Эпизод43. Этой ночью в автобусе я никак не мог заснуть. Вертелся с боку на бок. Наконец выпутался из одеяла, натянул джинсы, накинул куртку; нащупал в кармане сигареты, осторожно приоткрыл дверцу и вышел. Макс заворочался на своем переднем сиденье и что-то пробормотал, но не проснулся.
На всей Железнодорожной улице горел один-единственный синий фонарь. Второй светился возле самого переезда. Я оглянулся на темные окна Маринкиного дома, вздохнул и медленно пошел по улице от одного фонаря до другого.
Туман стелился по земле. Может быть, из-за этого тумана мир вокруг казался абсолютно чужим и незнакомым. Я не слышал даже собственных шагов, как будто и не шел вовсе. «А куда, собственно, я иду?» – подумал я.
Шлагбаум у переезда был поднят, в низенькой будке смотрителя из-за занавесок виднелся зеленый абажур настольной лампы. Еле слышно звенели провода, вдали помигивал красным глазом какой-то железнодорожный светофор.
Я перебрался через рельсы и уселся на скамеечку возле сторожевой будки. Достал сигареты.
Внутри домика послышались шаги. Дверь скрипнула и приоткрылась. На пороге стояла рослая грудастая тетка в джинсах и в какой-то телогрейке, накинутой (как мне показалось) прямо на голое тело. Нет, конечно, – понял я вслед за этим. Там была розовая рубашка с кружевами.
– Ты чего здесь? – спросила тетка с тревогой.
– Просто сижу.
Тетка спустилась с крылечка и приблизилась.
– Чего сидеть-то? Если под поезд бросаться затеял, так поездов до утра не будет.
Ее голос звучал насмешливо.
– А если спать негде, так тут я тебе не помощница.
Я поднял глаза и помимо воли окинул ее взглядом с ног до головы. Было ей чуть за тридцать. Крашеные блондинистые волосы острижены коротко. На ощупь они обычно сухие, как солома.
– А где ваша желтая жилетка? – спросил я.
– Сейчас я тебе, при всем параде буду ночью, – засмеялась тетка. – С жезлом еще и с фонарем. Тоже, проверяльщик нашелся. Ночью вообще спать положено.
– Просто вам пойдет желтая жилетка.
– Хочешь, для тебя надену?
Она сделала вид, что идет обратно к двери. Но остановилась и обернулась.
– А ты красавчик, я смотрю. Как звать-то?
– Петр.
Я зажмурился. Мне на мгновение показалось, что все это уже было со мной когда-то – ну, если только в прошлой жизни, – ответил я сам себе. Вообще-то я давно раскусил природу того явления, которое принято называть «déjà vu»: это всего лишь картинка, по ошибке сохраненная не на той страничке альбома. Тебе кажется, что все, что ты видишь, уже происходило, а на самом деле оно даже как следует и не случилось еще. Как сказал бы Костик, оперативная память выдает себя за долговременную. Но сейчас в моей голове как-то разом прокрутился целый ряд картинок, одна другой ярче: комната с низким потолком, лампа на столе, одежда, разбросанная по полу... Что-то отразилось на моем лице, потому что женщина быстро оглянулась и зашептала тихо и весело:
– Ты чего подумал? Ты, волчонок? Ты чего, подумал, что я...
Она снова засмеялась.
– Нет.
Не глядя на нее, я резко поднялся со скамейки. Вдали виднелась светящаяся вывеска «24 часа». За спиной хлопнула дверь.
Не помню, как я прошел эти несколько сотен метров. Возле самого магазина я опомнился. К черту, к черту. Волчонок. Ну надо же.
Я вошел внутрь (в дверях звякнул колокольчик). Продавщица была всё та же. Она сидела на стуле и читала какой-то детектив в мятой обложке. Взглянула на меня черными цыганскими глазами, с усмешкой покачала головой.
– Дайте две банки, – я указал пальцем на полку.
– Вы откуда такие ненасытные? – спросила она. Я опять подумал о другом. Даже покраснел, кажется. Да что же такое сегодня происходит, – подумал я.
