Тени из преисподней

9

Уже выйдя на улицу, Пролович неожиданно подумал о том, что Клименчук никак не мог ходить в одежде убитого, потому что милиция нашла одетый труп. Но теперь получалось, что Клименчук, о котором ничего не известно милиции, разгуливает в одежде, которая непонятно каким образом попала к нему из рук стражей порядка. Но это предположение показалось до того смелым, что Сергей просто растерялся: «Как одежда убитого могла попасть из милиции к Клименчуку? Бред какой-то… И как это я сразу не догадался спросить об этом у Сидоренко? Хотя, может, и правильно сделал, что не спросил — излишнее любопытство всегда кажется подозрительным. А может он меня в чем-то подозревает и решил проверить, не покажется ли это мне странным? Да и как могли захоронить еще не опознанный труп? Исключено! Значит, Сидоренко сказал мне неправду либо потому, что это служебная тайна, либо потому, что он мне не доверяет. Ему и в самом деле показался подозрительным мой вопрос и трупе. Но что может означать его недоверие? А что, если он меня подозревает? Вряд ли… В крайнем случае, мои слова подтвердят Варьянов, Инна Михайловна и Лидочка, не придумал же я в самом деле этого Клименчука».

Начал моросить мелкий, почти бисерный дождик. «И что сегодня за напасть такая: то снег, то солнце, то дождик?! Что за день?» — недовольно поморщился Сергей и раскрыл предусмотрительно захваченный с собой зонт.

Ровно в половине пятого Пролович вошел в угрюмый подъезд старого дома по улице Ленина и стал подниматься наверх. Шаги гулким эхом разносились по углам, словно в подъезде шли сразу несколько человек. Сергей не любил старые подъезды: они имели слишком мрачный вид.

За дверью дважды прозвонил дребезжащий звонок и послышались легкие шаги:

— Кто там?

— Это я — Сергей Васильевич. Можно к Лиде? — громко спросил Пролович и стал так, чтобы его было хорошо видно в глазок.

Дверь распахнулась и на пороге показалась мать Лиды, дородная и добродушная Марья Андреевна Санеева.

— Здравствуйте, а Лида дома? — еще раз спросил Сергей и смущенно спрятал за спину букетик гвоздик, который только что купил у азербайджанцев.

— Дома, дома! Лидочка, Сергей Васильевич пришел! — радостно объявила Марья Андреевна и почти силой втащила Проловича в квартиру.

— Проходите. Вот вам тапки. Правда, они вам будут немного маловаты, но это не страшно — они у меня широкие. А я сразу не стала открывать, вы уж извините! Мало ли какой случай и какой сброд по подъездам шатается. А мы только вдвоем с Лидочкой… Правда, сегодня сестра Соня приехала из Владивостока, но она всего на два дня проездом до Калининграда. Если что случится, то кричи хоть до посинения, ни один сосед не выйдет на помощь своя шкура дороже… — тараторила Марья Андреевна, словно специально копившая к приходу Проловича слова и теперь потоком выплескивающая их на гостя.

— Да, время сейчас сложное. Я только что из милиции. По поводу убитого в парке Мазурино вызывали, — Пролович сказал первое, что пришло ему в голову, чтобы не показаться неучтивым.

Сергей бывал до этого несколько раз у Лиды на квартире, но каждый раз это были короткие визиты «по делу»: то новый холодильник с Варьяновым привезли, то заезжали договориться об изменении графика.

— В милиции? А что же случилось? Мне Лидочка рассказывала, но я что-то не совсем поняла, — затараторила Марья Андреевна.

Сергей уже успел оправиться от первоначальной растерянности и теперь уже жалел, что так необдуманно проговорился о своем визите к следователю. Но его выручила Лида, неожиданно вышедшая в коридор:

— Вы уже пришли?

— Да. Может, слишком рано? — смущенно пробормотал Сергей и, едва заметно покраснев, вручил Лиде букет.

Лида, привыкшая к достаточно строгому и властному Проловичу, еще никогда не видела его таким робким и нерешительным и тут же ощутила где-то в груди щемящее, сладостное предчувствие чего-то особенного, что может ворваться в ее спокойную и размеренную жизнь и перевернуть вверх дном такой привычный и, вместе с тем, надоевший быт.

— Нет, как раз вовремя, — уверила она Проловича, — Большое спасибо за цветы!

— Подожди, Лидочка, Сергей Васильевич хотел рассказать нам про то, как его вызывали в милицию, — недовольно перебила Марья Андреевна, которой Лида невольно помешала насладиться «жареной» новостью из первых рук.

