Телохранители тройного назначения

Глава 19

Кента

Нам требуется почти целая неделя подготовки, чтобы придумать, как безопасно перевезти Брайар в Америку. Студия уже забронировала номера в отеле и билеты на самолет для актеров, но они явно небезопасны. Вместо этого мы выбрали новый отель поближе к месту премьеры. Мы забронировали все номера на этаже и смогли убедить службу безопасности отеля заблокировать лифтовую систему, чтобы ни один из лифтов не смог там остановиться. Они дали нам разрешение установить камеры в коридоре и согласились не присылать уборщиков или обслуживающий персонал во время нашего пребывания здесь.

Ещё мы изменили способ перелета. Мы не хотели, чтобы Брайар летела коммерческим рейсом, поэтому обратились за помощью к старому работодателю и договорились о полете на его личном самолете.

К моему удивлению, Брайар очень недовольна тем, что ей придется лететь на частном самолете. Я никогда не видел, чтобы знаменитость так переживала из-за выбросов углерода в атмосферу.

— Этим рейсом могли бы лететь сто человек, учитывая тот ущерб, который мы нанесем окружающей среде, — говорит она Джули, когда мы заходим в салон. Я и раньше летал на множестве частных самолетов, обычно принадлежащих политикам, но этот особенно впечатляет. Широкий проход, сиденья, представляющие собой плюшевые кожаные кресла, расставленные вокруг маленьких столиков. Все со вкусом отделано кожей цвета сливочного крема с акцентами из темного дерева. Горстка стюардесс в коротких красных юбках и жакетах приветствует нас, вручая меню напитков.

— Сто, — продолжает Брайар. — Прямо сейчас каждый из нас оставляет такой же углеродный след, как сто пятьдесят человек, передвигающихся на поезде. Каждый! — Она слишком сильно жестикулирует руками и случайно роняет свой телефон. — Дерьмо. — Она наклоняется, чтобы поднять его, и я стараюсь не смотреть на мягкие белые бедра, открывающиеся моему взору, когда подол её клетчатой юбки задирается. Она надела юбку и подходящий к ней розовый пиджак, гольфы до колен и невероятно высокие каблуки. Я случайно услышал, как Джули назвала этот наряд «Шик в стиле Бестолковых»^[28], что бы, черт возьми, это ни значило. Всё, что я знаю, это то, что в этих каблуках её ноги выглядят невероятно.

— Какая жалость, — Джули хмуро смотрит на стюардессу. — Пожалуйста, скажите мне, что здесь есть Wi-Fi.

Стюардесса моргает.

— Конечно, мэм.

Брайар выпрямляется и сердито смотрит на свою подругу.

— Неужели ты не понимаешь, насколько это лицемерно с моей стороны? Я работала с экологическими организациями, а теперь поднимаю в небо целый чертов самолет?

— Перестань жаловаться, — приказывает Мэтт, оценивая расположение кресел прищуренными глазами. — Ты в этом нуждаешься.

Брайар смотрит на него снизу вверх, раздражение мелькает на её лице, но она молчит.

Мы все занимаем свои места. Джули выбирает переднюю часть самолета и садится там со своим ноутбуком. Мэтт, Глен и я усаживаемся в средней части, сгрудившись вокруг одного из столов. Мэтт немедленно достает какие-то бумаги и раскладывает их перед нами, но Глен игнорирует его, надвигая кепку на лицо и собираясь вздремнуть. Брайар исчезает в задней части, задергивая синие занавески в проходе, чтобы отгородиться от нас.

— Оставь их открытыми, — кричит Мэтт через плечо. — Нужно, чтобы ты была в поле нашего зрения.

— Не волнуйтесь, — кричит она в ответ через занавеску. — Если кто-то из летного экипажа попытается ударить меня ножом, я буду кричать очень громко.

Стюардесса, наливающая мне газированную воду, встревоженно выпрямляется, и я отмахиваюсь.

— Не обращай на них внимания, — советую я, и она неуверенно улыбается, плавно удаляясь.