Но продавщица спокойно повернулась ко мне спиной, не без изящества наклонилась, извлекла из упаковки две банки и поставила на прилавок. Я полез за деньгами. Снова прозвенел колокольчик: дверь за спиной отворилась, и в помещение вошли три каких-то парня, явно синюшного вида, но крепкие.
– Во как, – сказал один. – А у Вальки опять гость. Кто такой?
– С Железнодорожной, – проговорил я.
– Что-то не помню у нас таких.
– Ой, слушай, друг, одолжи пару тыщ, а? – схватил меня за руку другой. От него несло перегаром. Двое, что было хуже всего, встали сзади.
– Жорик, да ладно тебе, – лениво отозвалась Валька-продавщица. – Пусть идет.
– Да мы ничего против не имеем. Пусть идет, конечно. Так, нет? – спросил тот, что встал сзади. И даже отошел в сторонку, освобождая мне путь. Я рассовал банки по карманам куртки и вышел за дверь. Они вышли следом. Дверь еще не успела закрыться, как двое уже держали меня за руки, а третий получил от меня ногой в пах (бей первым, Фредди, – вспомнилось откуда-то мне). Тот, кто получил, охнул, но тут же как-то снизу попробовал добраться до моей челюсти, а второй выпустил мою руку и полез за пазуху. Вот это плохо, – понял я, когда увидел у него в руке нож. Впрочем, двигались они не слишком-то ловко, и я успел увернуться. Наотмашь врезал ребром ладони кому-то по шее. Но тут еще один подскочил сзади и попытался заломить мне руку. У него почти получилось.
– Всё водку пьете, гандоны, – прошипел я, выдираясь. – Дети уродами будут.
Нож блеснул совсем рядом. Я отшатнулся и побежал по дороге к переезду. Одна банка выпала у меня из кармана и покатилась на обочину. Сперва за мной бежали, потом отстали.
Навстречу мне распахнулась дверь железнодорожной будки. В комнате было светло и уютно, на столе горела лампа. Я достал из кармана куртки оставшуюся банку, дернул за кольцо. Запрокинул голову и сделал длинный глоток.
– Волчонок, – услышал я сзади. – Совсем дикий.
Предательская дрожь унялась, а моя тревога превратилась совсем в другое чувство. Я больше не хотел никуда бежать. Не хотел ничего говорить. Да и говорить-то ничего уже не нужно было. «И это я уже где-то видел», – промелькнуло в голове напоследок.
Что бы вы обо мне ни подумали, мне всё равно.
Время вернулось на свое место, когда за окном уже занимался рассвет. Я проспал два часа или больше. Теперь я сидел в одних джинсах, тщетно высматривая футболку и второй носок.
– Да вон твоя рубашка. Барсик на ней дрыхнет.
– Замечательно, – проворчал я. Кот был прогнан, футболка оказалась вся в шерсти.
– Ты не замерз, пока спал? – спросила женщина. – Я тебя одеялом укрыла, но ты же вертелся все время.
Похоже, она всю ночь просидела в потертом кресле напротив меня. Как у постели больного.
– Жорик этот со своими возле магазина каждую ночь колбасится. Сопьется скоро совсем. Или сядет опять. Ты молодец, что отбился.
Носок нашелся под койкой.
– Я пойду, – сказал я.
– Мое дежурство сутки через двое.
Я кивнул.
Дома ее, вероятно, ждал муж, а может, и дети. Взрослые уже, наверно, вроде этого Жорика, или чуть помладше.
«Да, Раевский, наделал ты здесь делов, – поморщился я. – Родина не забудет твоего подвига».
Как вор, я пробирался мимо Маринкиного дома. Рыжая собака вылезла из-под крыльца, потянулась, поглядела на меня вопросительно. «Тихо, тихо, Найда, умница», – зашептал я, и собака вильнула хвостом. Автобус стоял в сторонке, его окна запотели изнутри. «Ай, молодцы», – подумал я, осторожно открывая дверцу: Макс развалился на переднем диване, а Костик свернулся калачиком на заднем. Бесшумно пробраться внутрь не получилось. Костик вскинул голову, поморгал, спросил:
– Петь, а чего, утро уже?
