Эпизод51. Позже я узнал: в тот день боевики провели спонтанную, но на редкость эффективную операцию. Кто и зачем их нанял? Ответа на этот вопрос так и не дали ни власти, ни милиция, ни газетчики. Просто не знали, у кого спросить, – думал я. Мы имели свои соображения на этот счет, но обратиться к нам никто не догадался.
Информационные редакции федеральных телеканалов без толку засылали корреспондентов к высокопоставленным военным и представителям ФСБ. Те наотрез отказывались давать интервью. И то верно: как могли они объяснить, что целых три часа приморский городок Хворостов оставался в руках захватчиков, появившихся неведомо откуда?
Московским журналистам оставалось опрашивать очевидцев, бывших на площади, но и те не могли рассказать ничего определенного. Эффектнее всех выразилась какая-то пестро одетая баба-торговка: «А нам вообще наплевать, куда власть делась, – не вполне трезвым голосом сообщила она телезрителям. – Меньше знаешь – крепче спишь. А так, сынки, я вам честно скажу: ничего-то вы в нашей жизни не понимаете».
Одна наиболее толковая команда телевизионщиков, призвав на помощь коллег из местного корпункта, попыталась восстановить хронологию событий. Ясно было одно: воскресным утром в беспечный Хворостов на нескольких автобусах пробрались то ли пятьдесят, то ли целая сотня переодетых террористов. Почему их никто не задержал на въезде в город? По нелепой случайности. Должностные лица и рядовые сотрудники правоохранительных органов, допустившие это безобразие, впоследствии понесли заслуженное наказание.
Как бы то ни было, многочисленная, хорошо закамуфлированная и хорошо вооруженная бригада, воспользовавшись всеобщей сутолокой на площади, молниеносно захватила здание администрации и пленила мэра Ларионова с его приближенными. Это произошло в тот самый момент, когда мэр в узком кругу произносил тост «за всех друзей, кто еще Там». На лестнице послышался топот. Мэр даже не успел спросить, кто еще там, как двери распахнулись, и теплая компания замерла с поднятыми рюмками.
На пороге стояли суровые люди с автоматами. Реакция на их появление была неоднозначной. Придворные лизоблюды (в числе которых был и редактор местной газеты, и пресс-секретарь мэра – уже известная нам комсомольская шлюха) едва удержались от панических настроений. Двое или трое лагерных друзей мэра, занимающих ныне ответственные посты в администрации, были удивлены и даже схватились за стволы, но под взглядами вошедших отчего-то остановились. Остальные, включая самого мэра Ларионова, сохраняли спокойствие.
Проницательный наблюдатель мог бы заметить на лице мэра тень улыбки, не совсем уместной в данных обстоятельствах. Но за достоверность этого факта мы поручиться не можем.
Спустя недолгое время всю верхушку хворостовской администрации вывели в обширный коридор второго этажа. В сопровождении вооруженного эскорта они спустились по лестнице. С этого момента их следы теряются.
Так город за какие-нибудь полчаса остался без власти.
Разгоряченные горожане, толпящиеся в очередях вокруг пивных палаток, поначалу вообще ничего не заметили. Похоже, на это и был расчет. Когда же раздались первые автоматные очереди, народ ринулся прочь – но кое-кто не забыл при этом хорошенько пограбить торговые ряды. Большинство милиционеров из оцепления было рассеяно уже в первые минуты, после чего погромщикам уже никто не мешал. Поэтому среди десятков раненых в тот день оказалось немало продавцов с площади. Некоторые лишились и всей выручки. Эти подробности даже не особенно удивляли.
Что происходило дальше? На протяжении часа сразу несколько ударных групп боевиков заняло ряд ключевых объектов, включая здание ГУВД. При этом около десятка сотрудников милиции было ранено. Тогда же была захвачена местная АТС, и в городе возникли проблемы с телефонной связью. Боевики наведались и в изолятор временного содержания, где как раз ждали суда отъявленные уголовники. Вскоре после этого и начались настоящие погромы. Владельцы торговых предприятий понесли громадные убытки. Забегая вперед, скажем, что некоторые от шока так и не оправились.
