Торжествующий разум

Глава 2. "Ночные блины"

Была зима. Это чувствовалось каждую минуту. По широкой улице, мелькая вспышками разноцветных огней, проносились автомобили. Куда-то спешили люди. Падал и прилипал к земле снег.

Павел поправил лямки рюкзака и посмотрел на большую светящуюся вывеску. На ее желтом фоне красовалась высокая стопа доскообразных предметов лунного ландшафта. Они были зеленого цвета и если присмотреться напоминали нечто похожее на тонкие пшеничные лепешки или блины. Из всей стопы дисков только один - самый нижний был другого цвета. Это было странной формы белое блюдо. Надпись над рисунком гласила: "Ночные блины".

Павел еще раз поправил лямки рюкзака и посмотрел на часы. Он пришел слишком рано и теперь должен был ждать. Он повернулся в другую сторону, вслушиваясь, как хрустит под ногами снег. Куда-то весело прошла группа молодежи.

Он немного прошелся, затем вновь посмотрел на светящуюся вывеску.

- "Ночные блины", - прочел он надпись и взгляд его вновь сам упал на часы. - Еще без пяти, нужно подождать, - подумал он.

Так прошло еще несколько минут. Город вокруг жил своей жизнью, метался человеческими фигурами и вспышками мелькавших огней. Жизнь вокруг не замирала.

Павел снова огляделся, ловя взглядом мерный вертикальный ход снежинок, и погрузился в размышления. На время связь с реальностью оборвалась. Он больше ничего не видел и ничего не замечал. Куда-то шли люди, мчались машины. Ему не было до этого никакого дела.

О чем он думал теперь? Что пытался вспомнить, что понять? Прежний мир предстал перед ним непривычным, но более ясным. Понятной стала логика многих его механизмов. Однако еще больше было пока не известно. Требовалось время. Требовалось заново оценить людей. Нужно было очень многое проанализировать. Сделать все это с позиции наблюдателя было невозможно. Павел понимал: требуется активно, творчески включиться во все самому.

Внезапно новые звуки заставили его очнуться. Он всмотрелся и невдалеке, у светофора заметил две машущие руками фигуры. Они перешли дорогу и приближались к нему. Забытье прошло.

- Павел! - донеслись до него уже разборчивые голоса.

- Привет!

- Привет!

От неожиданно нахлынувшей радости он даже не разглядел их. Они обнялись все втроем. Улыбками озарились лица. Глаза у всех горели какими-то ночными, морозными искрами. Луна улыбнулась им еще одним ночным фонарем.

- Где тебя черти носили, Калугин, а? Поди весь свет повидал? Почему не звонил, почти не писал?

- Миша, Витек!

Павел радостно, оттесняя чувством слова, посмотрел на этих людей. Они были ему дороги. Он не учился с ними в одной школе, не вырос в одном дворе. Нет, их связывало что-то совершенно иное. Что-то совсем не похожее на место или время. Возможно, это были мысли.

Друзья широко улыбались.

- Ладно, пошли, потом расскажешь. Идем!

И снег снова захрустел под ногами, но уже радостно, а не тоскливо. Легкий теплый ветерок шаловливо подымал полы длинных пальто.

Они обогнули здание, обшаренные толстомордой охраной поднялись в кабак. Разделись в гардеробе. Михаил Литвин раздал билеты.

- "Распад души", - прочитал Павел.

- Ты заметил, какие лица у охранников? - полюбопытствовал Литвин. - Они глубоко несчастны: начальство заставило их ходить с рок-н-рольными прическами, как во времена «Биттлз». Представляешь, каково это парням привыкшим думать, что настоящий мачо должен быть накачанным и лысым.

Двери зеркального лифта открылись.

"Ночные блины" были одним из лучших музыкальных клубов города, но Павел, отсутствовавший дома два года, здесь был впервые. Впрочем, он не особенно обращал сейчас внимание на окружающую обстановку. С ним были друзья. К нему возвращалось все то лучшее, что он знал в этой жизни. Здесь было слышно музыку. Они отдали билеты и, пройдя еще одну проверку охраны, прошли за зеркальные черные двери. Ловя последний луч света, Павел еще раз посмотрел на своих друзей.

Михаил Литвин, которого в прежние годы за внешность и повадки называли Индейцем или Красным облаком, теперь больше походил на кельта времен Галльской войны. У него были длинные светло-русые волосы и густая темно-русая борода. За прошедшие годы в его лице что-то изменилось, появилось какое-то непривычное напряжение, но зато глаза стали еще более добрыми и смелыми. Он держался гордо и приветливо. А вот Виктор Датов, который и устроил эту встречу, не изменился за несколько лет нисколько. Его светлые волосы были по-прежнему зачесаны с пробором сбоку, круглые небольшие очки все также обрамляли широкий нос, а рот приветливо и немного забавно улыбался.

