Томек на Аляске

На Юконе

Солнце уже давно перевалило за зенит, заливая борт и часть палубы темно-медовыми потоками света. «Мэри Луис» оказалась небольшим речным судном с одной трубой, из которой в чистый северный воздух валил темный дым. Паровые турбины, приводившие его в движение, работали на общедоступном топливе — дровах. Суденышко могло взять на борт не более тридцати человек, и то при условии, что все они будут постоянно находиться на палубе. Небольшой пассажирский салон, предназначенный для немногочисленного экипажа и гостей Компании Гудзонова залива, располагался под палубой.

На этом участке Юкон имел множество притоков и бесчисленные мели, скрытые в это время года, особенно в прибрежной зоне, под тонким слоем льда. Несомненно, река была крупнейшей водной артерией на северо-западе Северной Америки[66], труднопроходимой для судоходства даже в короткий здесь весенне-летний период. Огромные массы воды, гонимые силой весеннего половодья, сходили с горных склонов и часто несли с собой вырванные с корнем могучие деревья. Так образовывались заторы на многочисленных подводных валунах, представлявшие смертельную опасность для смельчаков, пытавшихся пробраться на север или юг от городка Уайтхорс. Выше Доусона в Юкон впадала небольшая, по меркам Аляски, река Фортимайл[67] — она затем поворачивала на юго-запад и соединялась с Тананой[68], приток которой под названием Чина доходил до Фэрбанкса.

«Мэри Луис», ведомая уверенной рукой рулевого, шла по самому центру русла. Рулевой был в постоянном контакте с лоцманом, предупреждавшим об опасностях. Пассажиры по большей части дремали, прерываясь лишь на скромные трапезы. То и дело по обоим берегам реки можно было с легкостью заметить могучего лося, со спокойствием взиравшего на судно. В другом месте медведица гризли[69] предусмотрительно отгоняла от речных отмелей своих медвежат, появившихся на свет всего несколько месяцев назад.

Четверо друзей, как и остальные пассажиры, не имея особых занятий, то дремали, то вели беседы. В основном они крутились вокруг крушения дирижабля и каменной лавины на трассе гонок. Все сходились во мнении, что оба события тесно связаны между собой. Ярош, пользуясь присутствием Жана-Клода Риго, расспрашивал его о подробностях аляскинской флоры, а двое молчаливых тлинкитов предпочитали оставаться на палубе.

— Просим к нам, пан Вильмовский. И ваших спутников тоже. Пан Риго рассказывает очень интересные вещи о Компании Гудзонова залива, — в какой-то момент произнес Ярош.

Помещение было соразмерно небольшому судну. Новицкий, втиснувшись в один из углов кают-компании, опирался спиной о заднюю стену, а правым плечом касался боковой, служившей одновременно и внешней стеной пассажирского салона.

— Усаживайтесь поудобнее, насколько это возможно в этой скорлупке. — Риго дружелюбно подмигнул. — Я как раз рассказываю пану Ярошу историю Компании Гудзонова залива, которая ведь неразрывно связана с историей всей Америки.

— Что вы говорите? — проявил интерес Новицкий. — Значит, ваша фирма приплыла сюда вместе с Колумбом?

— Ну что вы! — улыбнулся Жан-Клод. — История Компании Гудзонова залива хоть и уходит корнями почти в середину семнадцатого века, но, конечно, началась она значительно позже первых французских и английских колоний в Северной Америке.[70] Сегодня, с высоты двадцатого века и нескольких столетий, об этой истории можно говорить даже критически, потому что есть о чем.

— Что вы имеете в виду? — спросил Томек.

— Прежде всего, нужно осознать, что Северная Америка в том виде, в каком мы ее знаем, выросла из разбойничьего завоевания земель, принадлежавших коренным жителям, из принесенных сюда болезней и рабов из Африки, — на одном дыхании перечислил Жан-Клод.

— Вы, кажется, ставите под сомнение весь существующий миропорядок, — заметил Ярош.

— Ничего подобного! Я лишь констатирую факты, — продолжал Риго. — Когда создавалась Компания Гудзонова залива, то есть в 1670 году, на этом континенте доминировало постоянное соперничество Англии и Франции, принесенное еще из Европы. А само ее основание было продиктовано ничем иным, как жаждой наживы на торговле мехами, на которые на Старом континенте возник огромный спрос. Каждый хотел иметь шапку из бобрового меха.

