Об этих бурных событиях два дня подряд писали все газеты Боготы. Камило Касас был благополучно освобождён, а все злоумышленники, находившиеся в тот момент на вилле, за исключением того, который был убит при штурме, арестованы. Альсира тоже оказалась в тюрьме, а её «школа молодых проституток», как выразился один бойкий газетчик, прикрыта. Деньги и наркотики были обнаружены, главный организатор всего дела – Серж Лану – убит; так что вскоре к этой теме пропал всякий интерес, и Камило, наконец, избавился от досаждавших ему просьб об интервью.
Чувствовал он себя весьма неважно, а потому так ни разу и не согласился выступить по телевидению с «рассказом о своих злоключениях». Да и о чём ему было рассказывать – о той ночи, проведённой им с Эсмеральдой и её сестрой? Или о тех бесконечных днях и ночах, которые он проводил в непрерывной депрессии, пытаясь понять смысл собственной жизни? Оказалось, что даже положение заложника имело определённые преимущества – во-первых, было время, чтобы поразмыслить над всей прожитой жизнью, а во-вторых, имелась вполне определённая цель – выбраться на свободу. Но вот теперь он достиг этой цели и перед ним вновь встал неизбежный вопрос – что делать дальше? А будущее представлялось весьма туманным…
Мария Алехандра целую неделю не могла оправиться от потрясения, вызванного убийством Лану. И хотя у полиции к ней не было никаких претензий, и её действия были признаны полностью обоснованными, это её нисколько не утешало. Она стала настоящей убийцей! – и эта мысль мучила её и не давала покоя. Каким бы негодяем не был Лану, как бы он не был виноват перед ней и её дочерью, это всё же был живой человек, и не просто человек, а красивый, элегантный и остроумный мужчина, пусть даже с преступными и порочными наклонностями. И вот теперь Лану нет, а его труп, заколоченный в гробу, лежит в могиле, и причиной этому она – Мария Алехандра!
Всю эту неделю она, не выходя из дома, пролежала в постели, чувствуя себя совсем больной. Два раза к ней заходил Мартин и один раз Себастьян, но она с ними почти не разговаривала, ограничиваясь самыми односложными ответами и смотря куда-то в потолок. Впрочем, во время визита Себастьяна произошло одно событие, которое слегка встряхнуло её и даже взволновало. Муж уже собирался уходить, когда, неожиданно явился Камило Касас – классически любовный треугольник в полном составе! Надо было видеть, какими презрительными взглядами смерили друг друга её муж и любовник!
Себастьян вознегодовал про себя на то, что его свиданию с женой помешал этот «паршивый сенатор»; Мария Алехандра не знала, что говорить и что делать, ощущая неимоверный стыд, но хуже всех было положение Камило. Ведь Себастьян имел полное право считать себя его спасителем, поскольку ворвался на виллу вместе с полицией и первым обнаружил ту комнату, в которой держали Касаса. И уж, наверное, он не преминул рассказать об этом жене – не зря же они обменялись такими многозначительными взглядами при его появлении! А какими глазами она смотрела на мужа, Боже мой, что это был за взгляд! Одного этого взгляда Касасу было вполне достаточно, чтобы понять, что лишним углом их любовного треугольника является именно он, и именно он обречён на безнадёжное одиночество и бесконечные воспоминания о той единственной ночи, когда он сумел одержать победу над Себастьяном! Скорее, это была даже не победа, а случайный подарок судьбы, нечто вроде утешительного приза, который, благодаря стечению обстоятельств, иногда достаётся неудачникам в любви. Ссылаться на него глупо, гордиться им – неприлично, а потому остаётся только хранить воспоминание о нём, как самую сокровенную тайну.
От Марии Алехандры они ушли вместе, а перед тем как обменяться холодными кивками и с облегчением расстаться, Себастьян произнёс перед Камило довольно неожиданную речь.
– Я люблю свою жену, а она любит меня. И я смогу простить ей всё, что угодно, хотя и не требую того же самого от неё. Однако, не стоит подвергать её новым душевным переживаниям. В любом случае, я этого не позволю!
– Ну и что означает этот набор напыщенных фраз? – хмуро поинтересовался Касас, прекрасно поняв всё то, что хотел сказать Себастьян.
– Это не набор напыщенных фраз, – грозно ответил тот, сжимая кулаки и подступая вплотную к Касасу. – Это предупреждение для того, кто захочет его услышать. Ну, а не захочет… тогда пусть пеняет на себя.
– Всё-таки вы неисправимый идиот, Медина, – с досадой сказал Камило, ощущая всю бессмысленность и ненужность этого разговора. Неужели его соперник не понимает того, что уже победил и ему теперь надо бороться не с ним, Камило, а с собственным скверным характером, который может вновь оттолкнуть от него Марию Алехандру? – Ну и чего вы хотите? Запугать меня? Но это можно сделать лишь с тем, кто что-то имеет и боится это потерять. Унизить? Но я уже и так достаточно унижен, хотя и не вами. Честное слово, но вы не вызываете у меня не гнева, ни презрения, а потому, если вздумаете ударить, то я не стану вам отвечать. Вы вполне достойны своей жены, а она достойна вас… и лишь один Бог знает, чего я достоин. Прощайте.
