дома, он осторожно обнял Пачу и попытался поцеловать. И – о чудо! – она не отстранилась и не убежала, а сама прильнула к нему и шепнула одно только словечко, которое прозвучало в её устах то ли нежной насмешкой, то ли влюблённой жалостью:

– Бедненький!


– Откуда это у тебя? – удивлённо спросила Эулалия, после того как Мария Алехандра продемонстрировала ей элегантный дамский пистолет с перламутровой ручкой.

– Мне его подарил Себастьян сразу после нашего возвращения из Парижа, – задумчиво ответила она.

– И ты умеешь стрелять?

– А ты уже забыла о том, из-за чего я пятнадцать лет провела в тюрьме?

– Но ведь тогда ты промахнулась, и Луиса Альфонсо убил Эстевес!

– Зато теперь не промахнусь!

– В кого это ты собралась стрелять?

– В того, кто изнасиловал и пытался убить мою дочь!

Монахиня шумно вздохнула. Ей очень не понравилась эта злая решимость Марии Алехандры, но она не стала спорить.

– Итак, мы будем действовать, как договорились?

– Да, – кивнула Мария Алехандра, – Камило нас уже ждёт, так что осталось только заехать за твоим чемоданчиком. А эту игрушку я обязательно возьму с собой, – и она сунула пистолет в свою лакированную сумочку из крокодиловой кожи.

– Ты боишься, что по дороге на нас могут напасть? – поинтересовалась Эулалия. – Но ведь, никто же, не знает о том, куда и зачем мы едем.

– Дело не в нас, а в сенаторе Касасе, – пояснила Мария Алехандра, – он теперь занимается расследованием связей колумбийской наркомафии с европейскими партнёрами, а потому любое общение с ним, содержит определённую долю риска. Но почему мне так и не позвонил месье Лану? Ведь именно он помог нам вырваться из Парижа, и я чувствовала бы себя намного спокойнее, если бы он сопровождал нас в этой поездке.

– Не волнуйся, девочка, – хитровато улыбнулась монахиня, – вчера я тоже не теряла времени даром и предприняла кое-какие меры осторожности.

– И что же ты сделала?

– Потом, потом узнаешь, а теперь нам пора ехать. Скоро заканчивается утренняя месса, и Фортунато будет нас ждать.

Мария Алехандра кивнула, последний раз взглянула на себя в зеркало – а она была одета в короткую бежевую юбку и такого же цвета пиджак – и они вышли из дома. Оглянувшись по сторонам, Мария Алехандра спустилась к своей новенькой светло-голубой машине, водить которую она научилась совсем недавно, и открыла ключом дверцу. Эулалия ещё ни разу не видела её за рулём и, садясь на переднее сидение, незаметно вздохнула и перекрестилась. Движение на улицах Боготы было весьма интенсивным, а потому поездка с неопытным водителем за рулём представляла собой изрядное испытание нервов его пассажира. Однако Мария Алехандра, хотя и держалась весьма напряжённо – не реагируя на замечания и вздохи Эулалии и внимательно следя за дорогой – вела машину достаточно аккуратно, чётко соблюдая все правила дорожного движения. Так что монахиня вскоре успокоилась и даже преисполнилась гордостью за «свою дорогую девочку», успешно освоившую столь нелёгкое дело.

Они подъехали к церкви как раз в тот момент, когда её покидали последние прихожане, расходившиеся после утренней мессы. Мария Алехандра остановила машину прямо напротив главного входа, так что теперь, чтобы войти в собор, надо было пересечь небольшую площадь не более ста метров длиной.

– Оставайся в машине и жди меня, – сказала Эулалия, – а за чемоданчиком я схожу одна.

– Но почему? – возразила Мария Алехандра. – Ведь я так давно не видела отца Фортунато!

– Этот старый мошенник практически не изменился, так что смотреть на него нечего, – усмехнулась Эулалия. – Тем более, что я только войду и сразу же выйду. Посиди в машине, а то вдруг ещё угонят такую замечательную новую игрушку!