— И что же в этом плохого? — вставила Салли.

— В бобровой шапке? Ничего, конечно, — с легкой иронией ответил Жан-Клод. — И все же растущая жажда наживы и все новые заказы из Европы вели к стычкам, сражениям и даже войнам, в которых индейцы всегда оставались в проигрыше.

— Ну, неужели войны с индейцами велись из-за бобровых мехов? — попытался пошутить Новицкий.

— А если я скажу вам, что бобр — это символ губительной эксплуатации, вы сможете в это поверить? Войны между Францией и Англией за влияние и господство в Северной Америке на самом деле всегда велись за ресурсы. А чтобы этими ресурсами пользоваться, индейцев втягивали то в одну, то в другую сторону и натравливали их друг на друга[71]. И так коренных жителей становилось все меньше, а пришельцев — все больше, если говорить очень мягко…

— Вы говорите так, будто сами индеец, — не унимался Новицкий.

— Так и есть, дорогой друг. В моих жилах течет индейская кровь. Мой дед Жан-Пьер женился на женщине из племени кри[72] по имени Два Цветка, — с гордостью произнес Риго.

Только теперь Томек присмотрелся к Жан-Клоду. Смуглая, чуть оливковая кожа, иссиня-черные волосы и выступающие скулы…

— Вот почему вы так чутки к бедам индейцев, — с пониманием сказал он. — Наша страна, Польша, уже более ста лет находится под властью захватчиков, и мы каждый день видели, каково это — жить в оккупации в собственной стране.

Ярош и Новицкий согласно кивнули.

— А, так вот почему я сразу почувствовал к вам симпатию, — ответил Риго и широко улыбнулся. — Но вернемся к теме… Нам, канадцам, почти удалось избежать войн с индейцами, которые так жестоко прошлись по ним на американской стороне. Мы стараемся строить совершенно новое общество.

— Вы говорите почти как губернатор Аляски, — заметил Томек.

— Уолтер? Верно. Мы не раз спорили на эту тему во время наших семинаров в Уэслианском университете[73]. Однако вывод всегда был один. И Уолтер в Штатах, и я в Канаде должны приложить все усилия, чтобы изменить Новый Свет.

— Вы упомянули, что канадцам почти удалось избежать войн с индейцами, — с любопытством переспросил Томек. — Значит, какие-то все же были. Я правильно понимаю?

— Да! Я имею в виду так называемое восстание на Красной реке в 1869 году. Восстание, во главе которого встал метис Луи Риэль[74]. Он был хорошо образован, владел и английским, и французским языками. Все началось с того, что тогдашнюю Северо-Западную территорию, где большинство составляли метисы, должны были формально включить в состав Канады. Метисы, почувствовав угрозу, оказали вооруженное сопротивление. К ним частично присоединились и мои соплеменники из племени кри. Восстание было подавлено, а Риэля повесили по приговору после весьма сомнительного судебного процесса в 1885 году.

— Значит, индейцы и метисы снова проиграли? — включился в разговор молчавший до этого Красный Орёл.

— Вовсе нет! Большинство требований, выдвинутых в ходе восстания, было в итоге учтено правительством в Оттаве, так что смерть Риэля не была напрасной, — подытожил Риго.

— Хоть что-то хорошее во всем этом, — коротко заметил Новицкий.

— А Компания Гудзонова залива принимала в этом какое-то участие? — допытывался Томек.

— Уже несколько десятилетий Компания ведет совершенно иную политику, чем в первые двести лет своего существования. Мы не только торгуем с местными жителями, но и стараемся жить с ними бок о бок. В конце концов, это наша общая страна, — с гордостью ответил канадец. — А возвращаясь к вашему вопросу — да, правительство в Оттаве обратилось к Компании за помощью в переговорах с метисами. Мы, разумеется, согласились, а переговоры возглавлял некий Дональд Смит. Насколько мне известно, удалось добиться того, что к справедливым требованиям метисов наконец-то начали относиться серьезно.

— Белые никогда не держали своего слова, — мрачно произнес Красный Орёл.

