Спирька Кот.

Под потолком кружила большая желтая муха, она то вспыхивала ярко, то вновь тускнела и выла противно, на одной ноте, похожей на шум бормашины.

Спирька попытался отмахнуться, но муха не улетела. Он открыл глаза, увидел зеленые казенные стены с мокрыми пятнами, дверь, обитую железом.

Он сел на нары и его начало мутить. Спирька подполз к ведру, заменявшему парашу, и его рвало долго и жестоко.

Заскрипели ржавые петли, и дверь открылась.

– К тебе без соленого огурца заходить нельзя, – сказал выводной.

– Начальник, – с трудом выдавил Спирька, – где я?

– Ну и накушался ты, Спиридон. Дня два квасил?

– Семь.

– Дай тебе Бог здоровья, я с четверти в лежку.

– Ты мне, Христа ради, скажи, где я?

– Так в Гнездяковском, Спиря, в знакомых местах.

– В сыскной значит. Добрая душа, принеси воды, ведро.

Спиридон откинулся к стене, дыша тяжело и часто. Двери отворились, выводной внес зеленое погнутое ведро с выцветшим красным номером семь.

Спирька не то вздохнул, не то простонал, опустил голову в ведро и начал громко хлебать.

– Эх, – выводной покачал головой, – не доведет тебя гулянка до хорошего, Спиря.

А тот все пил. Потом сунул голову в ведро.

Вытащил ее, отряхиваясь как собака.

Брызги разлетелись по камере.

– Теперь не помру. Век не забуду тебя.

В коридоре зычно прокричал кто-то:

– Котова на допрос.

– Пошли, раб Божий, ответ держать будешь.


В кабинете сидели Тыльнер и Оловянников.

– Ну до чего хорош, – покачал головой Тыльнер, – смотри, опух-то как.

– Что есть, то есть, – ответил Оловянников. – Что же ты пил, сердечный?

– Все, – прошептал Спирька, – что попадалось, то и пил.

– А у нас к тебе, Спиридон, вопросов поднакопилось, ответить бы надо.

– Не могу, не соображаю ничего. Похмели, начальник. А то Богу душу отдам.

Спирьку била дрожь, даже стул под ним ходил ходуном.

– А ведь впрямь умрет, – сказал Оловянников, – у нас в депо техник с бодуна пришел и преставился.

– Так что делать? – вздохнул Тыльнер.

– Сейчас.

Оловянников достал из угла большую сумку, в которой деповцы носят инструменты.

– Вам гостинцы вез, да придется их пожертвовать на благо красного сыска.

Оловянников достал из сумки здоровенную флягу.

– Это что, – заинтересовался Тыльнер.

– Первач, спичку поднесешь – горит, жена моя Анна Степановна на черноплодке его настояла.

– Нектар, – вздохнул Тыльнер.

Оловянников взял с окна большую медную кружку.

– Вы в ней чай заваривайте?

– Именно.

– Ничего.

Он отвинтил крышку фляги, налил полкружки, потом поглядел на Кота и наполнил до краев.

– На, подлечись.

– Не могу, – простонал Кот, – расплескаю. Поставь на стол, начальник.

Тылнер взял кружку, поставил на стол.

Кот подвинулся со стулом, наклонился и выцедил здоровый глоток.

Постепенно руки перестали дрожать, тогда он взял сосуд и выпил.

Поставил кружку на стол и замер.

Лицо его приобрело нормальный цвет, а глаза стали вполне осмысленными.

– Бог тебе за все воздаст, начальник, – сказал он нормальным зверским голосом, – ты хоть и молодой, но нас понимаешь, о тебе ребята хорошо говорят.

– Спасибо, Кот, на добром слове. Товар видишь?

В углу лежали женские платья, костюмы, пальто.

– Отпираться не буду, мой товар. Взял в магазине на Кузнецком.

– С кем брал?

– Начальник, ты же знаешь, я всегда один работаю. Упаковал в тюки, нашел извозчика и к себе отвез.

– Значит, магазин берешь?

– Пиши протокол.

– А почтовый вагон на станции Ожерелье?

– Бога побойся, я на железке не работаю.

– Я конечно с Богом отношения выясню, – Тыльнер закурил, предложил папиросы Коту.

