Темный покровитель

22

ДЖИА

Утром я просыпаюсь, положив голову на грудь Сальваторе, подложив под себя его руку, и слышу тихий храп возле своего уха. Мы по-прежнему оба обнажены, моя нога перекинута через его ногу, наши тела тесно прижаты друг к другу, и я ненадолго замираю от ужаса, вспомнив все, что произошло вчера и прошлой ночью.

Я чувствую, как Сальваторе шевелится рядом со мной, судя по тому, что он встает раньше меня по утрам, не разбудив меня, я уверена, что он спал гораздо крепче, чем я. Я начинаю немного отодвигаться, чтобы дать ему свободу, но его рука обхватывает мои плечи, притягивая меня ближе.

— Я никогда раньше не просыпался с кем-то вот так, — бормочет он рядом с моим ухом, его дыхание ерошит мои волосы. — С кем-то в моих объятиях… — Его губы касаются моего уха, зубы осторожно касаются мочки, и я чувствую прилив облегчения, как будто я выпустила дыхание, которое и не подозревала, что сдерживала.

До сих пор я не понимала, как я волнуюсь, что он проснется и пожалеет обо всем, что было вчера. Что он снова возведет все свои стены, и мы вернемся к тому, что было раньше. Что вчерашний день был случайностью. Но, судя по тому, как его рот движется по моей шее, Сальваторе определенно не хочет возвращаться к тому, что было до вчерашнего вечера.

Меня пронзает чувство вины, когда я вспоминаю, как мы вообще здесь оказались. Я отстраняюсь от него на достаточное расстояние, чтобы сесть, натянув простыню выше груди, и Сальваторе бросает на меня любопытный взгляд. В его глазах мелькает настороженность, которую я узнаю, и я думаю, не думает ли он о том же, о чем и я, не было ли вчерашнее всего лишь разовым событием, и не вернемся ли мы к борьбе друг с другом сегодня.

Но я этого не хочу, и думаю, что он тоже.

— Мне очень жаль, — резко говорю я, и Сальваторе напрягается и садится еще удобнее. Белая простыня опускается вокруг его бедер, мгновенно притягивая мой взгляд вниз, и я вижу под ней очертания его члена, явно тоже жаждущего продолжить то, на чем мы остановились прошлой ночью.

Сальваторе прочищает горло, и мой взгляд снова устремляется на его лицо, а щеки разгораются.

— За что ты просишь прощения, милая? — Мягко спрашивает он.

— За то, что заставила тебя ревновать, — шепчу я. — За все, что было с барменом. Я была расстроена, мне было больно, и я хотела заставить тебя ревновать. Это ничего не значило для меня.

Сальваторе невесело усмехается, низкий темный звук звучит глубоко в его горле.

— Что ж, тебе это удалось, — сухо говорит он. — Хотя, возможно, не так, как ты хотела.

Я краснею еще сильнее, вспоминая, как он наклонил меня над кроватью, как это было удивительно приятно, несмотря на неожиданную жестокость. Я тяжело сглатываю.

— Если это повторится… я бы предпочла, чтобы это было не потому, что ты очень на меня сердишься.

Глаза Сальваторе сужаются, и я вижу, как уголки его рта слегка подергиваются.

— Ты хочешь, чтобы это повторилось, милая?

Мое лицо словно вспыхивает от этих слов.

— Может быть, — бормочу я. — Но дело не в этом. Дело в том…

— В том, что ты сожалеешь. Да, сокровище, я знаю. — Рука Сальваторе тянется к моей, отрывая ее от простыни, хотя другой я продолжаю прижимать ее к груди. — Но мне приятно слышать, как ты это говоришь. — Он делает паузу. — Вчерашний день сделал тебя счастливой?

Я киваю.

