Темный покровитель

27

ДЖИА

Я просыпаюсь в оцепенении. Сначала я не понимаю, где нахожусь. Резко пахнет антисептиком, а когда я шевелю руками, ткань под ними кажется грубой. По крайней мере, по сравнению с тем, к чему я привыкла. Я моргаю, пытаясь прояснить зрение. Надо мной яркий, слепящий свет, и я поднимаю руку, чтобы прикрыть глаза. Справа от меня происходит какое-то движение, и я чувствую, как большая теплая рука внезапно накрывает мою.

Испугавшись, я поднимаюсь, во всяком случае, пытаюсь это сделать. Тело болит, голова раскалывается, и я больше всего хочу снова заснуть.

— Сокровище мое. Джиа. — Знакомый голос пробивается сквозь туман, и я снова моргаю, проводя рукой по лицу. Когда я опускаю ее, сердце сжимается в груди.

Я лежу на больничной койке, понимаю я. В больничной палате. Я чувствую укол в руку и понимаю, что там стоит капельница. Но все это не имеет значения, потому что рядом со мной в жестком кожаном кресле сидит Сальваторе, его рука сжимает мою.

Мой муж.

Он резко встает, наклоняется надо мной, и обе его руки оказываются на моем лице, а сам он неистово целует меня. Я задыхаюсь, не подумав, открываю рот, и слышу его стон — звук, близкий к облегчению, когда он берет мое лицо в свои руки и целует меня так, словно думает, что никогда больше меня не увидит.

Когда он разрывает поцелуй, то смотрит на меня сверху вниз, его руки все еще прижаты к моему лицу.

— Джиа.

— Ты жив, — вздыхаю я, моргая от внезапно навернувшихся на глаза слез. — Ты не умер.

Сальваторе растерянно смотрит на меня.

— Нет, я не умер.

— Петр сказал, что ты мертв. — Большая часть произошедшего кажется мне туманной, как будто я с трудом могу вспомнить огромные куски, но я помню это. Я помню, что почувствовала, когда он сказал это, как трудно было удержать надежду на то, что он лжет. Но Сальваторе здесь, передо мной, и я почти уверена, что не сплю.

Челюсть Сальваторе сжимается.

— Это он уже мертв.

Шок пронзает меня насквозь, но в нем нет печали, только облегчение. Если он мертв, значит, он больше никогда не сможет причинить нам вред. Его отец все еще проблема, и, несомненно, будет оставаться ею, если он тоже не умрет, но все, о чем я могу думать, это то, что Петра больше нет. Он больше никогда не прикоснется ко мне. Он никогда не попытается причинить боль ни мне, ни Сальваторе, ни нашему ребенку.

— Ты уверен? — Шепчу я, и Сальваторе напряженно кивает.

— Я сам его убил.

Я закрываю глаза, у меня вырывается всхлип облегчения, и я чувствую, как по щекам текут слезы. Сальваторе сжимает мою руку, его пальцы нежно касаются моей щеки.

— Шшш, сокровище. Не нужно плакать.

Я снова открываю глаза, тяжело сглатывая.

— Я думала, что больше никогда тебя не увижу.

Лицо Сальваторе при этом темнеет. Он осторожно присаживается на край кровати, прижимая ладонь к моей щеке.

— Я думал, что потерял тебя, Джиа, — тихо говорит он. — И я думал, что упустил шанс сказать тебе о своих чувствах. Я не хочу повторять эту ошибку.

Мой пульс подскакивает, сердце в груди бьется чуть быстрее.

— И что же ты хотел сказать? — Шепчу я, встречаясь с его глазами.

Его пальцы проводят по моей челюсти, задевая нижнюю губу, и на его лице появляется выражение такой нежности, что у меня перехватывает дыхание.

— Я люблю тебя, Джиа, — прошептал он. — Я должен был сказать это раньше, но я не совершу ту же ошибку, и буду говорить это так часто, как только смогу, теперь, когда я это сделал. Я люблю тебя. И я так благодарен, что ты все еще здесь, со мной.

Свежие слезы проливаются, катясь по моим щекам, когда я поднимаю на него глаза.

— Я тоже тебя люблю, — шепчу я. — Я так рада, что с тобой все в порядке.

Сальваторе одаривает меня тонкой улыбкой.

— Я тоже.

— Прости, что не поверила тебе об опасности, — мягко говорю я. — Я должна была. Теперь я понимаю, что ты говорил правду.

— Я знаю, сокровище. — Его рука накрывает мою. — Тебе потребовалось время, чтобы понять это. И я понимаю, почему.