Впоследствии хворостовские жители назовут этот день «пьяным воскресеньем». Официальные летописцы постараются стереть позорные строки со скрижалей истории, но горожане надолго запомнят и мэра Ларионова, и его День Города.
Вот еще одна подробность, которая только однажды промелькнула в новостях и не привлекла особого внимания: разгромив горотдел милиции, бандиты заодно выпустили из-под стражи троих дебоширов, задержанных ранее силами охраны правопорядка.
Здесь на бандитов возвели напраслину. Хотя среди всего остального вранья эта информация казалась наиболее правдоподобной.
Очутившись на свободе, мы замерли в изумлении.
В ясном небе горело дикое южное солнце. На площади было безлюдно. Если не считать нескольких тел, темными мешками лежащих вдалеке на асфальте. Ни милиции, ни ОМОНа, ни вертолетов МЧС. Трибуна опустела, технари и музыканты куда-то разбежались. Возле «икарусов» виднелась кучка людей в камуфляже. «Вот, значит, что там были за актеры», – понял я.
Опустевшие ряды праздничных палаток были завалены мусором и объедками. Мятые пивные банки болтались под ногами. На той стороне, возле фонтана, я увидел парочку пьяных в ж...пу, блюющих школьниц – а рядом в луже крови лежал то ли раненый, то ли мертвый милиционер из оцепления. Эта картина и сейчас стоит у меня перед глазами. С тех пор я не слишком доверяю репортажам из «горячих точек». Реальность порой гораздо поганее и позорнее.
Испуганно озираясь, мы вышли на проспект. По нему с бешеной скоростью проносились автомобили, их водители не обращали никакого внимания на светофоры. Прохожих было немного, они жались к стенам и с опаской поглядывали на нас.
В стороне, всего в двух шагах от центральной площади, местные гопники грабили продуктовый магазин. Водку выносили ящиками, из остальных товаров брали что подороже. Продавщицы куда-то делись, по крайней мере, ворам никто не мешал.
Из разбитой витрины «Мира техники» какие-то люди совершенно открыто выгружали тяжелые коробки. Мы видели, как десяток черномазых подростков, мешая друг другу, волок куда-то огромный японский телевизор без упаковки, видимо, прямо с полки; тут же на них наскочил какой-то подвыпивший мужик, принялся командовать, и телевизор с размаху полетел на асфальт. Тогда весь цыганский оркестр налетел на непрошеного дирижера, и вскоре он сам уже лежал ничком, с окровавленной головой, возле разбитого телевизора.
Мы подошли к парадному подъезду РОСТ-Банка, когда я увидел Маринку.
Или, можно сказать, почувствовал. Там, возле фонтана. Между деревьев. Она вскрикнула только один раз, и я больше не слышал ничего, только видел две темные фигуры, выкручивавшие руки девчонке в не по-здешнему яркой оранжевой футболке. Что-то выкрикнув (даже не помню, что), я рванулся бежать через дорогу, едва не попав под машину. Эти рожи были мне знакомы. Я уже видел лезвие, нацеленное прямо мне в грудь, и попытался на скорости выбить нож ногой, но поскользнулся и со всего размаху полетел на траву; вдруг какая-то тень метнулась мимо и с рычанием налетела на моего противника. Они катались по земле. Второй урод глянул куда-то мимо меня, повернулся и вдруг бросился прочь. Макс подмял под себя того, что был с ножом, и изо всех сил выворачивал его татуированное запястье. Раздался вопль, что-то хрустнуло, и пальцы, сжимавшие нож, разжались. Тогда я поднялся с земли и огляделся. Маринка стояла, прижавшись спиной к дереву, и с ужасом смотрела на Костика, который все еще стоял в шаге от нас, сжимая в руке где-то подобранное горлышко от бутылки, с острыми краями. Он был бледен, как выходец из могилы, и тяжело дышал. Второй раз в жизни, – подумал я, – он ввязался в драку, и всё за один день. В этом был какой-то мрачный смысл, который я не спешил разгадывать.
