Тело в Немой реке

II Марта Гомм

Полицейский участок Тайлекота располагался на возвышенности, и вода до него пока не добралась. Из открытой двери луч света падал на потоки воды на дороге и на тропинку в саду констебля, по которой бежал небольшой ручеек, присоединяясь к основному потоку на шоссе.

Марта Гомм стояла в дверном проеме, вырисовываясь на фоне яркого света из холла, ожидая, когда Клифтон закончит свои дела.

Литтлджон перебежал дорогу, вода доходила уже до икр резиновых сапог. Он взял Марту Гомм под руку и ввел ее внутрь.

— Вам лучше не стоять под дождем, мисс Гомм. Я хотел бы с вами поговорить.

Клифтон как раз закончил договариваться о машине для эвакуации автомобиля Лейна с места происшествия.

— Они позвонят сюда, сэр. Я поеду с ними и прослежу, чтобы все было сделано правильно.

— Вы уже звонили в полицию Бэзильдена?

— Да, сэр. Обещали перезвонить.

Без шлема и плаща, которые висели за дверью, констебль казался намного меньше. В комнате наверху дети, возбужденные суматохой в столь поздний час, разговаривали высокими голосами. Было слышно, как женщина успокаивала их и просила лечь назад в кровать.

Сама комната выглядела как офис потерянных вещей на железнодорожной станции. Между служебным столом, стульями и папками были втиснуты массивное кожаное кресло, два жестяных сундука, небольшой комод красного дерева, посеребренный чайник с чайным сервизом, фотография сердитого старика с усами в большой рамке. На стене над камином висела цветная репродукция портрета Ее Величества.

На столе констебля стояла позолоченная клетка для попугая. Ее обитатель, несмотря на то, что клетка была накрыта тканью, явно не спал, а производил звуки, напоминающие хлопанье открываемых пробок и разлив напитков. Время от времени он кричал «Здоровья вам и мне».

Клифтон рассудил, что нужно пояснить поведение птицы.

— Вещи бабушки, сэр. Без них она бы не переехала. Она бы и кровать потребовала забрать, если бы у нас было место.

Марта Гомм стояла в дверном проеме. Она явно занималась спасательными работами, потому что была одета в синий плащ, бриджи и резиновые сапоги. Голова была непокрытой и прямые темные волосы падали почти до плеч.

— Вы хотели поговорить со мной о Джеймсе?

Голос был глубоким и хриплым. Она была среднего роста и хорошо сложена. Вид иностранки, возможно, из-за примеси цыганской крови. Высокие скулы, заостренный подбородок, лицо цвета слоновой кости, немного длинноватый нос. Явно не ярмарочная распутница.

— Что с ним случилось?

— Его тело было найдено в Немой реке, мисс Гомм. Убийство.

Она явно не собиралась впадать в истерику или падать в обморок. Глаза на секунду расширились от ужаса, но девушка взяла себя в руки.

— Как?

— Заколот ножом. Когда вы видели его в последний раз?

— В пятницу часа в три дня он уехал на север. Мы были в Мидхарсте. Затем он высадил меня в Кембридже, и я приехала на автобусе. Больше я его не видела. Зачем кому-то нужно было его убивать?

В голосе не прозвучало никакого волнения. Только отчаяние. Она оставалась совершенно спокойной. Большие темные глаза были зачарованно устремлены на Литтлджона. Насилие, убийства, страдания могли быть частью ее повседневного существования, и она, возможно, научилась принимать их такими, какие они есть, наполовину ожидая их.

Клифтон нашел стулья. Все сходили в заднюю комнату и вернулись с чашками чая. Марта Гомм сидела с чашкой, зажатой между ладонями, и наслаждалась теплом.

— Вы сможете ответить на пару вопросов? Извините, что дергаю вас, но это срочно.

Она кивнула.

— Где вы были весь день?

— С тех пор, как Джеймс уехал, я была с миссис Саутери. Она боится, что наводнение доберется до ее дома и зальет первый этаж. Мы переносили мебель наверх. Это заняло весь день, а потом мы пошли помогать соседке. Она не очень здорова и не может перенести свои вещи.

