Проблема с лотком решилась сама собой.
Вернее, он вообще не понадобился.
Обнаружилось это на следующее утро, после завтрака. Слопав котлетку, Лютик засуетился у окна, поглядывая то на меня, то на дворик.
— Хочешь гулять?
Я с сомнением посмотрела за окно. Вроде никого нет.
— Хе! — попросился ребенок, и была в этом «Хе!» та самая интонация, услышав которую, я согласилась:
— Разрешаю. Только быстро и так, чтобы тебя не заметили.
Стекло тут же исчезло, а обрадованный насекомыш мгновенно очутился среди кустов. А дальше я наблюдала картину, знакомую любому владельцу кошек: раскапывание ямки, застывшая поза с устремленным вдаль задумчивым взглядом и торопливое «шурх-шурх» четырьмя задними лапками, скрывающее следы «преступления».
В комнату Лютик вернулся с довольной мордашкой.
— Ну, ты даешь! — совершенно обалдела я. — И как додумался?
Ну, ты даешь, — ответили мне хитрые глазки. Я придумал, как спасти нас от убийцы, еще даже не родившись. А тут какие-то естественные потребности.
Растить тайного ребенка стало куда легче, но теперь я присматривалась к нему с подозрением. Подмечая все странности поведения. Те самые странности, которые указали бы на то, в чем я успела засомневаться и приписать воспаленному воображению обуреваемой гормонами беременной женщины.
На разумность дитя Твари.
Лютик явно понимал всё, что я ему говорила. И, что не могло не радовать, слушался.
Он познавал и учился использовать мир вокруг себя со скоростью, немыслимой для человека. А принимать трудные, но правильные решения, оценивая ситуацию, которую мама даже заметить не успела, лютёнок умел еще в виде зародыша.
Уже через неделю после рождения, с учетом истощения и тяжелой реабилитации, сын Люта вполне мог бы продолжать жить и расти без помощи мамы.
Тогда почему ты со мной не разговариваешь, малыш?
В тот же день, вернувшись из столовой с двумя котлетками для ребенка, я обнаружила его в открытом шкафу. На верхней полочке, где когда-то спрятала лесной пейзаж.
Картина больше не лежала лицевой стороной вниз. Ее прислонили к задней стенке, насколько хватало высоты полотна и полки. А перед ней в глубокой задумчивости сидел на задних лапках Лютик.
— Да, — тихо произнесла я, отвечая на давний вопрос приснившегося зеленоглазого ребенка. — Это там любит гулять папа.
Лютик печально вздохнул, а потом развернулся ко мне мордашкой и выпрыгнул из шкафа.
А я не знала, что и думать. Откуда малыш узнал о картине? Ведь целенаправленно залез, сумев открыть тяжелую для хрупкого тельца дверцу, поднял расправленный на деревянной раме холст вертикально. И что-то там высматривал.
Всё сильнее я задумывалась о том, что дитя, рожденное от неведомого лесного чудовища, не только разумно, но еще и помнит происходившее в те времена, когда он рос в моем теле.
Закрывая дверцу шкафа, я случайно встретилась взглядом со своим отражением.
С травянисто-зелеными глазами.
Моргнула. Глаза по-прежнему оставались зелеными. Преображая вдруг ставшее незнакомым, но куда симпатичнее, чем за всю мою жизнь, лицо.
И когда мои голубовато-серые радужки успели обрести такой насыщенный цвет лета?
В дверь постучали условным стуком. Пришла Ма.
Самое время проверить, насколько я права.
— Лютик! — позвала я, ставя на кровать корзину для пикника, которую попросила у служанки чуть ранее. — Хочешь погулять? Полезай в корзину и сиди тихо-тихо, пока я не разрешу вылезти.
Корзина была не очень большой, и я даже забеспокоилась, что насекомыш в нее не поместится. Но мой ребенок оказался компактнее, чем я могла представить. Сложив свои восемь ножек немыслимым образом, лютёнок заполнил собой «переноску» и затих.
И после этого мне еще кто-нибудь скажет, что Люты — дикие неразумные твари?
Плетеная крышка спрятала малыша от посторонних глаз. А я, наконец, открыла дверь служанке.
— Анасарана, вы просили прибраться? — поклонилась Ма.
— Да-да! — обрадовалась я. — И под кроватью хорошо помой, ладно? А я пока погуляю в саду.