— Мой брат прав. Каждая война и каждый мирный договор рано или поздно заканчивались их нарушением, начиная с войны Короля Филипа и заканчивая подавлением движения Пляски Духов[75] и бойней на Вундед-Ни[76], — с грустью подтвердил Риго.

Услышав последнюю фразу, Томек и Красный Орёл обменялись взглядами. Ведь именно из-за участия навахо в движении сопротивления в форме Пляски Духов, во главе которого стоял вождь восставших апачей Чёрная Молния, Красный Орёл и был вынужден уехать в Европу.

— Расскажите, пожалуйста, об этих событиях, если это не составит труда, — попросила Салли.

Риго сделал большой глоток виски. Вытер уголки губ платком. Мгновение он молчал, а затем начал:

— Первое серьезное и организованное сопротивление индейцев произошло в тысяча шестьсот семьдесят пятом и в последующие годы на южных территориях Новой Англии. Коренные жители, которых все дальше теснили вглубь континента и которые постоянно подвергались нападениям английских колонистов, обращавшихся с ними как с животными, взялись за оружие. Их возглавлял вождь племени вампаноагов Метакомет, прозванный англичанами Королём Филипом. Война длилась более десяти лет и закончилась смертью Короля Филипа, истреблением большей части его племени и изгнанием уцелевших и их союзников с родных земель.

— Я читал об этом! — вставил Томек. — А ведь в первые пионерские годы индейцы помогали выжить белым колонистам, которым на новой земле то и дело грозила гибель.

— Верно, — подтвердил Риго и продолжил: — Следующим крупным столкновением был союз племен под предводительством Понтиака, вождя оттава. Восстание началось сразу после поражения французов в войне с англичанами. А вам следует знать, что при всех оговорках в адрес Франции, ее целью никогда не было завоевание коренного населения Америки, а прежде всего — выстраивание хороших торговых отношений. Понтиак, кстати, был верным союзником французов и стоял на их стороне до самого конца.

— А не эти ли истории, случайно, послужили одним из мотивов для романов Джеймса Купера? — спросил Новицкий.

— Джеймса Фенимора Купера[77], — дополнил Риго. — Вы правы. Судьба Понтиака сложилась так же, как и у большинства индейских вождей. После проигранной войны, покинутый союзными племенами, он был убит в тысяча семьсот шестьдесят девятом году в окрестностях реки Моми своим же соплеменником, подкупленным британцами. Следующая великая фигура, которую нельзя не упомянуть, — Текумсе, вождь племени шауни. В конце восьмидесятых годов восемнадцатого века он создал союз племен, противостоявших колонизации белых. Возникла великая конфедерация индейских племен из района Великих озер, в значительной степени состоявшая в союзе с англичанами из Канады. К сожалению, после серии первых побед вооруженное движение ослабло, а Текумсе погиб в битве при Моравиантауне во время англо-американской войны в тысяча восемьсот тринадцатом году. Несмотря на огневое превосходство, англичане в какой-то момент отступили, оставив индейцев в одиночестве на поле боя. Пламенным последователем идей Текумсе был Чёрный Ястреб, вождь племен сауков и фоксов, который не сложил оружия после проигранной англичанами войны.

— Печальная история, — тихо заметил Ярош.

— Да, очень печальная. Войны сместились дальше на запад. Вы, конечно же, знаете историю сопротивления лакота и битвы при Литтл-Бигхорн[78]. В сущности, большинство североамериканских племен оказали вооруженное сопротивление. В отличие от американцев, Канада охотно принимала беглецов с юга, в том числе и группу лакота во главе с Сидящим Быком, который после победной битвы укрылся на нашей территории вместе со своими сородичами.

Новицкий задумался. Салли тут же это заметила.

— Что такое, Тадек? Неужели история Сидящего Быка так тебя растрогала, что ты онемел? — девушка попыталась пошутить, но, увидев сильно озабоченное лицо моряка, тотчас стала серьезной. — Что-то случилось?

Новицкий вздохнул и в горькой задумчивости скривил губы.

— Не знаю, будет ли это всем интересно, но, слушая рассказ уважаемого пана Риго, вспомнилась мне одна история из моей жизни, — медленно начал моряк.