Потом открыл стол, достал почтовую квитанцию.

– Твоя?

Кот взглянул мельком.

– Моя, сеструхе товар отправлял.

– А как же она оказалась на месте преступления?

– Начальник, – Кот посмотрел на квитанцию, – не бери на голое постановление. Я мануфактуру из вагонов не тырю.

– Если бы мануфактуру, – вмешался Оловянников, – деньги Спиря, деньги. Маски на рыло натянули, маузера в руки и госсобственность в карман.

– Когда это было?

– Да недавно совсем, двадцать шестого того месяца.

Спиридон задумался. Взял со стола папиросу, закурил.

– Так значит двадцать шестого, говоришь? В какое время?

– В двадцать минут одиннадцатого вечера.

– Не в цвет, начальник. Нахалку шьешь. В это время в «Домино» я, Володя Маяковский, репортер Леонидов и писака Алымов в железку по крупному заряжали.

– Во сколько начали?

– Восьми не было, а закончили под утро, уж больно крупная игра была.

– Ты, говоришь, с Леонидовым играл? – оживился Тыльнер.

– Ну.

– Ну и как сыграл репортер?

– Крупный куш снял.

– Надо поздравить.

Тыльнер понял телефонную трубку.

– Барышня, соедините, пожалуйста, с «Рабочей газетой». Спасибо... Жду… «Рабочая газета»? Как бы мне переговорить с товарищем Леонидовым…

Тыльнер закрыл ладонью трубку и сказал Коту:

– Сейчас все проверим. Алло… Олег Алексеевич, доброе здоровье… Тыльнер беспокоит… Дело, прям скажем, важное. Что же Вы крупные выигрыши от друзей скрываете?.. Кто сказал?.. Тайна… Точно, Спиридон... Спасибо, отмазали Вы его от крупной неприятности. Всегда готов. До вечера.

Тыльнер положил трубку, крутанул ручку.

– Все в масть, Спиридон, кроме одного. Как твоя квитанция в вагон попала. Поделись со мной, разговор у нас получится, а в бандотделе МЧК наплевать на твои показания. Была квитанция, значит, и ты был.

– Так, начальник, – Спиридон вскочил, – было дело непонятное очень. Я сеструхе с почтамта товар отправил и решил в Банковский переулок к свату зайти. У него сапожная мастерская, он с сынами туфли шьет чище французских. Ну, значит, иду…


…Спирька вошел в темный Банковский переулок. Фонари не горели, но он прекрасно ориентировался.

Навстречу ему двигались четыре человека, в темноте практически неразличимых.

Когда они поравнялись со Спирькой, вспыхнул свет карманного фонаря.

– А ну пошел, не то я тебе, падло, руки оторву, – рявкнул Кот.

– Месье, у Вас есть деньги? – по-французски спросил человек с фонарем.

– Ты что несешь, фонарь гаси!

– Тогда снимайте пальто.

– Что?! Да ты, фраер, знаешь, кто я? Я Кот, Спирька Кот, меня все общество знает.

– Слушай, я твоих блатных примочек не знаю.

Фонарь скользнул по четырем фигурам, и Спирька увидел четыре маузера, направленные ему прямо в живот.

Он снял пальто, потом пиджак, жакет с золотой цепочкой и часами, брюки и туфли.

– Спасибо, месье Кот, и помните, мы вас, уголовную сволочь, будем нещадно давить, как и ваших красных коллег. А теперь идите…


…Ну я и пошел к свату, сказал, что проигрался, а не то позора не оберешься. А квитанция в пальто была.

– Ну что же, Спиридон, – Тыльнер встал, потянулся – с нападением на вагон мы с тобой разобрались. Теперь отведут к народному следователю Трегубскому, он магазином и займется.

– Спасибо, начальник, – Спирька встал, причесался, привел себя в порядок, закинул руки назад и пошел к двери.

Зазвонил телефон.

– Тыльнер у аппарата. Здравствуйте, Федор Яковлевич, вот беседуем о давешних французах. Кто беседует? Оловянников… Не знаете… Это субинспектор Линейного отдела… Что же все, что есть…

Тыльнер положил трубку.

– Нас в ЧеКу зовут.

Загрузка...