Тени из преисподней

20

На столе у Сидоренко уже лежало медицинское заключение о невменяемости зубного врача Проловича, но интуитивно капитан чувствовал подвох. И сейчас, услышав о том, что Пролович просится на допрос, Сидоренко решил присмотреться к нему повнимательнее. Не то, чтобы капитан не доверял Боченко, но все же и тот и другой были врачами, и к тому же Боченко был хорошим другом напарника Проловича Варьянова. Поэтому вся эта история с поспешным определением невменяемости Проловича очень походила на попытку спасти последнего от тюрьмы. Конечно, можно было просить освидетельствовать Проловича и в Минске, но в этом случае Сидоренко неминуемо бы попал в сложное положение, потому что дочь Боченко была замужем за сыном председателя облисполкома.

Пролович к вечеру, похоже, немного пришел в себя и о его утреннем приступе напоминали лишь безумно бегающие по сторонам глаза. Сидоренко предложил Проловичу стул и услал выводного в коридор — капитан решил, что в крайнем случае он справиться и один.

— Вы тоже решили, что я сумасшедший? — с дрожью в голосе спросил Пролович.

«Неплохо играет, если только играет», — подумал Сидоренко, с детства усвоивший стереотипное житейское представление о том, что ни один псих не считает себя таковым. И здесь Сидоренко решил рискнуть: «Во всяком случае, если он псих, я просто надаю ему по морде и скажу, что он на меня набросился, а если не псих, то скорее всего испугается»:

— Я так вовсе не считаю. Вы выкрали из морга труп и расчленили его на части. Возможно, перед этим еще и изнасиловали — это покажет экспертиза. Не зря же в наших беседах вы так часто упоминали о маньяке — у кого что болит, тот о том и говорит. Вы же, скорее всего, были и в квартире Санеевых. И убили хозяйку.

Проловичу показалось, что холодный, беспощадный взгляд Сидоренко буквально просверлил его тело насквозь.

«Испугался! Несомненно испугался! Значит, он не псих. Обманул комиссию? Вполне возможно, раз он сам врач. А если это сговор? Недаром же все они рассказывают о каком-то маньяке…», — Сидоренко начал чувствовать, что вместо желаемого прояснения дело все больше запутывается и покрывается мраком.

— Послушайте, я рад, что вы так считаете. Конечно, это ужасно, что вы приписываете мне убийство мамы Лидочки, но зато вы хоть верите в то, что я не псих. Поверьте мне, все, что я сказал на утреннем допросе, правда! — с волнением сказал Пролович и даже вскочил со стула.

— Сидеть! — крикнул Сидоренко.

Сергей удивленно застыл на месте, а затем, наконец, поняв смысл окрика, медленно опустился на место.

Сидоренко закурил и принялся рассматривать в упор сидящего перед ним врача: «Уж не переигрывает ли он? Вроде бы говорит вполне осознанно, но тут же настаивает, что весь утренний бред про зомби — правда! А если все же переигрывает и, будучи хорошим актером, пытается переиграть меня наверняка?! В конце концов, Варьянов и Боченко вряд ли имеют отношение к похищению трупа. В противном случае первый не стал бы звонить утром в милицию. А вот спасать Проловича от тюрьмы по тем или иным причинам волне могут. Взятка? Что-то еще? А если этот Пролович и в самом деле псих? Вряд ли, слишком уж умно он со мной говорит. Просто он подлец, который насилует трупы. Или же больной человек. Больной не в смысле психики, а больной в смысле искажения половых влечений. Но, в любом случае, труп расчленил именно он и уже одно это является преступлением. Похоже, что связь между убийством Клименчука и похищением его трупа далеко не такая очевидная, как это показалось раньше. Медицинское заключение о невменяемости Проловича подписано Боченко и, в конце концов, именно он за все в ответе. Псих Пролович или нет, сказать трудно, но в любом случае у меня пока нет доказательства того, что он кого-нибудь убил. Так что пусть им занимается Боченко. Во всяком случае, до тех пор, пока эти доказательства не появятся. Нужно вплотную заняться чеченцами и закрывать дело — похоже, стало ясно, что кто мог украсть труп из морга».

— Так что же вы хотели мне сказать? — наконец нарушил молчание Сидоренко.

— Поверьте мне — я не сумасшедший! В это, наверное, почти невозможно поверить, но все, что я рассказал утром — правда!

— Значит, вы понимаете, что ваш рассказ, мягко говоря, немного странный?

— Я и сам на вашем месте не поверил бы, но…

— Что «но»? — заметно оживился Сидоренко.

— Но это, все же — правда.

Как только Проловича отвели в камеру, Сидоренко сразу же позвонил Боченко и вызвал того к себе на четыре часа дня.

В четверть пятого в дверь раздался несмелый стук.

— Войдите! — не слишком приветливо откликнулся Сидоренко, потому, что его уже начало беспокоить отсутствие врача.

Дверь приоткрылась, и на пороге появился Боченко:

— Можно?

— Входите. Что же это вы опаздываете?

— Всего на четверть часа, — Боченко взглянул на часы и недоуменно пожал плечами, словно хотел сказать этим жестом, что такую небольшую задержку нельзя всерьез назвать опозданием.

— Ну, как бы то ни было — в следующий раз постарайтесь не задерживаться! — сухо сказал Сидоренко, вновь вспомнив о том, что дочь Боченко замужем за сыном председателя облисполкома.