Потом Маринка всхлипывала и говорила что-то, а я гладил ее волосы и не отвечал ничего. Я машинально вытер ей слезы своей футболкой, не удержался и прикоснулся губами к ее щеке.
Холодный Маринкин нос упирался мне в ключицу.
– Я убежала от матери, – расслышал я ее шепот. – Думала найти тебя. Потом начали стрелять. Я испугалась. А потом они...
– Все кончилось, котенок, – сказал я.
Макс тихонько приблизился и тоже погладил Маринку по голове. Вдруг она отстранилась от меня, осторожно высвободилась и отступила на шаг.
Я проследил за ее взглядом, засмеялся, сунул руку в карман и с трудом вытащил оттуда ключ от сейфа.
Эпизод52. Наши шаги гулко разносились по просторному холлу шалимовского банка. Двери открылись перед нами, как по волшебству. Впрочем, я еще в первый раз заметил над дверями видеокамеру: когда дело касалось больших денег, не впадлу было отстегнуть и на маленькие чудеса.
Странно было, что никто нас не встречает. Место охранника пустовало. «Все-таки это сказка, – решил я. – Про красавицу и чудовище». Но думал над этим недолго, потому что где-то наверху хлопнула дверь.
Мы поднялись на второй этаж. Там тоже было пустынно. В приемной председателя правления на полу стояли кадки с пыльными пальмами и антикварные часы-куранты размером с хороший шкаф. Еще здесь был обширный стол секретарши, с принтерами, факсом и прочей офисной дребеденью, отсюда же специальная дверь вела в роскошную председательскую уборную. Я рванул эту дверь, и мы лицом к лицу столкнулись с юным банкиром Шалимовым – тот стоял в этом сверкающем директорском сортире, в расстегнутой рубашке и почему-то мокрый.
– Привет, Петька, – сказал он и громко икнул. – Я вас по телевизору видел.
«В мониторе», – понял я.
– А на улице ст... стреляют, – продолжал Кирилл заплетающимся языком. – Охрана разбежалась. П...дец всему.
Макс глядел на него, и его лицо помимо воли расплывалось в улыбке.
– Чувак, ты сколько выпил-то? – поинтересовался он.
– Коньяк – в кабинете, – сообщил Шалимов. – Коньяк босса. Ему больше не п-пригодится. Хотите?
Тут он поскользнулся и вцепился в раковину. Мы взяли несчастного под руки и повели.
Интерьер комнаты, примыкавшей к кабинету Шалимова-старшего, отличался расчетливой роскошью – мягкие диваны, старинный Muhlbach в углу, бар с таинственно мерцающими бутылками. Английские журналы на низеньком журнальном столике (не слишком свежие). Проекционный телевизор со спутниковым тюнером (выключенный). На столе – пустая бутылка из-под какого-то «курвуазье» и вторая, откупоренная. Шалимов-младший в одиночку опустошал отцовские погреба.
Он не умел пить. В Англии его научили пить только пиво. И еще он очень боялся. Он ждал нас к часу, но не дождался, а потом начали стрелять. Охраны не было с самого утра. Он хорошо понимал, что происходит. Лучше некуда. Хотя телефоны и не работали, а сотовый не ловил сеть. Он достал и показал нам бесполезную трубку, немедленно уронил ее на пол и полез поднимать, приговаривая:
– И вот сегодня всё так... то есть, всё не так...
Маринка смотрела на него с жалостью. А я даже не знал, что и предпринять.
– С девушкой познакомите? – с пьяной усмешкой спросил Шалимов, сидя на полу.
– А мы знакомы, – отозвалась Маринка. – Ты когда-то в нашей школе учился.
– Да ты что-о? – протянул Кирилл. – Не помню.
– Ты в Англию уехал. У нас тебя часто вспоминали. Некоторые наши… старшеклассницы.