Странное дело! – но они ещё несколько минут спорили между собой на эту тему. Мария Алехандра упорно не хотела оставлять Эулалию одну, а та, в свою очередь, отказывалась от её сопровождения.

Наконец Мария Алехандра вынуждена была уступить и Эулалия, выйдя из машины и перейдя площадь, скрылась в широко распахнутых дверях церкви. Прошло пять минут – всё было нормально, и Мария Алехандра успокоилась настолько, что включила встроенную радиолу и настроила её на какую-то лёгкую эстрадную музыку. Именно из-за этого занятия она и не заметила, как сзади подъехала ещё одна машина, которая остановилась сбоку от входа и под прямым углом к её собственной. Из церкви вышла Эулалия, держа в руках чемоданчик и направляясь к ней.

Дальнейшие события произошли настолько стремительно, что Мария Алехандра закричала лишь тогда, когда всё уже было кончено – а до этого, словно оцепенев, смотрела и не верила своим глазам. Прозвучали два выстрела, и монахиня рухнула на асфальт. К ней стремительно подскочил какой-то человек, подобрал валявшийся чемоданчик и мгновенно сел в машину, которая тут же сорвалась с места.

– Не-е-е-ет!

У Марии Алехандры осёкся голос, и она, захлёбываясь от рыданий, выскочила из машины и побежала к Эулалии. С другой стороны, из церкви, к ней уже бежал отец Фортунато. Они оба упали на колени перед монахиней и у обоих, почти одновременно, вырвался вопль отчаяния – Эулалия ласково смотрела на них открытыми, но уже начинавшими стекленеть глазами. Её монашеское одеяние быстро пропитывалось растекавшейся кровью.

У Марии Алехандры началась истерика и потому отец Фортунато, едва дождавшись приезда полиции, увёл её в ризницу, где дал ей успокоительного, и как мог, попытался утешить, хотя и сам находился в шоке.

– Как это чудовищно, Боже мой, какой ужас! – всё повторяла она, непрерывно кусая губы. – Бедная Эулалия, она словно бы что-то чувствовала, потому что не хотела, чтобы я пошла с ней! Она спасла меня, Фортунато, спасла!

– Да, дочь моя, – кивнул священник, из глаз которого, молча, катились крупные слёзы. – Она действительно что-то чувствовала, потому что приняла меры предосторожности, да вот только сама не убереглась.

– Что ты имеешь в виду? – поразилась Мария Алехандра, вскидывая на него покрасневшие от слёз глаза. Вместо ответа Фортунато полез в какой-то сундучок и извлёк оттуда большую сумку с наплечным ремнём, сделанную из коричневой кожи.

– Что это?

– Здесь находится содержимое того самого чемоданчика, из-за которого убили нашу бедную Эулалию, – и Фортунато вытер мокрое от слёз лицо рукавом своей рясы. – Мы договорились с ней о том, что сразу после вашего отъезда, я отвезу эту сумку в офис сенатора Касаса. Я уже стоял наготове, дожидался, когда вы уедете – и тут услышал выстрелы…

Мария Алехандра была так поражена, что даже перестала плакать.

– Так значит, в том чемоданчике ничего не было?

– Не совсем ничего… так, разные мелочи, и её личный экземпляр Библии, который вряд ли понадобится её убийцам. О, Боже милосердный, почему же ты не… Ох, нет, я чуть было не стал богохульствовать.

– Я возьму эту сумку с собой и сама отвезу её Касасу, – решительно сказала Мария Алехандра, поднимаясь с места. – Что бы теперь не случилось, но я обязательно доведу это дело до конца!


– Ну, чёрт подери! – буквально взвыл Себастьян, когда выходившая из дома Эстевесов массивная сеньора, в которой он мгновенно узнал Мече, замешкавшись в дверях, наступила ему на ногу. – Я же могу навсегда остаться инвалидом!