— Ну что вы, просим, просим, — ободряюще вставил Риго.

— Да, да! — хлопнула в ладоши Салли.

— Ну, не заставляй себя упрашивать, не откажешь же ты даме, — наклонился к уху друга Вильмовский.

— Ну хорошо. Хоть это и не рассказ об индейцах, но история эта тоже произошла на американской земле, а точнее — в Карибском море. Если вам и вправду интересно, то знайте: вышли мы под американским флагом на судне «Надежда» из порта Майами в недолгий, по замыслу чисто торговый, рейс. Начинался он во Флориде, шел через порты Гаваны на Кубе и Кингстона на Ямайке, где, как вы, верно, догадываетесь, мы должны были забрать внушительную партию моего любимого напитка — рома, а затем снова отправиться на север, к берегам Штатов. Рейс ни легкий, ни трудный. В общем, в самый раз, чтобы при хорошей погоде и с наименьшими усилиями через месяц после отплытия вернуться в порт в целости и сохранности.

Новицкий круговым движением размял могучие мышцы шеи и затылка, так что, казалось, под кожей могучего моряка затрещали все жилы и связки. Он проворно пододвинул почти пустой стакан, чтобы ему налили еще. Через мгновение в его руке уже был бокал, почти до краев наполненный янтарным напитком. Он громко причмокнул, вбирая в себя каждую каплю живительной влаги.

— Рейс и впрямь был спокойный, а море слегка волновалось, как на прогулке. Временами было даже слишком скучно, но… — тут Новицкий заговорщицки подмигнул, — кок Мигель был отличным мастером своего дела и колдовал над такими яствами из наших морских запасов, что я ни назвать, ни повторить их ни за что бы не смог. И вот эта-то стряпня и спасала меня от того, чтобы не умереть со скуки.

— Хорошо, что рейс, как ты говорил, был недолгим, а то, продлись он дольше, и впрямь мог бы закончиться для тебя, Тадек, не самыми приятными последствиями обжорства, — шутливо вставил Томек.

— А вот тут я тебя удивлю, братец! От морской кухни я не набрал ни грамма! — с легкой обидой ответил моряк.

— Вы можете оставить это и поговорить о кулинарных тайнах Карибского моря в другой раз? — с нетерпением в голосе прервала его Салли.

— Конечно, синичка. Для тебя все, что угодно, — ответил Новицкий, сделав очередной глоток. — Гавана несколько изменилась с моего последнего визита. Пузатые отели и пышные дома пришли на смену типичным постройкам колониального города. Пользуясь случаем, я заглянул туда-сюда, навестив пару старых знакомых.

— …обитающих, надо полагать, в местных тавернах, — с легкой ехидцей добавил Вильмовский. Моряк проигнорировал колкое замечание друга и продолжил свой рассказ.

— На следующий день на рассвете мы двинулись в сторону Ямайки, и еще через два дня спокойного плавания прибыли в Кингстон. Здесь ситуация была похожа на гаванскую, с той лишь разницей, что почти все только и говорили о беспорядках на соседнем Гаити.

— Вы имеете в виду бывшую французскую колонию, до тридцатых годов девятнадцатого века именовавшуюся Сан-Доминго? — внезапно спросил Ярош.

— Да, именно о ней, — ответил Новицкий.

— Интересно, как вплелась в эту историю судьба польских легионеров, которых в составе армии Наполеона дважды отправляли подавлять восстания местного населения. Потомки рабов приняли близко к сердцу лозунги французской революции «Свобода. Равенство. Братство» и сами потребовали этой свободы для себя.

— О, это очень интересно. Я не знаю этого фрагмента нашей истории, — вставил Томек.

— Позволите? — обратился Ярош к Новицкому. — Я очень коротко объясню. Поляки высаживались на острове дважды, в тысяча восемьсот втором и тысяча восемьсот третьем годах. Уже через несколько дней они поняли, что их послали подавлять освободительное движение местного населения. Подавляющее большинство из них отказалось участвовать в кровавой бойне, которую им поручали французы. Значительная часть прибывших умерла от тропических болезней, а некоторые открыто перешли на сторону повстанцев, выступив против своих недавних союзников, от которых они наивно ждали независимости для своей родины. Вот, вкратце, и все.

