IV Отец

На звонок Литтлджона в дверь никто не ответил. Вместо этого на дверном косяке засветилась небольшая табличка. На ней суперинтендант разглядел надписи «Выход», «Занято», «Вход». Такую хитромудрую штуку иногда можно было видеть на дверях офисов руководителей предприятий. Кнопка «Вход» была подсвечена. Он повернул ручку двери и вошел в холл.

Большой, старомодный дом, где сражаются за первенство запахи пыли, кухни и сухой гнили. Он стоял в огромном саду, окруженный старыми неухоженными деревьями. К парадной двери вела короткая посыпанная гравием дорожка и три ступени. Дом вырисовывался из темноты на фоне ветхих придомовых построек. Местная полиция снабдила Литтлджона машиной, и она остановилась возле газового фонаря, бросавшего свет на ржавые ворота кованного железа.

Местный суперинтендант был очень любезен и, после обсуждения формальностей дела, предложил сопровождать Литтлджона в его визите к майору Скотт-Харрису, тестю покойного.

— Не нравится мне эта идея. Он очень неприятный человек. Всегда пристает к нам с нарушителями права прохода и пишет в местную газету о нашей неэффективности. Конечно, я не видел его армейского дела, но полагаю, он был майором Добровольцев во время англо-бурской войны.

Литтлджон решил отправиться один. Он предпочитал такой стиль работы, а кроме того, не хотел дразнить майора местной полицией.

В холле, освещавшемся маленькой электрической лампочкой в обгоревшем пергаментном абажуре, никого не было, выглядел он пустым. С одной стороны — широкая лестница. Бамбуковая вешалка. Кресло, похожее на епископское, может быть, и утащенное из церкви. Длинный ряд крючков, на которых висели самые разнообразные шляпы и пальто, в том числе и тяжелая накидка. Потертый персидский коврик на полу. Стены украшало восточное оружие: кинжалы, копья, дубинки. Справа находилась дверь непрозрачного стекла. Литтлджон смог разглядеть красное лицо и лысую голову за ней. Дверь никто не открыл. Вместо этого грубый хриплый голос спросил:

— Что вам нужно?

Литтлджон открыл дверь и в круге света от настольной лампы увидел мужчину, сидящего в кресле перед огнем.

— Вы закрыли входную дверь?

— Да, сэр.

— Тогда заходите и закройте и эту.

Мужчина не двигался. Он растянулся в кресле, поставив ноги в тапочках на скамеечку. У его локтя стояли стакан и бутылка, а на полу перед ним — сифон. Затуманенные глаза внимательно рассматривали гостя. Наконец человек пухлой рукой указал на стул по другую сторону камина.

— Садитесь. Вы полицейский? Я полагал, вы придете, но это заняло у вас много времени.

Он говорил короткими резкими предложениями, словно дыхания хватало всего на несколько слов. Сложно было сказать, было ли говорившему семьдесят лет или восемьдесят. Неимоверно толстый человек с ногами размером со ствол дерева и опухшими руками. Квадратное бледное лицо с выпуклым носом в красных прожилках и короткой толстой шеей.

Старик молчал. С хлюпающим звуком он опустошил стакан виски и протянул руку к бутылке и сифону.

— Налейте себе и мне.

Когда напиток был готов, он сделал хороший глоток.

— Я слышал, вы из Скотланд-Ярда. Местная полиция не блещет компетентностью. Хорошо, что вы здесь.

— Преступление было совершено на востоке Англии. Там сейчас наводнение, вот я и оказываю им помощь.

— Значит, это правда. Джима убили. Когда Эльвира выходила за него замуж, я ей сказал, что его ожидает плохой конец. Как это произошло? Я звонил в местную полицию, но они сказали, что не знают деталей. С ними всегда так.

Литтлджон рассказал, как погиб Джеймс Тисдейл.

— Вот так, сэр.

— Никаких идей?

— Никаких.

— Я полагаю, вы пришли задать вопросы. Начинайте.