– Извините, – коротко буркнула толстуха и поспешила пройти мимо него, прежде чем он успел что-нибудь добавить.

«Какого дьявола она здесь делает? – подумал Себастьян, глядя ей вслед. – Вот уж не думал, что Дельфина заведёт себе такую подругу… А, ладно, в конце концов, меня это не касается», – и он прошёл в дом, кивнув Бените, которая закрыла за ним дверь.

Последние дни настроение у него было скверным, и поэтому малейший пустяк раздражал и выводил из себя. Себастьян буквально изнемогал от разрыва с женой, разрыва нелепого и основанного на сплошных недоразумениях, как он считал про себя. Впрочем, это-то и было самым скверным, потому что труднее всего доказать самое очевидное и опровергнуть самое нелепое.

А разве возобновление его связи с Дельфиной нельзя было назвать сплошной нелепостью? Что может быть более нелепым, чем измена любимой жене с давно надоевшей любовницей? Тем более, что теперь Дельфина вела себя всё более навязчиво – требовала, чтобы он оставался ночевать и постоянно строила планы их совместной жизни. Даже в присутствии своей грудной дочери, она называла его не иначе, как «папа», думая тем самым польстить Себастьяну, а вместо этого раздражая его всё больше и больше. «У меня есть собственный сын, – со злобой думал он про себя, – так что незачем навязывать мне ещё и дочь этого подонка Монкады». Вообще, поскольку в природе всякого мужчины заложено стремление играть активную роль, постольку роль усиленно преследуемой жертвы его пугает и вызывает отвращение. Одно дело – женское внимание, которое, безусловно, льстит и повышает уверенность в себе, и совсем другое – женская навязчивость, от которой хочется избавиться всеми, возможными средствами, вплоть до самой откровенной грубости.

Мария Алехандра могла и неоднократно признавалась ему в любви, но она никогда не опустилась бы ради своей любви до самых откровенных заискиваний и унижений, предпочтя бы этому гордое страдание в одиночестве.

Дельфина же, напротив, ради избавления от одиночества, готова была на любые унижения. А ведь когда-то он увлёкся ей именно как надменной женой могущественного сенатора и был очень польщён своей новой победой! Видимо поэтому Себастьян сейчас страстно любил одну из сестёр и чувствовал, что уже начинает откровенно ненавидеть другую. Но тогда ради чего он являлся к ней в дом и в очередной раз выслушивал рассказы о самочувствии крошки Долорес? Ради чего он нехотя ложился в постель с её матерью, выпивая перед этим не меньше трёх бокалов виски? Ему стыдно было признаться в этом даже самому себе, но главной причиной этих труднообъяснимых с точки зрения здравого смысла поступков было его собственное слабоволие. Дельфина же, как, впрочем, и его первая жена – Кати, вела себя достаточно напористо и целеустремлённо, а потому просто подминала его под себя, то угрозами, а то и истеричными мольбами. Но рано или поздно с этим пора было кончать, и вот теперь, ощущая ноющую боль в отдавленной Мече ступне, он почувствовал в себе силы решительно порвать с Дельфиной.

Бенита пошла наверх, доложить о его приходе, а Себастьян, оставшись в гостиной один, поспешно направился к хорошо знакомому бару, в котором Дельфина держала его любимый сорт американского виски. К тому времени, когда она, уложив дочь, спустилась вниз, в его глазах уже пылал мрачный огонь решительности.

– Привет! – ласково произнесла Дельфина, подходя к нему.

– Что у тебя делала Мече? – отрывисто спросил он.

– Мече? – удивилась она. – Да ничего… болтали, пили кофе… а в чём дело?

– Мне неприятна эта особа, и я бы не хотел её здесь видеть!

– Но, она же, была лучшей подругой твоей матери! – изумилась Дельфина, делая шаг назад.

– Была, – криво усмехнулся Себастьян, – пока сама же по собственной глупости не отправила её на тот свет.