Я жду, пока она не окажется вне пределов слышимости, прежде чем повернуться к Мэтту. Его челюсть плотно сжата, пока он листает проект отеля.

— Ты ведешь себя грубо, — говорю ему я.

Его хмурый взгляд становится только глубже.

— Мы здесь не для того, чтобы нянчиться с ней. Мы здесь, чтобы обеспечить ее безопасность.

— Я уверен, что ты можешь сделать это, не будучи полным придурком.

Он тычет большим пальцем в уголок бумаги.

— У этой девушки сумасшедший преследователь, и мы едем в страну, где любой сумасшедший может носить огнестрельное оружие. Прости меня, если я немного резок.

Я фыркаю.

— Тебе не нужно, чтобы я прощал тебя. Я привык подчиняться твоим приказам. Но ты больше не в армии, и она — гражданское лицо. Перестань рявкать на нее, как сержант на строевой подготовке.

— Я думаю, ты начинаешь задевать ее чувства, — бормочет Глен из-под своей кепки.

— С каких это пор тебя волнуют чувства клиента? — раздраженно спрашивает Мэтт. — Ох. Конечно. С тех пор, как ты начал с ней спать. Отличная работа, кстати говоря. Я уверен, что мы действительно получим преимущество в защите, если ты будешь пялиться на ее задницу, вместо того, чтобы следить за опасностью.

Я поднимаю бровь. На прошлой неделе Глен почти все ночи проводил в постели Брайар, хотя, насколько мне известно, они спали вместе только один раз. Хотя она ему явно нравится. Он краснеет всякий раз, когда она улыбается ему.

Глен лениво открывает один глаз, секунду изучает Мэтта, затем снова закрывает его.

— Перестань быть задницей, — лаконично бормочет он.

Я должен согласиться. Поведение Мэтта выходит за рамки дозволенного. Это не в его характере — быть таким мрачным; обычно он довольно обаятельный парень. С ним что-то происходит.

Когда небо за окном темнеет, Мэтт бросает работу и откидывается на спинку сидения, чтобы поспать. Я бы предпочел избежать джетлага^[29], поэтому заставляю себя не засыпать, загружая YouTube на своем ноутбуке. Я хочу найти несколько старых видеозаписей Брайар на публике, чтобы посмотреть, не всплывут ли какие-нибудь знакомые лица.

Я просматриваю несколько видео, а затем попадаю в сетку старых клипов из «Голливудского дома» — шоу, в котором Брайар участвовала в детстве. Легко понять, почему она получила роль. Даже в тринадцать лет она была такой яркой и искрометной, что практически освещала съемочную площадку. Она играла дочь-подростка двух актеров-подражателей, и хотя они оба старше её лет на двадцать, она настолько забавна и очаровательна, что они оба отходят на второй план, когда она появляется в кадре.

Когда клип подходит к концу, я нажимаю на следующее рекомендуемое видео. На нем Брайар где-то лет четырнадцать-пятнадцать, она принимает участие в вечернем ток-шоу. Мои брови приподнимаются, когда она выходит на съемочную площадку, нервно улыбаясь в камеру.

Я совсем не узнаю эту девушку. В ней нет огня Брайар. Ни капли её резкости. Она выглядит застенчивой, испуганной и милой, а это совсем не те слова, которыми я когда-либо мог описать Брайар. Я смотрю, как она машет зрителям, затем осторожно садится в кресло для интервью. Ведущая, блондинка с яркой улыбкой, пожимает ей руку.

— Ну, здравствуй, мисс Брайар Сэйнт, — говорит женщина, сияя. — Так мило, что ты сегодня присутствуешь на нашем шоу. Скажи мне, что ты думаешь о номинации на премию TV Excellence Awards^[30]? Как думаешь, ты выиграешь?

Брайар дергает за подол своего платья.

— О, я не знаю, — говорит она, ее голос выше, чем я привык слышать. — Я рада уже тому, что меня номинировали. Все остальные номинанты тоже проделали хорошую работу.

