Глава 17

Мать Китона Дэниелса жила в пансионате для выздоравливающих больных в Лоуренсберге, между Цинциннати и Лексингтоном. Пансионат представлял собой поселок, растянутый на несколько миль вдоль двухполосного шоссе. Сонора ехала следом за арендованным темно-синим «крайслером» Китона. Через некоторое время он свернул налево, на грязную, засыпанную гравием проселочную дорогу и остановился у деревянного ранчо, построенного примерно в шестидесятые — семидесятые годы.

Они подошли к крыльцу и поднялись по ступенькам на бетонную веранду, где стоял ржавый гриль, напоминавший грязное корыто. Гриль был заполнен какой-то грязной жижей, в которой плавали бледно-серые осколки перегоревшего угля. В углу стояла старая дачная мебель, собранная из железных трубок, обтянутых виниловой пленкой. Сиденья протерлись, у многих стульев не было ножек.

Дэниелс постучал в застекленную дверь, которая вела в темную захламленную кухню.

— Нас здесь кто-нибудь ждет? — спросила Сонора.

— Я предпочитаю появляться без предупреждения, — ответил Китон.

Сонора оглянулась. Дом был окружен табачными плантациями, перемежавшимися полосками коричневой стерни, оставшейся от скошенного ячменя. Перед домом разбита неровная лужайка, густо поросшая клевером.

— Господи, никак это Китон, — раздался чей-то громкий и резкий голос. В дверях показалась женщина. — Китон, дорогой! Я почему-то подумала, что ты вот-вот должен появиться. Входи, входи и приглашай в дом свою спутницу.

Китон подошел поближе и попал в неуклюжие объятия пожилой дамы. Выглядело это весьма нелепо.

— Это полицейский инспектор Блэйр, — представил Сонору Китон.

— Полицейский?

— Она занимается расследованием убийств, Кейлин. Сейчас она работает над делом Марка.

Кейлин широко открыла рот, обнажив остатки пожелтевших зубов, один из которых уже начал чернеть. Это была полная женщина мощного телосложения, облаченная в свободное, как палатка, платье, сквозь проймы которого виднелась несвежая бежевая комбинация. Груди ее покоились на огромном рыхлом животе. Редкие серые волосы были собраны в тугой пучок, а мутно-голубые глаза по цвету напоминали мастику, которой был натерт пол в кухне. Над верхней губой ее виднелись редкие, но весьма приметные усики.

«Уж не испытывает ли Китон Дэниелс ненависть к своей матери?» — внезапно подумала Сонора.

— Дорогой, все это просто ужасно, просто ужасно, — причитала женщина, показывая им дорогу в столовую и далее в небольшой кабинет. Портреты родственников на стенах подтверждали самые худшие представления Соноры об интерьере типичного захолустного жилища.

— Всех больных огорчила смерть твоего брата, Китон. Мы ведь тут все как одна большая семья. И твоя мама тоже. Она чуть не умерла от горя. Честно говоря, мы ждали тебя еще вчера вечером.

Китон выглядел несколько сконфуженным.

— Весь вчерашний вечер мистер Дэниелс провел с полицейскими, — вмешалась Сонора.

Кейлин вновь раскрыла от удивления рот.

— А-а… — протянула она, — тогда понятно.

По сути дела, кабинет не выглядел очень уж грязным. Однако мебель в нем была старовата. Боковины дивана, обитого желтой тканью, сильно протерлись. На сиденье высокого дачного стула со специальной перекладиной для ног, валялись газеты, а с подголовника свисала землисто-серая салфетка. В углу мерцал оранжевый глазок воздухообогревателя. Камин был забит досками. Прямо перед ним стояла черная металлическая печка. На полке были расставлены фотографии беззубых младенцев с несоразмерно большими головами, а также парочка бронзовых детских башмаков, прижимающих сверху стопку брошюр «Ридерс дайджест».

Китон окинул взглядом комнату и, покосившись через плечо, спросил:

— Моя мать у себя в комнате?

— Угу, именно там она и находится, — закивала головой Кейлин. — Ну иди, иди. Я знаю, что она хочет тебя видеть.

Китон растерянно посмотрел на Сонору.

— Побудьте несколько минут наедине, — понимающе улыбнулась она.