«Я ей ничего не обещал, однако!» — вспомнил Пролович и тут же сказал фразу, которая обычно убийственно действует на пожилых женщин, помнящих время Сталина:

— Понимаете, Марья Андреевна, я бы, конечно, рассказал вам, но видите ли, какое дело…

— А что такое? — шепотом спросила Марья Андреевна, заинтригованная тем, что Пролович начал говорить очень тихо.

— Они взяли с меня подписку, что я не буду разглашать тайну следствия и предупредили, что могут быть неприятности.

— Но Сергей Васильевич, это, ведь, только мне, — со слабой надеждой в голосе пробормотала Марья Андреевна.

— И рад бы, да не могу. Как-то мне не по себе, лучше уж выполнять, что сказали. Вы ведь помните «Витебское дело»? — почти похоронным тоном закончил Пролович, едва сдерживаясь, чтобы не засмеяться в голос.

— Конечно, Сергей Васильевич! Раз уж дали подписку, то ее надо выполнять, — с тихим вздохом сказала Марья Андреевна, огорченная тем, что ей не удалось узнать ничего интересного.

— Раздевайтесь! Что же вы в проходе стоите? — наконец сказала Лида.

— Ой, Сергей Васильевич, вы проходите, это я совсем под старость ничего не соображаю и держу человека в коридоре, — виновато затараторила Марья Андреевна.

— А, может, мы лучше пойдем до кинотеатра пешком? — спросил Сергей, наполовину снявший куртку и теперь натянувший ее вновь.

— Можно и пешком, — согласилась Лида.

Дождь прекратился, но везде, где только было можно, стояли огромные унылые лужи, казалось, что кто-то продырявил землю и теперь через эти дырки видно второе небо, расположенное внизу. Проходящие машины поднимали целые тучи брызг, которые мелким серебристым бисером оседали на лица и одежду прохожих. Сергей, словно невзначай, оттопырил локоть и выставил его в сторону Лиды, ожидая, что она возьмет его под руку. Но Санеева сделала вид, что ничего не заметила. На самом же деле Лида хорошо заметила этот не совсем ловкий жест своего спутника, но пока медлила, а вдруг он просто так оттопырил руку, а она, как дура, навяжется ему первой?

Через некоторое время Сергей не выдержал:

— Возьми, пожалуйста, меня под руку, мы все же в кино идем, а не на работу.

Лида ничего не ответила и молча взяла Проловича под руку.

— Хороший сегодня день, — мечтательно сказал Пролович, хотя на самом деле день выдался не слишком легким.

— Хороший, — с улыбкой согласилась Лида и, как показалось Проловичу, теснее прижалась к его руке.

— Только, Лида… У меня к тебе одна просьба…

— Какая, Сергей Васильевич?

— Пообещай, что исполнишь?

— Прямо не знаю… — растерялась Лида.

— Не называй меня больше на «вы», мне это неприятно. И Сергеем Васильевичем больше не называй, как-то сухо и слишком официально.

— Но ведь между нами десять лет разницы. К тому же вы, то есть… В общем, мой начальник. А разве можно начальника называть по имени?

— Какой я к черту начальник?! Я, Лида, всего три года назад институт закончил, а ты в этом году будешь поступать, разве это большая разница?! воскликнул Пролович и тут же понял, что сказал глупость: девять лет и в самом деле в глазах восемнадцатилетней Лиды должны были казаться почти вечностью, а он сам — едва ли не стариком.

— Ну, если вы так хотите, перейдем на «ты».

— И — просто Сергей.

— Хорошо, я постараюсь. Только на работе пускай все будет по-прежнему.

— Договорились, — охотно согласился Пролович.

Пересекли площадь Свободы. На мосту через Витьбу остановились и несколько минут смотрели вниз на начавшую полнеть реку.

— Совсем наша Витьба в сточную канаву превратилась, — грустно заметил Пролович.

— Да, когда я была маленькая, она была пошире, — согласилась Лида.

Почти все время их недовольно обходили многочисленные прохожие и Пролович повел Лиду дальше.

У фонтанов они остановились и присели на одну из серых скамеек.

— Сейчас промочим одежду, — улыбнулась Лида.

— И ты, и я в джинсах, так что ничего страшного не случится. Да и скамейка совсем сухая.

Фонтаны уже освободились от снега, но пока еще дремали, ожидая, когда какой-нибудь начальник распорядиться включить воду. Три обнаженные женские скульптуры из камня сиротливо смотрели на пустые бассейны.

— Зимой мне все время кажется, что им очень холодно, одиноко, и неуютно, — сказала Лида, взглянув на статуи.

— Это просто потому, что они обнажены. У меня тоже иногда бывает такое чувство.

— А порой мне кажется, что это просто три нимфы, которых заколдовала какая-нибудь злая старуха-колдунья.