– Подождите, – Себастьян, казалось, что-то понял, а потому глядел уже не так злобно. – Мне кажется, что вам стоит повидаться и поговорить с Тересой. Именно эта девушка сообщила мне, где вас скрывают, а уже я передал эти сведения полиции. Простой долг благодарности, не больше… Но этой девушке сейчас приходится ещё хуже, чем вам.
– А где её можно найти? – вяло поинтересовался Камило, не выразив ни интереса, ни удивления.
– Об этом вам лучше всего расскажет отец Фортунато. Прощайте, Касас.
– Прощайте, Медина.
И они расстались, даже не взглянув друг на друга. Однако Камило признал справедливость слов Себастьяна и потому на следующий день отправился разыскивать Тересу. Он прекрасно помнил эту печальную блондинку, которая приходила к нему ещё во время судебного процесса между Себастьяном и Марией Алехандрой, интересуясь тем, насколько ценными для суда могут оказаться её показания. И если бы не его большая любовь, он вполне мог бы увлечься этой красивой девушкой с такими удивительно трогательными глазами. Ему была известна история её несчастной любви к племяннику Себастьяна, а потому он уже заранее чувствовал в ней родственную душу.
Отец Фортунато совсем не обрадовался его визиту и уж тем более сделал скорбное лицо, когда узнал, что Касас разыскивает Тересу.
– Зачем вам понадобилось это бедное дитя? – гневно спросил он, глядя на Касаса, словно тот был дон Хуаном де Маранья, из знаменитой повести Проспера Мериме «Души чистилища», пришедшим в монастырь, чтобы разыскать свою старую возлюбленную – донью Тересу.
– Хочу поблагодарить её за своё спасение, которое стало возможным именно благодаря ей, – кротко ответил Камило.
– Возблагодарите лучше Бога, сын мой, – переходя на патетический тон, заявил отец Фортунато. – Эта бедная девушка пребывает в таком душевном смятении, что не желает больше видеть мужчин. Она собралась посвятить себя Всевышнему, а потому ничто мирское не должно омрачать её святые помыслы.
Камило, как и всякий политик, прекрасно знал одну очевидную истину – чем больше красивой демагогии применяется, тем более грязное дело затевается. Поэтому он сразу насторожился, услышав подобную отповедь священника.
– Я не собираюсь смущать её святых помыслов, – сухо сказал он, – но мне необходимо её увидеть. И я непременно добьюсь этого, воспользовавшись или своими сенаторскими полномочиями, или помощью полиции. До свидания, святой отец.
– Минуту, – несколько смущённо окликнул его священник, едва он успел отвернуться. – Я лишь хотел предупредить вас о том, чтобы вы не делали эту несчастную ещё несчастнее, напоминая ей о том мире, который она покидает.
– Несчастной, отец Фортунато, делает только несчастная любовь, и не мне говорить вам об этом. Я сам несчастен, а потому, вполне возможно, обращусь за помощью к Богу. Поэтому вы ничем не рискуете, и вместо одной потерянной души скоро получите две.
– Подождите меня здесь, и сейчас она к вам выйдет, – милостиво кивнул отец Фортунато и удалился.
Камило принялся задумчиво прохаживаться перед алтарём, размышляя о том, что заявил священнику. А действительно, может ли Бог стать последним прибежищем и последним утешением для тех душ, которые не нашли своего счастья в простой человеческой любви? Все наши страсти, чувства и желания омываются нашей горячей кровью, все наши помыслы направлены на то, чтобы обрести счастье именно сейчас и именно с этим человеком. Так неужели бесплотное и бестелесное райское блаженство может заменить всеё это? Ведь любая страсть максимально конкретна – мы стремимся именно к этому и ни к чему иному!
– Добрый день, сенатор, – сказала Тереса, незаметно подходя к нему. – Вы хотели меня видеть?
Даже в этом скромном, уже почти монашеском одеянии, она была удивительно хороша. Более того – и Камило почувствовал это с неожиданной силой – она была очень соблазнительна! Ведь существует два вида соблазна – порочный и непорочный. Один рядится в эффектные, ничего не скрывающие одежды, выставляет себя напоказ с помощью кричащей косметики и одурманивающих духов, словно бы заявляя – «вот он я, только приди и возьми меня!» Но гораздо глубже и сильнее соблазн скрытый, что таится в скромно потупленном взоре, что заставляет угадывать удивительно красивые формы под самыми нелепыми и бесформенными одеяниями, что возбуждает не тем, что обещает, а тем, о чём умалчивает. И вот в Тересе был именно такой, скрытый соблазн, который взволновал Камило ещё раньше, чем он сам сумел это осознать.
– Да, я хотел вас видеть, Тереса, – ответил он. – И очень рад, что вы пришли. Я хочу поблагодарить вас…
– Не стоит, сенатор, я лишь сделала то, что должна была сделать.