Чтобы лучше видеть Литтлджона, Скотт-Харрис повернул свое к нему свое полнокровное лицо. Дышал майор своим большим чувствительным ртом, словно носа было недостаточно, чтобы напитать воздухом такое большое тело.

— Тисдейл был уроженцем этих мест?

— Да. Его отец был кассиром на мельнице. Они из себя вечно воображали невесть что. У Джима никогда не было нормальной работы. Сначала этот художественный магазин. Потом фотография. Не лучше. Потом он стал коммивояжером. Немного получше, впрочем, полагаю, что-то было нечисто с этой работой. Но меня здорово удивило, что он заработал на этом деньги. Продавец должен быть личностью, а вот этого у Джима-то и не было.

Тяжело дыша и кряхтя, он сменил позу в кресле. Майор Скотт-Харрис был сластолюбцем до кончиков ногтей, и верил в легкую жизнь. Он женился на женщине с собственными деньгами, к несчастью для него хорошо охранявшимися доверительным управлением. Но она оставила ему доход и трех дочерей. Пока не вышли замуж, дочери его баловали. Майор с трудом поднял руку, чтобы помочь себе.

— Чем занимался Джеймс до своего убийства? Готов поспорить, он точно не был коммивояжером.

— У него был прибыльный ярмарочный павильон.

Старый Скотт-Харрис просто не мог в это поверить. Он втянул в себя воздух и казалось, даже приподнялся в нем. Затем он рассмеялся. Хриплый булькающий звук из глубины груди.

— Будь я проклят. Разве я не говорил, что что-то обязательно будет нечисто. Держу пари, у него было еще одно заведение. Не так ли?

— Ему помогала женщина.

— Неудивительно. Я говорил Эльвире, но она мне не верила.

— Я так понимаю, вы были против этого брака, сэр.

— Категорически. Эльвира встретила его в художественном классе. Можно было подумать, этот парень был членом Королевской академии. Бабочка, изысканная одежда, в общем, полный шик. И зависимость от родителей. Эльвира была Джейн в семье (вероятно, имеется в виду Джейн Остин), и до этого не встречалась с мужчинами. И он буквально сбил ее с ног. Когда они сообщили, что помолвлены, я отказался дать согласие на брак. У него даже не было работы. Только стипендия какой-то лондонской художественной школы. Он сказал, что откажется от нее и устроится в какой-нибудь художественный магазин. Я указал ему на дверь.

— Но в конце концов вы согласились.

— Нет.

Майор аж порозовел, а Литтлджон подумал, что сейчас у его визави будет приступ. Чтобы прийти в себя, Скотт-Харрис сделал хороший глоток виски.

— Он поставил Эльвиру на семейный путь. Они обязаны были пожениться.

Итак, это, все-таки, была свадьба по принуждению.

— Должно быть, его семья потратила на свадьбу все сбережения. Лично я не дал и пенни и подарил им на свадьбу медный чайник…

— По словам вашей дочери, они с вами помирились.

— Они были здесь, если вы это подразумеваете, но я не мог вынести и вида этого парня.

— Понимаю.

— Думаете, понимаете? Впрочем, это все не имеет отношения к тому, что Джима убили. Что точно вы хотите знать?

— Вы просили, чтобы я зашел, сэр. Поэтому уместнее спросить, что вы хотите знать?

— Налейте-ка мне еще. И себе тоже. Вы производите впечатление приличного человека. Ваше здоровье. Надеюсь, вы раскроете это убийство. Мне не нравятся тайны, и я просто хочу знать, кто убил Джима. Я просил вас прийти, чтобы высказать свое мнение о Джиме и предупредить, что не позволю выносить грязное белье на публику. Наша семья занимает здесь определенное положение, и я не хочу скандалов.

