В дверь резко позвонили. Павел протер глаза и, не нащупав на стене выключателя, вышел в коридор. Тут было проще. Он зажег свет и спросил:
- Кто?
- Свои, - ответил знакомый голос.
- Кто это может быть? - попытался сообразить Калугин. - Алексей Николаевич спит, может Артур или Серов?
Он открыл дверь.
Внезапный свет телекамеры врезался в глаза и Павел отступил, закрывая лицо руками, и соображая, что стоит перед телевиденьем в одних трусах.
Последним в комнату вошел Серов.
- Удивились, - спросил он?
- Конечно, - пробурчал Олехов.
- А я НТВшников привел.
- Молодец, - подметил Калугин, натягивая на себя одновременно брюки и пиджак.
Гости прошли на кухню и принялись устанавливать оборудование. Предстояло дать интервью.
Еще вчера познакомив своих руководителей с обнаруженными и уже известными бумагами, а заодно поделившись полученной от Артура информацией по делу прокурора, Павел заметил, что сами руководители мало что могли ему поведать. Правда Олехов сообщил, что фальсификаций не будет, все меры приняты, а вернее они не понадобятся. Серов же вообще ничего не сказал. Но, по-видимому, уже тогда, сразу решил связаться со СМИ.
- Hasta la victoria siempre! - произнес Павел, обращаясь к оператору, на майке которого красовался Че Гевара.
- Угу, - буркнул тот, видимо не поняв испанской фразы.
- Всегда до победы, - уточнил Павел.
Оператор улыбнулся.
- Меня зовут Сергей, - вмешался в их скромный диалог молодой человек в модном костюме. - Мы час назад прилетели. Сразу в машину и к вам. Тут говорят, такое творится! Расскажете?
- Конечно, - признался Павел.
На кухне он пока был один. Олехов одевался, а Серов засел в туалете. Павел ухмыльнулся, пощупал рубашку и застегнул оставшиеся пуговицы.
- Начнем, - предложил Сергей, когда все трое уже сидели за столом.
Ярко слепил свет.
Начал Серов. Но от его путаных речей, а он и без того всегда чем-то взволнованный теперь вообще растерялся, было мало толку. Олехов все время ссылался на закон о выборах, мотал головой. Из его слов мало что можно было понять. Только Павел, возможно, это была его профессиональная - журналистская, черта смог дать связанный и даже острый рассказ. Про автобусы и комиссию все уже было сказано, поэтому Калугин решил поведать о странных расписках. Это действительно вызвало интерес. Налицо, как отметил Павел, был серьезный заговор с целью устранить от голосования нелояльных избирателей, административно выстроить робких и слабых, и тем самым добиться высокого процента за действующего главу администрации. Все это приобретало особый смысл, если добавить сюда и то, что в городе действующий губернатор был особенно непопулярен.
- Снято, - уточнил Сергей и яркий свет погас. - По-моему, все здорово получится. Материал обалденный! Сенсация. Выборы и заговор…
- Только вы там, где я в трусах дверь открываю, не показывайте, - попросил Павел.
Все расхохотались.
Завтракать пришлось пельменями. Их купили килограмм и из-за отсутствия холодильника съесть решили сразу. Хотя пельмени были хорошие, но ситуация усугублялась еще имевшимся килограммом помидор, а едоков было только двое.
- Ну и деньки, Павлик, - пошутил Олехов.
- Ага, Алексей Николаевич, меня вот ночью еще никогда не снимали, - согласился Павел. - Прямо какое-то путешествие в зазеркалье.
- Наверное, уже началось голосование, - заметил Олехов. - Сколько времени?
- Девять, Серов обещал в полдесятого нас забрать.
Серов не опоздал. Вместе с тучным, резким, с повадками гонщика шофером он прибыл ровно в назначенное время.
- Поехали все вместе по избирательным участкам? - предложил он.