Кивнув, он прошел по коридору налево. Сонора решила, что именно там и размещались больные Кейлин. «Если это так, то у них тут довольно тесная компания», — подумала она.

— Проходите и садитесь, дорогуша. Наверное, мне следует обращаться к вам «следователь». — Кейлин тяжело опустилась на легкий дачный стул зеленого цвета и придвинула носком туфли скамеечку для ног.

Сонора подумала, уж не предлагает ли ей эта дама усесться к себе на колени. Она устроилась на краешке дивана, надеясь, что Китон когда-нибудь да вернется. Сейчас она чувствовала себя куда менее безопасно, нежели когда участвовали в операции по поиску наркотиков.

Сонора вставила в диктофон ленту и приступила к интервью:

— Как долго вы живете в этом доме, миссис…

— О, вы можете называть меня просто Кейлин. Но если это нужно для вашего диктофона, то моя фамилия по мужу Бартон, а в девичестве я была Уитли.

— Итак, Кейлин Уитли Бартон.

Женщина одарила ее нежным взглядом:

— Дорогуша, не хотите ли охлажденного чая или какого-нибудь другого напитка?

— Нет, благодарю.

Кейлин взяла в руки веер, который в собранном виде служил когда-то палочкой в леденце «Попсайкл» и на котором была изображена романтическая сцена с Иисусом на переднем плане — кудрявые каштановые волосы, сентиментально-грустные глаза и молочно-белая кожа. А рядом с ним — ангельского вида овечка да кучка благообразных детишек у ног.

— Не знаю, как вы, а мы уже топим. Я должна обогреть моих людей, потому что им холодно. Мне кажется, что с годами кровь становится жиже. Да и мистер Бартон говорит, что к старости кровь разжижается.

Эта дама с гнилыми зубами продолжала поражать Сонору: это же надо, называть собственного мужа «мистер Бартон».

— Как давно живет у вас мать Китона?

— Около четырех лет.

— А что с ней?

— Я думала, вы знаете. У нее проблемы с ногами.

Краем уха Сонора услышала где-то вдалеке низкий, приглушенный голос Китона Дэниелса.

— Как я поняла, у нее недавно был посетитель.

— Должно быть, вы имеете в виду эту щуплую девицу, которая приходила вчера?

— Как ее все-таки звали?

— И в самом деле, как же? Знаете, следователь, похоже, она так и не представилась. Она просто сказала, что пришла проведать миссис Дэниелс. Мистер Бартон еще сегодня утром укорял меня за то, что я впустила ее в дом, говорил, что не следовало этого делать. Просто я как-то сразу не сообразила… Она вроде никому не причинила никакого вреда. Хотя — о бедная миссис Дэниелс! — Она была чем-то очень огорчена после ее ухода. Просто ужасно огорчена.

— А что именно девушка сказала, когда подошла к двери?

— Она подошла к главному входу. Надо отметить, что большинство людей пользуются боковой дверью ведущей в кухню, поэтому мы редко открываем главный вход. Она сказала, что пришла увидеться с миссис Дэниелс. Да, это было хрупкое создание. Знаете, такая невысокая, волосы светлые-светлые, вьющиеся, почти до плеч. Карие глаза, бледная кожа, но щеки у нее просто горели. Создавалось впечатление, будто у нее жар. Мне даже показалось, что она больна. Да и выглядела она какой-то испуганной. В общем, впустила я ее и проводила к миссис Дэниелс. Я ведь знала, что из-за этого ужасного убийства Марка миссис Дэниелс захотят навестить родственники и близкие.

Сонора кивнула.

— Пока она была там, я возилась на кухне, готовила на ужин кукурузный пудинг. Моим людям нравится кукурузный пудинг. Он сладкий. Рецепт его мне дала двоюродная сестра. Когда-то она написала кулинарную книгу и опубликовала ее при содействии моего зятя.

Сонора опять кивнула. Ничего не поделаешь — придется потерпеть.

— И тут я услышала плач. Из кухни было не очень хорошо слышно, поэтому я прошла через кабинет — проверить мистера Римуса. Ему часто бывают нужны его любимые ароматизированные таблетки. У каждого из наших больных есть свое расписание, и они не любят его нарушать. Это их сильно расстраивает.

Сонора так и не поняла, что же это за расписание, но ей не хотелось расспрашивать об этом Кейлин.

