Эпизод40. От тюрьмы Шерифа спас повар, который шепнул пару слов по-армянски толстому и носатому фельдшеру «скорой помощи». Фельдшер увез его еще до разбирательства и поселил в уютной палате горбольницы с диагнозом «несчастный случай». Несколько пострадавших дальнобойщиков поместилось в другом отделении. Они помалкивали в тряпочку: видно, сами монтировками намахались всласть. Потерпевших милиция почему-то не нашла.
Но обо всем об этом мы узнали после.
А тогда, выехав с больничного двора, мы снова отправились на Железнодорожную. Уже была глухая ночь. Окна не горели.
– Маринка, тебя к дому? – спросил я, осторожно подъезжая к пустынному переезду.
– Ну, а куда, – печально откликнулась она. – Хотя спать не хочется.
– Вот именно. Поехали за пивом, – сказал Макс. – Сколько дней уже носимся, как подорванные. Надо хоть раз посидеть спокойно. Как раньше.
Судя по всему, Макса тоже накрыла пенная волна ностальгии, и я даже знал, где именно: на задворках больницы, как две капли воды похожей на нашу.
– А что? – повернулся Макс к нашей пассажирке. – Марина, ты ведь не против?
Я смотрел на Марину в зеркало. Она подняла глаза на Макса, и их взгляды встретились. Мне отчего-то стало грустно.
Я развернул машину, и спустя недолгое время мы уже подъезжали к небольшому магазинчику с вывеской «24 часа». Молодая разбитная продавщица, похожая на цыганку, посмотрела на нас иронически. Заполнив трюмы под завязку, мы легли на прежний курс, с приятным стеклянным звоном пересекли железнодорожные пути и, миновав знакомый ряд темных бараков, заехали на ближайший пустырь. Я заглушил мотор и перешел в кают-компанию.
Было тихо. Костик зажег свечку, и окружающий мир, как обычно, пропал для нас – только слышно было, как в кронах деревьев шумит ветер. Мы несколько минут сидели молча, прихлебывали пиво и – как бы получше сказать? – дружелюбно глядели друг на друга.
– Хорошо, наверно, когда есть свой автобус? – спросила вдруг Марина. – Едешь куда хочешь.
– Да я всю жизнь об этом мечтал, – честно ответил Макс. – Собраться и поехать по трассе. Чем дальше, тем лучше.
– Девчонок катать?
– А то, – усмехнулся Макс, как ни в чем не бывало. Я не удержался и вздохнул. А Костик – тот и вовсе покраснел.
– Парни все такие, – заявила Марина. – Наши местные и те туда же. Хотя автобус купить пока никто не додумался.
– А ты бы согласилась с нами поехать? Если бы мы позвали? – спросил я.
– Что, уже зовете? – она рассмеялась, обошла столик и с очень игривым видом забралась с ногами на наш знаменитый задний диван. Вы скажете – случайно? Хрен там – случайно. И не боялась она ничего, и как будто заигрывала с нами со всеми, и вообще – воля ваша, но мне никогда еще не приходилось оказываться в такой идиотской ситуации. Еще немного, и я сгрыз бы себе все локти и даже пятки.
Макс, похоже, чувствовал то же самое. Они переглянулись с Костиком и вылезли из автобуса отлить (мы тут рядышком, – неуместно сообщил Костик). А пока они в темноте искали подходящие кусты, Марина внимательно посмотрела на меня и спросила очень спокойно:
– Петь, а если нет никакого тайника? Что ты будешь делать?
– Маринка, – сказал я. – Может, этих денег и вообще в природе нет. Да и черт с ними. Я только хотел тебе сказать, что... пусть твоя мать меня не полюбит... когда я вернусь домой, я буду скучать о тебе. Как ни о ком вообще... Я не то говорю?
– Ты не говори ничего. Только не уезжай.
Я вскочил и в одно мгновение оказался рядом с ней. Мне хотелось, чтобы она говорила со мной еще о чем-нибудь, все равно о чем. Я тихонько погладил ее волосы; она поймала мои руки и зажмурилась на одно мгновение, а я замер на целую вечность. Но вечность кончилась, и я услышал:
– А вот это уже совершенно лишнее.