— Ха! Святые слова, пан Ярош. Мне даже довелось однажды встретить потомка одного из наших легионеров в порту Порт-о-Пренса. Он с гордостью рассказывал, что носит имя своего прадеда Яна, который сражался за свободу и независимость Гаити.

— Меня никогда не перестанет удивлять, в каких только необычных местах и обстоятельствах не оказывались поляки, — произнесла Салли. — Рассказывай дальше, Тадек.

— Да-а… На чем я остановился? Ах, да! На новостях о беспорядках на Гаити.[79] Признаться, меня это несколько обрадовало, ведь это всегда сулит какое-то разнообразие в скучном, как вы уже знаете, плавании. Как бы то ни было, груз любимой ямайки был погружен, и на следующий день мы взяли курс на Порт-о-Пренс. Через несколько миль после отплытия погода начала меняться. Я до сих пор помню цвет туч, собиравшихся на горизонте. Что-то вроде перезрелых слив-венгерок. И этот запах, который гнали усиливающиеся с каждой минутой порывы ветра. Что-то среднее между запахом серы и очень густой, тяжёлой влаги. Самые суеверные из команды начали с тревогой поглядывать на небо и возносить молитвы. Ветер крепчал все сильнее и сильнее, вздымая гребни волн на добрый десяток метров в высоту. Буквально через несколько минут разверзся морской ад. Наша посудина, хоть и не из самых маленьких, казалась ореховой скорлупкой на фоне этих гигантских гребней. Ситуация с каждой секундой ухудшалась, а судно все громче трещало, швыряемое кипящей пучиной. Палубу заливали гектолитры воды, и в тот миг я подумал, что надо было и впрямь послушаться доброго совета моего батюшки и выбрать другую профессию. И вдруг пришла волна, какой я не видел ни до, ни после. Она захлестнула палубу, накрыв судно целиком. Я услышал только треск и стоны тонущих, взывавших о помощи. Настала тьма. Кажется, я потерял сознание — меня, как и других, швырнуло на ящики, которые беспорядочно катались по палубе… — Новицкий на мгновение прервался, сделав еще один глоток рома.

Не знаю, сколько я был без сознания, но очнулся оттого, что по мне что-то ползало. Оказалось, по моему животу разгуливал краб, а я лежал, растянувшись на пляже. Не знаю, каким чудом я уцелел. От нашей посудины, а главное — от команды, не осталось и следа. Я осмотрелся. Вокруг меня были лишь прибрежные скалы, песок, а в глубине — тропическая растительность.

— Необитаемый остров! — восторженно воскликнула Салли.

— Не совсем, сударыня, но не скрою, в первую минуту я подумал именно так. В голове проносились байки бывалых моряков о человеческих скелетах, которые совершенно случайно находили на одиноких островах. Спустя многие годы. Ха! «Недурную память я о себе оставлю. Безымянный скелет на безымянном острове», — подумал я в тот миг. Однако врожденное упрямство велело мне подняться с мягкого песка и поискать чего-нибудь поесть и попить. По счастью, я почти сразу наткнулся на ручейки пресной воды, исчезавшие в прибрежном песке, а рядом с ними склонялись кокосовые пальмы. Несколько спелых орехов уже лежали на земле. К счастью, нож все еще был у меня на поясе. «Не так уж все плохо, Новицкий!» Я утолил жажду. Закинул на спину связку из нескольких орехов и отправился на разведку по «моему острову».

— Как Робинзон Крузо![80] — Салли была все больше в восторге от рассказа Новицкого. Боцман пожал плечами, не совсем понимая, о чем речь.

— Каково же было мое удивление и радость, когда через час ходьбы вдоль берега до меня стали доноситься человеческие голоса. Я пошел в их сторону. Повинуясь опыту и не зная, с какими пташками мне предстоит иметь дело, я свернул в высокие заросли. Через несколько минут, выглядывая из-за могучей кокосовой пальмы, я уже во всех подробностях видел разворачивающуюся передо мной картину.

— А именно? — вставил Томек.

