Тени кафе «Домино»

Кафе «Домино»

В «Домино» было непривычно тихо. В полупустом зале сидели степенные нэпманы с дамами, привлеченные сюда эпатажной славой заведения.

За своим обычным столом сидел Леонидов, Мариенгоф, Благородный отец и редактор журнала «Кино и сцена» Аристарх Колесников.

– Олег, – спросил Мариенгоф, – Луначарский как-то спрашивал меня, когда ты напишешь для него кино.

– А я пишу, – Леонидов поболтал ложечкой в чашке кофе.

– О чем? – возбудился Колесников.

– Я хочу сделать фильм о Москве…

– Видовую, – разочарованной вздохнул Благородный отец.

– Да нет, милый Мишенька, это будет драма, где главным героем все равно будет город. Это фильм о тяжелом восемнадцатом годе, о людях, поверивших в счастья и не убежавших на Юг. Героями фильма будут журналисты и печатники, вагоновожатые и рабочие электростанции, актеры и художники.

– Ну а любовь будет, – усмехнулся Мариенгоф.

– Обязательно.

– Вагоновожатого с печатником.

Все захохотали.

– Да нет, – ответил Леонидов, – любовь, украшающая жизнь.

В кафе с шумом вкатилась веселая компания киношников во главе с Леной Иратовой.

– Все привет.

– Почему так тихо?

– Где тапер?

– Мы гуляем.

Бертеньев подошел к столу Леонидова.

– Добрый вечер, коллеги.

– Здравствуйте, Вадим.

– Олег, я вчера был в журнале «Россия», в следующем номере стоит Ваша повесть «Старец» о Распутине. Я не удержался, прочел сверку, отлично, просто очень здорово.

– Спасибо, Вадим, редко, кто из нашего цеха хвалит коллег.

– Потому что они завидуют, а мне завидовать, вроде, не с руки.

– Вадим! Вадим!

Послышался капризный голос Лены.

– Простите, друзья, меня зовут, – Бертеньев видимым сожалением откланялся.

– Хороший парень, – сказал ему вслед Колесников, – дружелюбный, пишет неплохо, широкий.

– Уж больно хорош, – недобро сказал Мариенгоф. – Из людей такого типа я признаю только нашего Олежку.

– Спасибо, Толя, – улыбнулся Олег.

– Одним спасибо не отделаешься, пишешь роман тайно от всех, жаль, что Сережи нет, он бы тебя не одобрил.

– Право слово, Олежек, сухое спасибо в горло не лезет, – печально вздохнул Михаил Романович.

– Чем отметим?

– Я буду вино, – сказал Мариенгоф.

– Я тоже, – поддержал его Колесников.

– А я коньяк, так уж и быть, – махнул рукой Благородный отец.

– А я маленькую рюмочку ликера, – Татьяна неслышно подошла и положила руки на плечи Леонидова.

Он вскочил и обнял ее.

Лена за своим столом, увидев это, сказал громко:

– Какой мерзавец.

– Кто, Леночка? – встрепенулся Бертеньев.

– Просто так, налейте мне шампанского.