Тени кафе «Домино»

Кафе «Домино».

При входе Леонидова встретил Николай Николаевич, директор кафе поэтов.

– Олег Алексеевич, где встречаете Новый год?

– Здесь, конечно.

– Тогда прошу приобрести билетик.

Олег взял билет, посмотрел на цену.

– Ого!

– А что Вы хотите? Знаете, сколько расходов Вам один?

– Да.

Леонидов огляделся и не узнал кафе.

Закопченная грязная стена сияла разноцветной краской. Розовой, черной, зеленой и золотистой.

– Когда вы успели?

– Успели.

В зале больше не было «буржуек», помытые окна отражали свет люстры, исчезли со столов керосиновые лампы, вместо них стояли электрические с розоватыми абажурами.

Четыре художника расписывали стены: кубист, абстракционист, модернист и последователь «Могучей кучки».

На золотистой стене колосилась рожь, висело над ней веселое солнце, а по дороге шел кудрявый парень с тальянкой, очень похожий на Сергея Есенина.

– Вот это да! – обрадовался Леонидов.

– Это наш сюрприз Сергею Александровичу.

– Налаживается жизнь, Николай Николаевич, – весело сказал Леонидов.

– Слава Богу, электричество дали, котельные заработали, продукты появились. Слава Богу. Поужинаете?

– Обязательно.

Леонидов сел за стол.

Появилась официантка.

– Добрый вечер, Олег Алексеевич, рекомендую салат «Домино» и колбасу по-извозчичьи в горшочке.

– Несите.

– А выпить?

– Как всегда и кофе.

К его столу подошел «благородный отец» и красивая актриса Таня.

– Не прогонишь?

– Садитесь, я очень рад. Танечка, чем Вас угостить?

– Только кофе.

– А я возьму то же, что и ты.

– А ты, Михаил Романович, откуда знаешь, что я заказал?

– У них больше ничего нет, – засмеялся по-театральному громко «благородный отец».

– Олег, – Таня посмотрела на Леонидова огромными синими глазами, – Вы на Новый год будете здесь?

– Обязательно, я уже и билет купил. А Вы, Таня?

– Непременнь. Правда, у нас в театре традиционный капустник, но я приду и будут петь.

– Значит, я не зря купил билет.

– Спасибо.

В зал вошли трое одетых в хорошие заграничные пальто и не московские светлые зимние кепки.

В руках у каждого была большая коробка, упакованы в разноцветную бумагу.

К ним бросился Николай Николаевич.

– Глеб, голубчик, неужели привезли?

– А как же, наше слово – закон. Вот коробка из Риги, эта из Варшавы.

– Батюшки, – удивился «благородный отец», – это же наши кожаные ребята.

Глеб подошел к столу.

– Здравствуйте вам. Привезли елочные игрушки. Я из Риги, а Коля из Варшавы.

– Так запросто в Европу за украшениями для елки? – развел руками Леонидов.

– А у нас служба такая, мы же дипкурьеры. Можно мы к вам присядем, у нас напитки неплохие.

Он поставил на стол бутылку виски и ликера.

В зале внезапно началась суета.

Официантки под присмотром Николая Николаевича сдвинули столы, накрыли их скатертями.

– Кто-то собирается крупно гулять, – Леонидов присмотрелся, – я таких скатертей не видел здесь.

– Никто не видел, – прокомментировал «благородный отец», – их вчера саблинский шофер привез.

И словно в подтверждение его слов в зал, нагруженные ящиками водки, вошли два адъютанта красного генерала.

К ним бросился Николай Николаевич.

– Скоро прибудут? – забеспокоился он.

– Через час, так что время есть. Помогите кто-нибудь в машину за напитками.

– Сделаем.

Адъютант оглядел зал и увидел Леонидова.

Звеня шпорами, подошел к его столу.

– Товарищ Леонидов, Вы должны в течение сорока минут покинуть кафе.

– Не понял, – Леонидов встал. – Вы что, пьяны?

– Никак нет, я выполняю поручение товарища командарма.

– А он здоров? А то над нами психолечебница.

– Товарищ журналист, Елене Сергеевне будет неприятно сидеть с Вами в одном зале.

– Пусть домой едет, – Леонидов сел, – а то ей неприятно станет жить со мной в одно городе, в РФСР, на земном шаре, наконец.

Подскочил второй адъютант.

– Нам приказали, если Вы будете упрямится, вывести Вас силой.

– Ну выводи, – зло усмехнулся Леонидов и встал. – Выводи, я жду.

– Ребята, – поднялся «благородный отец», – не делайте глупостей, у нас это не принято.

– Вас это не касается, товарищ артист, поэтому сидите спокойненько.

– А Вы хам, молодой человек, – «благородный отец» вскочил. – За это в приличном обществе, куда Вас, правда, никогда не пустят, бьют по лицу.

– Попробуйте, – засмеялся адъютант.

– Я попробую, – Леонидов вскочил и ударил правым прямым.

Адъютант сбивая стулья, полетел к дверям, чуть не врезавшись в своего начальника, который с Еленой Иратовой весело входи в зал.

Адъютант шлепнулся у его ног.

– Извини, дорогая, – Саблин и Блюмкин подняли адъютанта и посадили на стул.

Блюмкин взял со стола стакан воды и плеснул ему в лицо.

– Я тебе говорил, Юра, что слушать женщин нельзя.

– Хам, – злобно ответила Елена и пошла к накрытым столам.

Когда она проходила мимо компании Леонидова, Татьяна встала, посмотрела на часики-медальон:

– Нам пора, Олег, пошли, опаздывать неудобно. Дай мне пальто.

Леонидов взял со спинки стула пальто Татьяны, оделся.

Лена, которая все слышала, нехорошо поглядела на них.

– Вы, Танюша, испортили отношения с примой, – тихо сказал Леонидов.

– Ничего, переживет, – вмешался «благородный отец», – и право, пошли отсюда, други. Наш буфетчику весь театр завалил осетрами. Где взял – стражайшая тайна. Пошли, поедим жареной рыбки благородной, а у меня в уборной заветная бутылочка припасена.

– Пошли, – согласился Олег.

Когда они проходили мимо Саблина, тот тяжело и злобно посмотрел на Леонидова.

На улице Татьяна, засмеявшись, спросила:

– У Вас много врагов, Олег?

– Ей Богу, не знаю, не считал.

– Если будет считать, прибавьте еще одного.

– Пошли, пошли в храм чувственных удовольствий.

«Благородный отец», словно на сцене, вознес руки.

– Помните, что ночь в пустом театре промывает душу.