Тени из преисподней

7

Сергей с трудом влез в переполненную «семерку» и при этом получил локтем в лицо от какой-то толстой женщины, пробирающейся к выходу. В другой раз Пролович так просто этого бы не оставил, но сейчас лишь беззлобно чертыхнулся: ни тетка, ни, тем более, переполненный трамвай, не могли испортить ему настроения — ощущая мелкие тычки и давление спрессованной человеческой массы, Сергей уже предвкушал поход в кинотеатр и последующую прогулку по городу. Проловичу казалось, что все сегодня особенное, не похожие на другие дни: и веселое солнце, впервые после долгой зимы по-настоящему греющее освобождающуюся от снега землю, и светофоры, радостно подмигивающие пассажирам, и тротуары, сверкающие зеркалами свежих луж и ручьев. Глядя на эту картину, трудно было поверить, что всего несколько часов назад небо было затянуто тучами и по городу гуляла самая настоящая метель. Казалось, что природа чувствует настроение Проловича, претерпевшее за первую половину дня не менее грандиозные метаморфозы, чем погода. Теперь лучше чувствовали себя те, кто не одел теплые вещи — все остальные изнывали от жары, возникшей от невообразимой давки.

С трудом вырвавшись из цепких тисков человеческих тел, Пролович вылез из трамвая и с наслаждением свел и развел лопатки.

Уже поднимаясь по лестнице к себе на этаж, Сергей услышал, что в его квартире звонит телефон. Лихорадочно достав из кармана ключ, Сергей открыл дверь, подбежал к телефону и снял трубку, но на том конце провода раздавались лишь длинные, унылые гудки. «Черт — совсем немного не успел! А теперь не скоро перезвонят, потому что решат, что меня нет дома», недовольно подумал Сергей и стал прикидывать, кто мог ему позвонить в это время. Но Пролович ошибся, всего через несколько минут телефон зазвонил еще раз.

— Здравствуйте, это квартира Проловича? — сразу же спросил незнакомый мужской голос, как только Сергей снял трубку.

— Да. Что вы хотите? — немного суховато ответил Пролович, не любивший, когда его собеседники не называли себя при разговоре.

— Моя фамилия — Сидоренко. Я — следователь, веду дело об убийстве в парке Мазурино. Сегодня утром дежурный сообщил мне о вашем звонке. В интересах дела нам нужно встретиться и сделать это как можно быстрее.

— Но…

— В чем дело? Вас что-нибудь не устраивает?

— Дело в том, что мне нужно освободиться хотя бы к половине шестого. В связи… В связи с семейными обстоятельствами.

— Сейчас без пятнадцати три. Если вы поъедете хотя бы к половине четвертого, я вас отпущу к половине шестого наверняка. Идет?

— Пожалуй. А как я вас найду?

— Я буду ждать вас в своем кабинете на втором этаже — двести десятая комната.

— А разве у вас свободный вход?

— Захватите с собой паспорт, и вас пропустят.

— Хорошо, я постараюсь быть у вас в половине четвертого. Больше никакие документы не нужны?

— Нет. Буду ждать, — следователь повесил трубку.

«Быстро, однако же, они сработали, я только утром позвонил, а уже в обед они меня вызвали! Наверное и впрямь дело очень серьезное», — Сергей подошел к окну и выглянул во двор. В старой, полуразвалившейся песочнице возился трехлетний соседский карапуз Вовка. Вовка с наслаждением копал песок большой пластмассовой лопатой и время от времени, словно настоящий взрослый землекоп, вытирал рукавом курточки пот. Но вскоре это ему наскучило и уставший Вовка уселся прямо на мокрый песок. Почти тут же появилась его вечно нервная и издерганная мать, что-то закричала, подняла сына с песка и потащила домой. Вовка вначале заплакал, а затем и вовсе заорал во все горло, норовя ударить мать лопаткой. Но после двух увесистых шлепков как-то сразу успокоился, и они исчезли в подъезде.

Наскоро разогрев вчерашний суп, Сергей пообедал и принялся собираться в милицию.

В половине четвертого Пролович вышел из троллейбуса на перекрестке с улицей Лазо, перешел на другую сторону проспекта Фрунзе и там остановился, вынужденный пропустить строй десантников в камуфляжном хэбэ, которые возвращались в свою часть. «Вновь перешли в подчинение армии после путча», — подумал Пролович, взглянув на голубые береты.

Открыв дверь, Сергей сразу же увидел сидящего за столом молодого сержанта с красной повязкой дежурного на рукаве. Пролович представился и хотел было достать паспорт, но сержант остановил его жестом и поспешно сказал:

— Проходите. Двести десятая — на втором этаже слева от лестницы.

Сергей быстро отыскал нужный ему кабинет и уже хотел было постучать, но тут из соседней двери выскочила полная женщина и, поминутно оглядываясь на вышедшего следом за ней лейтенанта, завопила на весь коридор:

— И главное, что нажом, гад, пыряеть и ящо смяецца! Глазы б выцарапала!

