Сергей прожил в своей маленькой однокомнатной квартире на Фрунзе вместе с матерью двадцать пять лет. Мать работала на комбинате шелковых тканей и почти ежедневно ездила туда через весь город. Часто ей приходилось работать в вечернюю, а то и ночную смены, и тогда в доме становилось пусто и одиноко. Особенно после девяти вечера, когда уходили последние, ненароком задержавшиеся товарищи. Да и ночью спать одному в пустой квартире было не очень приятно. Но все это было давно, еще в беззаботное школьное время конца семидесятых — начала восьмидесятых.
После смерти матери прошло уже больше трех лет, но Пролович все никак не мог свыкнуться с этой мыслью окончательно. Порой он просыпался среди ночи от чьих-нибудь гулких шагов, раздававшихся в подъезде, и тогда ему казалось, что это мать возвращается с работы и вот-вот зазвенит долгожданный звонок. Иногда сон и действительность настолько тесно переплетались между собой, что Сергей и в самом деле видел себя открывающим дверь и впускающим мать в комнату…
Едва Сергей приехал с работы, как в квартиру сразу же ворвался его закадычный друг и одноклассник Валерка:
— Собирайся, сейчас поедем на Полоцкий рынок.
— Зачем?
— Там узнаешь, поехали.
— Слушай, Бумагин — или ты говоришь зачем, или я остаюсь дома! — вскипел Пролович.
Его всегда раздражала привычка Бумагина говорить загадками, но на этот раз Сергей к тому же был не в духе из-за утренних событий.
— Какая муха тебя сегодня укусила? — добродушно развел руками Бумагин.
— Неприятности на работе были, какой-то странный псих приходил.
— Что за псих? Это уже интересно! — обрадовался Бумагин, рассчитывая услышать интересную историю.
— Да ладно, Валерка, ерунда это, как-нибудь в следующий раз расскажу. Так зачем на рынок ехать?
— Там литовцы резину привезли, а у моего «Жигуленка» передние колеса совсем «лысые».
— Ну а я тут при чем?
— Поможешь мне их до гаража довезти. На рейсовом автобусе.
— А почему сам на машине не съездишь?
— Я мотор вчера вечером разобрал, пока соберу, всю резину раскупят. Сейчас все метут, хоть и дорого. А потом опять жди две недели, когда еще раз привезут.
Покрышки так и не купили: то ли литовцы уже все продали и уехали, то ли их там и не было вовсе. В любом случае, затратив без пользы почти полтора часа, Пролович вернулся в свою квартиру. Взяв из ящика газеты, Сергей удобно расположился на своем диванчике и даже не заметил, как уснул.
Проснувшись, он не сразу понял, где находится и еще несколько секунд вертел вокруг головой, пока окончательно не сообразил, что лежит на собственном диване. «Надо же, в трех соснах заблудился — своей квартиры не узнал!» — раздраженно подумал Пролович и недовольно покосился на свои светящиеся в темноте часы. Было уже около десяти вечера. Сергей включил торшер, а затем телевизор. По первому каналу шел какой-то занудный фильм и Сергей переключился на БТ, там как раз начинались витебские «Навiны». «Навiны» Пролович не любил и уже хотел было вновь переключиться на первый, но в этот момент на экране появился капитан милиции:
— Двадцать шестого февраля в парке Мазурино был обнаружен труп неизвестного мужчины тридцати трех — тридцати семи лет с огнестрельной раной в области живота. Смерть наступила от переохлаждения и потери крови. Неизвестный был одет в желтые брюки и черно-белый свитер с надписью «бойз». Верхней одежды не оказалось: она, очевидно, была похищена. Посмотрите на эту фотографию, возможно, кто-то из вас сможет опознать потерпевшего.