— Да. Это было… это было именно то, чего я хотела. То, на что я надеялась. Я не…" — Я прикусила губу, чувствуя, как меня захлестывает нервозность. — Я не хочу возвращаться к тому, что было раньше. Ссориться друг с другом и…

— Я тоже этого не хочу. — Пальцы Сальваторе переплетаются с моими, и обе наши руки ложатся на простыню между нами. — Я могу признать, что был неправ, когда отверг идею о том, что ты должна быть моей женой не только по имени. Я не должен был ожидать, что тебя это устроит, только из-за моих собственных заморочек. — Он смотрит на меня, и, когда напряжение уходит, плечи и черты лица расслабляются, он выглядит моложе. Счастливее. Необыкновенно красив, сидя посреди белоснежной кровати, его загорелая кожа и темные волосы компенсируются ею, солнце проникает через окно и заливает нас обоих. Глядя на моего мужа, я чувствую, как по позвоночнику пробегает дрожь желания.

На моего мужа. Это слово больше не вызывает во мне паники, ярости и негодования. Вместо этого я чувствую осторожную надежду.

— Я понимаю, почему каждый день не может быть таким как вчера, — мягко говорю я. — Но, если мы оба постараемся. Если я постараюсь понять, какая ответственность лежит на тебе, а ты постараешься понять, насколько все это сложно для меня, и мы будем работать над тем, чтобы жить вместе… — Я прикусываю губу. — Я знаю, что каждый день нельзя сидеть на пляже, пить Маргариту и загорать. Но…

— Жаль, — со смехом размышляет Сальваторе. — Эти каникулы начинают мне нравиться.

— Тогда нам стоит делать это почаще. — Я импульсивно перекидываю через него ногу, устраиваясь у него на коленях, и чувствую его резкий вздох, когда откидываю простыню и обхватываю его за шею. — Как только угроза Братвы будет устранена.

Глаза Сальваторе расширяются, и он смотрит на меня сверху вниз. За мгновение до того, как я это сказала, его руки лежали на моей талии, опускаясь ниже с явным намерением воспользоваться моим уязвимым положением на его коленях. Но сейчас он очень спокоен.

— Так ты мне веришь? — Тихо спрашивает он, и я киваю.

— Я думала, ты заставил меня выйти за тебя замуж, потому что хотел меня для себя, — шепчу я. — То же самое, в чем тебя обвинял Игорь. Но все, что произошло с тех пор, говорит мне, что это не может быть правдой. В этом нет смысла. Зачем так упорно бороться с этим, если ты женился на мне ради похоти? Зачем вообще заботиться о том, верю ли я тебе о Братве, если ты просто хотел сделать меня своей и уже получил то, что хотел? Почему бы не сделать так, чтобы Петр не смог вернуть меня в первую же ночь? Единственный ответ — ты говорил правду. А я просто не хотела ее слышать, — мягко признаюсь я, прикусив губу. — Мне тоже жаль.

Сальваторе поднимает руку, его пальцы скользят по моей челюсти, наклоняя мой рот к своему.

— Я рад это слышать, милая — пробормотал он. — Но есть одна вещь, которую я должен прояснить.

— Что именно? — Я шепчу, и его брови сходятся вместе, а выражение лица темнеет, когда он тянется вниз, чтобы обхватить мои бедра.

— Я бы хотел, чтобы ты больше никогда не произносила имя того мальчика. Но особенно никогда, пока ты в моей постели. И я никогда не хочу слышать это или любое другое мужское имя, пока ты обнажена и находишься у меня на коленях. Ты поняла меня, Джиа?

Его голос грубый, но в нем есть малая толика юмора. Я киваю, чувствуя, как желание лижет мой позвоночник, когда его пальцы впиваются в мои бедра, приподнимая меня настолько, что я чувствую, как его твердый член проникает мне между ног.

— Да, — шепчу я.

— Хорошая девочка. — Он опускает меня на кончик своего члена, позволяя мне приспособиться к нему, а затем скользит по всей его длине, стонет, когда заполняет меня, и я устраиваюсь на нем. — А теперь, я думаю, пришло время напомнить тебе, кто твой муж.

Он откидывается на подушки, его бедра резко втягиваются в меня, и я задыхаюсь, опустив руки на его грудь.