Я мог бы стереть этот кусок текста – вы всё равно не почувствуете разницы, замени я его сейчас каким-нибудь буниным или барбарой картленд, – но, пожалуй, я его оставлю. Потому что я – не слюнявый барин-сочинитель, и не извращенец, спускающий прямо на исписанный лист бумаги, вроде этого француза с его les enfants terribles. Этот отрывок прошлого записан в моей памяти огненными буквами, – что смысла убирать десяток строчек на экране? Вы не услышите от меня никаких жалоб, кроме этой, первой и последней: я не виноват, что девушка, в которую я втрескался по уши, была моей сестрой.
За спиной лязгнула дверь:
– А мы с улицы всё видим, братики-сестрички, – Костика душил смех. Макс молча уселся на свое сиденье и взялся открывать новую бутылку. Он для чего-то повертел ее перед глазами, зажал между колен и вооружился отверткой.
– Маринка, это нечестно, – проговорил он, подцепляя краешек пробки. – Целоваться с братом, когда вокруг так много хороших пацанов.
Тут, верите или нет, моя сестра делает шаг по направлению к Максу, протягивает руку, откидывает выгоревшую челку с его лба, запрокидывает его одуревшую голову и легонько целует прямо в губы.
Я застонал – мысленно, конечно.
Бутылка в руках у Макса зашипела и залила его руки липкой пеной. И все кончилось.
Эпизод41. Утром Маринкина мать вернулась с ночной смены. И заловила меня у водопроводной колонки. Согнувшись в три погибели, я пытался чистить зубы. Струя шипела и разбивалась о землю ледяными брызгами. Мои джинсы уже были мокрые, хоть выжимай.
– Петя, – окликнула Лариса Васильевна. – С добрым утром.
Я выпрямился и постарался широко улыбнуться.
– Как ночь прошла? – спросила Лариса Васильевна как бы между прочим.
«Да так себе, – подумал я. – Чуть не грохнули. Короче, все в порядке».
А вслух сказал:
– Спасибо вам, Лариса Васильевна. Мы нашего друга навестили в больнице. Несчастный случай...
– Спасибо мне можешь не говорить даже. Знаю я, какой у него там несчастный случай. Гачикян мне тоже лапшу вешал: совсем случайный, совсем несчастный… А то я не отличу ДТП от драки с поножовщиной. После десяти-то лет на «скорой».
– Это не поножовщина, – оправдывался я. – Он вам после сам все расскажет.
– Не уверена, что хочу его видеть. Марина, я надеюсь, дома?
– Конечно, дома, – подтвердил я.
Я вспомнил, как вчера ночью Маринка прогнала нас с Максом с крыльца, когда мы вызвались ее проводить. В окне второго этажа зажегся свет, а мы торчали внизу, кисло поглядывая друг на друга, как два кота. Сквозь скромные ситцевые занавески мы видели маринкин силуэт. Она нарочно задержалась на кухне, потом прошлась взад-вперед по комнате.
Помню, тогда я почему-то подумал: меня ведь не было рядом с ней целых шестнадцать лет. Я даже не видел ее подружек и одноклассников. Не знал, с кем она поцеловалась в первый раз. Кто ее провожал до улицы Железнодорожной.
Откуда-то пришла знакомая рыжая собака, Найда. Она обнюхала нас с Максом, вежливо повиляла хвостом. «Вот у кого спросить бы, вот кто всё видел», – усмехнулся я про себя.
Наконец свет в окне погас. Мы подождали еще немного и с позором убрались обратно в автобус, а собака – под крыльцо.
– Она девочка умная, – продолжала тем временем Лариса Васильевна. – Я надеюсь, что ты тоже. И потом, ты все-таки ее брат. Не забывай.
«Да я и так про нее постоянно думаю», – вздохнул я.
А Маринка уже спускалась по лестнице к нам. В тоненьком платье, под которым... ну да ладно. Одним словом, милая младшая сестричка.
– Привет, мамочка, – пропела она. – Мальчики вчера в больницу ездили.
– Да я наслышана про вашу историю, – отозвалась мать. – И что ты с ними была, тоже в курсе.
– Ну, я им просто показала, куда ехать, – беззаботно отвечала Маринка. – Мы пойдем в центр, погуляем?
Ларисе Васильевне ничего не оставалось, как только развести руками и отправиться домой – отдыхать.
Одевшись поприличнее, насколько могли, мы уселись в автобус и отправились в город.
Надо было навестить Шерифа. Мы проехались по магазинам и к часам к двум подкатили к городской больнице.
Шерифу стало лучше. Скажем сразу: ему стало даже очень неплохо.