— А именно то, братец, что я увидел рабовладельческий рынок двадцатого века! Женщины, дети, мужчины! Бедолаги сидели на корточках, связанные веревками. Хуже всего было смотреть на детей — они не понимали, что происходит, и не издавали ни звука. Не хотел бы я никогда больше видеть такое! — Новицкий был заметно взволнован собственным рассказом.

— Кто были их мучители? — спросил Ярош.

— А вот это самое интересное! Я-то ожидал увидеть белых охотников и торговцев рабами, а увидел… мулатов! Собратья уготовили такую судьбу своим же собратьям! И это в двадцатом веке!

— Что было дальше, Тадек? — допытывалась Салли.

— Увы, кроме ножа, у меня не было никакого оружия, а их там было человек двадцать. Я решил подождать до темноты в надежде, что судьба сама подскажет решение. И она подсказала, да еще и гораздо быстрее, чем я ожидал. Внезапно со стороны моря донеслось уханье палубных орудий и треск выстрелов. Я выглянул из-за своего ствола. Что за дивное зрелище! С востока шла моя «Надежда», а с северо-запада — канонерка с гордо реющим флагом Соединенных Штатов!

— Так вы были спасены! — вставил Ярош.

— Да, да. Оказалось, что меня одного смыло с палубы во время этого адского шторма, а все судно, в общем-то, уцелело и отправилось на мои поиски. Мне повезло. «Надежда» повстречала патрульный корабль американского военно-морского флота, который уже долгое время успешно пресекал торговлю людьми в этом районе. Мне и впрямь очень повезло.

— Ну хорошо, Тадек, но какое это имеет отношение к рассказу об индейцах Северной Америки? — спросил Томек.

— А такое, что где бы ни появлялся белый человек, там всегда начинаются смерть, эксплуатация и рабство, — с грустью ответил Новицкий.

Воцарилась тишина. Внезапно раздался гудок парохода. Риго огляделся и объявил:

— Мы только что пересекли границу между Канадой и Соединенными Штатами. Похоже, будет короткая стоянка. Экипажу нужно пополнить запасы дров и воды. Прошу прощения, господа, но долг зовет. — Он направился к капитанскому мостику.

Только теперь Томек заметил, что «Мэри Луис» подошла к одному из берегов, почти коснувшись кромки ледяного поля, которое на отрезке в несколько десятков метров соединялось с сушей. Несмотря на то, что стоял уже апрель, у берегов лед был еще достаточно крепок, чтобы, соблюдая особую осторожность, можно было довольно безопасно перебраться на твердую землю.

Салли снова почувствовала сонливость и удалилась в крохотную каюту, чтобы отдохнуть пораньше, а Новицкий и Ярош были поглощены разговором о лучшем рецепте приготовления свежей трески. Красный Орёл тоже куда-то исчез. Не зная, чем себя занять, Томек решил на время стоянки размять ноги на берегу.

Увидев, как матросы «Мэри Луис» передвигаются по льду, он сошел с палубы по деревянному трапу и последовал их примеру. Едва его нога в ботинке коснулась льда, как он тут же пошатнулся. Томек с трудом удержался на ногах. Потом он уже медленно двинулся к берегу. Лед казался крепким, хотя темные пятна, видневшиеся кое-где, говорили о неотвратимом приближении весны.

Путь до прибрежных зарослей занял у него несколько минут, хотя в обычных условиях, при крепком ледоставе, на это ушло бы всего мгновение. Он оставил далеко позади затихающее пыхтение «Мэри Луис». В нескольких сотнях метров от него, где-то справа, в отдалении слышались глухие, приглушенные удары топоров. Это команда парохода принялась заготавливать топливо для дальнейшего пути.

Томек одним прыжком перемахнул через голубоватую ниточку ручейка, который через несколько дней разрастется до размеров потока, и оказался в полной тишине леса. То и дело из чащи доносился крик какой-то птицы. Он также заметил крупную аляскинскую лисицу с длинным хвостом, маленькими ушами и золотисто-палевым мехом, которая при виде человека тут же скрылась за одной из стройных елей. Вильмовский уже собирался повернуть обратно к реке, как вдруг в ноздри ему ударил сладковато-тошнотворный запах, который невозможно было спутать ни с каким другим. Он много раз ощущал эту вонь во время многочисленных охотничьих странствий и был уверен, что ее источником была давно разлагающаяся падаль. Обоняние и опыт не подвели его и на этот раз: не далее чем в десяти метрах от него, на краю небольшой поляны, он заметил нескольких аляскинских ворон, которые внезапно вспорхнули, издав звуки, до смешного напоминавшие хлопок вылетающей из бутылки пробки.