— И я думаю, что пришло время научить мою красивую жену, как оседлать член ее мужа.

Полчаса спустя мы все еще в постели, на этот раз потные и запутавшиеся в простынях. Сальваторе поворачивается ко мне, на его красивом лице появляется довольная ухмылка.

— Ты хорошо справилась, — пробормотал он, проводя пальцем по моему бедру. — Хотя я не против потренироваться еще, если ты хочешь отточить свою технику.

Я дразняще закатываю глаза.

— Конечно, не против.

— Судя по звукам, ты тоже получила удовольствие. — Его пальцы проникают между моих бедер, слегка дразня меня и толкаясь внутри меня, словно желая убедиться, что ни одна из его капель не вырвется наружу. Я слишком напряжена, чтобы кончить еще раз, но мне приятно, и мысль о том, что он позаботится о том, чтобы я забеременела, заводит меня. Это заводит нас обоих, и я с нетерпением жду возможности воспользоваться этим при каждом удобном случае.

Через несколько минут я приподнимаюсь и смотрю на палубу.

— Пора бы уже и поесть, — смеюсь я, оглядываясь на него. — Я голодна. Можешь заказать завтрак, пока я принимаю душ?

Сальваторе кивает. На мгновение он замолкает, и я чувствую небольшое беспокойство в животе, думая о том, что он уезжает на целый день. Наше вновь обретенное счастье все еще кажется непрочным, и я пока не готова разрушить чары.

— Я хочу, чтобы ты остался здесь, — мягко говорю я, поворачиваясь к нему лицом. — Останься и наслаждайся этим днем со мной. И не только сегодня. — Я хочу, чтобы мы вместе провели остаток нашего медового месяца. Я не хочу проводить отпуск в одиночестве. Это наше время, чтобы лучше узнать друг друга, вдали от угроз, от стрессов повседневной жизни. Мы должны воспользоваться этим.

Я не хотела говорить так много, но, начав, уже не могла остановиться. По-моему, в этом есть смысл. Но я вижу колебания на лице Сальваторе и не могу не прийти к выводу, что он не готов уделить мне больше одного дня своего времени.

— Ты спросил, что ты можешь сделать, чтобы я была счастлива. — Я обхватываю себя руками и неуверенно смотрю на него. — Мы сказали, что попытаемся, Сальваторе. Я сказала, что постараюсь. Но только потому, что вчера у нас был хороший день вместе, и это… — Я махнула рукой на кровать между нами. — Это не значит, что теперь все в полном порядке. И наш брак будет работать, и я буду стараться работать с тобой, это зависит от того, буду ли я счастлива. Я не хочу быть связанной законами мафиозного брака, согласно которым я не могу выходить. Если я несчастна, я не собираюсь оставаться.

Я вижу шок на его лице и мгновенное сопротивление этому заявлению, а также тот собственнический взгляд, который я теперь очень хорошо знаю, сверкающий в его глазах. Я не собиралась угрожать ему или ставить ультиматум, но я боюсь, что один хороший день заставит его думать, что теперь все в порядке, и он не будет продолжать попытки. Он быстро успокоится, и я снова стану несчастной.

Сальваторе садится, придвигается ко мне сзади, его руки скользят по моим спинам.

— Ты моя, Джиа. — Он наклоняется вперед и шепчет мне на ухо. — Я обещаю, что ты никуда не сможешь пойти, чтобы я не нашел тебя.

Я поворачиваюсь, глядя в его красивое лицо. Даже в таком виде, мрачном и властном, он великолепен на вид. Может быть, даже больше.

— Ты можешь попытаться, — шепчу я, в моем голосе звучит нотка старой насмешки и издевки. — Я бы усложнила тебе задачу.

— О, милая. — Его руки снова скользят по моим рукам, оседая на плечах и удерживая меня на месте. — Поверь, ты усложняешь мне жизнь каждый день.