— Так вот, проходя мимо комнаты миссис Дэниелс, чтобы передать таблетки мистеру Римусу, я увидела, что ее дверь закрыта. Меня это удивило, потому что я постоянно прошу всех оставлять двери открытыми, чтобы можно было наблюдать за ними и все такое прочее. Но дверь была закрыта, и мне показалось, что я слышу какое-то, чуть ли не птичье, щебетание, а потом — голоса. Итак, я вошла к мистеру Римусу, чтобы передать ему его лекарство, и была удивлена, когда он сказал, что ему разонравились эти мятные таблетки. Он заявил, что предпочел бы неароматизированные, и добавил, что ничего не может с этим поделать. Тогда я и ответила ему: «Хорошо, мистер Римус, я оставляю ваши таблетки здесь, а вы попробуйте все-таки себя пересилить».

То, как она произнесла «попробуйте себя пересилить», почему-то напомнило Соноре Сэма. Она даже улыбнулась. Улыбнувшись в ответ, Кейлин продолжила рассказ. Мало-помалу в комнате воцарилась дружеская атмосфера.

— Так вот, я поставила маленькую пластиковую чашку на тумбочку. Я всегда приношу лекарство в пластиковых чашках, как это делают в больнице. Мне, видите ли, претит крохоборство. Я все делаю по правилам, хотя эти маленькие пластиковые чашечки обходятся моим людям почти даром.

«Все когда-нибудь кончается, — подумала Сонора, откинувшись на спинку дивана, сжимая и расжимая при этом кулак. — Терпение. Только терпение».

— И вот, выйдя из комнаты мистера Римуса, я увидела, что дверь миссис Дэниелс открыта, а сама она стоит за дверью, хотя ноги ее никуда не годятся и доставляют ей массу беспокойств. А эта маленькая девица выходит из комнаты и не собирается ни обняться на прощание, ни пожать миссис Дэниелс руку. Вы понимаете, что, если бы она была, скажем, племянницей, ей следовало обнять миссис Дэниелс и осведомиться у меня, не надо ли ей чего. И тут я поняла: случилось нечто нехорошее. Потому что миссис Дэниелс выглядела страшно расстроенной, глаза у нее покраснели, а слезы так и струились по щекам.

Кейлин нахмурилась и, склонив голову набок, к чему-то прислушалась.

Сонора терпеливо ждала.

— Простите, мне показалось, послышался голос кого-то из больных, — сказала Кейлин.

— А девушка выглядела огорченной? — продолжила Сонора как ни в чем не бывало.

— Нет, скорее несколько возбужденной. Она напомнила мне моего пса, когда тот чует, что кошка где-то за углом.

— Она улыбалась?

— Нет, не думаю. Я бы сказала, что у нее было самодовольное выражение лица. От прежнего смущения не осталось и следа. А у меня появилось неприятное ощущение от ее вида. Просто отвратительное.

Сонора что-то черкнула себе в блокнот. Затем, порывшись в виниловой сумочке, она достала набросок портрета предполагаемой убийцы Марка Дэниелса.

— Этот человек вам кого-нибудь напоминает?

Кейлин взяла снимок своими грубыми пальцами:

— Не знаю… Может быть. Мои очки для чтения лежат где-то на кухне. Мне надо их найти, чтобы разглядеть получше.


Сонора следовала за Китоном Дэниелсом по коридору, застеленному ковровой дорожкой, во флигель, который, судя по всему, построили специально для размещения «людей» Кейлин. Потолок там был очень низкий, так что Китон вынужден был пригнуть голову. Он ступал очень аккуратно — в доме царила мертвая тишина. Сонора заметила, что Китон обут в другие кроссовки — на этот раз от фирмы «Найк».

Кейлин Уитли Бартон не была уверена в том, на портрете изображена вчерашняя посетительница, однако ее описание — хрупкая, испуганная, неулыбчивая — очень походило на то, которое Сонора услышала в баре «У Кухо». У самой же Соноры появилось вдруг неприятное предчувствие. У нее возникло ощущение, что сожжение Марка Дэниелса — это только первый пункт разработанного убийцей плана.

Неожиданно Китон остановился, да так резко, что Сонора уткнулась носом в его спину.