– Ну, в этом виновата не она, а Кати… – Дельфина попыталась было заглянуть в его глаза и, когда ей это не удалось, не слишком уверено спросила: – Может быть, ты мне всё же объяснишь в чём дело?

– Объясню, конечно, объясню, – снова усмехнулся Себастьян, собираясь с духом.

– А, может быть, ты это сделаешь потом, а сначала мы поднимемся в мою спальню? – ласково проворковала Дельфина, поглаживая лацканы его пиджака.

– Нет, Дельфина, – грубо сказал он, снимая её руки и отстраняясь, – никаких потом уже не будет – я от тебя устал!

– Что?!

– Сейчас я уйду и больше уже не вернусь. Надеюсь, что на этот раз, наше расставание будет окончательным. – Произнеся все это, он повернулся и, стараясь не смотреть на её искажённое лицо, направился к выходу.

– Стой, Себастьян, подожди!

– К чёрту!

Он почувствовал себя как Орфей, который знал, что стоит ему только оглянуться назад, и милая тень его любимой жены исчезнет безвозвратно. А потому у него хватило сил не оглядываться на отчаянные вопли и проклятия Дельфины, и быстро, чуть ли, не бегом, добраться до своей машины.

Ему захотелось поехать к Мартину и посоветоваться с ним о том, какие ещё пути можно найти к сердцу Марии Алехандры. Однако Мартина он не застал, зато вместо него дома оказалась Мача. Счастливая любовь к хирургу полностью преобразила бывшую уголовницу – грозу крупнейшей женской тюрьмы Боготы. Кто бы теперь узнал в этой милой, скромной и приветливой женщине худую, злую и отчаянную особу, ненавидевшую весь мир и презиравшую мужчин? Даже манеры поведения её теперь изменились – она научилась двигаться плавно и разговаривать спокойно, сознавая при этом, что на её достоинство больше никто не покушается.

– Завидую я вашему счастью, – неожиданно для себя произнёс Себастьян, опускаясь в кресло и тяжело вздыхая. – Впрочем, и ты, и Мартин давным-давно уже его заслужили, и вам оставалось только найти друг друга.

– А вы, Себастьян, так и не помирились со своей женой? – осторожно спросила Мача, подавая ему кофе.

– У меня такое ощущение, что я так до конца и не смогу с ней помириться, – задумчиво произнёс Себастьян. – Что между нами возможен не длительный мир, а лишь какое-нибудь кратковременное перемирие. Впрочем, от того знакомства, которое началось с изнасилования, трудно ожидать чего-то иного. А где Мартин?

– Он уже звонил из больницы и сказал, что выезжает. А хотите, я дам вам один совет? – неожиданно спросила Мача.

– Да? – удивлённо взглянул Себастьян. – Ну, пожалуйста…

– Попробуйте переговорить с Эулалией. Эта монахиня всегда имела большое влияние на Марию Алехандру, так что, если вы сумеете убедить её в искренности своих переживаний, она наверняка захочет вам помочь.

– А я не произвожу впечатления искреннего человека? – слабо улыбнулся Себастьян.

– Вы – слабовольны, – решительно заявила Мача. – А слабовольные люди никогда не бывают искренни.

В этот момент раздался звонок в дверь и она, мгновенно просияв, сорвалась с места и пошла открывать.

– Привет, дружище, – как-то не очень весело произнёс Мартин, пожимая Себастьяну руку. – Это хорошо, что я тебя здесь застал…

– Ты знаешь, – сказал тот, – твоя будущая жена дала мне такой замечательный совет, что я, пожалуй, воспользуюсь им прямо сейчас, а уж потом, если позволите, снова заеду к вам.

– И куда же ты собрался? – задумчиво хмуря брови, спросил Мартин, провожая Себастьяна до двери.

– Хочу поговорить с Эулалией и попросить её совета.

– К сожалению, теперь это уже невозможно, – как можно мягче постарался произнести Мартин.

– Но почему? – изумился Себастьян.