- У меня документы фальшивые, то есть я не член территориальной комиссии с совещательным голосом, у меня просто представление, а удостоверения нет, - признался Павел. - Я вчера, правда и с их помощью шорох наводил, но зато теперь не знаю что делать. Ведь не может же быть два одинаковых члена комиссии от компартии. По закону не положено.
- Ладно, кто там разбираться будет, - заметил Олехов.
- Конечно, - согласился Серов. - У нас тут народ темный, а особенно председатели участковых комиссий.
В первой же комиссии, где они устроили переполох (просто одного визита было достаточно), Павел заметил, как небрежно председатель относится к избирательным бюллетеням. Эти важные документы, за потерю которых грозил солидный срок заключения, лежали пачками на всех столах, так что он даже подумал стащить десяток-другой этих ценных бумажек.
- Простите, а вы кто такой? - обратился к Калугину председатель Комиссии, когда, тот указал ему на небрежное отношение к документам.
Павел предъявил свое представление и уточнил:
- Я член территориальной комиссии с правом совещательного голоса.
- Ага, вижу, - признался председатель, в чьей некомпетентности больше не приходилось сомневаться. Никаких крупных нарушений не было замечено. Только одно бросилось сразу в глаза: на каждом участке сидели наблюдатели от завода - представители руководства и тщательно фиксировали, кто из их сотрудников пришел проголосовать.
- Вот собаки, - заметил Серов.
- Административный ресурс? - спросил Павел.
- Именно так, - подтвердил Олехов. - Тут попробуй не проголосуй или неправильно проголосуй, лишишься работы мигом. Страшно оказаться в шкуре простого человека. С работы выгнали, денег нет, семья голодная, тут хочешь, не хочешь "правильно" проголосуешь.
Результат был заранее известен. Партия проиграла, ее кандидат получил большинство голосов только в крупных городах, поровну было в небольших городках. В деревне поражение было полным. Измученные безденежьем, нищетой, тяжелым трудом сельские жители не во что не верили и рады были отдать свой голос любому, кто хоть что-то пообещает. Одним словом, выборы были проиграны.
Но это стало известно только на следующий день.
Старенький автомобиль все с тем же ворчливым резким шофером увозил Олехова и Калугина на вокзал.
- Не верят нам люди, - ворчал шофер. - А все потому, что идеологии у нас нет. Вождь что хочет то и лопочет, с попами якшается, газеты наши мерзкие, читать их нельзя. Пишут всякую чушь, тухлые новости и те там никуда не годятся. Такого чтобы за душу брало - нет! Хуже всего - молодежь к нам не идет, да и одна ли только молодежь? Рабочие запуганы, крестьяне обнищали настолько, что совсем разум потеряли. Некоторые думают, что во всем только телевидение виновато. Так я вам скажу, нет! Люди у нас дураки безвольные, народ - скотина, вот за границей, мы ее все клянем да клянем, там чуть только налоги поднимут или цены, или зарплату понизят, так сразу все выходят на демонстрации, митинги. Забастовки устраивают. Одним словом - люди! Джек Лондон как писал: "Жизнь - это преодоление препятствий". А наши перед этими препятствиями пасуют. Но главная наша беда, тут может, я повторюсь, это идейная убогость нашей партии. Что мы предлагаем людям? Что? Государственный патриотизм, клянем олигархов, а о всесторонней сущности капитала молчим, а она повсюду. Поднимаем крик о внешней угрозе, а хоть кто-нибудь предложил сократить рабочий день? Нет. За такой тусклой спичкой никто не пойдет! Вот отсюда и все наши беды.
Сказать на это было нечего.
В университете оказалось полно народу. Все заканчивали учиться, штурмовали библиотеки, сдавая горы нечитанных книг, прогуливали пары последние и наполняли бурлящими молодыми телами коридоры и аудитории. Надвигалась сессия. Именно здесь в этих стенах и договорились встретиться Калугин и Белкин. Евгений опаздывал. Павел, скучая, он всегда приходил раньше времени, шарил глазами по робко суетящимся девушкам. Некоторые ему нравились.