Литтлджон был согласен, что семья занимает такое положение ну или, по крайней мере, так думает майор Скотт-Харрис. Запугивает всех, словно местный феодал. Джеймс Тисдейл был недостаточно хорош для дочери Скотт-Харриса, и несомненно майор неоднократно говорил ему об этом, особенно когда финансы Джеймса пошатнулись. Поэтому Джеймс и искал другие пути к успеху… На ярмарках.

— Здесь у Тисдейла враги были?

— Враги? Нет. Не думаю. Он был не того типа. Чтобы иметь врагов, вы должны уметь вызывать ненависть. В вас должна быть какая-то личность. У Джима этого не было. Его не ненавидели, а просто отодвигали в сторону.

— Согласен. Сведения, которые я собрал, говорят, что он был порядочным парнем. Везде о нем отзывались положительно.

— Порядочным, говорите. Павильон на ярмарке и другая женщина, это вы называете порядочным? У него есть дети «с другой стороны одеяла»?

— Нет. Мы даже не знаем, была ли эта женщина его любовницей. Зовут ее Марта Гомм, и она производит впечатление порядочной и трудолюбивой.

— Марта Гомм. Святой Боже. Что за имя?

Оно было достаточно коротким, а фамилия не писалась через дефис. Литтлджон начал понимать, почему Джеймс Тисдейл сбежал на ярмарки юга. Одного такого тестя достаточно, чтобы любой мужчина сбежал подальше, а была еще семья.

— У вас есть мысли, как он поддерживал семью, майор Скотт-Харрис?

— Ни одной. Но я думал, в этом было что-то странное. Говорил Эльвире. Он уезжал на всю неделю и появлялся только на выходные. Потом опять уезжал. Это было неестественно. Почему он не закрыл магазин? Почему он не перевез семью ближе к работе, а шнырял туда-сюда как кролик? Теперь я знаю, почему, и не удивлен.

Он помахал толстой рукой в воздухе и астматически закашлялся, словно приложенные усилия были для него чрезмерными.

— Это меня, впрочем, не беспокоило. Я сказал им, чтобы жили, как умеют. Я принимаю вещи такими, какими они есть. Человек мира. Не могу сказать, что удивлен. Эльвиру нельзя назвать женственной. Нет очарования. Я бы сказал, она бегала за Тисдейлом и вынудила его жениться. Она моя дочь и думаю, так говорить неправильно, но она не создана для того, чтобы удержать мужчину. Остальные такие же. Две другие дочери, Фиби и Хлоя…

Он прочистил горло. Виски развязал старому майору язык. Фактически он рассказывал это все сам себе — жалел себя как отца трех дочерей без шарма.

— Фиби замужем за торговцем зерном. Он воображает себя мельником. Продает зерно птицеводам и семечки в пакетиках владельцам волнистых попугайчиков. Хлоя, самая младшая, замужем за местным регистратором браков, рождений и смертей. Прекрасное трио зятьев. Достаточно, чтобы застрелиться.

— Вы служили в регулярной армии, сэр?

Литтлджон не мог придумать другого вопроса.

— Нет. В территориальной. Вступил во время Первой мировой. В отставку вышел в 19-м году. С тех пор сам по себе.

Он протянул стакан Литтлджону и кивнул в направлении бутылки. Если рядом был кто-то еще, майор старался шевелиться как можно меньше.

— Наша семья очень старая. Иногда стыдно от того, насколько современные поколения понизили планку. Это потому, что в семье стало много чертовых женщин. У меня был сын, но погиб в Бирме во время последней войны.

Он сделал паузу и тяжелый вдох.

— Остальные — девчонки. Три девчонки. И ни одна не родила сына. Что, черт возьми, происходит с семьей? У Эльвиры трое, у Фиби и Хлои — по одной. Должен сказать, Эльвира меня удивила. За четыре года она родила трех девочек, и я сказал им «Прекратите. Достаточно». Похоже, они послушались совета.

— Полагаю, сейчас они будут утешением для миссис Тисдейл?