Касас замолчал и пристально посмотрел на неё. Но она, хотя и явно почувствовала его взгляд, по-прежнему не поднимала глаз.
– Почему вы молчите? – тихо спросила она.
– Потому что любуюсь вами…
– Прощайте! – и она повернулась было, чтобы уйти, но Касас поспешно схватил её за руку.
– Не подумайте ничего дурного, Тереса, и выслушайте меня, прошу вас. Я знаю, что вы хотите уйти в монастырь, мне прекрасно известно о ваших взаимоотношениях с Фернандо Мединой, и именно поэтому я говорю вам: не делайте этого!
И тут она впервые вскинула на него удивлённые глаза. Более того, в них было не просто удивление, в них был гнев!
– Как вы смеете мне это советовать? Кем вы себя считаете, что так бесцеремонно вмешиваетесь в чужую жизнь? Я была о вас лучшего мнения…
– Мне очень жаль, что это мнение переменилось, – яростно заявил он. – Но от своих слов я не отступлюсь. Вы слишком красивая женщина для того, чтобы стать новой Эулалией! Вы любили и отдавались любимому человеку – и вы уже никогда не сможете забыть этих упоительных моментов, и воспоминания о них не будут давать вам покоя. Ваше бегство от жизни окажется мнимым, потому что вы слишком молоды и хороши собой. Не губите себя, Тереса! – он вдруг почувствовал, что она внимательно прислушивается к его словам и решил усилить их убедительность.
– Взгляните на меня, – продолжал он, – я уже свыше пятнадцати лет безумно люблю подругу вашего детства, Марию Алехандру – и что же? Скажу вам честно, у нас с ней была только одна ночь. Только одна ночь с той женщиной, за одну улыбку которой не жалко десяти жизни! И я надеялся, что что-то изменится, что она сумеет избавиться от влияния своего мужа, что в ней пробудятся ещё какие-то, помимо чисто дружеских, чувства ко мне! Но, увы, всё бесполезно – она возвращается к Себастьяну, а что остаётся мне? Ведь я никогда в жизни не смогу забыть той, единственной ночи! Что бы вы посоветовали мне, Тереса, – уйти в монастырь?
Она была несколько ошеломлена этим прямым вопросом и недоумённо вскинула голову.
– Почему вы об этом спрашиваете именно меня? Спросите Марию Алехандру!
– Но вы же не спрашивали у Фернандо совета – стоит вам уходить в монастырь или нет!
– Я не понимаю, чего вы от меня хотите и зачем затеяли весь этот разговор, – после минутной паузы заявила Тереса, и Камило понял, что, видимо, упустил какой-то важный момент в их напряжённом разговоре.
– Я хочу, чтобы вы вышли за меня замуж! – с неожиданной решительностью заявил он.
– Я считаю, что ты должна извиниться перед моей сестрой, – сказала Дельфина во время очередного свидания с Мечей. – Ты подозревала её в таких ужасных грехах, что теперь и самой стоит покаяться.
– Я уже каюсь, – без тени смущения на лице заявила толстуха, – и, если измерять глубину моего покаяния килограммами сброшенного веса, то моё раскаяние обошлось мне почти в пять килограмм.
– Ты становишься просто невозможной, – с трудом сдержав улыбку, заявила Дельфина. – И если ты будешь продолжать вести себя подобным образом, то я не приглашу тебя ни на одну из предстоящих свадеб.
– А почему ты говоришь об этом во множественном числе? – удивилась Мече. – О том, что ты выходишь замуж за красавчика Маркеса, я уже знаю. Но кто женится ещё – Бенита, Гертрудис или Мария Алехандра?
– Не говори ерунды, Мече, – решила рассердиться Дельфина. – Моя племянница Алехандра выходит замуж за племянника Себастьяна, только и всего.
– Ну, этот-то брак непременно окажется удачным, но лишь при одном условии.
– Каком ещё условии, Мече?
– А при таком, что Фернандо окажется отцом ребёнка.
– Но ты же прекрасно знаешь, что это невозможно, так зачем же высказывать такие нелепые предположения!
– А затем, моя дорогая, что в вашей семье женщины почему-то предпочитают именно тех мужчин, которые обходятся с ними максимально грубо, – не моргнув глазом, заявила Мече.
Дельфина поняла, что этот камень заброшен уже и в её огород, а потому недовольно надула губы.
– Если ты будешь продолжать в этом же духе, то мы с тобой непременно поссоримся, – предупредила она.
– Всё, больше не буду, – смиренно согласилась Мече. – А, кстати, насколько я знаю эту процедуру, на свадьбах полагается иметь свидетелей, как со стороны жениха, так и со стороны невесты…
– Ну, со свидетелями это не проблема, – довольная тем, что ей удалось усмирить эту грубиянку, сказала Дельфина. – У Фернандо и Алехандры ими будут Пача и Мартин.
– Это – тот самый друг Себастьяна?…
– Тот самый, Мече.
– Довольно странная пара.
– Я и сама не слишком понимаю Пачиту, – откровенно признала Дельфина. – Но, в конце концов, она уже девушка взрослая и ей самой выбирать.