Его губы касаются моего уха, и я вздрагиваю: двойной смысл, смешанный с прикосновением его рта к моей коже, заставляет меня таять. Но я отстраняюсь, прежде чем поддаться, и выскальзываю из его рук.

— Я серьезно, Сальваторе, — шепчу я, и мой голос звучит глуше, чем я хотела. — Я не останусь, если не захочу.

Он протягивает руку и берет мой подбородок в свои пальцы.

— О, я знаю, сокровище. И я тоже это имею в виду.

Он наклоняется, прижимаясь мягким поцелуем к моему рту.

— Я не позволю тебе уйти. Что бы ты ни делала.

На краткий миг я задумываюсь о том, чтобы снова лечь с ним в постель. Но мне нужно время, чтобы собраться с мыслями, побыть одной.

— Как бы ни было интересно, что ты готов снова отправиться в путь в своем зрелом возрасте, — поддразниваю я его, отстраняясь от поцелуя. — Мне нужен душ. И я голодна.

Сальваторе усмехается и целует меня еще раз, прежде чем отпустить.

— Когда-нибудь, милая, я привяжу тебя к кровати и покажу, сколько раз я могу быть готов для тебя.

— Это угроза? — Я соскользнула с кровати, заметив, как его взгляд скользит по моему обнаженному телу.

— Обещание, — заверяет меня Сальваторе. — Иди в душ, Джиа. Бранч будет здесь, когда ты закончишь.

Последнее обещание он сдержал. Когда я выхожу на палубу после душа, меня уже ждет еда. Сальваторе сидит в шезлонге со своим ноутбуком и листает какой-то документ, одновременно откусывая кусочки фруктов с тарелки. Я смотрю на него, потом на него.

Сальваторе на мгновение откладывает его в сторону и смотрит на меня.

— Компромисс, милая, — говорит он, слегка приподнимаясь. — Ты хочешь, чтобы я был здесь, с тобой, наслаждался нашим медовым месяцем. Но я не могу отказаться от всего, что происходит в Нью-Йорке. Угроза Братвы не найдет нас здесь, но и игнорировать ее нельзя. И я не был готов к тому, чтобы уехать в такой короткий срок, как нам нужно. Так что… — Он жестом указывает на ноутбук. — Я останусь с тобой здесь, на вилле. Мы будем наслаждаться покоем и отдыхом столько часов, сколько сможем. Сходим куда-нибудь поесть, когда захочешь. Может быть, даже снова пойдем потанцуем.

Он улыбается мне и продолжает, прежде чем я успеваю что-либо сказать.

— Ну как, приемлемый компромисс, сокровище?

Честно говоря, я не ожидала, что он так легко сдастся. Не уверена, что я вообще думала, что он уступит. Но вот он идет мне навстречу, пытается дать мне то, что, по моим словам, мне нужно для счастья, но при этом полностью не подчиняется всем моим словам. Это заставляет меня уважать его еще больше — знать, что он может устанавливать такие границы, не отмахиваясь от меня. И это хороший компромисс.

Я медленно киваю.

— Думаю, все в порядке. Я не… — Я колеблюсь, пытаясь придумать, что именно я хочу сказать. — Я не жду, что ты будешь каждую секунду сохнуть по мне, Сальваторе. Я не настолько избалована. Я просто думаю, что пока у нас есть это время, мы должны использовать его по максимуму.

— И я согласен. — Он отодвигает ноутбук в сторону, встает и делает шаг ко мне, его руки ложатся на мою талию, притягивая меня ближе. — Я не думаю, что ты избалована, Джиа. Не совсем. Я думаю, что ты избалована в некоторых аспектах, но в тех случаях, когда я говорил это, я просто хотел задеть тебя за живое. Так же, как я думаю, многие вещи, которые ты мне говорила, были сказаны, чтобы задеть меня. Я хочу провести это время с тобой. Но я должен сделать определенные вещи, чтобы в конце мы могли спокойно вернуться домой.

— Я знаю. — Я наклоняюсь и легонько целую его. — И это меня устраивает.