Томек шагнул на поляну, но через мгновение замер — эта привычка, выработанная годами, была уже у него в крови. Осторожность. Причина внезапного бегства ворон стала ясна, когда из лесной чащи показались сначала два маленьких медвежонка, а сразу за ними — могучая самка гризли. С первого взгляда было видно, что малыши появились на свет совсем недавно, а их мать после зимней спячки была исхудавшей и настороженной. Вильмовский, отчетливо помня свою предыдущую встречу с медведем этого вида и не имея при себе оружия, предпочел не рисковать[81]. Не сводя глаз с могучего зверя, он начал медленно пятиться с поляны. Вдруг под его ногой раздался сухой треск сломавшейся ветки. Медведица тут же навострила уши, подняла огромную голову и принялась жадно втягивать носом воздух. Медвежата вовсю резвились, вырывая клочья мха, и не обращали внимания на беспокойство матери. К счастью для Томека, ветер, лениво струившийся между могучими деревьями, дул со стороны оленьей падали и медведицы, что мешало ей быстро учуять незваного гостя. Он больше не раздумывал. Он знал, что убежать от гризли, будь то на открытом пространстве или между деревьями, невозможно. На коротких дистанциях медведь мог догнать не только человека, но и бегущего оленя. Единственный шанс на спасение — воспользоваться тем, что медведица на мгновение растерялась, не определив источник звука.

Вильмовский на полусогнутых ногах прыгнул за ближайшее дерево и побежал, то и дело прислушиваясь, не бросился ли зверь за ним в погоню. Он уже не разбирал дороги к «Мэри Луис», не смотрел, та ли это тропа, по которой он вышел на злополучную поляну. Он бежал сломя голову. Смуга и Новицкий, без сомнения, не похвалили бы его за то, что он так легкомысленно удалился от парохода, да еще и без оружия. Но друзей рядом не было. Он был один и должен был справиться сам.

Он прибавил шагу. Он слышал, как в нескольких десятках шагов позади него сквозь лес продирается медведица, идя на треск веток. Что-то ее тревожило, и она предпочла проверить, в чем дело, нежели рисковать жизнью потомства. Он мчался что есть мочи через лесной бурелом. Уже через несколько минут он почувствовал невыносимую сухость во рту. Дыхание его участилось. Сердце работало на пределе, колотясь в груди. Медведица уже напала на его след — он услышал ее внезапный рев в нескольких метрах позади. Видимо, переменился ветер, и невыносимый для медведя запах человека с удвоенной силой ударил ей в ноздри. Наконец Томек услышал долгожданный шум реки. Спасение было рукой подать. Задыхаясь, он выбежал на покрытый тающим льдом берег. Посмотрел налево. Он был в нескольких сотнях метров от «Мэри Луис». На сушу он сошел гораздо ближе к пароходу. Выбора у него не было. Он выбежал на лед, не обращая внимания на опасность. Он был уже в нескольких десятках метров от того места, где выскочил из леса, когда из-за деревьев показалась медвежья голова. Он не обратил на это внимания. Он надеялся, что, возможно, кто-нибудь с парохода его заметит.

Медведица внезапно остановилась, словно удивленная видом реки и льда. Это дало Томеку несколько мгновений преимущества. Он заставил себя сделать еще одно усилие, ускорился. Оглянулся. Она все еще стояла на берегу, лишь покачивая головой и издавая глухое рычание. Он с трудом улыбнулся. Ему показалось, что он видит движение на пароходе. «Я спасен», — подумал он, улыбнувшись еще раз. «Мэри Луис» была все ближе.

Внезапно он услышал звук, похожий на глухой винтовочный выстрел. Сначала один, потом второй. На мгновение он замер, но тут же снова бросился бежать. На этот раз еще быстрее, скользя по льду. Медведица перестала быть его единственной угрозой. Он хорошо знал, что происходит и что означают эти звуки, похожие на выстрелы. Один, другой, третий, четвертый… Это коварно и во многих местах одновременно ломались последние ледяные оковы на реке!