Он встретил нас в больничном скверике. На скамеечке рядом с ним сидела автостопщица Машка. На земле у Машкиных ног лежал походный рюкзачок со светоотражающими нашивками. Я только сейчас заметил у нее на запястьях с добрый десяток фенечек – браслетиков, сплетенных из кусочков разноцветной кожи. Такая же красовалась теперь и на мускулистой руке Шерифа.
Оба молчали. Машка нежно гладила его пораненные пальцы, торчащие из-под повязки. И верно, – подумал я, – о чем тут говорить?
– На тебе сувениры, – я выгрузил на скамейку кое-что полезное: новую футболку взамен порванной, сигареты и прочее. – Хотели новые джинсы тебе купить, так размер не знали.
– Не надо джинсы, – сказал Шериф. – Принеси штаны спортивные. Куда мне джинсы с одной рукой. Очень долго... кольт выхватывать.
Его подружка хихикнула.
– А ты наш наган возьми. Под сиденьем лежит. Проржавел маленько, но как запасной сойдет, – посоветовал Костик, лучезарно улыбаясь.
Машка опять засмеялась. Смеялась она заразительно, как и положено девочке с рюкзачком и фенечками.
– А где ты здесь устроилась, Мария? – спросил я.
– Ну... как тебе сказать. У нас лагерь на берегу моря. В одном секретном месте.
– Секреты, секреты, – пробормотал Макс.
– Автостопщики каждый год приезжают, – подтвердила Маринка с усмешкой. – С весны и до самой осени. Живут в шалашах. Пока менты не прогонят.
– А-а, понимаю. Песни под гитару, free love.
– Это чего? – спросил Шериф.
– Тебе лучше не знать.
– Нет, Раиль, ты его не слушай, – всполошилась Машка. – Ты выздоравливай скорее, к нам придешь. Тебе понравится.
– Посмотрим, – отозвался немногословный Шериф.
Потом Машка отозвала Маринку в сторону, и они принялись о чем-то шептаться и смеяться, как будто выросли в одной песочнице. Увидев это, я изумился.
– Да, пацаны, – начал тут Шериф. – Сказать вам хочу.
Мы поглядели на него.
– Я вам проблемы создал, – продолжил он. – Не говорите ничего, я знаю.
– Ну, создал, – повторил Макс. – Мы поначалу вообще чуть не офигели. Мы думали, ты нас просто продал. Просто и банально.
– Непросто. Небанально. Но мне было не соскочить. Я им семь с половиной штук был должен. Где взять?
– Баксов? – спросил Костик.
– Ага. Через две недели. Потом – на счетчик.
– Еще за брата? – уточнил я.
– Да. Димка лоханулся по-крупному. Взял партию, деньги сразу не отдал. А его потом свои же кинули.
– Это подстава была, – сказал я с уверенностью. – Они всё нарочно подстроили. Так всегда делается.
Шериф помолчал.
– Главное не это, – сказал он. – Я поздно понял. Им эти деньги вообще на хрен не нужны были. Им ты нужен был, Пит. А еще они думали, что ты их на отца выведешь. А нет – так просто грохнуть.
– Я уже понял.
– И что ты теперь мне скажешь?
– Я скажу: проехали.
Дело в том, что мы уже слышали его историю – ту самую, что вы успели прочитать. Веселая девочка Маша, спутница шоферов-дальнобойщиков, была непривычно серьезной, пока Шериф рассказывал о своих подвигах. Она добавила еще кое-что, чего он не знал. Стало понятно, например, почему милиция не нашла потерпевших.
«Зло не уничтожить полностью, – думал я об этом. – Прав был старина Толкин. Зло можно загасить на время, да и то не иначе, как призвав на помощь другое зло. Еще вопрос, можно ли называть добром полученный результат».
Но все же от одного литературного героя мы избавились. Говорящий зверь заткнулся.
– Так получается, теперь ты им ничего не должен? – весело спросил Макс.
– Получается, ничего, – подтвердил Шериф. Но без улыбки.
– Ну и не парься.
Он недоверчиво покачал головой.
– Проехали, – повторил я. – Я не знаю, чего тебе сказать. Тебя использовали. И нас чуть не поимели. А может, еще поимеют. Но если ты думаешь, что я всю жизнь буду это тебе вспоминать, то ты ошибаешься.
При этих словах Костик серьезно кивнул, как бы желая сказать: он тоже.
Одним словом, мы решили вопрос. Что было, то было. Вот и все. Если кому-то и нужно было сделать нас врагами, то они обломались.
Шериф молча сидел и курил. Посматривал на нас, как будто снова привыкал. Затем спросил:
– А как у вас-то дела?