- Ну, все, сдал все зачеты, - сообщил Женя. - Теперь надо о сессии подумать, попробую опять все на отлично сладить.
- Молодец, - похвалил товарища Павел.
Нельзя было сказать, что они подружились, но отношения у них были нормальные - товарищеские. Хотя Белкин по прежнему не нравился Павлу. Что-то в нем чувствовалось не то, какая-то фальшь.
Не раз, разговаривая с Белкиным на серьезные темы, как правило, об идеологии, стратегии и тактике развития комсомольской организации, Павел замечал, что тот его не слушает, не хочет слушать. Это казалось странным. Но, так или иначе, уже несколько месяцев они работали вместе. Общее дело заставляло отбросить глупые предчувствия, хотя Павел продолжал присматриваться к этому человеку.
- Пока вы с секретарем ездили в этот южный городок, мы с Датовым в той же области побывали в Дамбовке. Вот это было действительно забавно, - похвастался Белкин. - Знаешь, мы там настоящий переполох устроили. Датов все время фотографировал, а я записывал. Так в комиссиях, они агитацию прямо в день голосования на стенах участка повесили, паразиты, просто паника была. Красиво сработали!
- Молодцы. Жень, а вот Виктор рассказывал, что там мало мужчин, в этом городе, а в основном женщины и, причем доступные.
- Да ладно тебе, - смущенно усмехнулся Белкин и Павел уловил, что мимика у него немного заторможенная.
- Похоже, эмоциональная подавленность, да и уровень интеллекта не очень высокий, - отметил про себя он. - Подавление сексуальности, сразу видно сильное. Жаль человека.
- Врать не стану, правда. Там девушки не особенно робкие. Что поделаешь, если все парни пьют, инстинкт. Вот они и кидаются на всех подряд. Виктор, конечно, теперь такое любит, но только не я. Разврат это плохо, надо чтобы по любви и для создания семьи. А так за бутылку пива… Разве это правильно? Вот нас мужики и запихали сразу в машину, прямо с поезда, да и говорят: "Из дома никуда, а то вас эти мегеры быстро совратят, глазом моргнуть не успеете, как останетесь в нашем городе жить". Так и сказал "мегеры".
- Слова секс избегает, не любит, - подметил Павел. - Странно, что он вообще о таком говорит, обычно ведь просто тему меняет, стесняется. Наверное, не хочет выглядеть закомплексованным, ведь об их путешествии Виктор уже всем рассказал.
Еще до поездки Павел включился в работу комсомольской организации. Изучил ее сильные и слабые стороны, обнаружив, что последних гораздо больше. В короткие два месяца он познакомился с левой молодежью. Картина, как он сразу и предположил, оказалась запутанной: с одной стороны все более ощущался интерес к марксизму, к революционному опыту левых других стран, с другой - в умах большинства незыблемо господствовал национал-патриотизм. Калугин решил: менять ситуацию нужно сразу по идеологическому и практическому направлениям. Конкретного плана у Павла не имелось.
Природа просыпалась. Не замечать этого было нельзя. Даже в городе, влажном и грязном, чувствовалось пробуждение жизни, наступление весны.
- Давай обойдем это болото с той стороны дома, - заметил Женя, указывая на огромную лужу, раскинувшуюся посреди улицы.
Павел согласился. Он кивнул головой и подумал, что стоило выбрать другой маршрут. Но он знал, что Белкин любил короткие маршруты. Философия дороги была ему непонятна. В отличие от Павла он всегда ходил быстро, не обращая внимания на окружающий мир.
- Есть два вида ходьбы, - вспомнил Павел. - Первый из них - обычный, когда путник движется из пункта А в пункт В. Цель прибыть из пункта А в пункт В. Значит главное скорость. Второй способ - индейский. Здесь цель не прибыть, а двигаться из пункта А в пункт В. В таком виде ходьбы теряет значение и время, и расстояние, смысл обретает ощущение мира и себя в нем. Движение здесь осуществляется как бы нелинейно. То есть не в пространстве, а в понимании пространства.