Лед трещал, крошился и ломался вдоль всей береговой линии, образуя ледяные острова и островки, беспорядочные архипелаги, дрейфующие по бурному течению. Силуэты на «Мэри Луис» становились все отчетливее. Несмотря ни на что, он приближался, хотя то тут, то там застывшее на многие месяцы ледяное поле взрывалось гейзерами под давлением льда и воды.

Внезапно, прямо под ногами Томека, в нескольких десятках шагов от борта «Мэри Луис», ледяной панцирь потерял свою целостность и под тяжестью тела с треском разлетелся на мелкие кусочки. Вероятнее всего, он попал на подводный уступ, где вода стремительным подледным течением коварно подтачивала ледяную гладь. В одно мгновение он оказался под водой и, что хуже всего, подо льдом. В последнем отчаянном порыве он успел набрать в легкие как можно больше воздуха.

Течение тащило его вглубь. Он всем телом ощутил пронизывающий холод. Мокрая и тяжелая одежда сковывала движения и тянула ко дну. Подледное течение в этом месте было исключительно сильным. Швыряемый его силой, Томек то и дело ударялся о лед. Он был слегка оглушен. Ему не хватало воздуха. Растущее из-за нехватки кислорода давление разрывало ему череп. Попытки уцепиться хотя бы за малейший край ледяной ловушки не давали никакого результата. Он чувствовал растущий страх и оцепенение. Сознание покидало его. Лед в этом месте был кристально чистым — он еще успел разглядеть в нем светлое пятно солнца. Уголок его рта застыл в полуулыбке. Ему казалось, что вокруг воцарилась тишина, ужасающая тишина ледяной бездны, в которой господствовали все оттенки серого и черного.

Он уже ничего не чувствовал, когда прямо над его головой кто-то мощными ударами топора раскалывал куски льда. Не почувствовал, как могучие руки Новицкого одним движением вытащили его из ледяного гроба. Не слышал радостных криков команды «Мэри Луис» и испуганного голоса Салли. Не реагировал, когда Красный Орёл с огромным мастерством возвращал его к жизни, вдувая в него воздух из собственных легких.

Лишь когда кровообращение медленно начало восстанавливаться, а температура тела поднялась настолько, что жизненные функции вернулись, он с усилием открыл глаза. Задыхающийся Новицкий, прекрасная Салли с глазами, полными тревоги, Красный Орёл, вытирающий пот со лба, Риго и Ярош с гримасами радости и напряжения на лицах, а также двое молчаливых тлинкитов окружали его плотным кольцом.

— Я… кажется, не умер? — с трудом пролепетал он.

Первой отреагировала Салли.

— Ты жив! Ты жив, мой любимый! Ты здесь, ты с нами! Тадеуш и Красный Орёл вытащили тебя в последний момент из-подо льда, — выпалила она, то улыбаясь, то плача.

— Ну, братец! Ну и напугал же ты нас всех! — Новицкий все еще тяжело дышал. — Если бы не Красный Орёл, который забеспокоился из-за твоего отсутствия и начал осматривать окрестности в бинокль, то… Тьфу! Черт побери! Как же хорошо, что ты здесь, милый ты мой мальчик!

Боцман был явно взволнован и растроган.

— Надо признать, что путешествие с вами, господа, доставляет совершенно неожиданные впечатления, — элегантно вставил Риго.

Ярош утвердительно кивнул.

— За мной гналась медведица гризли. С ней были медвежата. Я бежал по льду, а что было дальше, вы знаете, — сказал Томек.

— Ну вот видишь, синичка. Наш-то паренек всегда влезет туда, где его как раз не ждут, — обратился Новицкий к Салли.

— Главное, что с тобой все в порядке, любимый. — Жена прижалась к озябшему Томеку.

«Мэри Луис» уже давно снова плыла по быстрой реке. В дверях небольшой кают-компании, послужившей лазаретом после несчастного случая с Вильмовским, внезапно появился капитан судна.

— Mon Seigneur Rigaud, Fairbanks est en avance! — сказал он по-французски.

— Merveilleux, merci![82] — ответил Риго. — Господа, впереди Фэрбанкс!