Виктор был одет в однобортный костюм и водолазку, на Михаиле был драный серый свитер с затейливым первобытным рисунком. Но какое все это имело значение? У всех их были сильные лица. Они были похожи - Павел привычным взглядом сразу отметил чем: высокий рост, поднятая голова, спокойные властные движения, только у Датова немного извиняющиеся, но все равно смелые. Во всем чувствовалась уверенность, которой два года назад он в них не находил. Но Павел и сам сильно изменился. Нет, его внешность осталась прежней, но манера держаться, говорить, двигаться полностью изменили его. Ушел в прошлое и любимый классический буржуазный стиль. Теперь Калугин больше походил на киберпанка. Но и это не имело сейчас значения.

Проходя мимо внимательно разглядывающих его глаз, Павел подумал, что они стали братьями еще больше. Все то, что произошло с ним в другом мире, казалось, произошло с ними на Земле. И возможно он никуда не исчезал, а жил все время здесь, среди всей этой веселой музыки, в этом городе.

Второй этаж заведения где, собственно говоря, музыкальное место и находилось, встретил их шумным движением, голосами и странной атмосферой отсутствия радости. Экраны светились роликами, но музыкантов еще не было. Все как будто спало в мертвом звуке. Павел знал: здесь все собирались, чтобы развлекаться. Но скука не покидала большей части лиц. Сам не понимая почему, он улыбнулся и подумал:

- Спите, спите. Я здесь не зря, не просто вернулся. Скоро все проснется и станет движением.

Они выбрали пустой столик в глубине зала и, заказав выпивку, погрузились в разговор. Музыка была здесь не так оглушительно слышна, как в другой части зала, но даже тут приходилось говорить громко.

В первые полчаса Павел рассказал о своей учебе, о том как, потратив немало времени и сил, он получил свой второй диплом. Затем Индеец - Литвин поведал о своей работе и впечатлениях. Он много путешествовал, работая то на турфирмы, то на рекламные агентства. Бывал в разных городах и даже несколько раз за рубежом. Пришла очередь Датова.

Виктор глотнул пива, бросил усталый взгляд на поднявшихся на сцену музыкантов, на их приготовления и начал:

- Вы знаете, что я левый…

- Мы все левые, - вмешался Михаил.

- Одним словом, еще студентом я вступил в компартию и включился в политическую борьбу. Сейчас, пройдя несколько лет работы в партии и в нашей молодежной организации, я стал региональным руководителем Молодого коммунистического союза. Уже почти два года.

- Ты марксист? - поинтересовался Павел.

- Да как сказать? Скорее патриот, коммунист, хотя теоретиков читал.

- Что читал? С чем согласен? С чем нет? - неожиданно задал вопрос Калугин.

Литвин с любопытством посмотрел на него. Он внезапно отметил в интонации и постановке друга что-то новое, что-то чего прежде не было. Вопрос был задан уверенно и быстро, в нем чувствовалось глубокое знание. Совсем не так говорил Виктор. Он все время как будто стеснялся своих убеждений, хотя и не скрывал их.

Датов назвал несколько книг, высказал свое мнение по ним. Павел задал еще немного вопросов и, получив на них неуверенные, нечеткие ответы, умолк.

Речь шла о роли СССР в мировой истории, о том, что означает реставрация на его территории прежнего, дореволюционного способа производства. Датов полагал, что виной всех бед народа явилась предательство части партийно-бюрократической верхушки. «В стране было много трудностей, но в верхах под влиянием Запада сложилась «коалиция предателей». Она парализовала партию, обманула лживыми лозунгами изобилия народ и захватила власть»,- утверждал он. Павел отметил, что собеседник не видит закономерности превращения советской бюрократии в класс новых собственников, обусловленный победой в СССР бюрократических тенденций и отстранения народных масс от управления страной еще в 1920-е годы. Но он не стал перебивать. Датов не думал, будто рыночная экономика в стране продержится долго. Ухудшение положения народных масс должно было, по его мнению, пробудить сознание людей и подвинуть их на борьбу. В рост экономики он тоже не верил, считая проценты в сводках правительства только обманом. Мысленно Павел не мог согласиться с такой линейной логикой. Он считал, что система после воровского разгула новых собственников стабилизируется, усиливает свою опору на бюрократию, а хозяйственный подъем действительно происходит. Каковы будут последствия этих тенденций? Калугин пока этого не представлял. Требовалось время, чтобы во всем разобраться. Поэтому он не стал спешить и высказывать свои мысли.

Михаил сходил за вторым пивом для себя, и лукаво улыбаясь, сел обратно за столик к друзьям. Его глаза горели юмором:

- Там у них бармен такой прикольный, типа неформал. Я к нему подхожу и спрашиваю: "Какое пиво самое дешевое?" Он хмурится, изображает из своего лица такой компот, что можно подумать я не человек, а дерьмо, и отвечает мне про пиво. Я говорю: "Одно такое. Все-таки не особо тут у вас одно пиво от другого отличается". Он жмурится, наливает, потом говорит, вроде как упрекая меня: "У нас отличное заведение и я горжусь, что работаю тут, это солидно". "А ты что, здесь хозяин?", - спрашиваю я. Он говорит: "Нет". Тогда я спокойно так замечаю: "Мне в разных местах приходилось работать, но я всегда различал свои интересы и интересы хозяина - капиталиста. На него и всякие его заведения, вместе с солидностью мне было плевать. Вот ты, вроде рок-н-ролльный пацан, а, сколько в тебе всякой рабской хуйни". Он так и ошалел, смотрит на меня и ничего сказать не может. Вот так.