— А что — будут вызовы еще? — спросил Боченко и улыбнулся едва заметной, немного презрительной улыбкой.

— Это будет ясно по ходу следствия, но не исключено, что будут.

— А в чем, собственно, дело?

— У вас не было сомнений, когда вы подписывали эту бумагу? — спросил Сидоренко и подал Боченко заключение медицинской комиссии о невменяемости Проловича.

— Послушайте, я уже двадцать лет занимаюсь психиатрией и, слава богу, знаю свое дело! Если в других случаях и приходится иногда сомневаться, то в случае с Проловичем все абсолютно ясно.

— Как же могло все это произойти… После того, как заболела (Сидоренко вначале хотел сказать «сошла с ума») Санеева? Вы ведь сами утверждали, что еще вчера Пролович хорошо себя чувствовал?

— Очевидно, Пролович оказался слишком возбудимым. Возможно, это связано с его общим переутомлением, а возможно, что дело в другом: может быть, он очень переживал болезнь Санеевой, которую, кстати, очень любил и за жизнь которой очень опасался. На почве этого у него мог развиться паранойяльный бред преследования и он решил «обезопасить» Санееву и уничтожить воображаемого мертвеца, для чего и выкрал настоящий труп, Он, видимо, слишком серьезно воспринял то, что ему рассказала Санеева.

— И насколько серьезно это расстройство рассудка у Проловича?

— Обычно паранойяльный синдром развивается достаточно долго, но в данном случае все могло произойти быстро. Но не надо забывать и о том человеке, который постоянно заглядывал в окна поликлиники — с этого момента и могла начаться болезнь Проловича. Сейчас невозможно сказать, насколько долго продолжится его бред, потому что шизофрения, проявившаяся в возрасте Проловича, лечится с большим трудом. Может быть, улучшение наступит лишь спустя несколько месяцев или даже лет. А может быть, оно не наступит вовсе, — задумчиво сказал Боченко и подал следователю заключение комиссии, которое до сих пор нервно вертел в руках.

Сидоренко спокойно отложил заключение в сторону, сделал глубокую затяжку и, выпустив облако дыма, наконец, задал свой главный вопрос, который приберег для самого конца беседы:

— Все это было бы вполне логично, но как вы объясните тот факт, что труп гражданки Соколовой, расчлененный Проловичем, был украден за несколько суток до нападения на квартиру Санеевых. При этом была убита еще одна работница морга, причем она была задушена точно таким же способом, что и гражданка Санеева? А отсюда напрашивается очень любопытный вывод — либо Пролович сам украл труп и напал на квартиру Санеевых, либо у него был сообщник! Последнее кажется мне более вероятным. Отсюда становится понятно, зачем Пролович делал вид, что любит Лиду — он просто заранее изучал квартиру. Разве не так?

— Труп был украден из морга до нападения на квартиру Санеевых?! удивленно выдохнул Боченко.

— В том-то и дело, что раньше. Поэтому из-за вашего, может быть, поспешного медицинского заключения, Пролович получил возможность уйти от справедливого наказания.

— Но… Но Проловичу могли просто подсунуть труп в квартиру.

— Зачем? И к тому же экспертиза доказала, что именно он расчленил труп. Зачем человеку расчленять подброшенный труп? — Сидоренко чувствовал, что загнал Боченко в угол.

Но капитан умолчал еще об одном обстоятельстве — экспертиза показала, что Пролович с кем-то боролся и получил два удара топором по плечу. Но пока не удалось обнаружить никаких следов второго человека — в комнате ничего не было, кроме крови и волос Проловича, трупа гражданки Соколовой и отпечатков пальцев Варьянова.

— Но… — вновь начал Боченко и растерянно замолчал, не зная, что сказать дальше.

— Поэтому у меня есть основание подозревать, что Пролович просто ловко сымитировал сумасшествие в своих, до конца мне не ясных, целях. Я просил бы вас осмотреть его еще раз и сделать это более внимательно.

— Вы мне не доверяете?! — вспыхнул Боченко.

— Дело вовсе не в этом. Кстати, в каких вы отношениях с напарником Проловича Варьяновым? — демонстративно мягко спросил следователь.

— В хороших. Но при чем тут это?!

— Как знать, может быть, Варьянов… Помешал вам правильно оценить состояние его напарника по работе?

— Каким образом?

— Как-нибудь эмоционально высказывался о болезни Проловича и это могло сбить вас с толку.

— Я профессионал и меня не могут сбить с толку ничьи эмоциональные высказывания! В том числе и ваши! Но раз так, я не буду возражать против того, чтобы Проловича переосвидетельствовали в Минске или в любом другом городе! — перешел на крик Боченко.

Глядя на его раскрасневшееся от гнева лицо, Сидоренко невольно испугался, что и Боченко может спятить прямо у него в кабинете.

— Об этом нет и речи — у меня нет оснований для недоверия. Я просто хотел, чтобы вы посмотрели Проловича еще раз, но уже более внимательно, возразил капитан.

— Я смотрю его ежедневно. Но, раз так… Теперь уже я настаиваю на переосвидетельствовании, потому что в данном случае оказалась задетой моя профессиональная репутация!

— Как хотите, — кивнул головой Сидоренко и едва скрыл свою радость: «В конце концов, ты захотел этого сам!»