– На-ка, Кирюха, лучше воды выпей, – сказал Макс (в приемной у секретарши нашелся кулер с холодной водой). – Хватит расслабляться.
Шалимов выглотал воду и помотал головой.
– Мне это... Мне кажется, что это всё Ларионов заказал, – наконец внятно выговорил он. – Я видел в окно. Магазины громят. Все, которые ему не платили.
– Боевики в городе, – сказал я. – Ахмед и его гости. Ментовку взорвали. Людей поубивали. Прикидываешь?
– Это он, это он, – простонал Шалимов. – Он их вызвал. Идиот... Он думает, это его крыша... А они же его самого первым делом натянут...
– Да и пускай натянут, – разрешил я. – Ср...ть я хотел на вашего Ларионова.
– Был бы отец жив, ничего бы не произошло, – с уверенностью сказал Шалимов.
– Давай к делу, – сказал я. – Ты можешь нам хранилище открыть? Вот ключ.
Кирилл поглядел на ключ, потрогал пальцем причудливую бородку.
– Вроде похож. Только вот какой номер ячейки?
– На месте разберемся.
– Раевский, ты гонишь, – пробормотал Шалимов. – Мне еще надо вспомнить, какие там коды...
– Вспоминай скорей. Тебе что для этого нужно?
– Процент не возьму, – с усмешкой отозвался Шалимов. – Пойдем. Туда надо через первый этаж идти.
Спустя несколько минут мы впятером уже шли по длинному подвальному коридору в хранилище. В подземелье было тихо. Еле слышно жужжали лампы дневного света.
Шалимов помедлил, оглянулся на нас, затем с нескольких попыток отворил какую-то дверь с кодовым замком. Мы оказались в просторном помещении, в котором не было ни стульев, ни столов, ни окон – только три тяжелые металлические двери. Пошатываясь, Кирилл подошел к одной из них и набрал несколько цифр на замке.
– Здесь сейфы для физлиц, – пояснил он.
Дверь распахнулась. Банкир щелкнул выключателем, и мы увидели небольшую комнату, напомнившую мне камеру хранения на вокзале, только куда более серьезную. Одна из стен этой комнаты вся как будто бы состояла из сейфов. Здесь было, пожалуй, около сотни ячеек, закрытых прочными бронированными дверцами. В каждой дверце виднелась замочная скважина, похожая на хитро прищуренный глаз. Еще на каждой дверце была табличка с номером.
Номера я не знал.
Я поглядел на свой ключ. Подумал. Попробовал вставить в замок ячейки, что была в самой середине. Нет, ключ даже не поворачивался. Попытался открыть дверцу рядом. Не тут-то было.
Руки у меня дрожали. И вдруг, как обычно в таких случаях, я нервно засмеялся. Меня забавлял полнейший буратинизм происходящего. Папа послал своего глупого сына-буратину учиться жизни. А он вписался в дурную компанию. Обманным путем присвоил золотой ключик. И уже раскатал губу на сокровище.
Вот только этому буратине так и не дали денег, вспомнил я. Накормили какой-то басней, как обычно. Даже настоящего человека, как в оригинале, из него не вышло.
– Так и остался бревном, – пробормотал я.
На меня посмотрели с удивлением. Я пришел в себя.
– Lenin-35, – напомнил Костик. – Кругом одни символы. Попробуй.
Тридцать пятая ячейка была возле самой стены. Я вставил ключ в замочную скважину, и моя рука дрогнула.
Ключ повернулся в замке. Я услышал, как в толще стальной двери мягко лязгнули безупречно подогнанные массивные засовы: усилия моей руки было бы для этого недостаточно. «Наверно, там какая-то система шарниров или противовесов», – подумал я, а сам медленно, очень медленно потянул за ручку и приоткрыл дверцу.
Внутри лежал чемоданчик.
– Ну вот, что-то типа того, – проговорил Макс у меня за спиной.
Кирилл Шалимов стоял молча, прислонившись к стене.