— Утешением? Ха! Это стало причиной разрушения семьи. Женщины, выходящие замуж за кого-попало. Эльвира — за художника без гроша за душой, Фиби — за торговца зерном, Хлоя — за регистратора смертей. Сейчас вот дочка Эльвиры Айрин встречается с букмекером. Неудивительно, что семейные стандарты снизились.

Слушая разглагольствования майора, можно было подумать, что он — потомок герцогов. На самом деле Скотт-Харрис был старым выпивохой, полным собственной важности, и пытавшимся создать впечатление, что он знал лучшие дни.

— Вы живете один, сэр?

— У меня есть денщик. Каждый вечер он уходит. В наши дни слуг не удержать, если им не потворствовать. Поэтому я-то и повесил индикатор на входную дверь. Где-то видел их рекламу. Отличная идея. Теперь не нужно самому открывать дверь.

— Этот человек был вашим денщиком на войне?

— Нет, но он служил в армии, и мы друг друга понимаем. Девочки навещают меня регулярно, но по дому не помогают. Есть приходящая уборщица в помощь Райдеру. Он должен быть в любое время…

Пауза. С улицы практически ничего не было слышно. Создавалось впечатление, что они не в городе, а где-то в деревне. В углу дедушкины часы отсчитывали время. Было почти семь вечера. Литтлджон почувствовал, что не ел с момента завтрака между Эли и Шеффилдом.

— Рад, что вы зашли, суперинтендант. Мы прекрасно побеседовали. Теперь вы знаете, кто я и что думаю о семье. Все девочки — обычные «джейн», которые вышли за кого-попало только ради замужества.

Если майор всегда был таким, неудивительно, что дочери воспользовались первым подходящим шансом.

— О Джиме… Ему не нравилось, когда его называли Джимом. Дома его всегда звали Джеймсом. Мне нравилось называть его Джим, просто, чтобы позлить. Но я не могу поверить, что это с ним случилось. Быть убитым после нескольких лет зарабатывания денег на ярмарках и жизни с другой женщиной. Странно это.

— Но с обанкротившимся бизнесом и растущей семьей… Он, должно быть, был в отчаянии.

Скотт-Харрис впервые резко двинулся, но только для того, чтобы резко хлопнуть ладонью по столу.

— В отчаянии?! Он подвел семью, сделал из меня посмешище. Получил все, что заслужил.

Майор снова откинулся в кресле.

— Вы все время проводите дома, сэр?

— Нет. Днем время от времени я выезжаю на машине. Но вечера провожу дома.

Что за жизнь! Пламя от углей опалило все в радиусе двух ярдов от камина. В комнате было душно. В воздухе висел тяжелый запах виски. И майор Скотт-Харрис… Теобальд Скотт-Харрис — судя по надписи на тарелке, привинченной к часам на каминной полке. Они не шли и были подарены майору коллегами-судьями в Бэзильдене в 1948 году.

Скотт-Харрис зашевелился в кресле и, прежде, чем Литтлджон понял, что происходит, был уже на ногах. В вертикальном положении он выглядел гораздо хуже. Огромный, очень толстый, буквально прогибавшийся под собственным весом. Он проковылял к буфету, отпер ящик ключом из кармана и достал коробку сигар.

— Возьмите одну. Вынужден запирать. Райдер — большой поклонник сигар.

Он обрезал и зажег одну. То же самое сделал и суперинтендант. Конечно, курить на голодный желудок — не лучшее дело, но это было хоть что-то.

— Как я сказал, я рад, что вы пришли. Немного компании для меня. Терпеть не могу местную полицию. Если бы я еще сидел на судейской скамье, научил бы их уму-разуму. А так… пришли с кучей глупых вопросов, записали мои показания, дали подписать и исчезли без слова благодарности.

— Они очень заняты, сэр. Масса мелких правонарушений и мало констеблей. Они стараются.

— Конечно, вы встали на их сторону, но у меня есть и собственные мысли.

Скотт-Харрис пыхнул сигарой и медленно кивнул головой. Литтлджон не успел понять, что происходит, а старик уже спал. Сигара выпала из его пальцев, суперинтендант аккуратно поднял ее с потертого ковра и положил в пепельницу. Майор тихо похрапывал, открыв рот.

