Трасса "Юг". Парни из 90-х

Эпизод 21 - 22

Эпизод 21. Это был высокий красный особняк с узкими стрельчатыми окнами. Из-за забора виднелся только второй этаж и еще высокая застекленная вышка непонятного назначения. Мы стояли у самых ворот, почему-то не решаясь войти.

– Ничего себе башня, – сказал Костик.

– Не сносит башню-то? – спросил Макс.

– Зачем сносить, ее только построили, – удивился Михаил. Макс только плюнул.

– Ты чего сразу не сказал, что у тебя день рождения? – задал я вопрос, и Мишка как-то сразу поскучнел, а потом сказал тихо:

– Я не хотел праздновать.

– Странно, – удивился я. – Сколько исполняется, кстати?

– Восемнадцать. Первый день рождения здесь.

– У нас подарка нет, – заметил Костик.

– Я вообще не хотел праздновать.

Из ворот выглянул охранник:

– Загоняйте телегу свою. Во дворе места хватит.

Это точно: места там было более чем достаточно. Вокруг простирался ухоженный газон (с травой нездешнего ярко-зеленого цвета), никаких тебе клумб и грядок, только газон. Несколько здоровенных сосен были оставлены расти на песчаных пригорках, видимо, в соответствии с неким ландшафтным планом. Еще здесь была довольно большая альпийская горка с какими-то цветущими эдельвейсами, с вершины которой проистекал настоящий ручеек: трубу подвели, не поленились, – решил я. Во всем был виден неплохой вкус. И еще здесь пахло большими деньгами.

«А вот помойки у них нету», – подумал я.

Наш автобус в гараж не влезал. Он остался стоять возле дома и выглядел здесь странно, как советский танк на Лазурном Берегу. Макс, чтобы усугубить впечатление, раздобыл грязную тряпку и принялся протирать стекло.

– Максик, хватит тебе тереть, – сказал я. – Потом шланг возьмем и вымоем.

– Точно, шланг есть, – подтвердил юный хозяин особняка. – Я могу принести.

– Ну не сейчас же, блин. Слушай, Мишка, а твой отец – он кто?

– Он адвокат в Москве. У него своя контора. «Островский и партнеры». Борис Островский.

– Ясно, – сказал я. Я слышал эту фамилию по телевизору. Островский, кажется, вел крупные дела. Денег у него, судя по всему, было до черта. А сын даже день рождения не хочет праздновать. Смотри-ка, и верно: не всё можно купить за бабки.

– Пойдемте лучше в дом, – предложил Мишка, беспомощно оглядываясь и ища нас взглядом. – Можно в башню подняться.

– А там и жить можно? – спросил любопытный Костик.

– Там моя комната. Вы посмотрите. Оттуда хороший вид… должен быть.

Внизу, в просторном полутемном холле, мы встретили Мишкиного отца. Он посмотрел на нас, невесело улыбаясь. Дождался, когда все пройдут, и поманил меня пальцем.

– Вас как зовут, молодой человек?

– Петр. Петр Раевский, – зачем-то отрекомендовался я.

– А я – Борис. Борис Николаевич, как Ельцин, да… Вы не удивляйтесь, что я вас вот так пригласил в гости. Сын, может, не решился бы. А у него ведь сегодня такой праздник… Вы же сделаете ему приятное? Посидите с ним? У него здесь так мало… знакомых…

– А скажите… Дистрофия сетчатки – это очень серьезно?

– Очень серьезно, – кивнул Борис. – По крайней мере, так мне сказали даже в офтальмологическом центре в Хайфе, а я готов был платить им любые деньги… И российская… и наша клиника тоже сомневается, возможно ли улучшение. Бедный мальчик. Он даже не может учиться… Я привез ему компьютер, провел интернет, но он уже почти ничего не видит…

Я смотрел на него, и на душе у меня становилось все тяжелее.

– Остается купить ему аккордеон, чтобы он играл, как эти слепые в электричках, – вздохнул Борис. – Но я купил не аккордеон. Я купил электрогитару «гибсон». Миша любит музыку, знаете, рок-музыку… Это бывает в вашем возрасте… Сегодня подарю ему эту гитару. И усилитель.

– Комбик? – спросил я.

– Кажется, да. «Маршалл». Мне сказали, хороший.

– Да уж, – согласился я. – У нашего Макса… Вы видели, рыжий такой… У него тоже есть электрогитара, только он на ней играет так себе.

