Х
Я почти забыл, как красиво выглядит Брайар, когда спит.
Сейчас она спит на диване в моей гостиной, тихо дыша. Её волосы распущены и разметались по подушкам моего дивана. Они действительно приятного золотистого цвета. И к тому же мягкие. Я знаю, какие они мягкие. Когда я сажал её в машину, то заткнул рот кляпом, а потом запустил пальцы в её волосы. Полагаю, это было жульничеством; я дал себе обещание, что не прикоснусь к ней, пока она не проснется, и я не накормлю её ужином и не поцелую. Это правильный порядок действий. Но я не мог удержаться и не коснуться её волос, когда затыкал ей рот.
Она была очень тихой по дороге сюда. Я не был уверен, как долго будет действовать хлороформ, поэтому добавил ещё немного на кляп и завязал им ей рот. На случай, если она все-таки проснется, я закрепил её запястья кабельными стяжками. Когда я покупал их в магазине товаров для дома (вместе с несколькими лезвиями, клейкой лентой и дополнительной изоляцией для стен), продавщица рассмеялась и сказала, что я полностью готов к карьере серийного убийцы. Я быстро убежал. Я не хотел, чтобы она запомнила мое лицо. Может быть, у меня была паранойя, но я так волновался последние несколько недель. Мне снились кошмары, что полиция найдет меня и поймает прежде, чем я смогу вернуть Брайар домой.
Оказывается, всё это беспокойство было напрасным. Сегодняшний вечер прошел без сучка и задоринки. Бомбы сработали идеально. Когда я бросил их в толпу, взрывы заставили всю охрану и полицию побежать в ту сторону. Было достаточно просто вырубить Брайар и ускользнуть.
Брайар дергается во сне, и широкая улыбка расплывается по моему лицу. Она просыпается. Я так взволнован тем, что наконец-то смогу поговорить с ней. Я мечтал именно об этом моменте в течение многих лет.
Она снова дергается, на этот раз сильнее, а затем стонет. Я медленно встаю.
— Ангел? Ты проснулась?
Она снова стонет, а затем начинает ужасно задыхаться.
Я бросаюсь к ней, чтобы помочь, когда она сгибается пополам, переваливаясь через край дивана. Ничего не выходит из неё, но она выглядит ужасно. Её лицо белое как мел и потное.
У меня болит в груди.
— Ох, ангел. Мне жаль. Это из-за анестезии, да? — Я сажусь на диван рядом с ней и кладу руку ей на спину. На обнаженную спину. Она вздрагивает и кашляет. — Мне жаль, — говорю я снова. — Я опробовал наркотики на себе, чтобы убедиться, что они не заставят тебя чувствовать себя слишком плохо. Но я предполагаю, что ты реагируешь на них по-другому.
Она тяжело вздыхает, затем протягивает руку, чтобы слабо схватить меня за руку. Мое сердце останавливается. Пытаясь дышать, я сжимаю ее пальцы.
— У меня так кружится голова, — бормочет она. — Кент…
Я хмурюсь. Кент? Это что, имя? Или она просто бредит?
Она прижимается ко мне, хныча.
— Я не чувствую… я… помоги мне…
— Я здесь, любимая, — бормочу я, проводя рукой по её спине. Её кожа похожа на атлас, но теплая и живая под кончиками моих пальцев. — Я здесь. Теперь ты в безопасности.
Она качает головой и снова задыхается. Я отпускаю её, бросаюсь искать мусорное ведро и ставлю его перед ней как раз в тот момент, когда её начинает тошнить. Это продолжается в течение долгого времени. Думаю, что, возможно, смачивать хлороформом кляп было плохой идеей.
— Мне так жаль, — бормочу я снова и снова. — Очень, очень жаль. Бедняжка. Скоро ты почувствуешь себя лучше. — Я чувствую себя ужасно. Я совсем не так хотел, чтобы мы встретились. Я никогда не хотел причинять ей боль. Но, правда, откуда мне было знать, что у неё будет плохая реакция на хлороформ?
В конце концов, она садится, тяжело опираясь на спинку дивана. Её лицо очень бледное, а глаза затуманены. Она несколько раз усиленно моргает, пытаясь сфокусироваться на мне.
— X? — говорит она медленно.
Я улыбаюсь.
— Привет, детка. Пожалуйста, зови меня Дэниел.
Она ничего не говорит. Беспокойство просыпается во мне. Может, она предпочитает «X»? Полагаю, что это более сексуально и таинственно, чем Дэниел. — Или «X» тоже подойдет, — быстро говорю я ей. — Всё, что ты захочешь, любимая.
Её глаза осматривают комнату. Затем она опускает взгляд на свои руки.
— Развяжи меня, — хрипит она.
Я похлопываю её по руке.
— Пока нет, любимая. Сначала я хочу убедиться, что к тебе вернулись все твои силы. Ты всё ещё немного под воздействием вещества. Ты можешь совершить что-нибудь опрометчивое.
Она смотрит на меня, тяжело дыша. Интересно, поняла ли она всё, что я только что сказал.
— Можно мне почистить зубы? — шепчет она в конце концов.