– Ну, хорошо, – продолжала допрашивать Мече. – А кого ты пригласишь в свидетели на собственную свадьбу? Что по этому поводу думает наш бравый лейтенант?
– Капитан, Мече, – поправила её Дельфина, – после той операции его повысили в звании. А что касается твоего вопроса, то… Свидетельницей со стороны невесты будешь ты, ну а свидетеля со стороны жениха мы увидим уже на свадьбе. Если бы ты знала, как я счастлива! Наконец-то у меня будет верный, любящий и такой красивый муж! Ты ещё не видела Игнасио в штатском платье, а потому не знаешь, как хорошо он одевается.
– Зато я знаю, как быстро он это делает, – усмехнулась Мече. – В любом случае, я за тебя очень рада. Теперь у твоей крошки Долорес появится отец.
– Да, это так, – задумчиво согласилась Дельфина. – Однако, рано или поздно мою бедную девочку ждёт достаточно трудное испытание… Я имею в виду то, что она подумает, когда узнает правду. А что отвечать мне, если она спросит – а она обязательно это сделает – кто является, её настоящим отцом?
– Зачем беспокоится раньше времени, – философски заметила Мече. – Пусть она сначала хотя бы научится говорить. Кроме того, это ещё не самое страшное. А ты подумала, что и у твоего жениха могут быть приготовлены для тебя какие-нибудь сюрпризы? В семейной жизни нужно быть ко всему готовым…
– Что ты имеешь в виду? – насторожилась Дельфина, ожидая очередного подвоха. Она уже достаточно хорошо разобралась в характере своей подруги, главной чертой которого была грубоватая язвительность. И, действительно, Мече осталась верна себе.
– Если хочешь, я расскажу тебе свой любимый анекдот на эту тему, и тогда ты сразу поймёшь, что я имела в виду.
– Рассказывай, только постарайся обойтись без пошлостей.
– Постараюсь. Итак, новобрачная говорит своему мужу: «Дорогой, я вижу, что тебя что-то сильно беспокоит. Прошу тебя, скажи мне, в чём дело. Ведь теперь твои тревоги – это и мои тревоги, у супругов всё должно быть общим». Молодой муж вздыхает и, минуту поразмыслив, говорит ей следующее: «Видишь ли, дорогая, я только что получил письмо от одной девушки из Картахены. Она пишет, что хочет привлечь меня к суду за невыполнение обязательства жениться на ней».
Дельфина не удержалась от улыбки.
– Да, дорогая, с тобой не соскучишься.
– Ах, почему бы и мне не выйти замуж за какого-нибудь… полковника, – неожиданно вздохнула Мече.
– Как ты думаешь, о чём они сейчас разговаривают? – спросил Фернандо, поворачиваясь к Алехандре. Они находились в зале свиданий городской тюрьмы и, сидя поодаль, наблюдали за Пачей и Рикардо, которые переговаривались через тонкую проволочную сетку, разделявшую зал на две половины.
– Не знаю, – пожала плечами Алехандра. – Но, надеюсь, что она не будет говорить ему всей правды, а хоть в чём-то солжёт.
– Ты считаешь, что для Рикардо…
– Да, лучше, чтобы у него осталась хоть какая-то надежда, – решительно подтвердила Алехандра.
– Но разве в любви можно обойтись без искренности и честности?
– Но ты же знаешь, что Пача его не любит.
Фернандо на минуту задумался, а затем спросил.
– А ты?
– Что – я?
– Ты всегда будешь говорить мне правду?
– Надеюсь, что да.
Удивлённый таким неожиданным ответом, Фернандо замолчал.
– Меня, возможно, скоро выпустят под залог, – тем временем говорил Рикардо. – Ты рада этому?
– Да, конечно, – тут же ответила Пача. – Как ты можешь в этом сомневаться?
– Последнее время ты мне дала столько поводов для сомнений…
– Не будем сейчас об этом. Ты виделся со своей матерью?
– Да, – криво усмехнулся Рикардо, – нам устроили очную ставку. Никогда не думал, что со мной случится что-нибудь подобное. Она заявила, что и понятия не имела о том, чем я занимаюсь, а я, в свою очередь, сказал тоже, самое. Впрочем, следователь не поверил ни мне, ни ей. Почему ты не приходила раньше?
– Я была больна, – отводя глаза, тихо сказала Пача.
– Но ведь это неправда!
– Почему ты мне не веришь?
– Потому, что ты не смеешь посмотреть мне прямо в глаза!
Алехандра тяжело вздохнула и взяла за руку Фернандо.
– Как жаль, что мы не можем отпраздновать наши свадьбы одновременно! Тогда они бы могли быть свидетелями у нас, а мы – у них. Ну почему так происходит, Фернандо? Почему Пача вдруг так переменилась? Что её не устраивает в Рикардо?