Он отпускает меня, возвращаясь в шезлонг, и я иду к столу, где накрыт поздний завтрак, чтобы наполнить тарелку для себя. Солнце ярко светит в голубом небе, день великолепен, и мне вдруг кажется, что наш медовый месяц будет не таким уж и долгим, а не таким, каким я его ждала с нетерпением и ужасом.

Сальваторе — человек слова. Мы проводим весь день на улице, он работает, а я лежу на солнце, читаю, а после обеда ухожу в дом, чтобы немного вздремнуть. Он будит меня, когда солнце начинает садиться, чтобы мы могли переодеться и пойти на ужин, а когда мы возвращаемся на виллу, он снова заваливает меня в постель, медленно снимая с меня каждый сантиметр одежды, повторяя прошлую ночь.

— У нас есть еще как минимум неделя, — говорит он мне утром, когда мы наконец поднимаемся с постели. — Джозеф говорит, что Братва все еще пытается подобраться к особняку. Я пытаюсь договориться с Игорем, но дело продвигается медленно.

— Он говорил с тобой? — Я сажусь и смотрю на Сальваторе. Мои чувства по поводу сложившейся ситуации сейчас кардинально изменились, мне нравится каждая секунда пребывания в этом тропическом раю с новой версией моего мужа, но я также хочу, чтобы в конце концов мы смогли вернуться домой. И если Братва больше не представляет угрозы, мы сможем это сделать. Мы сможем узнать, сможет ли то, что мы имеем здесь, так же хорошо перенестись домой, в особняк Сальваторе, в нашу прежнюю жизнь.

Интересно, беспокоится ли он об этом? Вдруг изоляция, солнце и песок нас окутали, и, вернувшись в реальность, мы уже не сможем работать так, как здесь.

— Вкратце. — Сальваторе проводит рукой по своим беспорядочным волосам. — Думаю, он начинает понимать, что находится в невыгодном положении. Мы можем сражаться друг с другом, но большее кровопролитие не принесет пользы ни одной из сторон. В противном случае он даже не стал бы рассматривать перемирие с твоим отцом, хотя я не уверен, что он вообще собирался его соблюдать. Но если я смогу заключить другое…

— Другое перемирие? — Я нахмурилась. — Как это?

Сальваторе колеблется и видит мгновенную реакцию на это на моем лице.

— Я не пытаюсь не пускать тебя в свои дела, Джиа, — успокаивает он. — Но мы еще не перешли к деталям. Это не будет иметь к тебе никакого отношения, я тебе обещаю. Когда я узнаю больше, я расскажу тебе.

— Расскажешь? — Я смотрю на него с сомнением, и он вздыхает.

— Я знаю, что ты хочешь, чтобы с тобой обращались как с равной, Джиа, — тихо говорит он. — Я знаю, что ты хочешь партнерства, а не того, чтобы тебя отодвигали в сторону и говорили только то, что тебе нужно знать. Я хочу дать тебе это, насколько могу. Но мне тоже нужно время, чтобы привыкнуть к другому образу действий. И пока нет ничего конкретного, о чем стоило бы говорить. Когда будет, я обещаю, что расскажу тебе.

— Хорошо, — соглашаюсь я и скольжу обратно в его объятия. И когда он целует меня, я чувствую, что он искренен.

С каждым днем, который проходит в течение следующей недели, я чувствую эту искренность все больше и больше. Это укрепляет во мне уверенность в том, что у нас есть шанс все наладить. Сальваторе проводит совещания по телефону в главной комнате виллы, а также много времени проводит за планшетом или ноутбуком, изучая работу. Но мы тоже выходим из дома: снова идем на рынок, пробуем еще несколько ресторанов, в которых еще не были, и даже танцуем в один из вечеров, когда в одном из баров играет живая музыка. Мы расслабляемся, плаваем, разговариваем и проводим часы в постели. На мягких простынях он учит меня множеству вещей, многие из которых я пыталась представить, а о некоторых даже не подозревала. Сальваторе, освобожденный от чувства вины, оказывается гораздо лучшим любовником, чем я когда-либо могла себе представить. И все, что он дает мне, я стараюсь отдать как можно больше, попутно узнавая, что ему нравится.

