Тайный советник

Глава 36. Конь Бледный, Конь Вороной

Дети казненной Марии Магдалины недолго отдыхали в лесной землянке. В первых числах сентября на дороге раздался топот коней, скрип телеги. Дети и женщина спрятались в лесу. Они выглядывали из-за сосен и молили Господа, чтобы с приезжими не было собак.

Но появился только один всадник. Он был весь пыльный – от шапки до копытной шерсти коня. Следом ехала телега тоже с единственным седоком. Мужичок со страшными ожогами на руках и забинтованным лицом почему-то очень радостно озирал лесную природу.

—Эй! – крикнул черный всадник, — есть кукушата у иволги?

«Иволга» отозвалась свистом, и скоро все сидели у костра. Ели быстро, еще быстрее бросали на телегу скудные вещи и запасы еды. Не прошло и часа, а телега с детьми и всадник скрылись за поворотом дороги.

Женщина снова осталась одна. Что делала она здесь? Чего ждала? Как собиралась зимовать? Никто не знает. Должны же быть хоть какие-то тайны у простых людей?

Пока Борис Головин вез детей Марии в Новгород, пока единственный выживший на огненном мосту «ряженый» прикидывался прокаженным на заставах, по необъятной среднерусской пустыне скакала еще одна группа всадников...

Не подумайте, что копыта лошадей вязли в песке. Пустыней бескрайнюю местность я называю потому, что на сотни верст вокруг не было никаких существенных поселений. Крестьянские деревушки жались к рекам вблизи немногих городов, темные, непролазные леса покрывали все остальное пространство. Однако, такое ощущение о нашей земле следует признать поверхностным. Вы должны, просто обязаны удивиться, когда я скажу, что под дубовыми и сосновыми кронами, меж великих рек и озер скрывалась лучшая в мире транспортная система.

Мы ее не сами придумали, она осталась нам от татар. В наследство, так сказать, или «в порядке компенсации за оккупацию».

За триста лет до описываемых событий татары овладели нашей землей на уровне международного признания, и им захотелось владеть ею на деле. Препятствовали правильному владению два русских обстоятельства – мы с вами, дорогие друзья, и наши дороги. С нами ничего поделать было нельзя, кроме повседневного принуждения к труду и регулярной отчетности. Стали нас считать и облагать скромным 10-процентным налогом. Стали пытаться взымать этот налог. И чтобы добраться до каждого налогоплательщика, татары перенесли в наши леса свою степную транспортную схему, отработанную веками.

Через каждое «поприще» – среднее расстояние, которое можно проехать, «пропереть» за день (около 20 верст), были устроены «ямы». У татар в степях это действительно были ямы, прикрытые войлоком, у нас – землянки и избушки для «станционных смотрителей». Прогон от «ямы» до «ямы» стоил 6 копеек. При «ямах» (не путать с местами заключения) содержался достаточный запас сменных лошадей. Не все путешественники, конечно, соглашались менять своего боевого друга на казенную клячу, но приказные гонцы, работавшие сдельно-повременно, менялись с удовольствием. У русско-татарской ямской системы имелось серьезное правовое обеспечение — подорожная грамота, происходящая от чингисхановского «ярлыка». Она давала право изымать коней, телеги, сани, лодки, любой подвижный состав у первого встречного. Рекордных результатов русская почта 16 века добивалась зимой. Накатанная снежная дорога несла сани со страшной скоростью: 542 версты (580 км.) от Москвы до Новгорода покрывались за трое суток. Почти 200 км. в сутки! При 9-часовом световом дне в среднем выходило более 20 км. в час! Очень резво! А вы говорите, дороги!

Так или иначе, просвещенные европейцы с удивлением отмечали, что дикие русские по части почты — впереди планеты всей.

Путевая компания ехала хоть и по государственной необходимости, но коней не меняла. Иван Глухов – вожак экспедиции мог убить любого за косой взгляд в сторону его вороного Галаша. За Глуховым на крепких кобылах поспешали двое подручных, увешанные оружием и поклажей. И еще один всадник – на замызганном, бледном от усталости мерине волочился в хвосте. Федя Смирной – мозг этого похода – уже в третий раз за последние месяцы тер себе и Тимохе самые нежные места. Тимоху он тоже менять не собирался.

Ночевали возле ямских изб, но в лесу. Путь лежал через Тверь, Вышний Волочок, Старую Руссу, Псков – на Дерпт. К цели путешествия быстрее всего было добраться через Ржев и Холм, но путники собирались догнать между Волочком и Руссой сборный полк, отправленный неделю назад в действующую армию. Полк шел северной дорогой, прижимаясь к новгородским и псковским владениям, чтобы немного попугать своевольное население.