— Вы хорошо знали Джеймса Лейна?

— Да.

— Как долго?

— Четыре года.

— Вы были вместе все это время?

Еще один кивок.

— Как вы начали совместную жизнь?

— Мы встретились на ярмарке в Тавистоке четыре года назад. Джеймс не работал по выходным, вот и попросил меня вести его палатку со второй половины дня в пятницу до понедельника.

— Четыре года назад?

— Да.

— Мисс Гомм, а вы знаете, как он проводил выходные?

— Да. Он ездил на север повидаться с семьей.

Она сказала это обычным тоном, безо всяких колебаний и оправданий. Возможно, это было обычным делом.

— Как вы начали ездить и жить вместе?

— Муж меня оставил, и Джеймс предложил мне работу.

Что-то было в том, как она называла Лейна «Джеймс», словно фамильярное «Джим», как все к нему обращались, было недостаточно уважительным.

— Муж оставил вас из-за Джеймса?

— В каком-то смысле.

Она не уклонялась от ответов, а просто пыталась найти правильные слова для описания ситуации.

— Как Лейн повлиял на ваш разрыв с мужем?

— Однажды Джек побил меня. Он это часто делал, когда выпьет лишнего. Джеймс вмешался, и после драки забрал меня. На следующее утро муж ушел. Тогда Джеймс и предложил мне работу.

— И вы начали жить вместе?

— Так было дешевле.

Дешевле. Вот так. Ни сантиментов, ни рассказов о безумной любви. Просто дешевле снимать одну комнату на двоих.

— С тех пор вы видели своего мужа?

— Через год он умер. Я видела тело перед похоронами.

— Как он умер?

— Он был на ярмарке в Шрусбери. Однажды ночью напился и упал в Северн. Он не умел плавать. Смерть признали несчастным случаем.

— Вы и Лейн были в Шрусбери в то время?

— Нет. Так далеко на север мы не забирались. Когда это случилось, мы были в Бенендене в Кенте. По радио мне передали сообщение местной полиции. Я ездила опознавать тело. Это точно был он. Женщина, с которой он жил после, оставила его, и ее не смогли найти. В документах Джека было мое имя и фотография.

На все вопросы она отвечала медленным бесцветным голосом с акцентом одного из срединных графств, вероятно, Оксфордшира. Вопрос следовал за вопросом, и девушка становилась все печальнее.

Клифтон ходил из комнаты в комнату, помогая спасателям, которые приходили, пили чай и брали связки одеял. Все были очень заняты, и никто не беспокоил Литтлджона и Марту.

— Эта драка. Что случилось?

Все это могло быть неважным, бесполезными деталями, но таков был стиль Литтлджона, а Марта Гомм не возражала.

— Как я говорила, Джек бил меня. Он был пьяный. Джеймс, стоявший рядом с нашим фургоном, вмешался, и Джек сбил его с ног. Я думала, он убил его, но Джеймс поднялся и снова бросился в драку. Он был небольшого роста и понятия не имел, как драться, а Джек в свое время был боксером. Но Джеймс сильно разъярился и бросился Джеку в горло, словно терьер. Они упали, причем Джеймс оказался сверху. Джек ударился головой о ступеньки и потерял сознание. Он вскоре пришел в себя, и я боялась, что он поймает Джеймса и побьет его. Вместо этого он сказал мне убираться к Джеймсу. Даже не угрожал. Мне кажется, он считал Джеймса немного сумасшедшим. В любом случае, на следующий день Джек уехал, и мы больше не пересекались до самой его смерти. Незадолго до смерти он жил с акробаткой из цирка.

Драка, уход Джека напомнили Литтлджону о Чарли Чаплине, мистере Полли и их заклятых врагах. Только Джеку могло прийти в голову, что его противник — сумасшедший, и сбежать с женщиной-пауком.

— Вы знаете что-нибудь о жизни Джеймса Лейна до того, как он стал ярмарочным балаганщиком?

— Я никогда его не спрашивала, а сам он не рассказывал. Говорил, что хочет держать эти две жизни отдельно.