Я протянул руку и вытащил чемодан. Собственно, он больше походил на сейф с ручкой для переноски. Он был довольно увесистым. И вдобавок был заперт на два кодовых замка.
Слесарь с хорошим инструментом распилил бы этот сейф за полчаса. Но что-то подсказывало мне: обращаться к слесарю не стоило.
Присев на корточки, я зажал чемодан между колен. Тронул замки. Они были не простые, а электронные. Чтобы открыть каждый из замков, нужно было набрать четыре цифры. Надпись по-английски гласила: после пяти попыток неправильного набора цифр сейф закрывается навсегда.
Это несколько напрягало.
Последний уровень игры имел какую-то хитрость, которую невозможно было разгадать случайно. Принцесса отдала герою ключ. Теперь требовались коды доступа.
– Пять попыток. И поллимона баксов, – пробормотал я.
Я заметил, как по лицу Шалимова пробежала болезненная гримаса.
– Да, Кирюха, – сказал ему Макс. – Это мы хорошо зашли. Еще по коньячку?
Кирилл собирался что-то ответить, но не успел.
На всех этажах завыли сирены, этот звук врезался в уши, и скрыться от него было невозможно. Мы кинулись наверх. Толкнув плечом какую-то дверь, Шалимов едва не упал. Вслед за ним мы ввалились внутрь и оказались в полутемной комнате охраны.
На обширном столе светились сразу четыре телевизионных монитора. Все показывали разное. На одном был виден переулок и наш белый автобус. На другом – пустынный холл РОСТ-Банка. Наконец, третья камера охватывала перспективу проспекта.
У парадного подъезда стоял темный «бмв» и большой туристский автобус-«икарус». Из автобуса выбирались на тротуар бородатые люди в камуфляже. Двое или трое уже возились возле входной двери. Камера, повешенная во внутреннем дворе, поймала в кадр еще нескольких боевиков.
– Не успели. Не успели, – повторял Шалимов. – Теперь и до меня добрались.
«Ему-то что. А вот если они нас тут найдут, нам мало не покажется», – понял я. И снова очень отчетливо представил себе несколько картин, одна другой мрачнее.
Сирены продолжали орать. Макс толкнул Шалимова в бок:
– Что делать-то будем? Думай.
Шалимов не ответил. Он как будто оцепенел, глядя на монитор.
– Бежим, – крикнул я ему прямо в ухо.
Сирены внезапно перестали выть. От неожиданности я чуть не уронил чемодан.
– Они уже здесь, – вздохнул Шалимов. – Сигнализацию вырубили.
Разом погасли и мониторы. Последним кадром, что успели передать в Хьюстон камеры наблюдения, был крупный план вскрытой входной двери – и жирная фигура, едва уместившаяся в дверном проеме. Несомненно, я уже встречал этого человека.
Мы снова бежали по коридору, спускались по каким-то лестницам, темным переходам – я вспомнил, как однажды, в моем раннем детстве, мы с матерью были в цирке и в антракте забрели куда-то за кулисы, куда зрителям ходить было не положено. Помню, как тогда, в детстве, из-за угла навстречу нам вышли какие-то краснорожие клоуны. Они вдруг закричали, затопали ногами и напугали меня до полусмерти, и с тех пор я ненавижу цирк – а заодно и «макдональдс». Наконец Макс метнулся в какой-то тупик и остановился перед неприметной дверцей. Рванул за ручку. Дверь оказалась незапертой.
– Это, похоже, котельная, – сказал он, заглянув внутрь. – Прячемся.
Мы услышали совсем недалеко, казалось – уже тут, за углом, – чьи-то уверенные голоса и звук шагов.
Маринка чуть слышно вскрикнула и вцепилась мне в руку. Я подхватил ее, а Костик – чемодан.
– Быстро, быстро, – торопил Макс, пока мы протискивались внутрь. – Всё. Задраить иллюминаторы...
Он запер дверь на засов, и мы смогли перевести дух.