Я оживляюсь.
— Конечно! — Я бегу в ванную, беру сияющую розовую зубную щетку, которую положил рядом со своей синей, и добавляю сверху зубной пасты. Обычно я беру только дешевые марки, но для неё я купил специальную отбеливающую штуку, самую дорогую из тех, что было в магазине. Я беру чашку, чтобы она могла сплюнуть и возвращаюсь к ней. Она сидит, привалившись к подлокотнику дивана, её глаза остекленели.
— Это твой любимый цвет, — показываю я ей. — Розовый! — Я снова опускаюсь на колени рядом с ней. — Ну же, давай, ангел. Позволь мне помочь тебе.
Она пытается отодвинуться, но я хватаю её за голову, чтобы удержать на месте, и чищу ей зубы. Я никогда раньше не чистил никому зубы. Она всё это время яростно смотрит на меня. Когда я заканчиваю, то даю ей чашку, чтобы она сплюнула в неё.
— Вот. Сейчас ты, должно быть, чувствуешь себя лучше, верно?
На мгновение она замирает, её глаза прикованы к моему лицу, каждый мускул в её теле дрожит.
Затем она поразительно быстро выпрямляется и летит к входной двери. Я ругаюсь, бросаясь за ней, пока она колотит по толстой металлической панели, её руки шарят повсюду в поисках ручки. Это бесполезно. Она не смогла бы выбраться из этой комнаты, даже будь у неё кувалда. Я обхватываю её руками и начинаю тащить прочь от двери. Она в хорошей форме, но всё ещё слаба из-за наркотика. Я поднимаю её прямо с пола и несу обратно на диван. Она извивается в моих руках, пытаясь пнуть меня, и я краснею, когда её тело трется о мое.
Скоро.
— Ладно, ладно, хватит уже. — Я прижимаю её спиной к диванным подушкам. — Слушай внимательно, — твердо говорю я. — Я очень хороший человек, но ты должна играть со мной честно, хорошо? Ты должна играть по правилам.
— Играть честно? — недоверчиво выдыхает она. — Разве вся эта ситуация честная?
Я присаживаюсь на корточки рядом с диваном, чтобы смотреть прямо в её красивое лицо.
— Честно — означает, что больше никаких попыток сбежать, хорошо? Ты не сможешь этого сделать; я устроил дом так, что ты не сможешь выбраться. А изоляция означает, что тебя никто не услышит. — Я осторожно заправляю прядь волос ей за ухо, и она отворачивает голову, пытаясь сбросить мою руку. Это выводит меня из себя. Я хватаю её за волосы и держу их очень, очень крепко.
— Я буду очень добрым к тебе, — говорю я ей, сильно дергая за волосы. — Тебе не нужно беспокоиться об этом. Я достану всё, что тебе нужно. Но ты должна помнить, что здесь главный я. Ладно?
— Если ты меня отпустишь, я не буду обращаться в полицию, — говорит она дрожащим голосом. — Никому не нужно знать о том, что произошло. Я вернусь в свой отель. Мы можем притвориться, что я убежала и спряталась, когда взорвались бомбы, а потом улизнула домой.
Я улыбаюсь.
— Ангел, ты знаешь, что это не сработает. Это совсем не то, чего я хочу.
Она наклоняется вперед.
— Чего ты хочешь? Денег? Я отдам тебе все деньги, которые у меня есть, меня они не волнуют.
— Я знаю, что не волнуют. Это одна из тех вещей, что я люблю в тебе. — Я встаю, отряхивая брюки. — Я не хочу твоих денег. Я просто хочу, чтобы ты была моей гостьей.
— Твоей… гостьей? — медленно повторяет она.
— Я хочу, чтобы ты жила здесь со мной. Я хочу ужинать с тобой. И смотреть с тобой телевизор. И просто… — Я пожимаю плечами, моё лицо краснеет. — Быть с тобой.
— Ты хочешь запереть меня здесь, — категорично говорит она.
— Знаю, что так кажется, — мягко говорю я. — Но на самом деле, тебе будет очень удобно. У меня есть деньги. Не так много, как у тебя. — Я хмурюсь. — Я сожалею об этом. Я заработаю больше. Но я могу достать тебе всё, что ты захочешь. И это не навсегда.
Она поднимает бровь.
— В самом деле? Когда ты отпустишь меня?
— Когда ты влюбишься в меня, — просто говорю я. — Когда ты согласишься выйти за меня замуж, тогда мы сможем покинуть хижину и делать всё, что захочешь. Шопинг, кинотеатры. Ты сможешь… сможешь… — Я стараюсь вспомнить те вещи, которые нравятся девушкам. — Сходить на маникюр. Ты, конечно, не будешь работать. Если бы мог, я бы удалил все копии каждого видео и фильма, в которых ты когда-либо участвовала. Я бы сжег все журналы и плакаты. Мне не нравится, когда другие люди смотрят на тебя.
Она ничего не говорит.
Я качаю головой.