— Какой милый ответ, — восхищается ведущая. — Разве она не милашка? — Она заговорщически наклоняется ко ней. — Однако позволь мне сказать тебе, Брайар, независимо от того, выиграешь ли ты официальную награду или нет, ты определенно выиграешь награду за лучшее тело вечера. Я имею в виду, ну на самом деле. Посмотрите на этот плоский живот. Как ты тренируешься, дорогуша?

Мой рот приоткрывается. Щеки маленькой Брайар становятся ярко-красными. Она ерзает, вероятно, чувствуя себя неловко из-за того, что вся аудитория смотрит на её тело, а не лицо.

— Ох, эм, я не очень-то много тренируюсь. Мне нравится плавать, и я просто стараюсь питаться здоровой едой.

— Ох, каково же быть молоденькой. И это платье действительно подчеркивает твою миниатюрную фигуру. Отличный выбор, — ведущая посмеивается. — Ладно, давай же, встань и покрутись перед нами.

На лице Брайар появляется тревога.

— Ох, эм… я не знаю. Оно короче, чем я обычно ношу…

— Давай же, просто покрутись перед нами. Вы же, ребята, хотите увидеть наряд полностью, да? — ведущая смотрит на аудиторию. Все начинают кричать и хлопать. Лицо Брайар становится еще краснее. Она качает головой, пытаясь улыбнуться и отшутиться, но ведущая начинает скандировать. Вскоре вся студия кричит: «Покажи нам платье! Покажи нам платье!».

Брайар выглядит испуганной. Когда она не двигается, ведущая хватает её за руку и тянет, и она послушно крутится, кружась на месте под одобрительные возгласы зрителей.

Я нажимаю пробел, ставя видео на паузу, и откидываюсь на спинку сидения, пытаясь переварить то, что я только что посмотрел.

Она была ребенком. Подростком. И люди уже обращались с ней как с куском мяса. Неудивительно, что сейчас она такая отчужденная и отстраненная; она выросла в мире, где взрослые открыто манипулировали ею. От одной мысли об этом меня тошнит.

Я собираюсь нажать на следующее видео, когда Мэтт дергается рядом со мной. Я смотрю на него сверху вниз. На его лбу выступил пот, а лицо исказилось. Он снова вздрагивает, на этот раз сильнее.

— Мэтт. — Я легонько кладу руку ему на плечо. — Эй. — Обычно я бы не стал будить его от кошмара, но если он начнет метаться, то, скорее всего, врежется ногой в стол. — Мэтт.

Внезапно он резко выпрямляется, хватая ртом воздух, как утопающий. Я жду, пока он широко раскрытыми глазами осматривает самолет, отмечая мягкие кожаные сиденья и тусклое освещение. Когда его взгляд останавливается на мне, он бросается на меня, хватая за лицо.

— Кен…

— Я в порядке, — говорю я ему, не двигаясь. — Посмотри на меня. Я в полном порядке, чувак. Я в безопасности. — Я киваю на Глена, который счастливо похрапывает в своем кресле. — Мы оба в безопасности.

Глаза Мэтта, наконец фокусируются на нас. Его лицо снова становится закрытым. Он опускает руки и откидывается на спинку стула.

— Тебе становится хуже, — говорю я ему, пока он тяжело дышит. Прошли годы с тех пор, как он вот так хватал меня.

— Да ни хрена, — рычит он, хлопая ладонью по кнопке «вызов персонала», встроенной в подлокотник его кресла. К нему подбегает стюардесса, и он заставляет себя улыбнуться ей. — Виски со льдом, пожалуйста.

Она кивает и исчезает, а он выпрямляет свое сидение, чтобы оно снова стояло вертикально, и проводит рукой по волосам.

— Это происходит каждую ночь? — спрашиваю я, выключая свой ноутбук.

— И еще на протяжении половины дня, черт возьми, — бормочет он.

Я киваю. Это объясняет, почему он такой вспыльчивый.

— Ты знаешь почему?

Он резко качает головой, потирая затылок.

— Когда это началось?

— Неделю назад.

— Дай угадаю, после благотворительного гала-ужина?