– Вы будете смеяться, но Миша играет с детства… Правда, на простой, акустической гитаре. Он и песни пишет.

Я даже не особенно удивился.

– И вот что, Петр... Вы ведь все уже выпиваете, не так ли? Я угощу вас, в доме есть виски (я вздрогнул), джин, хорошее вино… Возьмите ради праздника, только не переусердствуйте, ладно?

– Я все понял. Мы попробуем развлечь его.

– Почему-то я вам верю. Это странно при моей профессии… Я, чтобы вы знали, адвокат… Таких историй наслушаешься… Кстати, ваша фамилия мне знакома, только не помню, в какой связи…

– Был такой декабрист, – подсказал я.

– Да, да… А также октябрист, роялист и пианист… Нет, конечно. Вы меня не путайте, юноша. Я запоминаю только то, что относится к делу… Особенно если это дело тянет на уголовное. Впрочем, как говорится, бог с ними со всеми… Отдыхайте…

Он пожал мне руку, затем не очень-то ловко похлопал по плечу, надеясь, вероятно, завоевать мое расположение. Но этого и не требовалось. Мне и без того хотелось помочь его дорогому Мише снова почувствовать себя нормальным парнем. Девчонку бы ему, да без комплексов. Мы-то что? Мы только вискарь бухать умеем… брр…

Потом я подумал вот о чем: значит, дело моего отца было достаточно громким в Москве, раз слухи дошли даже до самого господина Островского. Тогда не приходится удивляться, что за нами гоняются все, кому не лень.

А ведь здесь мы как в крепости, – подумал я. Мы можем переждать. Мы можем даже забраться на наблюдательную вышку… И еще тут есть компьютер с интернетом.

Эпизод22. На вышке было светло. С нее действительно открывался потрясающий вид. Мы узнали даже, куда ведет дорога: она петляла между невысоких холмов и в самом деле возвращалась на московское шоссе. Получалось, что мы заехали сюда совершенно зря. Об этом мне сказал на ухо Макс, а я только пожал плечами. Не то чтобы я стал фаталистом, но почему-то с некоторых пор мне казалось: всякое наше движение что-нибудь да означает. Даже если неясно, что. Говоря проще, всем нам не мешало бы схорониться в тихом месте на денек-другой, чтобы поразмыслить над этим. В этом смысле я и ответил Максу, и тот нехотя согласился.

Костик с Шерифом тем временем оглядывали окрестности. Хозяин башни смотрел на них с грустью, и я решил отвлечь его:

– Мишка, – начал я самым невинным голосом, – а у тебя здесь девчонки никогда не бывали?

– Бывали, – ответил он. – Но сейчас нет.

– Сейчас однозначно нет, – подтвердил я. – Ты не ошибся. Можешь даже пощупать. Ну, а вообще?

– Вообще мы переписывались по сети. Уже здесь. Но у нас ничего не получилось.

– Да не бывает так, чтобы совсем ничего, – сказал Макс грубовато. – Плохо писал, наверно.

– Я совсем перестал писать. Месяца три назад. На экране все расплывается. Не отца же мне просить вслух читать, правда?

Макс смутился.

– Ну, прости. Я не знал. Но можно же приятеля попросить. Все так делают: пишут вместе, сидят, прикалываются, а потом…

– Хочешь, напиши что-нибудь за меня. Если тебе интересно. Я не стану. Мне всё равно.

– Гордый какой. Мне б такую башню, я бы вообще с телками кувыркался не переставая.

Неожиданно Мишка рассмеялся:

– А у меня почему-то тут никак не получалось. Мне казалось, что нас все видят. Я-то ничего не вижу, а меня – все… Даже если темно… Это мания, конечно…

– Мания преследования, – сообщил Костик.

– Ну и вот. Но на самом деле все было еще более мерзко. Мы познакомились по интернету, а она у меня украла деньги…

– А вот это уже не мания.

– Папа когда узнал, жутко разозлился. На меня, конечно. Потом взялся сам искать мне знакомых, в своем кругу, но я ему сказал – этого не нужно…

– Да, дружище, хреново тебе, – сказал Макс.

– Зато есть что красть, – откликнулся Шериф сурово. – Не так плохо.

– Это всё не мое, – возразил Мишка. – Там, где мы жили до этого, там было лучше. Там все жили одинаково, я еще хорошо видел, гулял по улицам. Мы траву курили. По субботам у хасидов из лавочек кока-колу воровали… На складе стоят бутылки, целыми упаковками. Берем и убегаем… Он злится, кричит, а сделать ничего не может…

– Кто такие хасиды? – спросил Шериф.

