Томек на Аляске

Решающая схватка

До появления белого человека в Северной Америке индейцы использовали разнообразное оружие, но самым распространенным был лук. Мушкеты, привезенные голландцами, англичанами или французами, в столкновениях с местными жителями или на охоте на протяжении многих десятилетий не представляли особой ценности. Они были довольно тяжелыми, заряжались через ствол и быстро отсыревали, проигрывая в состязании с легкими и скорострельными луками, использование которых не зависело от наличия свинца или пороха. За то время, что уходило на один заряд мушкета, умелый лучник мог выпустить до дюжины стрел. Однако огнестрельное оружие вызывало у индейцев жгучее желание им обладать, превосходя традиционное прежде всего дальностью боя.

Очень скоро это оружие стало одним из главных товаров в обменной торговле за шкуры и меха. Ситуация коренным образом изменилась, когда в середине XIX века в обиход вошли винтовки, заряжающиеся с казенной части, а позднее — скорострельные и многозарядные револьверы и карабины. Особенно Гражданская война принесла множество новых технологических решений, оказавшихся в итоге смертоносными для индейцев. Следствием этого стало почти полное исчезновение навыков владения иным оружием, кроме огнестрельного. И неудивительно, ведь выброс пули из ствола, вызванный огромным давлением газов при сгорании порохового заряда, придает ей убойную скорость в несколько сотен метров в секунду.

Гигант во главе беспорядочной колонны, возвращавшейся с побережья, даже не успел сообразить, что произошло, когда из-за частокола форта грохнул винтовочный выстрел и швырнул его тело в грязь. По иронии судьбы, это тот самый нетерпеливый молодой тлинкит, что пытал счастья в охоте на белую медведицу, не выдержав напряжения, открыл огонь.

Дождь перестал. Небо над фортом после грозы еще не совсем прояснилось, но из-за туч уже проглядывали багрово-золотые лучи. Эти солнечные блики превращали всю округу в подобие таинственно освещенной сцены. Колонна, возвращавшаяся со стороны залива, услышав выстрел, тут же беспорядочно рассыпалась и залегла в канавах и низинах.

Томек, который вместе с Новицким и остальными только что наблюдал за происходящим, молчал, размышляя, что делать в этой ситуации. На успешное бегство не было и шанса, поскольку несколько из освобожденных тлинкиток, избитых мучителями, не могли передвигаться самостоятельно. Высокий частокол и двадцать человек могли какое-то время эффективно удерживать нападавших на расстоянии. К счастью, Кимуксунк с тремя воинами успел вернуться в форт.

— Видно, буря и шторм отпугнули этих молодчиков от продолжения их вылазки, — пробормотал себе под нос Новицкий, наблюдая за местностью в бинокль.

— К сожалению, ты прав, Тадек, — признал Томек. — Но я думаю, что, имея у себя в заложниках немалую группу, мы можем попытаться начать переговоры. Бой — это крайняя мера.

— Ха! Вылитый твой почтенный батюшка. Ни прибавить, ни убавить, — снова пробормотал моряк. — Позволь, братец, и мне поучаствовать в этих, как ты выразился, переговорах.

— Согласен.

Через мгновение, встав на самой высокой точке сторожевой башни, Новицкий начал отчаянно размахивать могучими руками. Он хотел таким образом привлечь внимание противника. По-видимому, жесты боцмана были замечены и правильно истолкованы, потому что через несколько мгновений на расстоянии не более двадцати метров от частокола из-за большого валуна показалась фигура мужчины.

— Вы кто? — спросил он с отчетливым русским акцентом.

— Посланники ада, — тихо процедил сквозь зубы Новицкий и уже громче добавил: — Мы пришли только за женщинами. Позвольте нам забрать их и уйти!

Томек, стоя рядом с боцманом, заметил еще двух человек, которые из-за спины говорившего наблюдали в бинокль за происходящим. В какой-то момент тот, что пониже, наклонился к уху того, что повыше, и что-то яростно ему объяснял. Высокий слушал с вниманием, после чего его лицо исказила жестокая усмешка. Он поднял руку высоко над головой, давая понять, что хочет подойти ближе. Вильмовский, видя, как обстоят дела, на всякий случай громко крикнул своим людям:

— Не стрелять!

А обращаясь к русским, бросил:

— Подходите!

Мгновение спустя перед воротами форта стояли трое мужчин. Лицо одного из них на миг показалось Томеку знакомым.

— Приветствую в моих скромных стенах, господин Вильмовский. — Первым заговорил черноволосый. — Как вы, вероятно, догадываетесь, я — Юрий Иванович Черный, некоторым известный как Джо Блэк.