– Мне трудно ответить на этот вопрос, – тоже вздохнул Фернандо, – тем более, что и я сам был в подобном же положении. Ты уже забыла о том, как и я, мучился и переживал из-за тебя, не в силах объяснить твою внезапную холодность там, в Париже? Мужчинам никогда не понять подобные перемены женского настроения. Знаешь, как поётся в одной из моих любимых опер? «Сердце красавицы склонно к измене и перемене…» Ну, и так далее.
– Я была виновата перед тобой, Фернандо, – тихо сказала девушка, – но, обещаю тебе, что этого больше не повторится.
– Спасибо, – улыбнулся Фернандо. – Я почему-то уверен, что уж мы с тобой обязательно будем счастливы.
– Прошу тебя, Рикардо, никогда больше не пытайся ничего с собой сделать, – в это время говорила Пача, и говорила это, весьма взволнованно и искренне. – Я бы никогда себе не простила, если бы твоя попытка самоубийства оказалась удачной.
– Так ты обо мне заботишься или о себе? – сухо поинтересовался он.
– Не знаю, – смутилась Пача, – я ничего уже не знаю. И я даже не могу понять, когда и почему ты вдруг так сильно в меня влюбился? Ведь сначала, когда мы только познакомились, ты был со мной так жесток. Ну что ты нашёл во мне такого, чего нет в других девушках? За что ты меня так любишь?
– Я не уверен, что люблю именно тебя, Пача, – вдруг разволновался Рикардо и она вскинула на него глаза, удивлённая таким ответом. – Да, да, не удивляйся, – продолжал он. – Я и сам над этим долго размышлял и закончил тем, что, уже сидя в тюрьме, написал одно стихотворение. Если хочешь послушать, то я могу тебе его сейчас прочитать.
– Никогда не думала, что ты пишешь стихи, – пробормотала Пача.
– А я никогда их и не писал, а потому и сам себе удивляюсь. Ну что, будешь слушать?
– Конечно, буду.
Рикардо слегка порозовел, откашлялся, и начал читать, глядя не на Пачу, а немного в сторону.
«Опять без ласкового слова,
Твои глаза опять пусты;
Но я нашёл твой образ снова,
Забившись под крыло мечты.
Я не считал бессонниц ночью,
Проклятьем страсти одержим.
Я полюбил тебя заочно,
Твой образ выдумав – Бог с ним!
Какая ты? Ответ не ясен,
Я от сомнений сам не свой,
Одно лишь знаю – что прекрасен,
Моё творенье – образ твой…»
– Похоже, что он читает ей стихи, – изумлённо произнёс Фернандо, глядя издалека на своего друга. – Вот уж не ожидал!
– Но это же прекрасно, Фернандо! – обрадовалась Алехандра. – Значит, между ними всё ещё не так плохо! И ты посмотри, как внимательно его слушает Пача!
А Пача, действительно, слушала очень внимательно и, более того, к концу стихотворения, почувствовала себя взволнованной.
– Ты молодец, – сказала она, когда Рикардо умолк. – И таким ты мне даже нравишься…
– Даже нравлюсь? И всё?
– Прости, но я не могу тебе сказать сейчас ничего большего. Кажется, свидание уже заканчивается. Прощай, Рикардо.
– Но мы ещё увидимся? – с отчаянными нотками в голосе спросил он.
Она напряжённо улыбнулась, кивнула и направилась к Фернандо и Алехандре, в то время как озиравшегося Рикардо уводили конвоиры.
– Ну и как, Пачита? – тут же спросила Алехандра у своей двоюродной сестры.
– Что – как? Я не понимаю, о чём ты меня спрашиваешь, – пожала плечами она.
– Нет, ты это прекрасно понимаешь, – стала распаляться Алехандра, – но хочешь увильнуть от ответа.
– А что я могу тебе ответить? Ничего, понимаешь ты, н-и-ч-е-г-о!
– Значит, вы думаете, что из двух несчастных, может получиться одна счастливая любовь? – придя в себя от удивления, вызванного неожиданным предложением Камило, спросила Тереса. – Но ведь если бы это было действительно так, то насколько же проще стало бы жить в этом мире!
– А не надо ничего усложнять, Тереса, – горячо заговорил Касас, чувствуя неожиданный прилив вдохновения.– Ты любила Фернандо, но он тебя оставил; я любил и люблю Марию Алехандру, но она, судя по всему, вернётся к своему мужу. И все четверо будут счастливы! Так давай и мы, назло всем своим страданиям и назло собственной судьбе, постараемся забыть обо всём и тоже стать счастливыми. Неужели же это так невозможно?
Тереса вздохнула и ясными глазами посмотрела на Касаса. В этот момент она была так хороша, что он сам поверил в искренность своих слов, и в то, что сможет забыть Марию Алехандру, найдя счастье и покой в объятиях этой очаровательной девушки.
– Но вы же сами только что оговорились, сказав, что всё ещё любите Марию Алехандру! А я по-прежнему люблю Фернандо. Так неужели вам не ясно, что у нас ничего, ну абсолютно ничего не получится? Мы будем только мучить и мстить друг другу – я вам за то, что вы не Фернандо; вы мне за то, что я – не Мария Алехандра. Как только вы сами этого не понимаете?