– Они очень религиозные. Им в шабат работать нельзя, грех. Даже свет включить нельзя. Прислуга включает…

– Слушай, а ты молодец, оказывается, – ухмыльнулся Макс. – Так им: кто не работает, тот не пьет кока-колы…

– Там я был нормальный, – грустно сказал Мишка. – А здесь – новый русский. Вам смешно?

– Значит, ты новый русский еврей? – спросил Шериф.

– Не совсем. Но отец так устроил, что да. Когда уезжал. Десять лет назад.

Зазвонил телефон, который стоял прямо на полу. Мишка обернулся на звук, поднял трубку, послушал и ответил: «да, идем».

– Зовут вниз. Они все-таки устроили праздник.

– Минуточку. Раз есть гости, должен быть и праздник, – воскликнул Макс. – Давай, корми нас. Мы тебе не хасиды, для нас пожрать – не влом. А потом еще кататься поедем.

Если я хоть что-нибудь понимаю в людях, то Мишка был счастлив.

Потом говорились тосты (Борис Николаевич переоделся и выглядел представительно, как по телевизору), пилось терпкое красное вино (мне оно понравилось), дарилась пузатенькая, сияющая огненно-рыжим лаком гитара (Мишка взял ее в руки и сразу, хотя и не на полном звуке, произвел такой пассаж, что Макс восхитился. «Йес», – сказал Мишка, никто его не понял, но Костик с важным видом закивал: оказывается, так называлась очень старая и очень сложная английская группа). После всего этого есть уже не хотелось. Мишка взял гитару и понес наверх, а Макс, кряхтя, поволок туда же тяжелый черный комбик размером с два пивных ящика. Борис вручил мне бутылочку вина, а Шериф незаметно прихватил со стола такую же.

В стеклянной башне было уже темно. Ярко светила луна. Сквозь прозрачный потолок были видны и звезды, и млечный путь. Костик засмотрелся на небо, и Макс водрузил комбик ему на ногу. Тот от неожиданности вскрикнул так, что Мишка испугался. Пришлось обоим налить. Нахальный Макс попросил гитару, воткнул провод в усилитель, покрутил ручки и сыграл что-то из своей любимой «Нирваны», довольно складно. Но Мишка взял у него «гибсон» и с ходу врезал то же самое. Макс спросил: «Ты чего, тоже Кобэйна снимал?» – «Первый раз от тебя услышал», – ответил Мишка, и Макс надолго заткнулся.

Уже ночью мы добрались до Мишкиного компьютера. Это был навороченный аппарат – папа-адвокат не пожалел денег. Монитор был просто огромным, чтобы человеку с плохим зрением можно было хоть что-то разглядеть, вот только Мишка уже мало что видел. Иногда он на ощупь лазил в интернет. Друзья, оставшиеся в теплых краях, все еще присылали ему письма.

Мы сидели втроем – Костик, Мишка и я. Шериф и Макс завалились спать в комнате для гостей.

Мишкино обиталище удивило меня. Похоже было, что все усилия высокооплачиваемого дизайнера были нарочно сведены на нет: итальянская мебель была расставлена в самых неожиданных местах; прямо из пола торчали светильники на тонких ножках, как будто светящиеся галлюциногенные грибы; подозрительно большая кровать стояла как-то косо, причем прямо перед ней, в ногах, громоздился широкоэкранный телевизор на подставке. Тут же в беспорядке валялась одежда.

Приглядевшись, я понял еще кое-что. Комната не желала ничего рассказывать о хозяине: тут не было ни книжных полочек со всякими игрушками и безделушками, ни постеров на стенах, ни раскрытых на интересном месте журналов. Только темный застекленный шкаф с дисками. Вот дисков было действительно много, но по названиям трудно было понять, каков их слушатель. Даже Костик, осмотрев первые полки, в изумлении развел руками.

Мишка, впрочем, ничего не заметил. Он включил компьютер и попробовал влезть в свой почтовый ящик. Не получилось. Тогда он позвал нас.

Костик ввел его пароль и обнаружил несколько непрочитанных писем. Одно, кажется, от девушки. Он скопировал текст и вывел на монитор самыми крупными буквами. И отошел от стола.

Потом, много позже, я спросил Костика: что же было в том письме? Он ответил, что специально не вчитывался, тем более что написано было латиницей; ему запомнилась одна-единственная фраза: «я не буду ничего объяснять». Даже в транслитерированном виде, а может, именно поэтому, эти слова выглядели ужасно. Так сказал впечатлительный Костик.