— Как ему это удавалось?

— Я не могу вам ответить. Но удавалось. Похоже, его жена не имела понятия, чем он занимается вне дома. Он посылал ей открытки каждую неделю из того места, где мы были, но я уверена, она понятия не имела, чем он там занимается.

— И вы никогда не пытались понять, что происходит на другом конце его жизни? В Бэзильдене?

— Да, в Бэзильдене.

— Он никогда не говорил о жене и семье?

— Время от времени. Когда-то он сказал, что у него три дочери. Брак был неравным и не очень удачным. Жена и дочери считали его неудачником. Уверена, что это не так. Думаю, он был лучше их. Он был неуместен в ярмарочной жизни, но говорил, что зарабатывает достаточно денег, чтобы содержать семью на том уровне, который она считала необходимым.

— Он вам рассказывал, чем занимался до своей ярмарочной карьеры?

— Думаю, держал художественный магазин. Он был хорошим художником. Иногда рисовал очень красивые ярмарочные сцены. А однажды даже нарисовал мой портрет.

Все это было удивительно. Литтлджон не знал, что с ней делать. Женщина, чья красота привлекла бы многих хороших людей на ярмарке, не говоря уже о прочих местах. Она могла выйти замуж за достойного человека и иметь собственный обжитой и уютный дом. Но предпочла низкорослого Джеймса Лейна, который мог предложить ей только нерегулярный союз и свою защиту, чего бы это не стоило.

— Вы любили друг друга?

— Да, если вы подразумеваете, что мы понимали друг друга и хотели быть вместе как можно больше времени.

— И вы были довольны?

— Он сказал, что не хочет разводиться из-за дочерей и позора, который это навлечет на жену. Я не возражала.

Немногие женщины так возбуждали любопытство Литтлджона как Марта Гомм. Неулыбающаяся, спокойная, не пытающаяся выглядеть красиво или использовать свой женский шарм. Ее большие руки загрубели от физической работы, а нос слегка покраснел от ночной прохлады.

Ей, должно быть, было около тридцати, а Лейну — за пятьдесят. Судя по его одежде, он был немного денди. Возможно, вместе они вели веселую жизнь и хорошо относились друг к другу.

— У Джеймса Лейна были враги?

Литтлджон тоже стал называть погибшего Джеймсом, словно использование уменьшительного имени могло навредить Марте.

— Думаю, с тех пор, как умер Джек, врагов у небо не было. Не думаю, что Джек его ненавидел. Он воспользовался этой дракой, чтобы навсегда уйти к другой женщине.

— Вы не можете предположить, кто мог убить его?

— Нет. Все время думаю об этом.

Она растерянно провела рукой по лбу. Было очевидно, что тревоги, связанные с наводнением, смягчили для нее известие о смерти Лейна. Когда все успокоится…

— Когда вы его в последний раз видели?

— Как я уже говорила, в прошлую пятницу. Он собирался ехать в Бэзильден. Он ехал на машине и должен был вернуться вчера после обеда. Он собирался ехать всю ночь, чтобы успеть сюда, потому что услышал по радио о наводнении и хотел убедиться, что все в порядке, и узнать, будет ярмарка или нет. Но так и не появился.

— Тогда из дома он должен был уехать в воскресенье ночью.

— Да. Часто, если поездка затягивалась, он возвращался в понедельник вечером. В таком случае, если в понедельник была ярмарка, я приглядывала за павильоном.

Она была совсем непохожа на обычную любовницу убитого, допрашиваемую после преступления. Не притворялась, не пыталась выглядеть скорбящей или потрясенной, не колебалась в выборе слов. Глядя сухими глазами на Литтлджона, она отвечала на его вопросы, не требуя ни сочувствия, ни жалости.

— Как вы думаете, почему его вообще убили?

Она впервые вздрогнула. Вероятно, из-за слова «убили». Любила ли она этого мужчину или просто относилась к нему с уважением, в любом случае такой судьбы она ему не желала.

— Не знаю. Вероятно, это был шантаж.

— Почему?