– Полчаса назад её труп доставили в морг нашей больницы.


Второй раз судьба сводила Марию Алехандру с лейтенантом полиции Маркесом, и оба раза это были критические моменты в её жизни.

«Впрочем, полиция для того и существует, чтобы появляться в самые роковые моменты, – думала она про себя, разглядывая красивое, но несколько простоватое лицо молодого лейтенанта, более похожего на какого-нибудь крестьянина из деревни Санта-Мария. – А он старается быть максимально тактичным и ведёт себя совсем не как полицейский… Может быть, я ему просто нравлюсь?»

Лейтенант явился к ней на следующий день после трагической гибели Эулалии и попросил разрешения задать несколько вопросов. Мария Алехандра не сомкнула глаз этой ночью и едва держалась на ногах от усталости и горя. Но мысль о том, чтобы хоть как-то помочь полиции найти убийц Эулалии, заставила её привести себя в порядок и согласиться на беседу с лейтенантом. Впрочем, как она ни старалась, но ничего не могла вспомнить – ни того, как выглядел человек, подобравший чемоданчик, ни даже цвет машины, в которую он сел.

Однако эти вопросы не слишком интересовали лейтенанта, поскольку нашлось уже несколько свидетелей убийства, а потому приблизительные ответы на них он уже получил. Явиться же к Марии Алехандре его заставила настоятельная необходимость выяснить главный вопрос – кто и за что мог убить скромную монахиню, только позавчера вернувшуюся из отдалённой провинции Колумбии? Но вот именно здесь он натолкнулся на упорное сопротивление молодой женщины, не только не желавшей отвечать, но и старавшейся его всячески запутать. Иначе, почему бы она уверяла, что в похищенном убийцами чемоданчике не было ничего, кроме личных вещей монахини и её Библии? Даже самый сумасшедший грабитель вряд ли позарится на такое скромное имущество! Впрочем, самое удивительное оказалось в другом – в разгар их взаимных препирательств на эту тему лейтенанту неожиданно позвонили из полицейского участка и сообщили, что на одной из улиц Боготы был найден чемоданчик, на котором были обнаружены отпечатки пальцев Эулалии, и который полностью соответствовал описанию того чемоданчика, что был поднят убийцей с асфальта у её мёртвого тела. И в нём действительно оказались её личные вещи и экземпляр Библии!

– Ну что, теперь вы убедились, что я говорила правду? – устало спросила Мария Алехандра, когда несколько смущённый лейтенант передал ей свой телефонный разговор.

– Да, это так, – откашлявшись, произнёс Маркес, – однако это не только не отвечает на главный вопрос, но ещё и ставит ряд дополнительных. Самый простой из них заключается в следующем – почему сестра Эулалия хранила свои вещи в роскошном, дорогом «дипломате», уместном в руках у преуспевающего бизнесмена, но никак не в руках у скромной монахини?

– Не знаю, этого я не знаю, – утомлённо произнесла Мария Алехандра не в силах придумать сколько-нибудь убедительной версии. – Может быть, этот «дипломат» ей кто-то подарил, или она его где-то нашла…

– Странный подарок для пожилой монахини, вы не находите? А если она его нашла, то почему не отнесла в полицию, а стала использовать как личный сундучок? Мы постоянно ходим вокруг да около, сеньора, и вы упорно не хотите мне ничего рассказывать.

– Нет, это вы, лейтенант, упорно не хотите поверить, что я знаю не больше вашего, – живо возразила Мария Алехандра.

– И вы не знаете, почему сестра Эулалия вдруг покинула провинцию Кевьяроль и вернулась в Боготу? – продолжал настаивать лейтенант.

– Она вернулась потому, что решила повидаться со мной и со своим братом – отцом Фортунато. Мы с ней не виделись, кстати, уже почти полгода…

– Ну, хорошо, а куда вы собирались ехать, если бы не произошло этой трагедии?