— Приятной прогулки, анасарана.
Я впервые несла Лютика через особняк. Нервничала так, что при первом же звуке чужих шагов была готова броситься обратно в свою комнату. Но там сейчас была Ма, и это придавало уверенности двигаться дальше. В холле встретились слуги, тоже спешащие по каким-то своим делам. Ко мне подкралась тихая паника, но слуги лишь поприветствовали жену анасара и ушли. А я выбралась в сад.
Что может быть естественнее девушки с корзинкой для пикника, в чудесную теплую погоду гуляющей по яблоневому саду? Я дошла до памятной скамейки и умыкнула с нее плед. Ну, всё, полный комплект. Теперь ко мне никто не сможет придраться. А что? Может, я хочу поваляться на пледе где-нибудь в тишине и покое в глубине сада.
Солнышко, так похожее на светило моего родного мира, согревало ласковым теплом. Тихо шуршали деревья, где-то в кронах чирикали птички. Я задумалась над тем, насколько похожи и не похожи наши миры. И если день Алуяра ничем не отличался от аналогичного земного, то оригинальный лазурный спутник чужой планеты превращал ночи в нечто сказочно-фантастическое.
Добравшись до дальних рядов яблонь, я открыла крышку корзины и выпустила Лютика порезвиться. А себе расстелила плед и села наблюдать за ребенком.
В непосредственной близости шелестел лес. В солнечном свете совсем не страшный и даже красивый в своей естественной неряшливости. Я косилась на него, напоминая сама себе об охранных амулетах и о том, что Твари вовсе не обязательно прогуливаться именно в эту минуту конкретно в этой географической точке.
Зато тут мы с Лютиком не встретим людей. Которые, как ни крути, для малыша, да и меня тоже, куда опаснее лесного папы.
Не знаю, сколько прошло времени. Часов у меня не было, я вообще не видела их в особняке. А смартфон благополучно остался на Земле. Впрочем, он бы уже давно разрядился и превратился в бесполезный кусок пластика. Я даже успела задремать. Лица что-то коснулось. Я открыла глаза, в которые умилительно заглядывали любопытные черные глазки.
— Погулял?
Малыш закивал и сам прыгнул в корзинку.
Ма ждала меня в комнате. И явно была расстроена.
— Анасарана, простите меня! — воскликнула Ма, вскакивая с кресла. — Цветы в вашей комнате… Они живучие и их не надо часто поливать. Но, мне кажется, я поливала их слишком давно, и они… начали вянуть.
Цветы? С заботами о ребенке я совсем не обращала внимания на зеленые украшения спальни и, тем более, не задумывалась о каком-то там поливе.
— Я их полила сейчас! — заверила меня служанка, явно беспокоясь, что ее накажут за халатность. — Честно-честно! Но я не знаю, выживут ли они теперь…
— Не волнуйся, Ма. У меня дома тоже цветы не выживали. Я тоже вечно забывала их поливать. Так что ничего нового.
На съемных квартирах нельзя было держать домашних животных, поэтому, чтобы в доме было хоть что-то живое, я купила фиалку и две герани. Цветы я нежно любила и с удовольствием развела бы целый палисадник. Пределом моих мечтаний была собственная дача с цветником, садиком и микро-огородиком исключительно для зелени. Вот только цветы не захотели ответить мне взаимностью. То ли мы оказались не способны ужиться на одной территории, то ли виной всему была моя работа допоздна, хроническая усталость и вечная нехватка времени, но фиалка, а за ней герани умерли, даже не успев порадовать меня цветением.
Ма перевела взгляд на корзину для пикника.
— У вас там грязная посуда? Я заберу?
— Нет! — поспешно сказала я. — Я там еще не всё доела. Потом отдам. Иди, Ма, отдыхай. Ты свободна.
Едва мы с Лютиком остались вдвоем, я выпустила насекомчика из корзинки, и он тут же устроился на кровати, обняв подушку всеми лапками. И сладко заснул.
«Умаялся, набегался», с умилением подумала я.
Меня тоже потянуло в сон. Прилечь рядом с ребенком? И тут, скользнув взглядом по окну, я замерла.
Под яблоней, куда еще вчера залезал малыш, и которую можно было разглядеть из моей комнаты, стоял Ле Ён.
Я напряглась. Почему именно под этой? Он… что-то знает?