– Да потихоньку, – ответил я уклончиво. – Что-то намечается.
Макс добавил:
– Потихоньку. И верно, потихоньку. У Пита всегда так.
– Не понял, – обернулся я к нему. – Ты объяснись, что не в порядке.
– Ну вот чего темнить? – завелся Макс. – Скажи хоть раз правду: «я не знаю, что делать». Мы всё поймем. Поедем на море купаться и забудем про эти деньги.
– Не волнуйся ты так, – сказал ему Шериф. Но Макс продолжал:
– Нет, Пит, ты же понимаешь: мы не против с тобой ехать куда угодно. И сейчас не против. Мы сколько уже друг другу помогали, помнишь? Только давай решим: ты со своим отцом сам разбираешься, кто где кому чего оставил. Я уже устал, если честно. Я на море хочу.
– Макс, постой, – сказал Костик. – Ты зря так говоришь. Мы же договорились: мы идем вместе до конца. Мало ли что случится, что теперь, разбегаться?
– Просто пусть он скажет: все это была херня. Блеф. Отец со своими крышами запутался, должен и тем, и этим, да еще и Петьку втравил. И вот теперь мы на край света приехали – и п...дец. Опять одни загадки.
– Ты чего, Макс, совсем охренел, что ли? – разозлился я. – Зачем ему было это все устраивать, если ничего не было? Типа мы просто так сюда поехали? На экскурсию? С Маринкой познакомиться?
– Познакомился-то по ходу опять ты! – выпалил Макс.
Девчонки оглянулись на нас, а Шериф рассмеялся. Это было неожиданно.
– Пацаны, вы чисто как дети, – сказал он. – Хотите знать, чего я думаю?
– Ну? – спросил Костик.
– Вам надо отдохнуть друг от друга. Это помогает. Я вон тут припух на пару дней, уже знаете, как соскучился?
Эпизод42. – Правильно, – сказал Макс. – Отдохнуть надо.
Когда мы покинули Шерифа, было часов пять. Мы шли по улице к автобусу, и я потихоньку спросил у Машки:
– А чего ты тогда так рано от нас сбежала?
– Я же заранее с водилой договорилась, – ответила Машка.
– Это с толстым? С Федором?
– С Федором.
– Ну и как Федор? – не удержался я.
– А он тоже здесь, в больнице. Но я же не к нему пришла?
На это я даже не знал, что и сказать.
– Давайте поедем к нашим, – предложила Машка непосредственно вслед за этим. – Прямо сейчас, а?
– На море, что ли? – спросила Марина.
– Я покажу, где, – объявила Машка. – Туда лучше по объездной дороге ехать.
И мы двинулись по этой объездной дороге. Стоит ли говорить, что она пролегала мимо знакомой нефтебазы?
Макс даже не повернул головы, а я все-таки проводил глазами видневшиеся вдали черные цистерны и вышки с ржавыми громоотводами, пока они не скрылись вдали. А затем на горизонте показалось море.
Оно сияло на солнце так, что болели глаза. Прищурившись, я разглядел длинную каменистую косу, далеко врезавшуюся в водную гладь. Там, где коса кончалась, виднелся полосатый маяк, или бакен, ли как там он называется, – не слишком высокий и, скорее всего, заброшенный.
Море было пустынным и каким-то бесхозным: ни корабля, ни рыбацкой лодочки, ни самолета, на худой конец (я вспомнил, что не так давно где-то в здешних краях проходили военные учения, так вот одному истребителю не хватило высоты. Летчик катапультировался и долго потом носился по волнам, пока не подобрали).
– Странно, – произнес Макс. – У нас все только и мечтают: юг, море! А местным оно как будто на хрен не нужно.
– Достало оно их, – предположил я. – Воды много, а толку никакого.
– Хоть бы затопило всё на хрен.
– Чего вы? Море – это круто, – засмеялась Машка с заднего сиденья. – Скажи, Раиль, море – это круто?
– Никогда моря не видел, – откликнулся Шериф.
«И правда, – подумал я. – Шериф и в Питере-то нечасто бывал».
Дорога вывела нас на берег. Никакого пляжа тут не водилось, сырая прибрежная полоса была усыпана галькой и основательно загажена мазутом. Попадались и места посуше: их легко можно было отыскать по следам от давно потухших костров и по кучкам разноцветных консервных банок. Чуть поодаль берег становился обрывистым, обрывы поросли какими-то колючими кустами, в которых я с удивлением узнал акацию. Людей в округе не наблюдалось.