— Извините, — сказал он, положив ей на плечо свою руку. Сонора почувствовала ее тяжесть. Затем Китон пригнулся и тихо произнес: — Она сейчас не в очень хорошем состоянии. Я попросил ее поговорить с вами, но не знаю… — Он пожал плечами и добавил: — Обычно она очень выдержанна, как и пристало настоящей матери-американке.

Сонора коснулась его руки.

— Все будет в порядке, — сказала она и, обойдя его, вошла в маленькую каморку. — Миссис Дэниелс?

Арета Дэниелс была женщиной высокого роста и, по-видимому, большую часть своей жизни имела довольно стройную фигуру. Теперь же ее талия сильно располнела, плечи опустились, а спина ссутулилась, что указывало на прогрессирующий остеопороз. Ее волосы были выкрашены в черный цвет, на цепочке висели очки с узкими линзами.

Сонора присела на край единственной имеющейся в комнате кровати, застеленной старым зеленым покрывалом из дешевой хлопковой ткани. У кровати стоял стул из орехового шпона с темно-желтым сиденьем — типичный стул из приемного покоя. Отделка стен также была сделана под орех, а окон не было вовсе. Здесь же находился и небольшой столик, заваленный грудой журналов — «Домашнее хозяйство», «Женский журнал для дома» и «Здоровье взрослых». Рядом с ним стояла полупустая коробка с голубыми бумажными салфетками, а также стакан воды со следами губной помады на краю.

В коробке с салфетками хранились три серых картриджа от мини-компьютерных игр «Гейм-бой». На постели валялась раскрытая брошюра с кроссвордами и головоломками, страницы которой были переложены шариковой ручкой. Сонора принюхалась — в комнате пахло духами «Белые плечи» и ментоловыми пастилками.

Арета Дэниелс сидела сгорбившись на постели и с увлечением играла в одну из мини-компьютерных игр. Пальцы ее быстро бегали по кнопкам. Как успела заметить Сонора, на кончике ее языка блестела таблетка.

— Так, Метеорит, — пробормотала Арета, и ее лицо выражало при этом такую сосредоточенность, как будто ей предстояло выполнить невероятно сложную задачу.

Сонора обратила внимание на прерывистую мелодию, лившуюся из динамика, — все тот же бессмертный гейм-бой супер-Марио.

— Миссис Дэниелс, я инспектор полиции Сонора Блэйр. Отдел по расследованию убийств, полицейского управления Цинциннати. Я веду дело Марка.

Арета оторвалась от игры и посмотрела на Сонору.

— Сонора? Странно, — проговорила она удивленно и снова вернулась к игре.

Китон сел на кровать рядом с матерью, обхватив руками плечи. Чувствовалось, что ему с трудом удается себя контролировать. «Еще немного — и он взорвется», — подумала Сонора.

— Мама, прерви свою игру на время и поговори со следователем Блэйр.

Сонора развернула стул спинкой вперед и, оседлав его, оперлась подбородком о спинку. Арета Дэниелс оторвалась наконец от своего занятия и посмотрела на Сонору краешком глаза, из чего та заключила, что мать Дэниелса восприняла ее позу как неуважительную… Ну что ж…

— Китон сказал мне, что вы школьный учитель.

Женщина приподнялась на кровати.

— Да, я была когда-то преподавателем, до смерти мужа. Но потом ноги мои отказали…

Она похлопала себя по коленям и поморщилась.

— Вам больно? Может быть, позвать Кейлин, вам нужно что-нибудь?

— Юная леди, каждую минуту своей жизни я испытываю боль. Хорошо, если бы и в самом деле вы чем-нибудь могли мне помочь.

Китона Дэниелса передернуло, но Сонора не обратила на это внимания. Так же, впрочем, как и его мать, которая положила своего гейм-боя на подушку и покосилась на Сонору.

— Итак, юная леди, вы хотите поговорить со мной о Марке. Очень хорошо. И когда же вы поймаете его убийцу?

— Если я не нападу на ее след на этой неделе, то это может занять месяцы и годы. А может быть, я не смогу ее поймать никогда.

Миссис Дэниелс опять схватила гейм-боя, потом снова швырнула его на кровать и прошептала:

— «Никогда» — не годится.

— Мне тоже хотелось бы так думать. Но чтобы возмездие свершилось как можно скорее, постарайтесь мне помочь. Мне кажется, что вчера вы беседовали с убийцей вашего сына, поэтому мне важно знать все, что она вам здесь наговорила.