— Нет. Больше никакой работы. Но я знаю, что тебе нравится играть. — Я облизываю губы. — Если ты захочешь иногда устраивать для меня небольшие шоу, я буду очень рад их посмотреть. Но сначала ты должна согласиться выйти за меня замуж. И я должен верить, что ты серьезно настроена. Так что всё это, вероятно, займет минимум несколько месяцев.
Брайар молча изучает меня холодным взглядом. В конце концов, она откидывает волосы с лица и качает головой.
— Я никогда не полюблю тебя.
Это действительно раздражает. Она просто напросто решила, что не полюбит меня, даже не дав мне шанса. Всю мою жизнь женщины так поступали. Я хочу любить их, но они решают, что я их недостоин. Это жестоко.
— Ты должна понять, — огрызаюсь я. — Что у меня больше никого нет.
— Почему это значит, что у тебя должна быть я?! — спорит она.
— Тебе не кажется, что каждый заслуживает иметь кого-то?
— Конечно. Но любовь не даруется просто так. Ты должен её заслужить.
— Я заслужил тебя! — кричу я, теряя самообладание. — Я так усердно работал ради тебя. Посмотри на всё, что я для тебя сделал. — Я обвожу рукой комнату. Она не отводит от меня взгляда. От тяжелого дыхания её груди вздымаются и дрожат в глубоком вырезе платья. Я так сильно хочу взглянуть на них, но знаю, что это только больше её разозлит. — Ты никогда не поймешь этого, — говорю я ей. — Прямо сейчас, держу пари, тебя ищет множество людей. Твои агенты, твои телохранители, твои поклонники — все они хотят, чтобы ты вернулась. Если я исчезну, никто не будет переживать обо мне. Никто и не заметит. Поэтому… — Я делаю глубокий вдох. — Я думаю, что заслуживаю быть счастливым с женщиной, которую люблю.
— Ты не любишь меня, — шепчет она. — Ты даже не знаешь меня.
Я хмурюсь. Что за глупость она сказала.
— Конечно, я люблю тебя. Ты — это всё, о чем я думаю. Всё, что я делаю, я делаю ради тебя. — Она бесстрастно смотрит на меня в ответ. — Я люблю твою походку, — продолжаю я. — Я люблю твой голос. Твою улыбку. Твои волосы. Я люблю каждую частичку тебя. — Я сглатываю. — Мне… мне кажется, я сошел по тебе с ума. Ты сделала меня сумасшедшим.
Но это и есть любовь, верно? Она сводит тебя с ума. Я прочищаю горло.
— Так что, да, я действительно тебя люблю. И я действительно тебя знаю. С того самого дня, как мы встретились, я изучал тебя. Я знаю, какая одежда тебе нравится, где ты тренируешься, твои любимые снэки. Кучу вещей.
Она моргает.
— Мы уже встречались?
— Возможно, тебе не так-то легко меня узнать, — улыбаюсь я. — Тебе было шестнадцать. Я поехал на конвенцию, на которой ты выступала. Ты уронила свою сумочку, я поднял её, и ты мне улыбнулась. — Я делаю глубокий вдох, вспоминая. — Ты улыбнулась именно мне, и я почувствовал, как сильно ты заботишься обо мне. Я почувствовал связь между нами.
Её лицо кривится.
— Какую бы связь ты ни почувствовал, она точно была односторонней, — выплевывает она. — Ты выдумал всё это в своей голове.
С таким же успехом она могла бы пнуть меня в грудь. Пошатываясь, я отступаю назад.
— Ты лжешь.
Она пристально смотрит на меня.
— Не лгу. За день на таком мероприятии я улыбаюсь тысячам людей.
— Ты лжешь. Иначе не может быть. Я… — Я замолкаю и провожу рукой по волосам. Я очень напряжен и расстроен. — Ты действительно начинаешь задевать мои чувства, — предупреждаю я её.
— Правда? — Её глаза расширяются. — Мне так жаль! Мне ненавистна мысль о том, чтобы ранить твои чувства.
Она говорит с сарказмом. Я хмурюсь. Мне не нравится эта её сторона. Всё должно было пойти совсем не так.
— Думаю, тебе нужен тайм-аут, — решаю я. — Не знаю, что с тобой не так, но ты действительно расстраиваешь меня.
Я беру кляп со стола и топаю в ванную, наклоняюсь под раковину и вытаскиваю запечатанную бутылку с хлороформом, которую приготовил сегодня заранее. Я вымачиваю в этом кляп, затем возвращаюсь в гостиную, размахивая им, чтобы просушить.
Её глаза расширяются, когда она видит, что я держу. Она снова пытается встать, но я хватаю её за плечо и толкаю обратно на диван. Я не рассчитал силы и толкнул так, что её голова ударилась о стену. Она вскрикивает и пытается вырваться.
— X, пожалуйста, нет…
Я прикладываю тряпку к её лицу.
— Нет, нет, думаю, ещё немного хлороформа не будет лишним. Я не хочу сейчас с тобой разговаривать. — Я крепко прижимаю кляп к её рту, пока она со стоном не замирает.
Я не совсем понимаю, что мне делать дальше, поэтому иду заваривать чай, стараясь не расплакаться.