Анасар о чем-то глубоко задумался. Он опирался о ствол спиной, скрестив руки на груди. И смотрел себе под ноги.
К нему подошел Жу Даль. Дальше они долго переговаривались, затем помощник удалился по тропинке в сторону особняка, а Ле Ён направился в противоположную — игнорируя дорожки, напрямую к лесному массиву.
Я бросила взгляд на спящего малыша. И решилась. Быстро заперев дверь на ключ изнутри, спустилась с балкона и бросилась к той тропинке, по которой шел ничего не подозревающий помощник анасара. Приблизившись достаточно, чтобы он мог меня заметить, я перешла с бега на шаг. И сделала вид, что просто прогуливаюсь, а тут такая встреча!
— Давно я вас не видела, Жу Даль.
Он поприветствовал меня легким поклоном.
— Я был в столице нашего королевства по делам поместья, — улыбнулся он. — Рад видеть вас во здравии, анасарана.
— И вы вернулись только сегодня? — вежливо улыбаясь, поинтересовалась я.
— Анасарана верно подметила, только сегодня.
— А что, — всё тем же подчеркнуто вежливым голосом произнесла я. — Леса уже стали проходимыми? Или Тварь пропускает вас, Жу Даль? По делам поместья, конечно же.
Помощник анасара растерянно моргнул своими выпуклыми глазами.
— Ой, — закрепляя успех, тут же «спохватилась» я. — Там же еще и дикие звери имеются! Ай-яй… И до ближайшего селения дней десять идти. Даже королевские гонцы не всегда добираются целыми и живыми, — добавила я, вспоминая, какими еще ужасами пугал меня дорогой муж. — Так как вы преодолели все эти препятствия и даже благополучно вернулись? Не магической же почтой вас отправляли?
Человек, который уже врал мне насчет исчезнувшего «последнего» амулета для путешествий между мирами, не сразу нашелся, что ответить той, кого он похитил ради спасения своего хозяина от нищеты.
— Анасарана, — произнес он, наконец. — Как я говорил, Лют опасен не всегда. Сейчас как раз то самое время, когда через лес можно проехать. В это время года Лют не приближается ни к поместью, ни к дороге в столицу.
— Как удобно, — саркастически заметила я. — Что такой роскоши не было, когда похищенная из другого мира девушка хотела сбежать.
— Вы еще желаете сбежать? — приподнял брови Жу Даль.
Мне хотелось его ударить, но вместо этого я спросила то, ради чего покинула комнату и сына:
— Жу Даль, зачем Ле Ён ищет ребёнка Люта?
— Если анасар сам не рассказал, то и мне не стоит, — осторожно подбирая слова, сказал удивленный неожиданным вопросом Жу Даль. Он уже явно пожалел, что столкнулся со мной на узкой дорожке.
— Жу Даль! — я отбросила всякое притворство и прямо посмотрела ему в глаза. — Хватит! Вы уже однажды не стали рассказывать мне важные детали, и чем всё обернулось? Пока вы что-то от меня скрываете, это опять может вылезти боком. Или вы хотите, чтобы я по незнанию опять наделала глупостей? Вам мало того, что уже произошло?
Он задумался. Но, видимо, хозяин не давал ему четких инструкций держать от меня в секрете поиски малыша, и Жу Даль, вздохнув, раскололся:
— Это же очевидно, анасарана. За границами поместья живет Лют. Он уже разорвал за последние годы нескольких человек. И неизвестно, что еще способен натворить. И вы же понимаете, тех, кто его видел и знает, что Лют собой представляет, практически нет. Даже вы его толком не разглядели, хотя… — Он смущенно отвел глаза, видимо, нафантазировав себе лесную оргию с зоофильскими нотками. Конечно, где мне было разглядывать Тварь, я была слишком занята, по версии помощника анасара. — А детеныш — отличная возможность изучить Люта, понять его возможности и слабости, — продолжил Жу Даль. — Раз уж нам подвернулась такая оказия… И, может быть, даже способ его убить.
— Детеныша? — севшим голосом спросила я.
— Люта, — твердо уточнил мужчина.
— Но сначала детеныша, — надавила я. — Иначе как вы узнаете, поможет этот способ против его папочки или нет.
— Разумеется, — кивнул Жу Даль.