«Во многом она права, – решил про себя Касас, – и всё может произойти именно так. Но почему женщины, в первую очередь, думают именно о самых крайних вариантах? Разве нельзя предположить, что нас с ней могут соединить сначала общая боль, а затем и общая нежность?»
– Но, Тереса, сказал он вслух, – ведь одиночество ещё страшнее! Почему ты не хочешь побороться за свою собственную судьбу, почему решила всю оставшуюся жизнь посвятить страданиям? Любая рана когда-нибудь затягивается, если только её постоянно не растравлять. Чем тебя прельщает именно тот вариант, который тебе предлагает этот священник, почему ты не хочешь прислушаться к моим словам?
– Да потому, что отца Фортунато я знаю гораздо больше, чем вас, сенатор Касас. В ранней моей юности у меня уже была одна несчастная любовь, о которой я никогда и никому не рассказывала…
– Так расскажи мне, – настойчиво потребовал он, цепляясь за любую возможность продлить этот разговор. – И тогда я, может быть, пойму, почему ты мне отказываешь.
– Хорошо, – вздохнула она, – только давайте присядем.
Они опустились на соседние скамьи, причём Камило облокотился на спинку одной из них, а Тереса положила руки на колени и повернулась к нему боком.
– Всё это произошло через несколько лет после ареста Марии Алехандры, которую несправедливо обвинили в убийстве Луиса Альфонсо Медины. Я продолжала жить в Санта-Марии и, хотя уже достигла совершеннолетия, даже и не помышляла о замужестве, поскольку после той истории буквально возненавидела мужчин. Каждый из них казался мне насильником и негодяем, способным лишь на то, чтобы воспользоваться девушкой для удовлетворения своих животных потребностей, а потом её подло предать. Вскоре все наши деревенские парни поняли, что за мной бесполезно ухаживать, и отступились, оставив меня в покое. Родителям очень не нравилось моё настроение, и мать не раз выговаривала мне за это, а отец даже бил. Им очень хотелось выдать меня замуж, а потому каждый мой отказ ещё больше их раздражал. Уже тогда я стала всерьёз подумывать о том, чтобы убежать из дома и поступить послушницей в какой-нибудь монастырь. Однажды я даже сделала такую попытку, но меня поймали и вернули домой.
Когда и откуда в нашей деревне появился тот человек, я так и не узнала. Он был уже немолод – во всяком случае, мне так казалось, поскольку самой едва исполнилось восемнадцать лет – но зато выглядел настоящим сеньором. Он носил великолепные костюмы и шляпы, сорил деньгами и, вообще, вёл себя так, словно собирался купить поместье и только подыскивал наиболее подходящее. Не знаю уж, почему именно я обратила на себя его внимание, хотя постоянно ходила в одном и том же платье и была загорелой до черноты; но именно за мной он вдруг начал ухаживать, несмотря на то, что я не давала ему ни малейшего повода на что-то надеяться. Наверное, он просто рассчитывал на лёгкую победу, полагая, что никакая скромная деревенская девушка не сможет перед ним устоять. Я никогда не думала всерьёз о том, что у нас с ним что-то может получиться, и вела себя очень непосредственно – не кокетничала, не лукавила и не давала никаких обещаний. Уже потом, когда я начала понемногу разбираться в мужчинах, мне пришла в голову мысль, что именно это его и привлекало. Видимо, он предпочитал таких девушек, чья неопытность и невинность затрудняла ему достижение поставленной цели.
Чтобы покорить моё сердце, он пытался дарить мне дорогие подарки, от которых я неизменно отказывалась, чтобы не давать повода деревенским сплетням. Более того, он даже предлагал мне выйти за него замуж и уехать жить в Боготу или в какой-нибудь другой, большой город. Но я не могла, да и не хотела ему верить, хотя и не решилась бы утверждать, что он мне совсем не нравился. У меня тоже была собственная гордость и потому мысль о том, что такой блестящий сеньор снизошёл до того, чтобы предложить свою руку и сердце скромной деревенской девушке, а потом будет её всю жизнь этим попрекать, не давала мне покоя. Конечно, мне льстило, что этот человек, о котором говорила вся деревня, оказывает мне знаки внимания и даже униженно терпит мои отказы и мою холодность. Но главное, всё же, было в другом – я не могла примириться с тем, что, согласись я на его предложение – и все будут говорить: «Ах, как повезло этой бедной дурочке Тересите! Какого великолепного мужа она себе нашла и лишь потому, что хватило хитрости так долго водить его за нос!» Я не хотела в чём-то уступать своему будущему мужу, хотя это и может показаться странным именно для деревенской девушки, которая ничего не видела, кроме своего селения. Вы меня понимаете, сеньор Касас?
– Да, понимаю, – кивнул он, с неожиданным интересом, слушая её рассказ. – Но, если тебе не сложно, называй меня просто Камило.
