Тени кафе «Домино»

ЧК.

Штальбург вышел из «Метрополя».

Обернулся, злобно посмотрел на солдата в новенькой шинели, с кобурой на боку и закурил.

Рядом с выходом горели два электрических фонаря. Свет их был зыбким и противно желтым.

Штальберг постоял в раздумье и двинулся в сторону Тверской, к кафе «Домино».

Он шел, иногда похлопывая себя по левой стороне пальто, словно не веря, что пачка денег лежит в кармане пиджака.

Навстречу ему шли двое молодых людей.

Они о чем-то весело болтали, курили папиросы.

Когда они поравнялись со Штальбергом, то ловко завернули ему руки за спину.

– Спокойно, Штальберг, ЧК.

Подъехала машина, и журналиста запихнули на заднее сиденье.

Кабинет как кабинет, никогда не скажешь, что он находится в такой страшной организации.

Диван черный кожаный, двухтумбовый письменный стол, покрытый зеленым сукном, маленький приставной столик, вешалка у входа, книжный шкаф, забитый томами русских классиков.

На стене портрет Ленина, за столом начальник МЧК Манцев.

Раздался стук в дверь.

– Войдите.

На пороге человек в штатском.

– Задержанный доставлен.

– Заводи.

В кабинет ввели Штальберга.

– Идите, – махнул рукой Манцев, и сотрудник исчез.

– Борис Борисович Штальберг, ныне корреспондент «Рабочей газеты», а ранее заведующий Петербургским отделом «Русского слова»?

– Да, гос… извините, гражданин чекист.

– Зовите меня просто Василий Васильевич. Вы догадываетесь, Борис Борисович, почему Вы здесь?

– Пока нет.

– Как мне вас прикажете называть – гражданином Штальбергом или секретным сотрудником Потаповым?

– Вы что-то путаете, Василий Васильевич.

– Нет, драгоценный Борис Борисович. Я ничего не путаю.

Манцев взял со стола папку с надписью «МВД Российской империи, Департамент полиции. Совершенно секретно. Дело на секретного сотрудника „Потапова“.».

– Знакома ли Вам эта папка? – тихо спросил Манцев.

– Естественно, нет.

Манцев открыл дело.

– Я Вам зачитываю вслух: «…агентурное производство на заведующего Петербургским отделом газеты „Русское слово“ Штальберга Бориса Борисовича. Из разночинцев. Агентурный псевдоним „Потапов“, в наблюдении „Амурский“. В деле Ваша фотография и собственноручное согласие работать с Московским охранным отделом. Что Вы на это скажете?

– Один весьма многоопытный и умный человек в свое время дал мне дельный совет – ни с чем не соглашаться и ничего не подписывать. – Штальберг взял папиросу, лежащую на столе, закурил.

– Кто же это, если не секрет?

– Полковник Мартынов.

– Действительно, многоопытный господин. Мы его так и не нашли.

– И не найдете.

– Почему?

– А потому, что были люди, преданные режиму, а были те, кто ему только служил. Преданные сбивались в кучки, планировали заговоры и испарялись, а служивые находили себе другого хозяина.

– Любопытно, а знаете, гражданин Штальбург, что мы делаем с секретными сотрудниками Охраны, особенно такими, как Вы, получавшими высшую зарплату, награжденными орденом «Станислава» третьей степени…

– Хочу уточнить – с мечами, то есть за военные заслуги.

– Это не важно.

– Вам нет, мне да. А что Вы делаете, я знаю. Отправляете в гараж. Как поется в одной милой шансонетке:

– Любопытно, – усмехнулся Манцев, – Вы что, не боитесь смерти?

– Смерть наиболее естественная форма человеческой жизни. Она неотвратима, боятся ее люди счастливые, нашедшие свое предназначение. Я же живу иначе, так что совершенно не боюсь ее потерять.

Манцев изумленно посмотрел на Штальберга, он понял, что этот человек говорит правду.

– Жалею об одном, – продолжал Штальбург, – как говорят на бегах «угадал приличную сумму, а потратить не смог».

– Как знать, как знать. А где Вы, Борис Борисович, угадали, как Вы говорите, такие деньги? Уж не у Саблина?

– Именно.

– Никак в картишки рискнули?

– Зачем, продал ему безобидную для пролетариев информацию.

– Какую, можно узнать?

– Всегда. Красный генерал интересуется драгоценностями покойного Мамонта Далькского и ныне здравствующего Митьки Рубинштейна.

– Любопытно, очень любопытно, – Манцев взял папиросу, задумчиво постучал мундштуком по столу. – А мы то голову ломаем, зачем он в Москве объявился?

Штальберг нахально взял еще одну папиросу и закурил, пуская в потолок тугие кольца дыма.

– Судя по Вашему делу, – продолжал Манцев, – Вас использовали для выявления немецкой агентуры.

– Гражданин Манцев, меня никто не использовал. Не смотря на мою немецкую фамилию, я бы, есть и буду, если успею, патриотом России. Когда началась война, я случайно выяснил, что в Москве и столице есть люди, которые платят весьма приличные деньги нашим милым интеллигентам за пораженческие настроения. Я сам, меня никто на канате не тянул, пришел к Мартынову и предложил свои услуги.

– Судя по Вашему делу, Вы сработали весьма удачно.

– Да, потому что я презирал всех этих краснобаев: присяжных поверенных, общественных деятелей, продажных журналистов, купленных писателей.

– Вы вскрыли в Москве целую организацию.

– Не только в Москве, благодаря мне в пятнадцатом году арестовали Митьку Рубинштейна и еще целую кучу придворной мрази. Их взяли на даче немецкого резидента. Именно за это, несмотря на то, что я не носил форму, мне пожаловали Станислава третей степени с мечами.

– Как фронтовику, – удивился Мальцев.

– Меня могли прихлопнуть в любое время, для этого не надо было сидеть в окопах, как мой коллега Леонидов.

– Вот как мы сделаем, – сказал Манцев, – Вы пойдете в другую комнату, я прикажу принести Вам чай и бутерброды, и Вы напишите мне все подробно.

– Я могу забрать свой портсигар и зажигалку?

– Сделайте одолжение.