Прочитав письмо, Мишка закрыл его и обернулся.

– Это был подарок, – сказал он. – Подарок на совершеннолетие.

– Отвечать будешь? – спросил я.

– Уже не нужно. Впрочем... я напишу. Проверь, правильно или нет.

Он опустил пальцы на клавиатуру и, мучительно вглядываясь в экран, написал одну фразу. Я подошел и посмотрел. Ответ был таким:

СПАСИБО ЗА ВСЕ.

– Всё правильно, – произнес я и щелкнул мышкой, чтобы ответ отправился адресату.

Я зашел и на Lenin-35. Мне писем не было. Оставалось доехать до Волгореченска.

Потом мы с Костиком не удержались и залезли на ленту новостей. Мы искали упоминания о бурной ночи в Новосволоцке, хотя я с удовольствием прочел бы, что мерзкий городишко накрыло ядерным взрывом мощностью в двести килотонн. Но мы не нашли ровным счетом ничего. Очень может быть, что в Новосволоцке разборки посреди города в порядке вещей.

Следующим адресом в Мишкином списке избранного оказалась какая-то невнятная порнушка. Чтобы ее посмотреть, надо было заплатить: Мишка признался, что иногда использовал свою кредитную карту именно для этого. Мы посмеялись, потом выключили компьютер и стали смотреть видео.

Утром мы проснулись поздно. Мишки не было ни в его комнате, ни в гостиной, ни в стеклянной башне. Похоже, дом вообще был пуст. Поднявшись на вышку, я огляделся и увидел Михаила внизу: он сидел, как в кресле, на корнях громадной сосны, и как будто дремал; у ворот я заметил вчерашнего охранника. Спустившись в сад, я кивнул охраннику, подошел к Мишке и потряс его за плечо.

– Петр, ты? – переспросил он. – Долго же вы спите.

– Всю прошлую ночь носились, как потерпевшие, – сказал я. – Хоть у тебя отоспались.

– Я у тебя не спросил вчера: почему вы путешествуете?

– Это не путешествие, это экспедиция. Есть одно дело в Волгореченске… а может, и дальше.

– Такое непростое дело?

– Ну да. Тяжелый случай.

– И когда отправляетесь?

– Сегодня.

Мишка вздохнул. Потом сказал:

– Мы еще в сауну не сходили. У нас и бассейн есть.

– Бассейн?

– Там, за домом. Прямо из парилки можно нырять. И подсвечивается ночью.

– Я в Египте в таком купался.

– Вечером не будет никого.

– Ты, Миха, и мертвого уговоришь. Только я до сих пор не понял: ты пригласил людей с улицы. Неизвестно кого. Мы тут жрем, пьем, на гитаре твоей играем. А ты приглашаешь у тебя зависнуть. У вас что, принято так?

– Принято совсем иначе. Но я здесь недавно. Считай, что я еще не привык.

– Нет, Мишка. Ты что-то темнишь. Я бы подумал, что ты... из этих, но ты не похож. Ты уж извини.

– Ты говоришь, как мой отец. И ты совершенно не прав.

– А чего ты так волнуешься? Может, ты все-таки... – я показал жестами. Скорей всего, Мишка не разглядел или не понял шутки. А я уже жалел, что пошутил.

– Просто я хотел бы с вами поехать, – выговорил он наконец. – В команде.

– Да сказал бы уже сразу. Но... нафига тебе это? Тебе глаза лечить надо, операцию делать. А не по трассе гоняться. И вообще...

– Балласт не нужен?

– При чем тут «балласт – не балласт».

– То есть, ты думаешь: вот человек от скуки бесится?

– Примерно так и думаю, – сказал я жестко. – Я тебе честно скажу: если бы я жил, как ты, я бы вообще не заморачивался с этим автобусом, я бы…

– Ты бы прежде всего ничего не видел, – прервал меня Мишка, и я подумал: вот черт, опять неловко получилось.

– Я не про глаза, – сказал я. – Я про возможности.

Получилось еще хуже.

– Есть еще одна причина, – решился я. – Мы едем, чтобы… как бы тебе сказать? Подзаработать денег.

– Честным трудом?

– Свободным поиском.

– Я тоже так хочу, – вырвалось у него.