Экспедиция имела сложную задачу. Она должна была доставить одному человеку его Судьбу. Так совпало, что посланцы царя Ивана, — а это он их послал; ибо, кто у нас еще распоряжается Судьбой, как не царь? – были живой иллюстрацией к Апокалипсису, «любимой» царской книжке. Но кони – вороной Адаш, бледный Тимоха, каурая и грязно-белая кобылы – не замечали этого. А то Тимоха, пожалуй, пошел бы быстрей. Силы-то у придурка имелись!

Не видели аналогии и люди. Правда, Глухов и Смирной могли ее понять, — один же вез-таки «весы правосудия», а другой имел за пазухой бумажку со словом «Смерть!». Зато Глуховские ребята уж точно не понимали юмора. Никита не знал, что через несколько лет будет орудовать бывшим княжеским мечом, Волчок – что пронесется по этой дороге Красным всадником раздора.

Всадники везли Судьбу могущественного в прошлом придворного, окольничьего Алексея Адашева, — ныне третьего воеводы Большого полка русского войска.

Судьбе довериться пришлось потому, что царь Иван не посмел самостоятельно решить участь опального фаворита. Вроде бы и доказательства вины появились – признания Магдалины, Сатиных, Шишкиных – но царь все время вспоминал слово «Отложи!» и медлил. Слишком страшным казалось ему это воспоминание.

Тогда вспомнили обычай «Божьего суда». А правда? Чего брать грех на душу, когда Бог точно знает, кто прав, кто виноват?

На Руси Божий суд выглядел двояко. Тут мы тоже в два раза обошли заносчивых европейцев, которые знали только «судебный поединок». У нас официальная дуэль могла заменяться жребием. А что более справедливо, чем жребий? Дуэли давно отменены, а жеребьевка будет жить до скончания Мира.

На Божий суд окольничьего Адашева вызывал царь Иоанн Васильевич. Он подозревал Алексея в кознях против самого царя и в убийстве его жены Анастасии Романовны. Лично драться на бердышах, ножах или шелопугах (окованных дубинах) царь не мог. Не имел права. На этот случай наше законодательство позволяет выставить «заместителя». Приглашается крепкий мужик с бойцовскими навыками и фронтовым опытом, ему обещается солидное вознаграждение, страховка на случай «виновности нанимателя», персональное царство небесное. Таким наемным бойцом в нашей четверке был Никита, туповатый парень на белом коне. Деньги он уже получил, но драка с дворянином оставалась под вопросом.

Адашев имел право отказаться от боя. И это было правильно. Судите сами. Вот ты чист, как стеклышко, и вдруг к тебе подкатывают на вороных, белых, рыжих, бледных и несут полную чушь. Будучи уверенным в правоте, ты их просто посылаешь к черту. И Бог это принимает с удовлетворением.

Но ведь, и истцы могут быть уверены в правоте? Тогда они требуют жребия! И тут тебе деваться некуда! Жребий – в компетенции Бога. А у Бога не отвертишься!

Бросается жребий. Форма его произвольна. Вот Адашеву, например, Глухов вез два сосуда. В одном была налита романея свежего привоза, в другом – она же, но крепленая травяным настоем недельного действия. Глиняная бутылка с настоем отличалась незаметной щербинкой на донном колечке. Глухов приметил щербинку на всякий случай – не любил быть дураком.

Мог случиться и третий вариант Божьего суда. Это, когда подсудимый попадается на жеребьевке, но отбивается, кричит, убегает в леса. Или когда убегает до жребия. Тогда в ход пускается неумолимый механизм нашего гражданского делопроизводства, казенные бумаги шелестят метелью и настигают шею беглеца. Бумагу вез Смирной.

Приехали в город Дерпт. После удачной летней кампании здесь остановилось на зимние квартиры войсковое начальство. Воеводы, полковники, сотники жили в прекрасных каменных домах. Рядовые пехотинцы и всадники гуляли по европейским мостовым, бесплатно обедали в чистеньких прибалтийских забегаловках.

Третий воевода Большого полка Алексей Адашев тоже жил в каменном здании – Дерптской крепости. Он, правда, не гулял по мостовым, — еду ему доставляли в номер.

Короче, Адашев уже сидел.

Он пережил многое, был готов ко всему, ничего не боялся.

Не испугал его и цокот шестнадцати копыт в крепостном дворе.