Арета Дэниелс чуть не задохнулась от возмущения:

— Это та ужасная низкорослая девица, что приходила ко мне вчера? Это она — убийца?

Арета Дэниелс сменила раздраженный тон на старушечий, испуганный. Сонора повернула свой стул боком и наклонилась к ней. Китон придвинулся поближе к матери, и она взяла его за руку.

— Расскажите мне все, что помните, — вежливо попросила Сонора.

Поглаживая руку сына, Арета Дэниелс с трудом перевела дыхание.

— Она сказала мне, что была другом Китона.

Взгляд Китона стал пристальным и настороженным.

— А еще она говорила о Марке. Нет, я не точно выразилась. Она спрашивала, что я почувствовала, когда узнала о его смерти. Да, именно это она хотела узнать. Тогда я подумала, что это просто… от невоспитанности — социальное происхождение, и все такое. Но она настаивала, продолжая меня расспрашивать…

— И что еще она хотела узнать?

— Ну, какие-то странные вопросы она задавала… Не кажется ли мне, что его смерть ужасна. И что я думаю по поводу того, как Марку было больно…

Арета Дэниелс всхлипнула и крепко вцепилась в руку сына.

— Представляете, думала ли я об этом? Думала ли, что он… он…

Слезы ручьями хлынули из ее глаз.

Китон подал ей салфетку и прижал мать к себе.

Высморкавшись, Арета Дэниелс продолжала:

— Ей было любопытно, что я думаю: кричал ли Марк и звал ли меня…

Сонора почувствовала, что щеки ее начинают гореть. Вновь дала о себе знать язва, растревоженная внезапно нахлынувшей злостью.

— Мне казалось, что она постоянно наблюдала за мной. Это трудно объяснить. Было такое ощущение, будто она испытывает голод на то, что я ей скажу, однако глаза ее при этом смотрели… как-то странно. И еще, она ни разу не улыбнулась. Даже в первые минуты встречи, когда мы поздоровались.

Сонора видела, что Арета Дэниелс напугана и страх переполняет ее, причиняя такую боль, какой она прежде и представить себе не могла.

— И что случилось потом?

— Я потребовала, чтобы она ушла.

Челюсти Китона хрустнули от напряжения.

— Я думаю, тебе лучше пожить какое-то время у меня, мама, — произнес он, пытаясь скрыть волнение.

— Нет, Китон, не надо. Я буду обузой для тебя.

— Не говори так, пожалуйста. Я хочу, чтобы ты переехала ко мне.

Но на самом деле он этого не хотел, и все трое отлично знали это.

— Она сказала вам еще что-нибудь?

Арета Дэниелс пожала плечами, подняла было руку, но тут же уронила ее на колени.

— Она расспрашивала вас о Китоне?

— Она почти все время только о нем и говорила. Мне еще показалось, что эта женщина… — Арета повернулась к сыну. — Я подумала, что, может быть, она твоя подруга. И что из-за нее у тебя и Эшли…

— Нет, мама, — ответил Китон сдавленным голосом.

Арета Дэниелс пристально посмотрела на Сонору. В ее взгляде прочитывался укор.

— У вас есть дети?

— Двое.

— Сколько им лет?

— Дочери шесть лет, сыну тринадцать.

— Тринадцать? Неудивительно, что вы выглядите такой изможденной. Думаю, у вас хватает забот. Держите их в руках, и тогда все будет в порядке.

Сонора улыбнулась, внезапно почувствовав странное облегчение.

— Я тоже надеюсь на это. Правда, сейчас у моего сына проблемы с алгеброй.

— В этом возрасте детям не хватает организованности и усидчивости. Возможно, он не сделал домашнее задание. Будьте с ним потверже, следователь.

— Да, мэм.

Арета Дэниелс резко подняла голову и взглянула на Сонору, видимо, почувствовав в ее ответе оттенок сарказма. Затем она потрепала по щеке Китона и легонько толкнула его.

— Тебе пора идти. Впереди у тебя еще долгий путь домой.

— Мама, поехали со мной. Поживи у меня немного.

Арета Дэниелс взяла в руки картридж с «Гейм-боем» и снова уставилась в мини-экран.

— Будь осторожен, сынок, — улыбнулась она, прикоснувшись к колену Китона.

Загрузка...