Нам хорошо вместе. В течение недели я счастлива так, как не помнила себя за очень, очень долгое время. И слишком скоро все заканчивается.

Я выхожу из душа и вижу романтическую сцену на палубе: вокруг расставлены свечи, шампанское ждет меня, бокал уже налит, а за столом нас ждет первое блюдо. Я смотрю на Сальваторе, немного удивленная.

— Сегодня что-то особенное? Более особенное, чем просто наш медовый месяц?

Сальваторе жестом указывает на другое место.

— Садись, Джиа.

Меня охватывает тревога, но я делаю то, что он просит, и тут же тянусь за шампанским.

— Что-то не так?

— Зависит от того, как на это посмотреть. — Он выдыхает. — Мы едем домой.

Мои пальцы сжимаются вокруг ножки, и я останавливаюсь, бокал оказывается на полпути ко рту, прежде чем я снова опускаю его.

— Когда? — Мой голос дрожит сильнее, чем я думала. Это место стало казаться мне убежищем, а я вдруг оказалась не готова уходить.

— Завтра. — Сальваторе смотрит на меня, и в его глазах я вижу нотки сожаления. — Я пришел к соглашению с Игорем.

— О чем? — Я сужаю глаза. — Ты обещал, что расскажешь мне.

— Обещал. — Он достает свое шампанское и делает длинный глоток. — Для Петра была организована другая свадьба. Белла, твоя кузина, выйдет за него замуж. Это не дочь Энцо д'Амелио, но поскольку ты больше не доступна… — он пристально посмотрел на меня, — Игорь был убежден как в целесообразности сохранения договора, так и в пригодности предложенной невесты.

Я смотрю на Сальваторе, и мысли мои разбегаются. На меня вдруг нахлынуло столько разных эмоций, что я не знаю, что с ними делать.

Первая мысль — если Петр согласился жениться на другой, значит, я ему никогда не была так уж дорога. Ему нужна была не я, а мой статус, мое имя, польза от женитьбы на дочери мафиози, чтобы заключить с нами договор. Я вообще не имела к нему никакого отношения. Но, думаю, я поняла это, когда в первую же ночь он не выбил дверь моего номера в отеле, чтобы вытащить меня и забрать с собой. В конце концов, Сальваторе стоял и возражал на моей свадьбе, чтобы сделать меня своей, потому что для него было важно, чтобы я не пошла с Петром. Если бы Петр любил меня, он бы сделал что-то столь же радикальное, чтобы вернуть меня.

И все же такое ясное осознание правды — как удар в живот. На мгновение кажется, что я не могу дышать, и слезы застилают глаза. Но после того, как все изменилось между мной и Сальваторе, меньше всего мне хочется, чтобы он видел, как я плачу из-за другого мужчины.

Поэтому я быстро смахнула слезы и сосредоточилась на другом, что меня волнует.

— Если все, что ты сказал, правда, значит, ты думал, что Братва причинит мне вред. — Я хмуро смотрю на него. — А как же безопасность Беллы? Разве она не в опасности?

— Часть соглашения заключается в том, что охрана мафии отправится с ней в ее новый брак. У нее будут телохранители по ее собственному выбору, а не Петра. Игорь знает о моем недоверии. Будут приняты меры на случай, если он причинит ей вред.

И ты не мог сделать это для меня? Вопрос вертится у меня на языке, но я его не задаю. Во-первых, я знаю, что решение Сальваторе было импульсивным, он не мог позволить свадьбе продолжаться, не вмешавшись. И кроме того, я больше не хочу, чтобы все было иначе. Теперь я знаю правду о Петре, и я знаю, что Сальваторе спас меня не только от несчастья, но и от ощущения того же горького чувства разочарования и предательства, которое я только что испытала, только в браке, связанном с тем же человеком, который заставлял меня чувствовать все это, а не по другую сторону от него.