— Я уверена, он не всю жизнь провел на ярмарках. У него семья на севере. Говоря его собственными словами, на голову выше его. Казалось, они его немного презирают. Я не могу понять, почему кто-то мог так относиться к Джеймсу. Но меня поразило то, что он не хотел, чтобы семья узнала, как он зарабатывает деньги. Он боялся, что это заставит их презирать его еще больше. Ярмарочная жизнь может быть достаточно низкой. Предположим, кто-то с севера узнал и пригрозил рассказать семье.

— Это равносильно убийству курицы, несущей золотые яйца.

— Я уверена, Джеймс не потерпел бы никакой попытки шантажа. Может, он впал в ту же ярость, что и тогда, когда Джек бил меня. Он мог напасть на шантажиста, как напал на Джека, а тот не потерял сознание, а защищался.

— Согласен. В этом что-то есть. У вас когда-нибудь складывалось впечатление, что он о чем-то беспокоится?

— Нет. Похоже, он наслаждался жизнью. Однажды он сказал мне, что очень счастлив быть свободным и со мной, по сравнению с его предыдущей жизнью. Должно быть, время от времени у него были проблемы. Иногда он рассказывал мне о семье. Дочери подрастали. За одной ухаживал врач, и он очень обрадовался, когда узнал об этом. За второй ухаживал букмекер, и это его расстроило, но не вызвало бессонных ночей. Он просто немного волновался и всегда говорил, что все обойдется.

— Полагаю, у него было плохое зрение.

— Да. Он носил сильные очки с юношеских лет.

— И солнечные очки поверх обычных?

— Да.

— Зимой и летом?

— Да.

— Может, чтобы замаскироваться?

— Вполне возможно. Он не хотел, чтобы кто-то его узнал. Не хотел, чтобы семья узнала, какую жизнь он ведет.

— Интересно, что думала семья о том, чем он занимается вне дома?

— Они думали, что он был коммивояжером. Он мне так сказал. Они полагали, что он работает в фирме «Оппенгеймер и компания», которая производит материалы для художников, рамы для картин и тому подобное в Манчестере. Он мне сказал, что это его алиби, и рассмеялся. Он всегда отправлял семье открытку из ближайшего крупного города, через который мы проезжали. Я всегда бросала их в почтовый ящик. Он всегда писал, что торговля идет хорошо, и что он любит их.

— Вы, конечно, знаете, что его фамилия была не Лейн, а Тисдейл.

— Да.

— Он вам когда-нибудь рассказывал, что привлекло его в ярмарках?

— Я уже говорила, у него был магазин в Бэзильдене. Он был художником, и однажды сказал мне, что когда женился, надеялся пробиться в искусстве или преподаванием, или продажей картин. Он получал призы за свои картины и решил, что может зарабатывать живописью. Но это закончилось провалом. Он открыл магазин и занялся торговлей: краски и тому подобное, плюс фотографии. И тогда он не преуспевал, а когда семья выросла, стал подумывать о чем-то другом. Но ему не везло. Однажды на ярмарке в Бэзильдене он увидел шоу, приносившее много денег. Как он сказал, оно его очаровало, потому что он заметил целое ведро медяков за прилавком. Это была прибыль.

— И он начал заниматься тем же?

— Да, но не возле дома. Жене он сказал, что фирма, у которой он покупал рамы, предложила ему разъездную работу. И до самой смерти делал вид, что зарабатывает этим, хотя деньги делал на ярмарках.

— Неужели целое ведро?

— Нет. Игра, понравившаяся Джеймсу, была объявлена вне закона практически сразу, как он начал ей заниматься. Поэтому он начал делать фотографии на ярмарках. Эта затея тоже провалилась. Затем пожилой мужчина и его жена, державшие павильон с «хуп-ла», взяли его помощником. Он тогда был рад любой работе. Тот старик умер, и Джеймс выкупил павильон у его вдовы. Их фамилия была Лейн. «Хуп-ла Лейна». Она была известна на всех ярмарках. Вы бы удивились.

Пришел Клифтон, чтобы сообщить, что место обнаружения машины было отмечено, а ее саму перегнали в гараж гостиницы.