Друзья расхохотались, так забавно передал эту историю Михаил.

- Продолжай, - попросил Виктора Павел. - Расскажи про то, чем занимаешься. Хватит идеологии.

- Наша организация довольно большая, почти сто человек. Всякая молодежь, но в основном хорошие ребята. Взгляды, конечно, не одинаковые, но да у нашей партии тот же винегрет. Одни думают, что марксизм устарел, другие ориентируются на величие родины, третьи - думают, что все беды от инородцев. Главное, что все поддерживают курс партии на борьбу с режимом. Что до чехарды в убеждениях тут ничего не поделаешь…

- Любопытно, а чем вы занимаетесь?

- Работаем с молодежью и даже с подростками. Создаем пионерские организации, проводим военно-спортивные мероприятия, помогаем партии. Участвуем в демонстрациях и митингах, разных пикетах…

- Вот черт, и принесло же тебя как раз тогда когда мне уезжать, - неожиданно ворвался Михаил. - Очередная командировка на три месяца. Иной раз думаю, зачем? Жаль, а то я чувствую, тут интересное начнется. Мы тут всякие акции планировали, только пока не знали что да как. Партийные начальники пока одобряют…

- Слушай, Павел, присоединяйся к нам, - предложил Виктор.

- Возражений пока нет.

- Приходи в четверг?

- Договорились.

Солист затянул медленную грустную песню. Их соседи молча курили, глядя в дно пустым кружкам.

- Весело тебе? Без бабла с тоски можно издохнуть. Если бы у меня были деньги, я бы сюда не пришел, - донеслись до него, смешиваясь в одну общую мысль голоса.

- Почему никто не танцует? - поинтересовался Павел.

- Черт его знает? Скучают?

- Подожди, сейчас немного музыканты разойдутся, потом зажгут, и начнется, - вытягиваясь в кресле, улыбнулся Михаил. - Команда хорошая, играют бодро.

Внезапно сменив мотив, музыканты заиграли веселей. Баритон беловолосого солиста что-то затянул по-испански. Барабаны и трубы ритмично оглушили зал.

- Под Ману Чао репертуарчик, - с лицом профессионального музыканта отметил Михаил. - Конечно скорость не та, но ребятки стараются.

Павел осмотрелся, заметив, что народу прибавилось, а кое-кто уже и танцует. На танцевальную площадку пустили дым. Игра света увлекала, гипнотизируя.

- Что будем развлекаться? - спросил Литвин. - Потанцуем, мисс? - предложил он Павлу.

Калугин усмехнулся.

- А что, самая подходящая ночка?

- Вы, ребята, идите, а я еще посижу тут. Вы ведь знаете: я не любитель кабаков, танцев всяких. Так что… - он добродушно засмущался, поправляя очки.

- Знаем, - добродушно съязвил Михаил.

Калугин и Литвин встали из-за стола и, двигаясь в такт быстрому резкому мотиву, ворвались в рой танцующих. Павел ловил глазами силуэты девушек один за другим. Он искал Марию. Она любила такие места, а он зло надеялся встретить ее. Михаил, найдя себе русую подругу, кружился с ней, нежно обхватив тонкую извивающуюся талию.

Было уже почти утро, когда, покинув друзей, Павел вышел из "Ночных блинов" и направился домой.

Метро еще не работало, и он решил пройтись. Дом был недалеко.

Улица казалась совсем пустой. Даже снег почти не хрустел. Ярко горели фонари, редкие окна светились далекой жизнью. В ушах Павла все еще кружился веселый мотив. Он в отличие от Литвина ни с кем не познакомился. Да и не хотел он ни с кем сегодня знакомиться. Шли его первые дни на Земле.

Ноги немного устали, но он не чувствовал этого полностью отдавшись полусну воспоминаний. Так километр за километром он шел по окутанному тишиной городу. Вдруг его взгляд до этого рассеянный на линии горизонта упал на толстый, еще советский, фонарный столб. Лист с каким-то неясным рисунком бросился ему в глаза. Он присмотрелся. На листовке была изображена вертикально срезанная наполовину голова индейца с густым оперением. Надпись справа от нее гласила: "Будь настоящим индейцем!".

Павел улыбнулся, всматриваясь в перекрещенные серп и молот внизу рисунка. Он сразу догадался - чьих это рук дело. Идея и слоган явно принадлежали Литвину.

- Кайф! - подумал он. - Мне уже начинает нравиться мое новое дело. Если так пойдет и дальше то, Эвил, я не пожалею что вернулся. Кайф! - повторил он.

Воздух был свежим, холодным, ночным и родным. Павел глубоко вдохнул. Мотнул головой, оживляя веселый мотив и отгоняя слабый сон, и прибавил шаг. Новая дорого сама шла ему на встречу.