Тени кафе «Домино»

Наводчица

Извозчик на дутиках подъехал к ресторану «Мавритания».

Из лакированной коляски выпрыгнул Бартеньев и протянул руку прелестной молоденькой девушке.

Для такого кавалера, такой коляски и, главное, такого ресторана она была слишком скромно одета.

Швейцар приложив руку к козырьку, открыл дверь.

– Милости просим.

Гардеробщик взял скромное пальто девушки словно самый дорогой мех.

Навстречу солидному гостю вышел хозяин.

– Прости, Вадим, еще краской пахнет, ремонт только закончили. Здесь же отряд революционных матросов стоял, так разокрали и поломали все. Слава Богу, я светильники в семнадцатом домой увез. Я тебе в фонтанном накрыл.

Они сидели в кабинете, стены которого были обиты синим с серебром бархатом.

Полукруглый диван занимал половину кабинета, в углу был маленький изящный фонтан.

Они сели за стол.

Подлетел официант, налил Бартеньеву водки, дамы золотистое вино.

И исчез так же тихо.

– Твое здоровье, Иринушка, – Бартеньев опрокинул рюмку.

Ирина чуть пригубила вино.

– Знаешь, милая, я здесь подумал и подыскал тебе симпатичных домик в Филях на Почтово-Голубиной улице.

– Батюшки, – засмеялась Ирина, – название какое милое.

– А домик еще краше. И не будет никаких соседей по квартире, пяти керосинок на кухне, очереди в туалет. Я дам адрес человека, ты поедешь к нему и договоришься. Деньги-то остались, не все на шубки ушли.

– Ну как ты можешь так говорить. Я купила три шубки. А украшения у меня от мамы остались.

– Надеюсь, ты на работу не ходишь в дорогом мехе?

– На работу я хожу в пальто, в котором пришла в ресторан.

– А дома?

– Все просто. Надеваю пальтишко, а в наволочку прячу шубу. Потом в соседнем подъезде переодеваюсь.

– А пальтишко куда?

– У меня есть ключ от дворницкого чулана, там и прячу.

– Молодец. Господи, что за время! Дочь действительного статского советника, смолянка, не может одеться, как хочет.

– Не лукавь. Могу. Но нельзя, я, конечно, дочь генерала, смолянка, но я наводчица. Обычная вульгарная наводчица. Бандитка, и это очень романтично, как в романах Эжена Сю.

– Но-но, – погрозил пальцем Бартеньев, – не увлекайся романами, жизнь страшнее намного.

– Тем не менее, есть шесть заявок на получение крупных сумм. Три очень большие, их повезут солдаты на грузовике, а три обычные – артельщики получают и несут.

– А охрана?

– Когда как.

– Значит, скоро у нас опять будет много денег.

– Скажи мне, а твоя актриса, она что, лучше меня в постели?

– Ты же знаешь, что она нужна мне как красивый костюм.

– Знаю, потому не ревную, а спрашиваю, она лучше меня в постели?

– Нет. Она и там играет пьесу наслаждения.

Ирина засмеялась.

– Странно, но с восьми лет тебя люблю. Я только пошла в гимназию, а ты был уже студент.

– Ирочка, я тебя тоже люблю, скажи, на работе все чисто?

– Еще бы. Я профактивистка. Руковожу профтеатром, пишу для него злободневные пьесы на тему нашей банковской конторы. Иногда балуюсь с начальником кадров в его кабинете.

– Я тоже не ревную.

Бартеньев налил ей вина.

– А тебе и не следует ревновать. Ты приходишь ко мне последнее время редко. А мне мужик нужен.

– Ты моя ненасытная.

Бартеньев встал, поцеловал Ирочку.

Она вздрогнула, лицо покраснело.

– Давай заканчивать обед и к тебе.

– Слушаю, моя повелительница.