Литтлджон оглянулся вокруг. Прекрасно. Один в доме, с похрапывающим хозяином и тикающими часами в углу.

Старомодная мебель тяжелого викторианского стиля. Трофеи с Дальнего Востока на стенах. Кавалерийская сабля, скрещенные мечи и несколько кинжалов. Интересная коллекция для служившего в территориальной армии. Вероятно, Скотт-Харрис хотел произвести впечатление бывалого путешественника. На каминной полке в деревянной рамке стояла фотография молодого мужчины с длинным энергичным лицом и приятной улыбкой в форме Второго лейтенанта последней войны. Рядом с ней — фотография женщины с грустными глазами. Вероятно, миссис Скотт-Харрис. Изображение на снимке слегка расплывалось. Возможно, дело рук ее зятя Тисдейла.

Суперинтендант не знал, что делать. Если он оставит старика, тот вполне может упасть в огонь. Или такое случалось каждый вечер, когда Райдер уходил: майор выпивал до полубессознательного состояния, потом спал, а Райдер будил его после возвращения.

Проблема была решена звуком шагов перед входной дверью. В замок вставили ключ, и входная дверь со скрипом открылась. Вошедший был мужчиной небольшого роста. Пальто на нем явно было на пару размеров больше, чем следовало. Свет из холла осветил его яркие темные глаза и дерзкое выражение лица. Пятьдесят или около того, худое лицо, средний рот и большой нос, когда-то сломанный и не очень удачно вправленный. Вероятно, именно он крал сигары майора, а, при возможности, и его виски.

— Привет… Звонили?

— Добрый вечер. Я зашел повидать майора Скотт-Харриса. Моя фамилия Литтлджон. Суперинтендант Литтлджон из Скотланд-Ярда.

Мужчина присвистнул.

— Они уже и Ярд подключили. Я слышал об убийстве Джимми Тисдейла. Немного удивительно, не так ли?

— Майор Скотт-Харрис уснул, и я решил его не беспокоить.

— Поджарили его?

— А вот это уже не ваше дело, Райдер.

— Простите. Он часто падает, и я нахожу его спящим возле камина. Хорошо, что сегодня я вернулся раньше. Отсутствовал по его поручению. Вы с ним закончили?

— Да.

— Он с вами вежливо обращался?

— Что вы имеете в виду?

— Если ему кто-то не нравится, он становится фурией.

— Он часто выходит или, в основном, сидит дома?

— Время от времени выезжает на машине. Для своего возраста и веса поразительно активный. Вечерами сидит дома перед камином со стаканом виски. К шести часам он уже прилично выпивши, но днем практически не пьет. Только за обедом. Майор — человек привычки.

— Я уже ухожу.

— Полицейская машина ждет вас там. Должно быть, что-то важное, если прислали человека аж из Скотланд-Ярда. Не могу представить, зачем кому-то потребовалось убивать Джимми Тисдейла. Он мне всегда нравился, хотя майор видеть его не мог. В последний уик-энд они поругались, и майор указал ему на дверь. Они всегда плохо ладили, майор считал его никуда не годным. Я с ним не согласен. Мне кажется, Джимми был отличным парнем. Человек не может сделать большего, верно?

Голос у Райдера был ноющим, к тому же, когда он говорил, то максимально приближал лицо к Литтлджону. От ординарца сильно пахло пивом.

Суперинтендант открыл дверь и отправился к полицейской машине, оставив Райдера стоять на коврике в прихожей.

Прошел дождь. Газовые фонари бросали длинные лучи света на мокрые дороги и тротуары. В общественном зале танцевали, а сквозь открытую дверь доносился рев саксофонов. В саду Скотт-Харриса дрались коты, а в скрытой темнотой цитадели Армии Спасения оркестр играл «Вперед, солдаты Христа».

Загрузка...