Он пожимает плечами.

— Полагаю, что так. — Он звучит измученно.

— Я знаю психотерапевта в ЛА. Если ты хочешь, я мог бы…

Он зажмуривает глаза.

— Не надо, — выдавливает он. Вероятно, это должно звучать как предупреждение, но звучит так, будто у него пусто внутри. Стюардесса появляется с его напитком, и он натянуто улыбается ей, берет стакан и делает большой глоток.

— Какой превосходный способ решения проблем, — сухо говорю я. — Уверен, он никогда не подведет.

Он отмахивается от меня, и я встаю, потягиваясь. Ему, вероятно, не помешало бы немного личного пространства, и прошло несколько часов с тех пор, как кто-то проверял Брайар.

Я ожидаю, что она будет спать, но когда отодвигаю занавеску, вижу, что она все ещё сидит, свернувшись калачиком, в своем сидении. На коленях у нее коробка с греческим салатом, и она уныло ковыряется в нем, вытаскивая оливки и игнорируя все остальное.

Она выглядит очень красивой и очень, очень усталой.

— Брайар? — Она поднимает взгляд, и я жестом указываю на место напротив нее. — Могу я сесть? — Она кивает, и я сажусь. — Просто хотел проверить тебя. Посмотреть, как у тебя дела.

Ее губы кривятся.

— Я не собираюсь срываться и кричать на пилота. Обещаю.

— Вау. Терапия, должно быть, работает.

Она слегка улыбается, но улыбка не касается её глаз.

— Ты в порядке? — спрашиваю я её. — Ты выглядишь… подавленной.

— Ты когда-нибудь ел веганскую фету?

— Нет.

— Она довольно подавляющая.

Я наклоняюсь вперед.

— Тогда самое время. — Я открываю рот. Ее улыбка становится немного шире, когда она протыкает бежевый кубик и кладет его мне между губ. Я морщусь, проглатывая комок сырого тофу. — Господи.

— Как тебе?

— Предельно депрессивно.

Она откатывает в сторону кусочек огурца и достает еще одну оливку.

— Я все еще жду, когда ученые-веганы доработают сыр, — мрачно говорит она. — Они сделали мясо и молоко. Но с сыром нужно немного поработать.

Я смотрю, как она ест еще одну оливку. Я почти уверен, что она выглядит такой расстроенной не из-за обеда. Я пробую новый подход.

— Я тут подумал: у тебя есть какие-нибудь родственники в Америке? Мэтту это не понравится, но мы можем найти способ организовать встречи, если хочешь. Может быть, в твой день рождения? — Согласно нашим файлам, Брайар исполняется двадцать девять за день до премьеры. — Важно иметь сильную поддержку.

Она фыркает.

— Какая же жалость. У меня нет никаких родственников.

Я хмурюсь.

— Что, совсем никого?

Она качает головой.

— Я никогда не знала своего отца, и я бросила маму, когда мне было шестнадцать.

— Ты бросила её?

Она кивает.

— Тогда меня только уволили из «Голливудского дома». Когда я вернулась домой, то обнаружила, что большая часть вещей из моей спальни исчезла. Одежда, фотографии, игрушки. Оказывается, она продавала их через интернет. — Её лицо искажается. — Она также продала большинство моих детских фотографий прессе, и она была на полпути к написанию книги о моем детстве.

— Иисусе.

Она пожимает плечами.

— Ничего особенного. Я переехала в ЛА, когда мне было тринадцать, и после этого я почти не видела её. Сейчас у нас договоренность: я посылаю ей достаточно денег, чтобы она могла уединенно жить в особняке, а она воздерживается от выдумывания историй для таблоидов.

У меня словно ком в горле. Я не могу представить, каково это быть так преданным, особенно твоей собственной семьей. Моя мама по-прежнему требует, чтобы я и все мои братья и сестры раз в неделю общались с ней по скайпу, чтобы мы могли поужинать все вместе.

А Брайар совсем одна.

Она ерзает на своем месте. Тишина затягивается. Я вздыхаю.