— Тогда должна вас разочаровать, — произнесла я. — Детеныш родился полумертвым. И умер, когда я отнесла его в лес. Опыты отменяются. Отличный способ убить Тварь — уморить ее голодом до полного истощения и заставить отдать всю жизненную энергию на поддержание защитного поля.
Врать Жу Далю было куда проще и приятнее, чем мужу.
— Значит, кое-что мы все-таки узнали, — спокойно отозвался помощник анасара. — Лют способен генерировать защитное поле. А учитывая, что он сделал это, будучи в утробе матери, у него отличное чутье на угрозу. Возможно, поэтому прежние попытки найти Люта в лесу и устроить на него облаву не увенчались успехом. Он просто знал об опасности и уходил дальше в лес.
Так они все-таки пытались достать папу Лютика.
— Я говорила Ле Ёну, что дитя Твари погибло. Почему он так упрям? — не понимала я логики мужа. — Зачем продолжает обшаривать лес?
— Анасар считает иначе, — пожал плечами Жу Даль, сам, видимо, не до конца понимающий действий своего хозяина. — Извините, анасарана, вынужден удалиться.
И он на самом деле удалился — быстрым шагом пошел к особняку. Словно сбежал, честное слово.
Я оглянулась в сторону леса. Анасара нигде не было видно. Ну, что ж, ищи-ищи.
Я вернулась в комнату нормальным путем, через холл и коридор.
А лучше бы поторопилась и перебралась через балкон.
При виде распахнутой двери спальни мое сердце оборвалось.
Я же закрывала ее на ключ…
Неужели муженек явился, по своему обыкновению проигнорировав стремление жены к уединению и уважению личного пространства?! А в комнате Лютик… спал… Вдруг он не успел юркнуть под кровать?!
Я влетела комнату в тот самый миг, когда на шею беззащитного спящего насекомчика уже опускался нож. А дальше время для меня словно замедлилось.
— Не тронь! — прошипела я. И бросилась на убийцу, понимая — не успею…
Но этого хватило. Рука убийцы дернулась, и вместо того, чтобы отсечь лютёнку голову, лезвие пропороло ему спинку.
А тут и мама подоспела. С единственным намерением — сделать с убийцей то, что он только что сотворил с ее ребенком. Кажется, я пыталась отобрать у него нож. И сорвать черную бесформенную шапку, прячущую волосы. И даже почти вцепилась в тряпичную маску, которую преступник предусмотрительно нацепил на лицо. Но ничего из этого не вышло. Убийца толкнул меня с такой силой, что я отлетела к стене. А он тем временем выбежал из комнаты и скрылся в коридоре.
Лютик!
Я вскочила на ноги и бросилась к кровати.
Малыш так и лежал на подушке, только больше не обхватывал ее лапками. Теперь они безвольно свешивались с нее с двух сторон. Насекомыш до боли напоминал самого себя сразу после рождения.
Только огромная для его тельца резаная рана на спине говорила, что на этот раз мясным бульончиком мы не спасемся. А здесь даже пластырей нет! Что уж говорить про перекись водорода, зеленку или банальные бинты.
Я схватила ребенка на руки.
— Лютик! Лютик!
— Мама! — жалобно и еле слышно пискнул малыш.
Черные глазки смотрели страдальчески. Из спинки сочилась красная кровь…
— Мама!
Я впервые слышала от него настоящее слово. Не универсальное «Хе». Слово. Осознанное. Малыш заговорил!
Но не стоит исполнение моего тайного желания таких вот страшных обстоятельств!
Что же делать?
В своем мире и для человеческого младенца я бы первым делом вызвала скорую. Для лютёнка страшно звать даже нашего местного доктора. Чтобы вместо лечения тот не завершил недоделанное убийцей.
Будь у меня мой смартфон, интернет и, опять же, родной мир, где бы всё это работало, можно было бы поискать информацию самой. Хотя бы общие рекомендации, как оказать первую медицинскую помощь нечеловеческому существу. Хоть какому-нибудь, поскольку Лютов на Земле не водится в принципе.
Но у меня была только я.
А требовался специалист по Лютам.
«Вы же понимаете, тех, кто его видел и знает, что Лют собой представляет, практически нет».
— Малыш, что же нам делать? У кого просить помощи?
Я бережно держала его на руках, ощущая, как уходит из маленького тельца жизнь.