— Ничего особенного в ней не нашли. Инспектор Дисс сейчас этим занимается, но сомневаюсь, что это нам сильно поможет. Просто старая развалюха.

Снаружи раздались шаги, и появился инспектор Дисс. В одной руке он нес потрепанный фибровый чемодан, а в другой — костюм.

— Здравствуйте, сэр. Мы нашли этот чемодан в багажнике машины Лейна. Машину легко определили по содержимому чемодана. Думаю, вам стоит взглянуть на него. Я еще на всякий случай захватил и костюм, в который он был одет.

Он заметил Марту Гомм.

— Добрый вечер, мисс Гомм. Дождь прекратился. Надеюсь, вы рады это слышать.

Это и объяснило установившуюся тишину, внезапное отсутствие чего-то уже привычного.

— Можем взглянуть на содержимое чемодана? Лейн не оставлял его вам, мисс Гомм?

— Нет, обычно он брал его с собой. Он всегда стремился иметь чистое белье и брал с собой грязное домой для стирки.

Когда они доставали содержимое чемодана, Марта Гомм стояла рядом с Литтлджоном.

— Здесь его письменный прибор и дневник.

Дешевый кожаный письменный прибор с бумагой для заметок, несколько открыток с почтовым штампом, бланки заказов «Оппенгеймер и компания», на которых он, вероятно, выписывал фальшивые заказы, чтобы показать жене. Дешевая записная книжка, в которой только график ярмарок, в которых Лейн планировал принять участие. Все они должны были пройти южнее линии средний Уэльс — Уош: Лейн старательно обходил родной город. Ни имен, ни адресов. Лейн проявлял максимальную осмотрительность, чтобы семья ничего не узнала о его двойной жизни.

Снаружи поднялся ветер и погнал волны по главной дороге. Было пять часов.

— Может вам лучше пойти домой и поспать, мисс Гомм?

— Если я вам больше не нужна.

— Я встречусь с вами завтра.

— Доброй ночи.

Она вышла, и полицейские слышали хлюпанье воды под ногами, но потом и оно стихло.

Снаружи еще были люди, пробиравшиеся то тут, то там. Периодически, разбрызгивая воду, проезжала машина. Вероятно, после прекращения дождя наводнение быстро спадет, и если дождь не возобновится, начнутся работы по уборке грязи и мусора. В задней комнате еще одна группа рабочих пила чай. Похоже, семья Клифтона устроилась на ночь, и он поспешил к пожарным и констеблям, которым требовались одеяла.

Что дальше? Это был странный случай. Убит человек. Маленький безобидный тип без видимых врагов. Тело сброшено в реку, и у них нет зацепок. Все следы преступления смыты наводнением.

Из кармана дождевика Дисс вынул небольшой блокнот с обложкой из искусственной кожи.

— Я достал это из пиджака Лейна, когда мы хотели его высушить. Здесь банковские документы, сложенные в какое-то подобие бумажника. Их надо было сушить постранично, поскольку вода добралась до них.

Документы были повреждены водой, но легко читаемы и покрывали период в пять лет, предположительно, с того момента, как Лейн начал новую жизнь. На выписках по счету было указано название банка в Хасбендс Босворт, Лейстершир. Вероятно, именно там Лейн впервые принял участие в ярмарке.

В конце первого года баланс счета был небольшим, но затем начал приятно расти. Текущий баланс составлял две тысячи фунтов, собравшихся из еженедельных перечислений через различные банки на дороге Лейна от ярмарки к ярмарке. «в Абчестере», «в Хелстоне», «в Ланцестоне» и т. д.

Была только одна выдача со счета, за два дня до смерти Лейна. Дисс, заглядывавший Литтлджону через плечо, был восхищен цифрами.

— Стиль жизни, ведя который, можно прикарманить достаточно много денег. Готов поспорить, Лейн не заплатил подоходный налог и с половины этих денег. Он никогда ничего не снимал, что говорит само за себя.

— За исключением последней недели. Он снял двести фунтов. Как вы думаете, Дисс, это мог быть шантаж?

Вполне вероятно, Марта Гомм была права.