По меркам Севера, он был одет элегантно, даже изысканно. Кожаная куртка была искусно расшита цветной вышивкой, а шапка из легкого меха, из-под которой на плечи спадали длинные черные волосы, была украшена золотой нитью.

Томек и Новицкий, услышав его имя, были настолько поражены, что не смогли этого скрыть.

— Вы меня не узнаете, сэр Вильмовский? — с наглой ухмылкой спросил второй мужчина.

Томек перебирал в памяти недавние и давние воспоминания, пытаясь определить, где и когда он встречал этого человека. Новицкий облегчил ему задачу.

— Да это же тот самый официантишка из отеля в Джуно! — воскликнул он.

— Попрошу не выражаться! — театрально возразил мужчина. — Я был там, скажем так… и в некотором смысле остаюсь арендатором этого заведения, а владелец — сэр Джо Блэк, стоящий здесь собственной персоной.

— Кент Уильямс, если я правильно помню? — обратился Томек к третьему мужчине.

— Он самый, собственной персоной! — ответил Уильямс.

— Кажется, теперь я все понимаю. Это вы были одним из информаторов, это вы передали сведения о нашем полете на «Фортуне», — медленно, цедя каждое слово, произнес Томек.

— Сила телеграфа, сэр Вильмовский! Сила новой Аляски двадцатого века! — с триумфом ответил Уильямс.

— Мамона тебе разум затуманила! — снова не выдержал Новицкий.

— Ну что вы, сэр Новицкий! Дело не в деньгах, хотя, признаюсь, сэр Блэк щедро оплачивал мои скромные услуги.

— Так в чем же? — спросил Томек.

— В новом государстве, в новой реальности, в новом праве белого человека! — на повышенных тонах говорил Уильямс.

При этих словах Черный насмешливо кивнул и внезапно прервал его:

— Достаточно, Кент! Кажется, господин Вильмовский, несмотря на наши старания, преждевременно раскрыл нашу маленькую тайну. Признаться, я вас недооценил, но все поправимо.

Томек и Новицкий впились взглядом в фигуру Юрия Ивановича.

— Вы ведь отдаете себе отчет, господа, в безнадежности положения, в котором оказались… Поэтому, чтобы избавить всех вас от ненужных переживаний, я предлагаю вам добровольно сложить оружие, а я в обмен на это великодушно дарую вам жизнь, хотя, разумеется, не свободу. — Черный говорил с явной иронией, и в каждом его слове сквозило презрение. — Итак, я предлагаю вам…

— А я предлагаю тебе убираться отсюда вприпрыжку, пока не угодил в мои лапы! — рявкнул разъяренный Новицкий.

Воцарилась тишина.

— Это и ваша позиция, господин Вильмовский? — спросил Черный, лишь слегка удивившись.

Томек на мгновение о чем-то задумался, после чего произнес твердым голосом:

— Не только моя! Вы — негодяй и подлец, которого лишь по ошибке называют человеком, скотина! — прорычал он.

— Браво, братец! Не знал, что ты владеешь такими словами, — Новицкий был явно доволен другом.

— Глупцы! — прошипел Черный, а Уильямс добавил: — Право, жаль, сэр Вильмовский, что эта история закончится так печально.

— Посмотрим, для кого, — бросил на прощание Томек.

Некоторое время все, кто был за частоколом форта, в полном молчании провожали взглядами мужчин, исчезающих в неровностях местности. Тишину внезапно нарушили донесшиеся откуда-то снизу низкие и необычайно гортанные звуки. Несколько удивленные, они обратили взоры к их источнику. Это Кимуксунк и второй инуит затянули необычную песнь. Звуки, казалось, шли из самой глубины их гортаней, хотя губы оставались неподвижны. Песнь набирала темп, превращаясь в финале в хриплое рычание.

— Это песнь смерти людей льда, — произнес Большая-Вода, незаметно встав за спиной Томека.

— Давайте решать, что делать, — Вильмовский был предельно серьезен.

— Думаю, следует воспользоваться спесью и самонадеянностью Блэка. Он ведь не знает, каким количеством людей и каким оружием мы располагаем, — начал Новицкий.

— Верно, — подтвердил Большая-Вода.

— Предлагаю расставить стрелков в нескольких точках форта, чтобы охватить огнем всю округу. Пока мы в форте, мы в относительной безопасности, — добавил Красный Орёл.

— У нас двадцать человек…

— Двадцать один, — вмешался Джек. — Можете на меня рассчитывать.