– Спи, – откликнулся я ласково. – Я подышать выходил. Спи, рано еще.
И он снова уткнулся носом в свернутую валиком куртку.
Я лежал на спине, закинув руки за голову, и размышлял о том, какая я сволочь. Но думалось об этом легко и как-то не всерьез. Сердце стучало уверенно и ровно; каждый мускул ощущал приятную усталость, и с этим эйфорическим ощущением я не мог бороться. Казалось, моя кровь весело пузырится, как шампанское в бокале: еще недавно она бурлила, и я слишком хорошо знал, отчего, – а теперь понемногу успокаивалась. Правда, с пузырями в крови долго не живут. Это называется кессонной болезнью, – подсказала память. – Она бывает у водолазов, которые слишком торопятся вынырнуть с глубины... С этой странной мыслью я уснул и открыл глаза, когда уже наступило настоящее утро.
Эпизод 44. Утром прошло довольно много времени, пока мы дождались Машку и Марину. Макс косился на меня неприязненно: он как будто собирался мне что-то сказать, да так и не собрался.
Наконец наверху хлопнула дверь, и девчонки не спеша спустились по лестнице – и мы чуть не офигели. Куда подевалась невзрачная автостопщица в черных потертых джинсах, в мешковатом свитере, с рюкзаком? Нет, это не могла быть она.
– Маша, это просто невозможно, – промолвил я в восхищении.
Машка неловко чувствовала себя в маринкином летнем платье. С чуть подведенными глазами и новой укладкой. Она оглядывалась на новую подругу и слегка краснела. Но – вот удивительно! – как-то очень скоро освоилась в новом облике. Вдвоем они смотрелись просто чудесно.
– Пойдем все вместе в центр, погуляем, – предложил я.
– Я хотела вообще-то в больницу сходить, – смущенно сказала Машка.
«Ах, ну да, конечно», – подумал я.
– Тебя довезти? – тут же откликнулся Макс. Мне показалось, он что-то задумал.
– А ты, Маринка, пойдешь со мной? – спросил я, чуть заметно улыбаясь.
Она кивнула.
– Ладно, Макс, – сказал тут Костик, как будто решившись. – Я с тобой.
«Заранее сговорились, – я рассмеялся про себя. – Ай, молодцы! Ладно, ладно. Отдыхаем друг от друга».
Проводив взглядом автобус, мы пошли гулять вдвоем.
Этим солнечным утром даже скучные бараки на Железнодорожной улице казались жизнерадостными. Из распахнутых окон доносилась одинаковая музыка. Откуда-то пахло пригоревшей кашей. Гремела посуда, дети в застиранных майках бегали друг за другом.
Рыжая собака Найда проводила нас до переезда. Окошки в знакомой будке были плотно занавешены. Навстречу нам то и дело попадались местные: некоторые приветственно кивали Маринке и с любопытством поглядывали на меня.
Возле магазина «24 часа» по утренней поре собралась целая компания. Какие-то размалеванные девицы-малолетки, пожалуй, помладше Маринки, жевали свои «орбиты» без сахара, лопали пузыри, плевались, поглядывали на нас с деланным равнодушием. Парней с ними почему-то не было. «Настоящие пацаны появляются только ночью», – припомнил я, и меня передернуло. Мы прошли мимо, никто нас не окликнул.
Хворостов был забавным городом. Здешние жители не стеснялись выходить на улицу в домашних тапочках. А любимым их занятием было торчать где-нибудь на углу, лузгать семечки, поплевывая на тротуар, да еще таращиться на нас с Маринкой, как будто мы китайцы, или негры, или ожившие фараоны из древнего Египта. С фараонами нас роднило одно обстоятельство: нам было абсолютно наплевать на всё окружающее народонаселение, да мы этого и не скрывали; мы шли прямо по проезжей части, держась за руки, и разноцветные местные «жигули» притормаживали, пока нам не надоедала эта игра.
На привокзальной площади мы зачем-то заглянули в фотоателье. Там на высоком штативе стоял старенький полароид, который сразу же выдавал готовые снимки. Мы веселились и корчили рожи, сидя в кресле перед аппаратом, фотограф – сердился.