— Слушай, тебя что-то беспокоит? Только честно?

Её взгляд скользит к синей занавеске и лицо становится непроницаемым.

— Он избегает меня.

— Мэтт? — Это не то, чего я ожидал. — Он иногда так делает. Он ужасен в проявлении эмоций.

Её челюсть сжимается.

— Он никогда не простит меня. За то, что я сделала с Нин.

Я хмурюсь.

— Он простил. — Я изучаю её. — Он рассказал тебе, что произошло на нашей последней работе со знаменитостью?

— Он сказал, что девушка сексуально домогалась его.

Я киваю.

— Это беспокоит его больше, чем он когда-либо признается. Даже самому себе. — Я помню это задание. Наблюдать, как он с каждым днем становится все более уставшим и нервным. Конечно, он никогда не согласился бы с тем, что семнадцатилетняя девушка может вывести из себя элитного бойца.

— Ну, да. Я так и поняла. Если бы я приходила на съемочную площадку, а режиссер продолжал бы засовывать руки мне в штаны и таскать меня к себе на колени, это бы, блять, повлияло и на меня тоже. То, что он большой сильный мужчина, не означает, что это не повлияло на его психику.

— Это всё определенно терзало его, когда речь заходила о знаменитостях. Теперь он подозрителен. К богатым, титулованным людям, разбрасывающимся своей властью по всему миру. Использующим людей.

— Хм. — Она обдумывает это. — Если это не из-за Нин, то почему он такой странный? Из-за панической атаки? Его настолько пугают эпизоды проявления психических расстройств?

— Это определенно не из-за этого. — Я думаю о том, как сформулировать свои мысли. — Ему очень трудно смотреть, как страдают люди, — осторожно говорю я. — Когда ты рассказала ему о своих чувствах… это его расстроило, сильно.

— Это глупо. — Она яростно протыкает помидор. — Это не его вина.

— У Мэтта есть склонность винить себя в боли других людей. Но поверь мне. Он очень заботится о тебе. Больше, чем он хотел бы признать.

Её рот несчастно кривится. Она откладывает салат и проводит рукой по лицу.

— Я просто чувствую себя такой глупой, — бормочет она.

— Глупой? Почему?

— За то, что так психанула. Рухнула на полу в ванной, а потом рыдала в вашем присутствии. Вы, ребята, прошли через ад и вернулись обратно. Когда вы были солдатами, держу пари, вы жили так каждый божий день. Всегда оглядывались через плечо. Всегда начеку.

— На самом деле это не одно и то же, — мягко говорю я. — Мы были на работе. Мы сами на это подписались. Мы были в опасности, но у нас было оружие. Мы должны были стрелять в ответ.

Она просто хмурится, глядя на свои колени.

Не раздумывая, я протягиваю руку, беру её ладонь и сжимаю между своими. Её пальцы мягкие и теплые. Она приподнимает бровь, но не пытается отодвинуться.

— Я знаю, что ты напугана. Но я также знаю, что ты справишься со всем, что этот ублюдок для тебя приготовил. Ты более чем достаточно сильна, чтобы справиться с этим.

Она изучает меня несколько секунд.

— Ты действительно так думаешь, не так ли? — тихо говорит она.

— Я думаю, ты можешь справиться с чем угодно, — честно говорю я. Она смотрит на меня с выражением лица, которое я не могу прочесть; затем она наклоняется вперед и прижимается своими губами к моим. Я замираю. От нее пахнет сладостью, как от конфет, и светлые волосы, выбившиеся из ее конского хвоста, щекочут мне лицо. Это быстрый, крепкий поцелуй, и она отстраняется прежде, чем я успеваю осознать, что произошло. Она откидывает голову на подголовник и пристально смотрит на меня, ее голубые глаза провоцируют меня сказать что-то. Я просто выдерживаю её взгляд, пытаясь не обращать внимания на свое сердце, болезненно колотящееся в груди.

— Спасибо, — тихо говорит она. — Теперь ты можешь идти. Я собираюсь поспать.