– Я попытаюсь, – согласилась Тереса и продолжила. – Моя гордость долго сопротивлялась его настойчивым ухаживаниям, и в этом ей помогала моя стеснительность, поскольку я ещё не знала мужчин. Всё это продолжалось целый год и неизвестно, когда бы и как закончилось, если бы с ним не произошло несчастья. Однажды он вызвал меня во двор, сказав моей матери, что ему нужно срочно со мной поговорить. Я вышла – и не поверила собственным глазам. Он стоял передо мной, бледный, дрожащий и какой-то потерянный; и на нём был не один из его шикарных костюмов, а какие-то жалкие и грязные лохмотья. Лицо его было в ссадинах и синяках, а губы разбиты так, что слова давались ему с большим трудом.
«Меня избили, Тереса, – сказал он, еле стоя на ногах. – Избили и ограбили, когда я возвращался из города. Теперь у меня ничего нет и остаётся только пойти и наняться батраком к каким-нибудь Фонсека. Я пришёл проститься и сказать тебе, что больше ты меня уже здесь не увидишь. Я очень тебя любил девочка, а теперь желаю тебе найти другого жениха. Прощай!» – И он уже повернулся было, чтобы уйти, когда я не выдержала и дрогнула. Не знаю, сколько в моих чувствах было любви, а сколько простой жалости и сочувствия, но в тот момент, я не могла отпустить его просто так. У меня был единственный способ, помешать ему, предаваться отчаянию, и я воспользовалась им в полной мере, проведя эту ночь вместе с ним. Потом были и другие ночи, о которых каким-то образом узнала вся наша деревня; а потом он просто исчез, и с тех пор я не имела о нём никаких известий. Мне пришлось уехать из Санта-Марии, где на меня все показывали пальцем, ну а остальное уже не так важно. Теперь вам понятно, сеньор Касас, почему я, один раз поверив тому человеку, который заставил меня согрешить, решила поверить ему ещё раз, когда он предложил мне покаяться?
– Как? – потрясённо воскликнул Камило. – Так это был…
– Да, это был отец Фортунато, – просто ответила Тереса и поднялась с места. – А теперь я, пожалуй, пойду. Скоро время вечерней молитвы… Прощайте.
– Подожди, Тереса…
Но она, покачав низко опущенной головой, поспешно пошла прочь. Камило проводил её взглядом, а затем вздохнул и подумал о том, насколько печально и одиноко в этом мире тем, у кого нет любви.
– Ну и как твои дела с Марией Алехандрой? – поинтересовался Мартин, когда они с Себастьяном, выходили из клиники после очередного дежурства.
– Пока никак, – ответил он, хмуря брови. – И я сейчас хочу поехать прямо к ней для решительного объяснения.
– Что же ты ей скажешь?
– Пока я приготовил только два вопроса – если мы по-прежнему муж и жена, то почему не живём вместе? А если она меня уже больше не любит, то почему опять не подаёт на развод?
– И ты не боишься услышать правду?
– Боюсь, ещё как боюсь, – сказал Себастьян, невольно передёргивая плечами. – И даже представить себе не могу, что будет, если она вдруг скажет, что любит другого.
– Ты имеешь в виду Камило? – уточнил Мартин.
– Да. Кстати, я и тебя хотел кое о чём спросить.
Они уже стояли внизу, на стоянке машин неподалёку от центрального входа.
– Спрашивай, – сказал Мартин, доставая из кармана ключи.
– Что общего между тобой и Пачей? Фернандо мне что-то говорил, но я не мог в это поверить…
– Я и сам ещё не могу поверить, – грустно сказал Мартин. – Но эта девушка неожиданно призналась мне в любви, и я нахожусь теперь в полной растерянности. Видимо, это какая-то странная блажь, из-за которой страдает бедняга Рикардо, но что делать в такой ситуации мне?
Себастьян задумался. Действительно, что тут можно посоветовать? И не лучше ли предоставить событиям идти своим чередом?
– Знаешь, дружище, – наконец, произнёс он, – из меня плохой советчик в любовных делах, а потому я могу сказать тебе только одно – не обнадёживай её, но и не отвергай. Пусть пройдёт какое-то время, Рикардо выйдет из тюрьмы, ну а там… там видно будет. Ведь ты же знаешь, что эта взбалмошная девчонка когда-то была влюблена и в меня. Ну и что? – теперь это всё в прошлом и она, я думаю, об этом даже не вспоминает. Пусть будет, что будет, и не станем торопить события. Ну, а теперь прощай, и пожелай мне удачи на сегодняшний вечер.
– Счастливо тебе, Себастьян, – искренне сказал Мартин, пожимая руку своего друга.
Они расстались и каждый из них сел в свою машину. Всю дорогу до дома Марии Алехандры, Себастьян волновался так, что даже хотел остановиться у ближайшего бара и зайти выпить для храбрости. Остановило его только то, что Мария Алехандра никогда не любила видеть его в нетрезвом состоянии, а для успеха их сегодняшнего разговора любая мелочь могла оказаться решающей.