Я тяжело сглатываю, пытаясь говорить сквозь слезы. Все, что я чувствую, нахлынуло разом, чувства, о которых я никогда не думала, что могу испытывать, но теперь все кажется правильным, как будто так должно было быть всегда.

— Я не думала, что ты можешь быть тем, кто мне нужен, — шепчу я. — Но ты снова и снова доказывал мне, что ты хороший муж, Сальваторе. Что ты защитишь меня, что это все, что ты когда-либо пытался сделать. Я доверяю тебе. Я люблю тебя. И мне жаль, что это заняло так много времени.

Он нежно берет меня за руку и наклоняется, чтобы поцеловать, его пальцы касаются моего лица.

— Теперь мы здесь, сокровище мое, — прошептал он мне в губы. — Это все, что имеет значение. Ты, я и наш ребенок.

Я поднимаю на него глаза, и в моей груди зарождается надежда.

— С ребенком все в порядке? Ты уверен?

Сальваторе кивает.

— С нашим ребенком все в порядке. Медсестры не думают, что у тебя будут какие-либо осложнения. Все, что тебе нужно, это отдых, и скоро мы сможем отправиться домой.

Слезы облегчения снова заливают мои глаза, и я прижимаюсь лбом к его лбу, отпуская их. Мы остаемся так на долгую минуту, пока я наконец не нахожу в себе силы стереть их. Сальваторе проводит большим пальцем по моей щеке, его ладонь нежно обхватывает мое лицо.

— Спи, сокровище, — говорит он. — Я останусь здесь с тобой. А потом мы сможем пойти домой.

Проходит три дня, прежде чем мы можем отправиться домой. Сальваторе остается со мной все это время, отправляя Джозефа домой за свежей одеждой и принимая душ в маленькой кабинке в моей комнате. Когда врач наконец дает добро, Сальваторе стоит рядом, пока я переодеваюсь, и делает все возможное, чтобы помочь. Он не хочет быть далеко от меня, очень заботится обо мне, и если раньше мне казалось это удушающим, то теперь я это ценю.

Он думал, что потерял меня, а я думала, что потеряла его. Сейчас никто из нас не хочет быть далеко от другого. И все, чего я хочу, это наконец-то оказаться с ним дома.

Я сплю почти всю дорогу до особняка. Я просыпаюсь от того, что машина останавливается во дворе, и ловлю момент, когда лицо Сальваторе расслабляется, явно радуясь возвращению.

— Мы действительно в безопасности? — Тихо спрашиваю я. — Угроза исчезла?

Сальваторе кивает.

— Не думаю, что после этого Игорь станет мне перечить. Белла вернулась домой к своей семье, а многие его люди мертвы. Если он захочет что-то предпринять, ему придется сначала многое восстановить. Но я не верю, что он это сделает. И он больше никогда не доберется до тебя, сокровище, — добавляет он. — Больше не будет никаких союзов. Игорь пойдет против меня, если захочет отомстить, и он пожалеет об этом, если попытается.

— Спасибо, что пришел за мной. — Я медленно сажусь, протягиваю к нему руки и смотрю на красивого мужчину напротив меня. Трудно поверить, что совсем недавно я думала, что ненавижу его. А сейчас, глядя на него, я не могу представить, кого бы я любила больше на свете.

— Я готов на все, чтобы ты была в безопасности, Джиа. — Сальваторе распахивает дверь и помогает мне выйти на солнечный свет, обнимая меня за талию. — И всегда буду.

— Я люблю тебя, — шепчу я, поворачиваясь к нему, и он поднимает мой подбородок, нежно касаясь губами моих губ. Он прижимает меня к себе, под теплым солнцем перед нашим домом, его руки обнимают меня, и я чувствую, как исчезает весь страх.

— Я тоже люблю тебя, Джиа Морелли. — Его рука скользит по моим волосам, и он наклоняется, целуя меня на этот раз более крепко. А затем одним движением он заключает меня в объятия, прижимая к своей груди, и я взвизгиваю от неожиданности.

— Что ты делаешь? — Спрашиваю я, и Сальваторе улыбается мне с намеком на озорной юмор в своей ухмылке.

— То, что я должен был сделать давным-давно. Несу свою жену через порог нашего дома. — Он приподнимает бровь. — Если ты не против, жена?

— Всегда, — обещаю я ему и говорю серьезно.

Я никогда не могла этого предвидеть, но Сальваторе, это все, чего я хочу. Все, что мне нужно.

Мой любовник. Мой муж. Мой покровитель…

Сейчас и до конца наших дней.