— Двадцать один, — поправился Томек. — В случае прорыва частокола нашей последней цитаделью будет здание тюрьмы. Только оно нам и останется…

— И молитва Богородице, — тихо закончил Новицкий.

Задачи были распределены, а защитники разделены на пять отрядов, занявших лучшие стрелковые позиции.

Томек, Новицкий и Красный Орёл сидели, прислонившись спинами к бревенчатому частоколу.

— Боишься, братец? — спросил моряк.

— Единственное, чего я боюсь, — это что могу больше не увидеть Салли, — грустно ответил Томек. — Она непременно хотела сказать мне что-то важное.

— Еще успеет! Мы справимся! — Боцман поддерживал друга. — Мы и не из таких передряг выбирались.

— Пожалуй, это самая серьезная ситуация, в которой мы оказывались, Тадек, — серьезно произнес Томек. — Кстати, что должно твориться в голове у такого человека, как Черный, чтобы он тешил себя фантазиями о создании в двадцатом веке нового государства? И где? Здесь?! На территории Соединенных Штатов?!

— А ты помнишь недавние англо-бурские войны?[136] — бросил Новицкий.

— Это другое. Там местные африканеры восстали против английского владычества, — неуверенно ответил Вильмовский.

— Да! Но игра началась с золота, найденного в местных горах! — Новицкий не сдавался. — Ха! Видишь, братец! Не только ты у нас ходячая энциклопедия!

— Тут ты прав. Опять дело в золоте, потому что…

— Внимание! Начинается! По местам! — Это был Большая-Вода, который все это время наблюдал за передвижениями русских.

Они поспешно схватились за оружие. Томек проверил, исправно ли работает затвор его скорострельного ремингтона. Он посмотрел на товарищей по оружию. Все сосредоточенно целились. Со стороны нападавших донесся громкий приказ к атаке. Они ринулись вперед. От частокола их отделяло не более шестидесяти метров. Бежали быстро, но не держали строй, характерный для регулярной армии. Не прятались.

— Ждать моего сигнала! — крикнул Томек. Он не знал огневой мощи своего отряда, не знал их меткости.

Они застыли, крепче сжимая в руках деревянные приклады карабинов.

Сорок метров. Уже без бинокля были видны черты лиц нападавших. Они были разного возраста: от юнцов до уже довольно пожилых людей.

— Еще нет! — повторил Вильмовский.

Нападавшие с каждой секундой были все ближе. Всего двадцать метров от частокола, меньше двадцати… Томек посмотрел на Новицкого. Струйка пота стекала по его виску.

— Теперь! Огонь! — наконец рявкнул он.

В тот же миг заговорили все стволы. Грохот выстрелов раздался почти одновременно, разорвав застывший в тишине воздух вокруг форта. Светлые облачка дыма над головами стрелков на мгновение заслонили обзор. Но легкий порыв ветра быстро открыл картину последствий всего одного залпа.

Перед фортом лежало двадцать одно тело. Некоторые из них корчились от боли после более или менее тяжелых ранений, другие замерли в одно мгновение. Опустошение, вызванное этим огнем, должно было произвести впечатление. Оно ужаснуло нападавших, а защитников наполнило гордостью — после минутного молчания вдоль всего частокола разнесся пронзительный победный клич, вырвавшийся из глоток тлинкитов.

Вильмовский снова некоторое время наблюдал за противником в бинокль. Он разглядел Черного, который с недоверием смотрел на поле боя, подсчитывая потери.

— Ну и всыпали мы им, братец! — Новицкий был явно удивлен результатом первого столкновения. — Видно, молодцы наши не хуже тебя глаз имеют!

— Я бы не слишком радовался, Тадек. У них по-прежнему преимущество как минимум четыре к одному, да и наверняка есть что-то в запасе, — охладил его оптимизм Томек.

— Задали мы этим русским перцу, только пыль столбом! Я бы на их месте, имея таких противников, как мы, от следующей атаки отказался, — продолжал торжествовать моряк.

— Вы не знаете Черного. Он злопамятен, коварен и изобретателен, — вмешался в разговор Джек Нильсен, опираясь на ствол своего карабина.

— Джек прав. Не будем забывать, что мы только что встали Блэку на пути к осуществлению его больной мечты о собственном разбойничьем государстве, — заметил Вильмовский.

— Пусть мой брат посмотрит туда! — внезапно произнес Красный Орёл, указывая на все еще покачивающийся у причала небольшой пароход.

Томек приставил бинокль к глазам.

— А чтоб его! Смотри, Тадек!