– Я хотела довезти её до автостанции, чтобы она могла отправиться обратно – только и всего…

«Какая красивая женщина, – думал про себя лейтенант, откидываясь назад, на спинку кресла. – И, как и каждая красавица, удивительно упряма. Но почему она что-то скрывает, если убита её лучшая подруга, которая заменила ей мать? Неужели она сама надеется найти убийц? И ещё – если она замужем, то почему живёт одна? Нет, всё-таки, она чертовски хороша, и даже круги под глазами её почти не портят!»

«А в нём есть что-то такое, что, наверное, притягивает женщин, – размышляла Мария Алехандра, искоса поглядывая на лейтенанта, – какая-то грубоватая мужская уверенность и основательность. С ним любая женщина почувствовала бы себя надёжно, несмотря даже на то, что он ещё достаточно молод. И зачем я ему постоянно лгу, к чему этот нелепый спектакль? Но ведь Камило предупреждал меня о продажности местной полиции, и если я расскажу обо всём этому лейтенанту, кто знает, к каким последствиям это может привести. Нет, сначала лучше всё же посоветоваться с Касасом!»

– Итак, сеньора?

– Итак, лейтенант?

– Я чувствую, что не внушаю вам доверия.

Мария Алехандра неожиданно заколебалась. Кусая губы, она напряжённо раздумывала, а лейтенант, молча, поглядывал на неё и терпеливо ждал её решения.

– Знаете что, лейтенант, – наконец сказала она, – позвольте мне для начала связаться с сенатором Камило Касасом, а уж потом, мы, может быть, продолжим этот разговор…

– Как? – удивлённо спросил Маркес, привставая с места. – Вы не слушали сегодня последних известий?

У Марии Алехандры бешено забилось сердце. Лейтенант выжидательно смотрел на неё и молчал.

– Да говорите же, наконец, – резко выкрикнула она. – Что произошло?

– Сенатор Касас вчера ночью был похищен неизвестными злоумышленниками.


«Как всё-таки раздражает эта постоянная покорность! – думал про себя Фернандо, смотря на унылую Тересу. – Она готова стерпеть от меня всё, что угодно, н даже не попытается возмутиться! Ну что ей стоит хотя бы раз обозвать меня мерзавцем, или дать пощёчину, или пококетничать с кем-нибудь другим, тем же Рикардо, например? Но нет же, она будет только вздыхать, и смотреть на меня жалобными глазами с таким выражением, словно вот-вот расплачется. Удивительное дело! – но, оказывается, что в женщине важна не только красота, но и характер. Алехандра могла бегать за мной по пятам, но могла вдруг и повести себя так, что я сам начинал за ней бегать. А эта… ну почему она не понимает, что с такой ангельской внешностью, надо иметь ещё и дьявольскую самоуверенность – и тогда я, может быть, забыл бы обо всём на свете…»

– О чём ты думаешь? – тихо спросила его Тереса.

– Об Алехандре, – грубо ответил он, следя за её реакцией.

– Ты всё ещё её любишь?

– Мы уже сто раз говорили на эту тему, и я не хочу повторяться.

– Но ведь она же, твоя двоюродная сестра!

– Ну и что? Законами нашей страны такие браки допускаются.

– И ты собираешься на ней жениться? – с истеричными нотками в голосе, продолжала допрашивать Тереса.

– Собираюсь – не собираюсь, какая разница! Я всё равно не знаю, где она сейчас находится, так что зачем об этом говорить.

Тереса начала плакать, но её слезы только ожесточили Фернандо. Он надел куртку и решительно направился к выходу.

– Куда ты? – испуганно воскликнула она.

– Искать Алехандру! – жёстко ответил он, с силой захлопывая за собой дверь.