— Так это все? — Я нахмурилась, чувствуя себя как-то неуютно из-за всего этого. — Петр женится на Белле, Игорь доволен, и все сглаживается? Братва умиротворена, и мы все можем отправиться домой?

Сальваторе усмехается.

— Это упрощенный взгляд на ситуацию, но по сути — да.

— И Белла согласилась на это? — Эта мысль шокирует меня сейчас после того, как изменились мои чувства к Братве, но я знаю, что не должна. Не так давно я жаждала броситься в объятия Петра и злилась, что меня вырвали. Он красив и обаятелен, когда у него есть на то причины, и я понимаю, как Белла могла бы увлечься им, как и я.

Меня охватывает чувство вины. Но я также знаю, что в нашем мире так происходит почти всегда. Браки заключаются ради союзов, ради целесообразности, а не по любви. Мне всегда везло в том плане, что мой отец хотел, чтобы у меня была любовь. Большинству женщин не повезло. И я не смогу просто прекратить эту практику.

— Да. — Сальваторе смотрит на меня, как будто ожидая возражений. — Ее отец будет щедро вознагражден. Деньги, а также повышенный ранг среди моих людей. Да и сама Белла, похоже, не против. Она не ожидала, что выйдет замуж за такого человека, как Петр, среди мафии. Для нее это большой шаг вперед. Пока ее безопасность обеспечена, она и ее семья счастливы пойти на это.

Я медленно выдыхаю, все еще не понимая, как ко всему этому относиться. Сальваторе бросает на меня сочувственный взгляд, и я вижу, что он понимает, как мне тяжело.

— Все так и есть, сокровище, — тихо говорит он. — Так было всегда. Ты знаешь это так же хорошо, как и я. Я не в силах изменить все настолько, чтобы мне не приходилось идти на подобные компромиссы. Но я могу сделать все возможное, чтобы наша сторона заключила выгодную сделку.

— А если у нас когда-нибудь родится дочь? — Я с опаской смотрю на него. — Будет ли она обязана выйти замуж за того, за кого ей скажут? Или ты позволишь ей выйти замуж по любви, как этого хотел мой отец? Дашь ли ты ей право выбора, чтобы у нее был тот же шанс на счастье, что и у нас?

Сальваторе кивает.

— Я не могу сделать все так, как сейчас, для всех. Я не могу указывать каждой семье, что делать. Отец Беллы выдал бы ее замуж за кого-нибудь, и выбор был бы не за ней. Но я могу сделать для нашей семьи все по-другому. — Он пристально смотрит на меня, выражение его лица абсолютно серьезно. — Если у нас будет дочь, Джиа, я обещаю тебе, что у нее будет выбор. Я позабочусь о том, чтобы у нее был шанс на любовь, а не просто на договоренность.

— Хорошо. — Я чувствую себя немного лучше, зная это. Все это по-прежнему заставляет меня чувствовать себя на грани и неловко. Но я ничего не могу поделать. Сальваторе прав в том, что наш мир не изменится в одночасье, а возможно, и вообще не изменится. Но это шаг в правильном направлении, по крайней мере, для нашей семьи.

Сальваторе улыбается мне.

— Я знаю, что ты не хочешь уезжать. Честно говоря… — Он оглядывается по сторонам, делая глубокий вдох. — Мне тоже. Но завтра мы вернемся домой. И начнем новую жизнь вместе, Джиа. — Он поднимает свой фужер с шампанским, наклоняя его ко мне.

Это пугающее чувство. Даже более неизвестно, чем сразу после нашей свадьбы, потому что теперь у меня есть надежда. И сложнее, когда есть что терять. Но я касаюсь краем своего бокала его бокала и позволяю себе продолжать надеяться.

— За новую совместную жизнь, — повторяю я и делаю глоток шампанского.

Пузырьки шипят на языке, сладкие и острые, и я глубоко вдыхаю соленый воздух.

Завтра все снова изменится. И я должна надеяться, что в конце всего этого для меня еще будет счастье.