Тут я увидел на соседнем доме вывеску: «Интернет-кафе – Treasure Island». Вероятно, так назывался какой-нибудь очередной компьютерный квест. Символика вокруг нас мне порядком надоела. Но я подумал, что для ответа на все наши вопросы лучшего места и не придумать. Я пригласил Маринку войти.
Хозяин кафе указал нам на крайний компьютер. Сдвинув стулья, мы уселись перед монитором рядышком, как сиживали обычно с Костиком.
Я влез в интернет. Щелкая мышью, как бичом, разогнал несколько всплывающих рекламных баннеров. Нашел почтовую службу, набрал password.
– Вот они, письма, – сказал я Маринке. – Смотри. Вот они все,
начиная с первого.
«Речь идет о довольно большой сумме, – читала Маринка, широко раскрыв глаза. – Это такой тяжелый чемоданчик».
– Мне кажется, он существует, – тихонько сказала Маринка. – Но к нам он заезжал без чемоданчика. Это я точно помню. Он на такси приехал, потом машину отпустил. А чемоданчика с ним не было.
– Олег Анатольевич, тот, что в Волгореченске, тоже ни про какой чемоданчик не говорил, – припомнил я. – Вроде не говорил. Сказал – отец прибыл прямо с вокзала...
– В камере хранения оставил, – предположила Маринка. – Всё лучше, чем с собой таскать.
– Может, и так, – сказал я, недоверчиво качая головой. – Смотри, вот еще письмо.
«Приедешь – не удивляйся», – прочитала Маринка. И хитро прищурилась:
– Ты удивился?
– Да я просто чуть не упал, – честно ответил я.
– Ты будешь писать ему? От меня привет передай, – сказала она.
Я улыбнулся. И набрал вот что:
«Привет, папа!
В Хворостове я приехал по нужному адресу. И очень удивился. Просто офигел, если честно...
Не чужие нам обоим люди сидят рядышком и передают тебе привет. А также спрашивают: что делать дальше?
И еще: ты порядочная свинья, папа. Я же всегда мечтал, чтобы у меня был младший брат или сестра.
А чтоб ты был совсем уверен, что это пишу я, а не кто-нибудь другой, расскажу тебе вот что: я тут вспомнил, как мы с тобой давным-давно случайно попали на нудистский пляж в Сестрорецке. И тебе там очень понравилось. А потом я разозлился и уехал в Питер на электричке, а ты остался на этом пляже, и я до вечера ждал тебя на вокзале, но так и не дождался и добирался до дому один».
– Все так и было? – испуганно спросила Марина.
– Ну а чего я, врать буду?
Маринка наморщила нос, как будто собиралась чихнуть, но вместо этого проговорила ужасно серьезно:
– Петька... А что, если у нас с тобой еще братики в Питере есть? Или сестрички? От какой-нибудь нудистки?
Я фыркнул так, что на меня оглянулись.
– А твоя мама никогда нудизмом не увлекалась? – спросил я, и непосредственно после этого Маринка схватила меня за волосы и ткнула носом в клавишу «Enter».
По команде, отданной таким необычным способом, наше электронное письмо улетело по оптоволоконному кабелю на раздолбанный сервер местного интернет-провайдера. Оттуда через китайский спутник связи за считанные доли секунды оно добралось до Штатов, где в каком-нибудь роскошном небоскребе, как я полагал, базировалась почтовая служба MSN-Hotmail, – и там мирно улеглось в ящик с коммунистическим адресом: Lenin-35. Нам оставалось только подождать, когда отец в своем пражском пригороде бросит взгляд на экран монитора и поймет: его сын и дочка наконец-то встретились на Острове Сокровищ и теперь ждут, чтобы он рассказал – где же запрятан этот гребаный чемодан?
– Пойдем погуляем, Маринкин, – сказал я весело. – Сожрем чего-нибудь.