Сергей впился взглядом в экран: приметы одежды Клименчука странным образом совпадали с приметами, которые сообщил капитан. Пролович даже вспомнил, что на свитере были непонятные ржавые пятна, которые на поверку вполне могли оказаться засохшими пятнами крови. И в самом деле, свитер на экране был точно таким же, как и свитер Клименчука, в котором тот приходил утром на прием. Сергей попытался вглядеться в лицо убитого. В первое мгновение ему даже показалось, что оно очень похоже на лицо Клименчука, но в телевизоре что-то загудело и изображение внезапно пропало. Пролович подбежал к телевизору и принялся яростно щелкать кнопками и вращать регулировочные ручки, но тщетно. Когда восстановилось изображение, с телеэкрана уже рассказывали о жалобе каких-то жильцов с Московского проспекта на перебои с подачей воды. Проблемы жильцов сейчас интересовали Сергея меньше всего и он откинулся на спинку дивана, пытаясь обдумать увиденное: «Так, все совпадает. Жаль, конечно, что до конца не досмотрел. Но там, скорее всего, телефоны объявили, а это не так уж и важно. Конечно, дырка на свитере Клименчука может быть простым совпадением… Не может быть это никаким совпадением: свитер и штаны явно сняты с убитого. Может, Клименчук — убийца? Тогда зачем ему надевать одежду убитого и расхаживать в ней по городу? А вдруг он и в самом деле маньяк? Если только он и в самом деле убил того несчастного, которого нашли в парке, то это вполне вероятно. Какой-то странный случай… Эдакий некрофильный трансвестизм, когда хочется переодеваться в одежду убитого. Вполне вероятно, если вспомнить все то, что я знаю: странные подглядывания в окно, слежка за Лидой, незапотевающее зеркальце, синеватый цвет кожи, желтые глаза… Стоп, как же я мог забыть про глаза — он вполне может болеть Боткина?! Очевидно, с этим связано и незапотевающее зеркало, и холод во рту — общий упадок сил. И из поликлиники он странно исчез… Была ли у него одежда? Верхняя одежда? Не помню. Как же я не посмотрел… Но к чему мне это было тогда?! Если он был без верхней одежды, то… То он вполне мог найти свою жертву в парке убитым или раненым, но уже ограбленным. А что, если…?» Сергей представил себе, как Клименчук сидит над обнаруженной беспомощной жертвой, лежащей в снегу безлюдного парка, и со злобными огоньками торжества в глазах следит за ее агонией, чтобы через минуту переодеться в одежду трупа. Картина была столь яркой, что Пролович даже зажмурился, стремясь прогнать наваждение. «Да, скорее всего, он не убивал, у маньяков такого рода редко бывает огнестрельное оружие. Но он явно имеет отношение к убитому… А почему мне показалось, что лицо убитого похоже на лицо Клименчука? Может, он убил брата-близнеца? Нет, скорее всего, я не успел ничего толком разглядеть и мое воображение дорисовало то, что не успел увидеть глаз, когда пропало изображение. Может, не стоит звонить о нем в милицию: они охотно свалят на маньяка нераскрытое убийство?! Но что он хотел от Лиды? А вдруг он хотел ее убить?!» — от последней мысли на лбу у Сергея выступил холодный пот. Он подумал, что у Клименчука вполне мог быть пистолет и тот, почувствовав «вкус крови», может быть занят поиском новой жертвы. «И эта жертва — Лида?! Нет! А почему нет? Вполне может быть. Надо все же сообщить в милицию о его визите, а там пускай разбираются, виноват он или нет», — Сергей раздраженно пнул ногой лежавший на полу карандаш.
Пролович не любил «стучать» и не любил милицию, но все же сейчас он чувствовал, что о Клименчуке надо сообщить. Надо, уже хотя бы потому, что Лида напугана его странным поведением. «Он даже за руку ее схватил!» — с отвращением вспомнил Пролович.
Перед сном Сергей немного почитал «Бесов» Достоевского, но усталость быстро дала о себе знать. «Жаль все же, что сегодня не удалось поработать с Лидой. Хватит быть мямлей — в воскресенье надо пригласить ее в кино, в «Спартак» или «Беларусь». Лучше в «Спартак» — он дальше от ее дома…», Сергей пока еще не задумывался о своих чувствах, и, если бы кто-нибудь сейчас спросил его о том, любит ли он Санееву, Пролович бы лишь недоуменно пожал плечами в ответ. Но вот в кино ему пойти хотелось и, уже засыпая, Сергей представил, как они под руку с Лидой входят в зрительный зал…