Проехав еще с километр вдоль моря, мы обнаружили, что шоссе уходит куда-то дальше, может быть, до самой границы. Нам было не слишком интересно наматывать лишние километры. Наконец Машка сказала:
– Это здесь. Здесь, рядом.
Макс нажал на тормоз. Улыбнулся, вылез из машины, распахнул для нас дверцу и объявил:
– Добро пожаловать на Майами-бич. Остерегайтесь акул и извращенцев!
Мы выбрались на воздух. Море едва уловимо пахло нефтью и еще какой-то гнилью. И все же это было великолепно. Подобравшись к самой воде, мы обнаружили, что здесь вполне можно купаться – особенно если пройти подальше по косе до песчаной отмели.
Впрочем, искупаться мы не успели.
– Пойдемте, – позвала Машка, подхватив свой рюкзачок. – Я вас с нашими ребятами познакомлю.
Мы углубились в заросли. По еле заметной тропинке шли минут десять. И выбрались на широкую поляну, окруженную высокими деревьями и зловредными колючими кустами. Заметить ее можно было, пожалуй, только со спутника.
На поляне дымил и чадил небольшой костер. У костра на корточках сидел довольно взрослый, бородатый мужик с длинными пегими волосами, перевязанными ленточкой. Он что-то жарил над огнем, какую-то длинную колбасу на палочке. С колбасы прямо на угли капал жир. Волосатый оглянулся на нас, узнал Машку, приветственно помахал свободной рукой.
Вокруг костра было расставлено с полдюжины палаток, некоторые – совсем старые, брезентовые, некоторые – поновее. Чуть подальше высилось три шалаша из кольев и веток, сложенных весьма искусно. Из одного шалаша выбралась тощая девица лет тридцати в джинсах и застиранной ковбойке на голое тело, с полиэтиленовым пакетом в руках. Она окинула нас насмешливым взглядом, достала из пакета какую-то снедь и уселась у костра.
– Мария, что-то ты долго, – произнесла она.
– Я друга встретила, – заявила Машка.
– Это которого друга? – строго спросила девица. – Или всех сразу?
Машка не соизволила ответить. Размахивая своим рюкзачком, подошла к крайней палатке. Заглянула внутрь.
– А чьи это тут вещи? – подозрительно спросила она.
– Это Шумный сегодня утром приехал, – нехотя объяснил мужик у костра. – Шумный из Нижнего, знаешь? С подругой.
– Я не поняла, Дэн, – возмутилась Машка. – Почему мое место всегда занимают? Что за дела?
– Всюду дедовщина, – довольно громко сказал Макс. – Даже у бомжей.
Девица в ковбойке сделала вид, что не слышит.
– Маша, ты меня прости, но ты когда приехала? – сказала она. – Ночью. А утром тебя уже нет. Что мы должны думать? Спальника у тебя нет, ничего нет. Приходишь, уходишь... Взяли и подвинули.
– Да ты не волнуйся, Мария, – Дэн вынул колбасу из огня и теперь разглядывал придирчиво. – Приходи в любое время, живи где хочешь... Мартина знаешь? У него шалаш хороший...
Моя сестренка оглядела тесный вигвам и поморщилась.
– Тут так принято, да? – спросила она.
– Да, в общем, тут плевать всем на всех, – объяснила Машка. – Свободные люди.
– Свобода есть высшее благо, данное человеку богом, – рассудительно произнес Дэн. – Поэтому всегда находится кто-то, кто норовит ее у человека отнять...
Он откусил от колбасы, и жир брызнул ему на бороду.
– Можно, я с вами побуду? – обернулась Машка ко мне.
– Да запросто, – ответил я.
– А как же Шериф? – ляпнул Макс.
Машка переложила рюкзачок из правой руки в левую:
– А ты думаешь, Максик, мы с тобой трахаться будем?
Она со смехом ухватила Макса за нечесаные рыжие волосы. Смех, воля ваша, вышел слишком мелодичным, и Маринка, слыша это, нахмурилась.
– Заночуешь сегодня у меня, – предложила она. – Это парней мать на порог не пускает... Тебя пустит...
Я усмехнулся. Представил, о чем они станут сплетничать.
– Спасибо тебе, Маринка. Ты – прелесть, – сказала неунывающая автостопщица и поцеловала мою сестру в щеку.
– Я знаю, – ответила Маринка, глядя почему-то на меня.