Спустя пару минут мы уже стояли на главной городской площади, с памятником Ленину посередине: чугунный недомерок как будто вышагивал куда-то, сжимая в руке кепку. За спиной Ленина высился пафосный дом с советским гербом на фронтоне. При коммунистах тут был горком партии или что-то в этом роде, а теперь, как я понял, засела городская мэрия.
За деревьями шелестел фонтан, вокруг него были расставлены скамейки. Мы прикупили на углу по пачке сомнительного мороженого и уселись у фонтана с видом на все три городские достопримечательности: коротышку-Ленина, здание мэрии, а также на роскошно отделанное здание со сверкающей латунной табличкой у парадного подъезда: «РОСТ-Банк». В зеркальных стеклах банка отражались проезжающие автомобили.
Например, маленький красный джип-wrangler. Он только что вырулил из узкого переулка, пересек площадь и медленно, красуясь, проехал мимо нас с Маринкой. За рулем сидел парень чуть постарше меня, в темных очках, в джинсах, протертых ровно настолько, чтобы показать, что за них заплачено баксов триста, и в такой же футболке – даже не стану ее описывать. Парень окинул нас беглым взглядом и отвернулся. Джип взвыл моторчиком и унесся прочь.
Я с независимым видом продолжал обкусывать мороженое. Маринка бросила на меня странный взгляд. И спросила:
– Видел мальчика?
– Понтовый чувак, – отозвался я. – Просто мечта всех женщин. Так, Маринка?
– Я его знаю. А он, наверно, меня и не помнит. Он класса до шестого в нашей школе учился, а потом его папаша в Англию пристроил, в колледж.
– Хорошо ему, – проворчал я. – А хрен ли вернулся?
– Не знаю, – сказала Маринка. – Скотина он, конечно... Я сама-то не помню, мне рассказывали...
Тут она замолчала.
Мы доели мороженое и выбросили обертки в урну.
Через час, устав бесцельно гулять по городу, мы вернулись в «Остров Сокровищ» и присели за тот же компьютер.
Я вздрогнул: на мое письмо пришел ответ.
«Милый Петька!
Прости меня еще раз за то, что я ничего тебе не рассказывал. Но теперь ты и сам видишь, чем я рисковал. Или, вернее, кем.
Вы с Мариной понравились друг другу? Я надеюсь, что так и случилось. Она умная девочка. Я очень надеюсь, что ты ее полюбишь и будешь присматривать за ней. Только смотри, не наделай глупостей. А то ты можешь, я знаю».
Дочитав до этого места, я усмехнулся. А Маринка премило покраснела.
«Теперь – к делу. В известном тебе доме в маленькой комнате есть тайник. Такой квадратный люк в потолке, в самом углу. Никто про него и не знает, кроме бабки – она мне его когда-то показала. Но и она в мой последний приезд про него уже не помнила».
Маринка удивилась.
«Ты откроешь этот люк и найдешь там конверт. В нем – ключ от всей нашей игры».
Мы с Маринкой вытаращились друг на друга. Не знаю, как у нее, а у меня в голове творилось что-то неописуемое.
– Подождем до вечера. Надо дождаться, пока мама на работу уйдет, – сказала Маринка горячим шепотом. – У нее сегодня ночное дежурство.
Крепко держась за руки, мы возвращались на Железнодорожную. Разумеется, у самого дома Лариса Васильевна попалась нам навстречу. Она внимательно оглядела Марину, потом меня – и заявила:
– Дочка, слушай внимательно. Погулять можешь, но чтобы в девять дома была. И никаких мне фокусов!
– Ну, что вы, – возмутился я. – Будьте уверены, я сам прослежу!
– Ну, раз ты сам проследишь, братец, то я абсолютно спокойна, – Лариса Васильевна покачала головой иронически. – Только ты мне, дочка, позвонишь на станцию. Ровно в девять. Поняла?
– Позвоним «03», она и приедет, – шепнул я Маринке на ухо.
Лариса Васильевна ничего не заметила. Она уже шагала к переезду. Мы поглядели ей вслед, потом друг на друга – и беззвучно засмеялись, как заговорщики.
Нам оставалось подняться по лестнице, вскрыть тайник и найти ключ от игры. Только интересно, куда все-таки собрались Макс с Костиком?