Тени кафе «Домино»

МУР

Тыльнер в кабинете заваривал кофе.

Николаев открывал бутылку «Бенедектины».

На маленьком столике в углу были расставлены чашки, нарезан лимон, лежали конфеты в вазочке.

– Ну что, Александр Иванович. Начальство мы умыли…

– Мне в старые времена, когда мы одесским сыщикам помогали заловить московскую хиву, которая почту грабанула, их чиновник для поручений Соломон Кополеев рассказал анекдот, как Басю с Молдованки коммивояжер выдавал замуж за английского принца – «…ее еле уговорил, теперь надо уговорить принца».

– Ну наш принц, думаю, согласится.

– А я не уверен.

– Почему?

– Потому что его опять всю ночь в ЧК продержали.

– Да что же им от него надо?

– Как сказали бы мои друзья – одесские сыщики – «мамочка, роди меня обратно, но в рабочее-крестьянской семье». Это и меня касается, и Вас, Георгий. Никогда мы не будем им ровней. Что бы мы не делали и как бы не служили. Я уже старый, моя игра окончена. А вам с Леонидовым много придется пережить.

Николаев подошел к столу, налил рюмку ликера.

Выпил.

– За что пьем? – улыбнулся Тыльнер.

– За убиенных своих. Сына Андрея, студента философского, во время Октябрьских боев поймали у Университета, он в студенческой форме был. А на стороне юнкеров дрались студенческие отряды. Так его господа матросы прямо к стенке Альма Матер и прислонили, жена от умерла от горя. Жил у меня ворон. Я его на Никитском бульваре подобрал птенцом с крылышком поломанным. Двадцать лет у меня жил, любил меня, почище любой собаки. Пришли товарищи с обыском. Он каркнула, а они его шлепнули.

– Так как же Вы им служите? – ахнул Тыльнер.

– А я и не служу. Нет больше надворного советника и кавалера орденов Николаева. Есть нечто бездушевное и не думающее. Вроде как игрушечный городовой.

– Как же Вы служить-то можете?

– Пока мог, а по весне уеду в Зарайск. Там у брата домик. Буду овощи выращивать.

– Без Вас тяжело будет.

– Милый Георгий Федорович, я внимательно слежу за Вами и могу сказать, я бы Вас взял в Сыскную полицию.

– Спасибо.

В дверь постучали.

– Да, – крикнул Тыльнер.

– Товарищ инспектор, к Вам гражданин Леонидов.

– Давай его.

– Слушаюсь.

Олег Леонидов, как всегда элегантный, появился в кабинете.

– Доброй ночи.

Он принюхался.

– Ого, пахнет свежим кофе, лимоном… Ага, а вот и пузатенький, как монах, «Бенедектин», конфеты. Георгий, Вас назначили начальником Угро, и Вы отмечаете это событие?

– Нет, дорогой Олег Алексеевич, эта роскошь исключительно в честь Вашего визита.

– Ой, не люблю я, когда в мою честь достают из глубины шкафа «Бенедектин», но что поделаешь, человек слаб, тянет его к изобретению монахов.

Сели за стол.

Тыльнер разлил по чашкам горячий кофе.

Николаев наполнил рюмки.

– Я за хозяев выпить хочу этого небольшого, но очень опасного дома.

Засмеялся Леонидов и выпил.

Потом сам взял бутылку и вновь разлил.

– Что-то Вы зачастили, Олег Алексеевич, – сказал Николаев.

– Душу, друзья, согреть хочу.

– Остудило ее времечко? – печально спросил Николаев.

– Правы Вы, Александр Иванович. Остудили. Наше время пропиталось подлостью, предательством и ложью.

– Ну Вы и заехали, – Тыльнер взял кофейник, налил себе кофе. – Уж больно мрачно воспринимаете Вы, Олек Алексеевич, мир, в котором мы живем.

– Мир, в котором на приходится жить, – поправил Николаев.

– Друзья, – Леонидов закурил, – вы же тянете на философский диспут. Другие, эх, другие мысли занимают вас.

– Олег Алексеевич, – Тыльнер встал, – помощь Ваша нужна. Срочно. Вы же на французском говорите как парижанин.

– Естественно. Мой покойный папенька, светлая ему память, – Леонидов перекрестился, – работал с Дягилевым, и я мальчиком пять лет прожил в Париже, даже в школе там учился.

– Вы слышали о похищении картины Рюисделя в Питере?

– К нам в редакцию, правда, с опозданием, приходят питерские газеты.

– Мы вышли на похитителей и картину. Но нужна Ваша помощь.

– Я согласен, но при одном условии. Коллеги журналисты должны узнать об этом из моей статьи. Заметано?

– Заметано, – обрадовался Тыльнер.