— Не надо кричать! Мы с этим разберемся. А пока поезжайте домой. Если вы нам еще понадобитесь, мы вызовем вас повесткой.

— Вызавте, я завсегда правду скажу! Яно можа и плоха, пра саседяв, но если ета сука нажом, я терпеть не буду! — продолжала вопить женщина.

Когда они поравнялись с Проловичем, он решительно постучал в дверь и вошел внутрь:

— Разрешите?

За широким письменным столом прямо напротив двери сидел молодой мужчина примерно одного возраста с Проловичем, одетый в серый гражданский костюм. Оторвавшись от каких-то бумаг, мужчина поздоровался и показал на стоящий возле стены стул. Сергей сел и тут же почувствовал себя неловко: «Сидит за столом, словно вершитель судеб, а я у стены, как проситель или нашкодивший школьник в кабинете у директора школы».

— Сергей…

— Васильевич.

— Сергей Васильевич, повторите, пожалуйста, все, что вы говорили сегодня утром дежурному. Только постарайтесь не упускать детали.

Пролович рассказал о визите Клименчука и несколько раз по просьбе Сидоренко повторил описание одежды странного пациента.

— А сейчас подойдите, пожалуйста, к столу и посмотрите несколько фотографий, — предложил Сидоренко.

Сергей подошел и принялся рассматривать разложенные на столе снимки. На всех них был убитый в парке. Одну из фотографий Пролович видел вчера по телевизору. Сергей сразу же обратил внимание на одежду: на убитом был точно такой же свитер, в каком приходил на прием Клименчук. Штаны тоже были похожи, но все же утверждать наверняка было нельзя из-за того, что фотография была не цветной, а черно-белой.

— Что вы можете сказать по поводу этих фотографий?

— Свитер тот же, а штаны похожие…

— Что значит «похожие»?

— Если бы был цветной снимок, я бы сказал точнее.

— Чем богаты, тем и рады, — следователь принялся собирать фотографии со стола.

Пролович впервые внимательно взглянул на лицо убитого, потому что раньше все его внимание было сосредоточено на одежде из-за боязни ошибиться. Лицо было очень похоже на лицо Клименчука. Пролович не выдержал и почти вырвал фотографии из рук Сидоренко.

— В чем дело? — резко спросил следователь, удивленный таким поведением врача.

— Убитый… Я не знаю, это может быть бред… Но мне кажется, что… Что человек на фотографии очень похож на Клименчука. Если бы сам Клименчук не приходил ко мне на прием, я мог бы подумать, что это его труп, срывающимся от волнения голосом сообщил Пролович.

— Что-о?! — удивленно поднял брови Сидоренко.

— Схожесть просто поразительная. Еще вчера, когда фотографии быстро показали по телевизору, мне почудилось, будто в лице убитого я различил какие-то знакомые черты. Но потом телевизор перестал показывать, и я решил, что мне просто померещилось. А сейчас я почти уверен, что между убитым и Клименчуком есть сильное портретное сходство.

— То есть, вы считаете, что они могли быть родственниками?

— Не знаю, я не специалист в этих вопросах.

— А он не назвал вам свое имя и отчество?

— Назвал и я даже записал их в журнал.

— Где этот журнал?

— У меня в кабинете.

— Завтра сообщите мне его имя и отчество.

— Хорошо.

— Ну а каких-то специальных примет: шрамов, родинок, родимых пятен вы не заметили? — немного усталым голосом спросил Сидоренко.

— Да, родинка. Как я мог о ней забыть?!

— Где она располагалась? — оживился следователь.

— Над верхней губой, то ли чуть справа от носа, то ли чуть слева.

Сидоренко неожиданно уронил на пол свою ручку и заметно побледнел, но почти тут же взял себя в руки:

— Очень хорошо. Значит, завтра вы сообщите мне имя и отчество Клименчука, а сейчас можете идти. Я отпустил вас даже раньше условленного времени — сейчас только пять часов, — с деланной улыбкой сказал Сидоренко.

Следователя выдавали глаза: он смотрел на Проловича с такой отрешенной озабоченностью, словно решал в уме какую-то очень сложную задачу.

— И еще, у Клименчука были желтоватые белки глаз. Возможно, он болен желтухой.

— Примета интересная, но…

— Вы меня не поняли, рано или поздно он окажется в инфекционном отделении, — пояснил Пролович с легким превосходством специалиста.

— И как скоро?

— Я думаю, что не позднее, чем через месяц-другой, — Сергей вспомнил о фотографиях и тут же ему в голову пришла сумасшедшая мысль:

— А нельзя ли посмотреть… труп убитого?

— Это еще зачем? — подозрительно спросил Сидоренко и его глаза, колючие, острые буравчики, впились в Проловича, словно и в самом деле надеялись прочесть все его мысли.

— Я бы сравнил лица, все же фотография это не то.

— К сожалению это невозможно: труп захоронен сегодня утром, — сухо сказал Сидоренко и встал из-за стола, давая понять, что разговор окончен.