Выйдя на улицу, и стараясь не думать о плачущей в квартире Тересе, Фернандо направился к ближайшему телефону-автомату позвонить Рикардо. Однако, того не оказалось дома и тогда Фернандо зашёл в первый попавшийся бар и заказал себе пива. Каникулы в консерватории продолжались, и делать было решительно нечего. Себастьян целыми днями пропадал в клинике, до Рикардо невозможно дозвониться, а от Тересы невозможно спрятаться. Ну, чёрт возьми, куда же могла запрятать Алехандру её полусумасшедшая мать? С какой стати она вздумала подозревать его в каких-то мафиозных дедах? – И это его, горько усмехнулся Фернандо, у которого никогда не водилось лишних десяти тысяч песо!

– О чём задумался, дружок? – раздался у него над ухом весёлый женский голос, и Фернандо недоумённо поднял голову.

– Бенита?

Да, это была верная служанка Эстевесов, хотя и преобразившаяся до неузнаваемости. Всегда ходившая в скромных платьях умеренных тонов, да ещё с вечно заколотыми на затылке волосами, сейчас она выглядела совершенно иначе. Красная кофточка, ярко-голубые, плотно обтягивающие джинсы, и распущенные по плечам иссиня-чёрные волосы. Вдобавок ко всему, она была изрядно пьяна.

– Да, это я, – довольно ухмыльнулась она, в ответ на изумление Фернандо. – Что, трудно узнать, да?

– Как ты здесь оказалась?

– Во-первых, у меня сегодня выходной, а потому я могла оказаться там, где мне угодно, – наставительно заметила Бенита. – А, во-вторых, прежде, чем задавать вопросы, пригласи даму за стол и предложи ей что-нибудь выпить, – добавила она, усаживаясь рядом с ним безо всякого приглашения.

– Пиво будешь? – усмехаясь, спросил Фернандо.

– А почему бы и нет? – Бенита откинула назад голову и прищурилась на него. – А вот твой лучший дружок, между прочим, поит своих не пивом, а лучшим французским шампанским. Да ещё водит их в такие рестораны, к которым тебя и близко не подпустят.

– Ты имеешь в виду Рикардо? – насторожился Фернандо.

– Рикардо, Рикардо, – насмешливо подтвердила Бенита. – И я, ей-богу не удивлюсь, если он вскоре купит себе «мерседес», чтобы только возить сеньориту Пачу до колледжа и обратно.

– Откуда у него деньги? – недоверчиво покачал головой Фернандо. – Ты просто пьяна и сама не знаешь, что говоришь. Пей лучше пиво и не болтай глупости.

– Пива-то я выпью, – согласилась Бенита, поднося к губам принесённый официантом бокал, – но вот глупости болтаешь ты. Откуда у твоего дружка деньги я не ведаю, но вот то, что он подарил сеньорите Паче платье за двести долларов, это я знаю наверняка. Ну а о том, в какие рестораны они ходили, и как щедро там расплачивался Рикардо, мне рассказала сама Пачита. Да, неужели же ты сам ничего не замечал?

Фернандо задумался. А ведь действительно, ещё в Париже он спросил Рикардо о том, кто оплатил ему эту поездку, на что тот только отшутился. Да и вообще, то, что у Рикардо появились деньги, мог не заметить только слепой – последнее время они пили исключительно за его счёт, причём пили не как обычно – дешёвое красное вино, продававшееся в литровых бумажных пакетах, а дорогой коньяк или виски. Но о чём это могло говорить? Бенита продолжала что-то болтать, а Фернандо напряжённо думал. Именно Рикардо сказал ему о подозрениях Марии Алехандры на его счёт, но откуда он об этом узнал? Страшная догадка осенила Фернандо, и он даже помотал головой, не в силах примириться с такой чудовищной подлостью. Неужели его лучший друг сам занялся какими-то тёмными делами, а, когда Мария Алехандра его в чём-то заподозрила, предпочёл свалить всё на него, Фернандо? Не может быть… но ведь это сразу всё объясняет! Фернандо не мог больше усидеть на месте. Необходимо срочно повидаться с Рикардо и Марией Алехандрой, а ещё лучше, свести их вместе для того, чтобы сразу всё выяснить.


Загрузка...