Новицкий поспешно перехватил у него бинокль. Он увидел, как русские, используя наскоро сколоченную тележку, перекатывают с парохода два орудия не слишком большого размера.

— Ну, вот и проблема. На мой взгляд, это пушки калибра около пятидесяти миллиметров. Вроде бы немного, но для деревянного частокола хватит, — заключил моряк.

— В укрытие! — крикнул Томек и, обращаясь к навахо, Новицкому и Большой-Воде, добавил: — Когда падут ворота, уводите людей в бастион.

Слова были излишни. На закопченных от выстрелов лицах Томек увидел сосредоточенность, решимость и волю к борьбе. У каждого из них здесь были свои счеты. Притаившись, согнувшись или лежа, они ждали развития событий. Секунды превращались в минуты. Нервы были натянуты до предела…

Через вырезанную в частоколе бойницу Томек зорко следил за каждым движением. Орудия были установлены точно напротив форта. По действиям канониров Вильмовский заключил, что опыта в обращении с ними у них не много.

«Наше счастье!» — Он с надеждой улыбнулся.

Вдруг где-то над его головой раздался выстрел. Он тут же навёл бинокль на нападавших и заметил, что один из канониров схватился за плечо. Он посмотрел наверх. Это Красный Орёл сделал точный выстрел, притаившись на крыше въездных ворот. Томек поднял большой палец в знак признания — все-таки с такого расстояния, ну и ну! — а навахо лишь едва заметно улыбнулся.

И расстояние, и меткий глаз Красного Орла, должно быть, произвели на русских впечатление: мгновение спустя, осыпая защитников форта ругательствами, они с трудом передвинули свои орудия.

Наконец, после долгой наводки, орудия рявкнули, извергнув из себя в облаках дыма два снаряда. Один из них со свистом пролетел прямо над частоколом, второй же ударил у самых ворот и пробил в них брешь. А затем, взорвавшись в нескольких метрах, поджег одно из строений поменьше. Со стороны нападавших разнесся торжествующий клич, несколько приглушенный очередным метким выстрелом Красного Орла.

Недолго думая, Томек крикнул:

— Огонь! Цельтесь и стреляйте во все, что там движется!

Частокол ожил огнем. Пули засвистели над головами, укладывая на землю все новых несчастных. Орудия русских снова ответили залпом, на этот раз куда более точным. Ворота содрогнулись на могучих петлях, но взрыв выдержали. Второй снаряд оказался действеннее. Его взрыв с легкостью подбросил в воздух двух тлинкитов.

— Это вопрос минут, братец, и ворота рухнут! — быстро говорил Новицкий с горящим взором.

— Все в бастион! Все! — крикнул Томек.

Орудия ударили еще раз, пробив в частоколе две бреши рядом друг с другом, достаточные, чтобы в них мог пройти взрослый мужчина. Торжествующий рев русских слишком красноречиво говорил о трагическом положении, в котором оказались защитники. Поодиночке и небольшими группами они стали покидать стрелковые позиции и отступать к каменному бастиону.

Томек еще раз окинул взглядом поле боя. Он заметил нападавших, выглядывавших из-за скал и ям. Без колебаний он вскинул карабин к плечу. Грянул выстрел, и один из перебегавших ближе всех рухнул как подкошенный.

— Ради всего святого! Братец! Быстрее! — крикнул взволнованный Новицкий, увидев, что друг все еще стоит на частоколе.

Томек без слов сбежал по деревянным ступеням и выбежал на главный двор. Красный Орёл как раз спускался по заранее приготовленной веревке с крыши башни, с которой так метко поражал врагов. До бастиона их отделяло около тридцати метров.

— Всего мгновение! Бегом, брат! — крикнул Томек навахо.

Вдруг рядом раздался мощный взрыв, обрушивший деревянную сторожевую башню почти прямо на Вильмовского и Красного Орла. Оба рухнули, придавленные огромной балкой. Новицкий, уже стоявший в дверях, хотел было вернуться, но Большая-Вода и Джек силой удержали его и втащили внутрь.

Короткое мгновение они лежали рядом, оглушенные, когда в разбитых воротах появились первые нападавшие.

— Господин Вильмовский! Какая невероятная встреча! Право, лучше и не придумаешь, — услышал Томек откуда-то издалека, словно со дна колодца, голос Черного. Красный Орёл безуспешно пытался высвободиться из-под придавившей его балки. — Что ж, я говорил вам, как жаль, что ваше путешествие закончится именно так, но что поделать… Ваш выбор. Итак, прощай!