– Ты хочешь денег? Это я хочу денег. И Макс. И все. Потому что у нас их нет. Мишка, ты хороший парень, но это не твоя проблема: ты станешь адвокатом…

– Не стану…

– Да куда ты денешься. Вылечишь глаза, станешь адвокатом, или мэром Москвы, или министром иностранных дел…

– Никем я не стану.

– И хорошо еще, если мы с тобой встретимся где-нибудь вот так, как сейчас, а скорей всего, я буду читать про тебя в газетах, как про Бориса Николаевича… – я выкладывал все это, как будто забивал гвозди в крышку гроба, а сам понимал, что говорить этого не нужно, что он этого не заслужил. Но парень должен был понять, наконец: рождественская сказка закончилась. Ему лучше не привыкать к нам, а нам – к нему. Папе следовало подарить ему щенка лабрадора, а не четверых взрослых ребят, пусть и не злобных, но с дурными привычками... Он смотрел на меня во все свои несчастные глаза, а я все говорил и говорил – пока сзади не подошел Макс.

– Пит, ты чего?

Я умолк на полуслове.

– Пойдем-ка, вопрос есть, – сказал он.

Мы отошли в сторону.

– Я так понимаю, Мишка с нами хочет? – чрезвычайно спокойно спросил Макс.

– Хочет.

– Ну так и давай возьмем, – Макс пнул ногой толстую сосну. Дерево не шелохнулось. – О чем базар-то.

– Ты чего? Ты забыл, зачем мы едем?

– Какая разница. Едем брать кассу, – сказал он негромко. – Нам в банде пятый разве не пригодится? И папа адвокат, между прочим.

Макс, похоже, решил поиграть в Дикий Запад.

– Нет, я просто охреневаю, – я тоже заговорил криминальным свистящим шепотом. – У нас на хвосте висят какие-то уроды. Притом еще непонятно, сколько их. Вообще неизвестно, докуда мы доедем. Может, грохнут по дороге. И в это время к нам просятся пассажиры. Помнишь, корабль был такой – «челленджер»? Плохо кончил. А всё из-за туристов.

Я решил быть непреклонным.

– Пит, – сказал Макс. – Я тебя десять лет знаю. Так?

– Ну.

– Вот и не… Не надо этого. Скажи: ты не хочешь делиться?

Пораженный, я даже отступил на шаг:

– Я думал, это ты, Макс, не захочешь делиться.

– Надо дать человеку шанс, – ответил Макс фразой из какого-то фильма. – А деньги не имеют значения.

– А-а. Я все понял. Ты его в свою группу затащить хочешь.

– Ну не тебя же. У тебя слуха нет.

– Ну, ну... А вот мне интересно, что Шериф скажет? И Костик?

– Шериф не против, – сообщил Макс. – Он мне сам вчера говорил.

– Ага. За спиной все решили.

– Пит, я тебя уже просил: не надо этого.

– Если все накроется из-за него, ты что делать будешь?

– А я вот что сделаю: я его своими руками задушу.

Я усмехнулся.

Мишка, который так и сидел под деревом, смотрел в нашу сторону. Мы вернулись и встали прямо перед ним.

– Мы тут подумали и решили тебя задушить, – поведал я. – Но не сразу. А когда из-за тебя все дело накроется.

Макс положил руки Мишке на шею и легонько сжал. Охранник вдалеке прищурился.

– Живи пока, – сказал Макс. – Ты принят. До первой пьянки. А там на берег спишем.

– Я вообще-то не пью, – отвечал Мишка, неумело улыбаясь. – Вчера немного…

– А ты хоть помнишь, чего мне вчера говорил? – спросил я. – Как на жизнь жаловался?

– Смутно.

– Так я тебе напомню. Ты говорил: вот, ягуара мне отец в этот раз не купил, а поршак старый сломался... Придется теперь у парней автобус угнать. Типа вписаться пассажиром, а потом на трассе их в кювет выкинуть, одного за другим. Чтобы они там подохли в страшных судорогах.

– Нет, нет, я не мог так проколоться, «Мосад» будет очень недоволен, – засмеялся он. Что-то в его взгляде изменилось. Теперь никто бы не принял его за слепого. «Вот ведь спасли человека на свою голову», – подумал я.

Я вспомнил: вчера ночью мы сидели втроем на его обширной кровати, смотрели какое-то специальное видео, курили и разговаривали о пустяках. А потом так и уснули вповалку, не раздеваясь. Но перед этим он успел у меня спросить:

– Пит, а ты бы смог жить так, как я?

– Легко, – отвечал я, не задумываясь.