— Ты, наверное, очень любила в детстве сказки Андерсена?

— Любила. А ты?

— В общем-то тоже, но мне больше нравились Носов и Волков.

— «Волшебник Изумрудного города»?

— Да, вся эта серия, — кивнул Пролович.

— Я где-то читала, что Волков взял за основу романы какого-то американского писателя.

— Я тоже. Но, по-моему, если человек может сделать для детей хорошую сказку, то не грех и воспользоваться чужой идеей. Кто у нас знает Пиноккио? А вот про Буратино слышал каждый ребенок.

— А это не плагиат?

— Не знаю — я не знаток литературы. И Волков, и Толстой, по-моему, большую часть сами придумали, — пояснил Пролович.

Они говорили совсем не о том, что хотелось говорить. Сергею хотелось говорить о них самих, об их отношениях, но вместо этого разговора он то и дело перескакивал с одной темы на другую и во всех этих темах не было даже легкого намека на чувства. Впрочем, в конце концов, каждый из них был доволен уже хотя бы тем, что состоялся этот поход в кино, и тем, что сделано самое главное — положено начало. Начало человеческим отношениям, которые рано или поздно приведут или к взаимной дружбе, или к холодному расставанию, или к большой и жаркой любви.

Фильм оказался заурядным коммерческим боевиком новой волны, снятым какой-то полуподпольной студией и Сергей даже почувствовал некоторое облегчение, когда на экране зажглись заключительные титры.

— Ой, как фильм долго шел, уже почти девять, — взглянув на часы, удивленно воскликнула Лида.

— Да, почти два часа. То-то мне показалось, что он слишком длинный.

— Вам фильм не понравился?

— Смотреть можно, конечно… Но если откровенно, то фильм не очень. А тебе?

— А мне понравился. Не драки, конечно! А этот парень — он такой сильный и вместе с тем добрый… — Лида замолчала, заметив, что на губах Проловича промелькнула легкая усмешка.

«Все же она еще совсем ребенок. Иначе вряд ли поверила бы в эту глупую сказку о современном Робин Гуде. Мое поколение выросло совсем на других фильмах. Мое поколение? Чем же отличается мое поколение, если между нами всего десять лет разницы? И все же отличается. Они выросли уже при Горбачеве. А мы… Мы выросли до него и в этом, наверное, наше счастье… Мы не стали люмпен-машинами, заряженными мыслями о деньгах, мы остались людьми. Но разве Лида похожа на машину? Нет, она живой и очень легко ранимый человек. Просто они, словно беспризорники, выросли в нравственной пустоте и ущербном восприятии своей неполноценной гражданственности. А мы, пусть хоть в детстве, но все же были гражданами сверхдержавы. Наверное, они поэтому такие нервные и издерганные и так верят в Чумака и Кашпировского, совпадение снов и прочую чушь. Хорошо, что Лида забыла о Клименчуке», — подумал Пролович и, заметив, что Лида как-то отрешенно смотрит вниз, осторожно обнял ее за плечи. Лида едва заметно вздрогнула и быстро взглянула на Сергея.

— Какие у тебя красивые глаза! И волосы… — тихо прошептал Сергей.

— Тебе это просто кажется, — ответила Лида и прижалась к нему щекой.

— Мне это не кажется. Я боюсь, что мне кажется другое — будто бы я сейчас иду с тобой по городу. А что, если я сейчас проснусь, и ты исчезнешь?! — прошептал Сергей, удивляясь, что слова, которые он никак не решался сказать перед фильмом, теперь сами рвутся наружу.

Лицо Лиды озарилось счастливой улыбкой:

— Правда — наш город становится очень красивым по вечерам?

— Правда. Но не только по вечерам, он красивый всегда, — поправил ее Сергей.

— Пойдем в парк? — предложила Лида.

— Пойдем, — согласился Пролович.

— Только через мост, что ведет к концертному комплексу, — попросила Лида.

Мост проходил на достаточно большой высоте и где-то далеко внизу, словно тонкая серебристая струйка на дне холодного и темного ущелья, едва слышно журчала Витьба. Этот мост был только пешеходным, поэтому Сергей и Лида тихо стояли у перил, скорее слушая, чем рассматривая ночную реку.

Потом долго гуляли в парке, где обычно бывает много подвыпившей молодежи и где на этот раз не было ни единой живой души. Большие старые деревья, широко раскинувшие свои ветви, сросшиеся в один огромные невод, привносили ощущение таинственной и вместе с тем удивительной сказки…

Домой Сергей вернулся пешком, потому что лишь в два часа ночи отпустил окончательно замерзшую Лиду, а к этому времени весь транспорт уже был в парках.