Подъехав к её дому, он припарковал машину, запер её и, не удержавшись, зачем-то посмотрел на окна квартиры своей жены. Подумать только, но если она дома, то через каких-нибудь полчаса всё уже станет ясно – и он или выйдет оттуда несчастным человеком, либо останется там счастливым обладателем любимой жены. Глубоко вздохнув и стараясь держаться как можно спокойнее, он вошёл в подъезд, поднялся на лифте, и уже поднял было руку, чтобы нажать кнопку звонка, как вдруг подумал, что забыл про цветы. Невольно обрадовавшись этой отсрочке, он сбежал вниз и направился к ближайшему цветочному магазину, который находился на соседней улице. Приобретя роскошный букет алых роз, он вновь проделал тот же путь и, теперь уже волнуясь как перед первым свиданием, позвонил в дверь.
Открыла ему сама Мария Алехандра, одетая в элегантное белое платье, с искусственным алым цветком у ворота. В таком наряде она походила на невесту, и Себастьяну показалось, что она тоже чем-то взволнована.
– Здравствуй.
– Здравствуй, Себастьян.
Они оба вдруг почувствовали такое смущение, что опустили глаза, избегая, смотреть друг на друга. Он спохватился первым и вручил ей букет.
– Это – тебе.
– Спасибо. Проходи, я сейчас одна.
Она посторонилась, и он вошёл в гостиную, торопливо и бегло осмотревшись по сторонам, словно боясь обнаружить в этой светлой и уютной комнате признаки пребывания какого-нибудь мужчины.
– Хочешь чего-нибудь выпить? – предложила она, входя следом и ставя цветы в большую хрустальную вазу.
– Нет, спасибо. Ну, как ты себя чувствуешь?
– Спасибо, уже хорошо.
– А где Алехандра?
– Поехала к Фернандо обсуждать свой свадебный наряд. Ты ведь помнишь, у них послезавтра свадьба…
– Да, конечно, – кивнул Себастьян. – А как твоя сестра?- он тут же пожалел об этом вопросе, но Мария Алехандра и бровью не повела.
– У Дельфины всё замечательно, она просто без ума от своего Игнасио. А как поживает Даниэль, я его так давно не видела…
– Скучает по тебе, а в остальном всё нормально.
Они замолчали, чувствуя какую-то непреодолимую неловкость, мешающую сделать решительный шаг навстречу друг другу. Она создавала невыносимое напряжение, заставлявшее каждого из них волноваться всё больше и больше. В тот момент, когда это волнение достигло своего пика, Себастьян не выдержал.
– Мария Алехандра!
– Что?
– Ты… я… я хотел… впрочем, – он вскочил с места и лихорадочно прошёлся по комнате. – Умоляю тебя… ты меня ещё любишь?
– А ты – меня?
– О да, и не просто люблю, а в сто раз сильнее, чем прежде! Боготворю, изнемогаю, схожу с ума! – она сидела в кресле, и он вдруг бросился перед ней на колени, схватил её руки и принялся покрывать их горячими поцелуями. – Прошу тебя, будь моей… – он чуть было не сказал «женой», но вовремя спохватился. – Давай попробуем начать всё сначала… чёрт, я не о том говорю… Я хотел сказать…
– Не надо, – вдруг улыбнулась она, – я всё поняла.
Он поднял глаза, увидел её сияющий взгляд, и тоже всё понял. Она обняла его голову, притянула к себе, и они поцеловались так, как не целовались ещё никогда в жизни. Это был самый упоительный, возбуждающий и счастливый поцелуй!
– А теперь скажи мне об одном, – сказала она, когда они, наконец, оторвались друг от друга. – Ты очень волновался, когда шёл сюда?
– Не просто волновался, – едва переводя дыхание, с трудом пошевелил пересохшими губами Себастьян, чувствуя себя словно приговорённый к смертной казни, внезапно узнавший о помиловании, – а чувствовал себя как в бреду.
– Я так и поняла, – ласково произнесла Мария Алехандра, – пока наблюдала за тобой из окна. Когда ты вдруг снова выбежал из подъезда, я ужасно испугалась, потому что никак не могла понять в чём дело – то ли ты передумал, то ли опять что-то произошло. И, всё-таки, я почему-то была уверена, что ты вернёшься, а потому даже успела переодеться.
– Любимая моя!
– Себастьян!
Они снова поцеловались, чувствуя, что ещё никогда не были так счастливы, как в этот, самый волнующий момент их жизни.
– Ну, а теперь давай выпьем шампанского, – вдруг предложил он, поднимаясь с колен. – У тебя есть шампанское или мне сходить и купить?
– О нет, я тебя так долго ждала, что теперь уже никуда не отпущу! Подожди, я сейчас.
Она принесла бутылку шампанского и два бокала. Себастьян снял фольгу и, повернувшись, вдруг открыл окно, и направил горлышко наружу.
– Что ты делаешь? – удивилась Мария Алехандра.
– Хочу выстрелить как можно громче, чтобы все знали, как мы счастливы! Ведь это именно так, дорогая? Повтори ещё раз, потому что я до сих пор не могу в это поверить!
– Я счастлива, Себастьян! – улыбаясь, громко сказала она. – Я так счастлива, что мы, наконец, снова вместе!