Он поднял руку на уровень бедра, небрежно держа в ней револьвер. И почти в тот же миг грянуло два выстрела. Тело Томека выгнулось, а правая рука словно пыталась что-то оттолкнуть. Он замер, и голова его склонилась набок. Рядом с ним, держась за живот, на колени опустился Черный. Он поднял голову в сторону бастиона, окна которого, второй этаж и чердак вдруг ожили канонадой выстрелов.

Спутники Черного, скошенные залпом, попадали в грязь двора, а он сам, получив пулю прямо в глаз, растянулся у ног не подававшего признаков жизни Томека.

Внезапно со стороны залива донесся сначала один, через мгновение второй, третий и последующие пушечные выстрелы. Взрывы были куда мощнее, чем от русских орудий. Среди нападавших, около дюжины уже оказалось во дворе форта, воцарились хаос и смятение. Кто-то что-то кричал, кто-то другой подхватывал и передавал дальше, громогласно повторяя одно лишь слово:

— Солдаты!! Солдаты!!

Нападавшие вскочили и сломя голову бросились вперед, куда глаза глядят, преследуемые градом пуль, летящих из бастиона. Спасаться бегством в сторону парохода оказалось плохой идеей. Там их ждала внушительных размеров военная канонерка, извергавшая огонь из пяти корабельных орудий и вставшая почти перпендикулярно русскому судну. Над военным кораблем развевался звездный флаг американской армии. Попав под перекрестный огонь и безжалостно скашиваемые очередными залпами и взрывами, почти все беглецы одновременно подняли руки в знак сдачи.

То тут, то там еще раздавались одиночные выстрелы, но Новицкий, не дожидаясь исхода схватки, вихрем вылетел из бастиона и в несколько прыжков достиг Томека, лежавшего в расползающейся луже крови. Кто-то другой подскочил с другой стороны и освободил Красного Орла, который, хоть и был сильно помят, отделался почти без единой царапины.

— Милый мой мальчик! Томек! — рыдал Новицкий. — Очнись! Очнись, братец!

Немое кольцо защитников форта окружило лежащего Томека. В воздухе летали огненные ошметки догоравших ворот. Снова пошел дождь. Вдруг сквозь толпу протиснулась хрупкая фигура.

— Томми, Томми! Дорогой! — воскликнула Салли, появившись невесть откуда. — Ты не можешь здесь умереть! Ты же мне обещал! Томми! — Девушка упала на колени, сжимая руку мужа. — Очнись! Прошу! Нет, не сейчас! Ты не можешь так с нами поступить! Не здесь! Ты же станешь отцом!

Что-то дрогнуло под веком Томека. Мышцы лица едва заметно шевельнулись. Он с усилием приоткрыл один глаз.

— Салли, лю…бимая, — с огромным трудом прошептал он по слогам. — Ты же… должна была… остаться… в ла…гере…

— Я не выдержала! Не смогла! — говорила она сквозь слезы. — Вместе с женой Кимуксунка мы пошли к побережью, где наткнулись на корабль под командованием лейтенанта Уиллиса. Я рассказала ему всю историю. Плывя вдоль берега, мы наткнулись на это место и на битву. Томми, теперь ты ведь не умрешь, правда? Ты наверняка будешь прекрасным отцом нашей дочке, сыну, может, близнецам, правда?

Салли выпаливала потоки слов, но Томек прервал ее, моргнув.

— Что ты ска… зала? Кем я… стану?

— Да, да, Томми! Все сходится! Эта тошнота, это дурное самочувствие! Все сходится! Я беременна, дорогой мой!

— Ну, братец! Так поднимайся живо и едем домой! — сквозь слезы рявкнул Новицкий.

— Отцом… Я буду отцом, — прошептал Томек, и голова его снова упала на грудь.

Кимуксунк, стоявший у раненого, без слов отодвинул Салли и склонился над Вильмовским. Мгновение он слушал его поверхностное дыхание, после чего коротко изрек:

— Жив, но злой дух хочет высосать из него последние силы. Пуля застряла глубоко внутри. Нужно действовать немедленно.

Новицкий быстро оправился от отчаяния.

— Ну же, перенесем его в бастион! — скомандовал он.

Через некоторое время он вышел. Лицо его было бледным, почти прозрачным. Сжатые губы дрожали, он выглядел подавленным, словно тяжелобольной.

— Что теперь будет? — спросила Салли, ища хоть тень надежды в лице боцмана.

Изнутри бастиона донеслось пронзительно высокое и гортанное пение. Они узнали голос навахо.

— Нам велено молиться. Так сказал Кимуксунк, — глухо ответил Новицкий. — Лучше всего каждому своему богу…