Эту теорию изложил еще несколько лет назад Литвин. Павлу она сразу понравилась. В те дни он много думал над ней и не мог насладиться всей глубиной мудрости первобытного человека.
- Ведь если ты не замечаешь того, что вокруг тебя, не видишь предметов и людей, разве можешь ты успешно постичь мир? - продолжал он свои беззвучные рассуждения. - Познание должно быть непрерывным, не отчужденным, свободным.
Уже полчаса Калугин вместе с Белкиным шел по как-то неожиданно расплавленному жарким весенним солнцем асфальту пыльной дороги по направлению к Клоповой роще. Там, в кругу сумасшедших приятелей-коллекционеров он собирался уничтожить, как он сам говорил, несколько часов времени и приобрести какую-нибудь приятную и бесполезную вещь. Белкин же преследовал более конкретную цель и возможно потому торопился больше обычного. Ему нужно было, пользуясь помощью знавшего всех в этих местах Павла купить сотню пионерских значков.
В роще было полно народу.
Они долго рылись в монетах, значках, старых дисках, иконах, разных наградах и таких же древних книгах. Евгений утомительно не решался купить какой-то советский значок, пионерских фетишей он к тому времени уже набрал больше нужного. Он ходил кругами, сомневался, все время звал Павла и спрашивал его: "Стоит или нет?" Получив утвердительный ответ, он продолжал сомневаться. Так тянулось примерно полчаса, пока, наконец, Белкин неожиданно не купил его за пять рублей.
- Неужели нельзя было решиться сразу? - подумал Павел. - Вот странный человек?
Пока Женя терзал себя и всех вокруг колебаниями, Павел не терял время. Он выбрал себе значок с изображенным на нем доброго вида вампиром в профиль, затем проворно сменял его, прельстив хозяина с большими висячими по-польски усами значком депутата молодежного парламента, которым месяц назад стал от комсомола. Надпись на приобретенном Калугиным значке гласила: "Демон".
- Подарю кому-нибудь, - решил он. - Подарю и спою песенку: "Где ваши руки? Бейте в ладоши, суки!" Получится совершенно банально. Белкин такие композиции не любит, ему больше советские 30-50-х нравятся. Кому что.
- А я тебя видел, парень, - неожиданно обратился к нему продавец военных аксессуаров, - ты по телевизору про выборы рассказывал. Только у тебя теперь другая внешность: прическу изменил, да и борода исчезла. Но я в разведке служил, так что сразу тебя узнал.
Павел улыбнулся, признавшись, что это действительно был он.
- Иногда бывает приятно почувствовать себя телезвездой, - ехидно подумал он и сам себе улыбнулся уже во второй раз. - Конспиратор хренов, сколько имидж не меняй, тебя все равно кто угодно узнает.
- Смотри, сколько я пионерских значков набрал, - ворвался в тишину его мыслей Белкин. - Можно сто сорок пионеров принять!
- Молодец, - иронично похвалил Павел, прекрасно понимая, на какое бесполезное дело пойдут все эти блестящие предметы.
Пионеры были особым местом комсомольской работы. Постоянно общаясь с Виктором, Павел знал, что никаких пионеров на самом деле нет, а есть только публичный ритуал приема в пионеры. Действовала даже формула: "один пионер - одна шоколадка". Эта формула реализовывалась так: детям церемониально, под щелчки фотокамер и гудение горна, повязывали галстук, цепляли значок, одним словом принимали в пионеры и давали шоколадку. Пионеры сжирали шоколадки на месте. Дальше дело не шло, некому было с ними возиться.
- Расход не велик, зато можно рапортовать по инстанции или хвастать где-нибудь на съезде, мол, у нас в области 8000 пионеров. Ну, или еще поболее, - про себя уточнил Калугин. - Белкин такое любит, одно слово - фетишист.
Павел усмехнулся.