— Мама…
Мама здесь, малыш, мама рядом… мама никуда от тебя не уйдет… Если понадобится, мама мир перевернет, но спасет своего Лютика. А если не спасет, то ляжет рядом…
— Там… — выдавил из себя через силу малыш. — Любит… гулять… папа…
Я недоверчиво посмотрела на сына. Что? При чем тут…
Папа! Главный специалист по Лютам — сам Лют! Только он знает, как лечить своих сородичей!
— Лютик, — прошептала я. — Мы его найдем! Только потерпи!
Корзинка! Где корзинка? А, вот она!
Безвольный насекомыш помещался в корзинку хуже, чем самостоятельный. К тому же, я боялась сломать ему лапки или навредить раненой спинке еще больше. Крышка отказывалась плотно закрываться, оставляя на обозрение большую щель.
Я металась по комнате. Плед! Я его забыла вернуть на скамейку, так и пришла с ним в особняк. Плед отлично укрыл и Лютика и всю корзину целиком, но добавил нам подозрительного вида. Только это не имело сейчас никакого значения. Главное — спасти ребенка!
Лишь бы дожил. Лишь бы успеть…
Сердце пронзила тревога. А вдруг не дотянет? Я не знаю, насколько серьезная эта рана, и не отдает ли концы малыш в этот самый миг?
И тут я вспомнила про возвращающий жизненные силы камень. Подойдет! Быстро засунула руку под подушку и вытащила… сразу два камня.
Что за ерунда?
Знакомый светящийся синий камешек я сразу бросила, откинув плед, в корзину. Второй, красный, с зеленой прожилкой, оставила на кровати. Не до него, позже разберусь, что нам такое подкинули в мое отсутствие.
А теперь в лес!
Не знаю, видел ли кто-нибудь мой спуск с балкона через окно и забег по саду. Я не таилась. Мама спешила. Мама больше никого не боялась.
Никого и ничего.
Даже леса. Даже жуткую ночную Тварь.
Любые страхи меркнут, когда приходит один единственный — страх потерять свое дитя.
— Ты здесь? — крикнула я, добравшись до отпечатавшегося в моей памяти и на картине места. Не спрашивайте, как я нашла его среди одинаковых с виду деревьев, полян и густых кустов. Я и не искала. Я бежала и бежала, прижимая к себе драгоценную ношу. Пока не поняла, что именно вот тут, рядом с мрачной чащей, три месяца назад я повстречала свой главный в жизни кошмар.
— Отзовись! — звала я его, словно от этого зависела моя судьба.
Потому что так оно и было. Потому что от него зависела жизнь моего ребенка. А значит, и моя жизнь тоже.
Я бросила плед на землю и открыла корзину, не зная, что меня ждет, иопасаясь увидеть самое страшное. Я ведь даже не понимаю, дышит насекомыш или нет! Никогда не понимала.
— Лютик! Ты как?
Малыш даже не пошевелился.
— Лют! — В панике закричала я на весь лес. — Ты где? Ты мне нужен!
Ни один дикий зверь не прошелестел в траве, только в кронах деревьев запела птица.
— Я знаю, что ты разумный! И я уверена, что ты понимаешь мою речь! Так приди ко мне! Это срочно!
Безмолвный лес был свидетелем моих воззваний.
Лют не отзывался.
Я не сдавалась.
Я продолжала звать. Пыталась докричаться в это лесное равнодушное молчание. Достучаться до чужого внимания.
— Послушай, я его родила! Твоего ребенка. Его хотели у меня забрать, но я его спрятала. Но мне нужна твоя помощь! Его пытались убить! И почти убили! Он сейчас ранен, и я понятия не имею, как помочь моему ребенку. Понимаешь? Он же не человек. Я даже человеческих младенцев не знаю, как лечить, а он совсем иной, непонятный.
Но мне по-прежнему никто не отвечал. Только ветки скрипели от дуновений ветра, да где-то продолжала кричать одинокая птица.
— Я даже не знаю, мальчик это или девочка… — чуть не плача, проскулила я. — И зову его… Лютиком… Но он сейчас не отзывается. Совсем…
Тишина была мне ответом.
Я больше не сдерживала слез. Всё мое отчаяние прорывалось сейчас через рыдания.
— Он же умрет, понимаешь? — всхлипывала я, понимая, что говорю с единственным собеседником на весь лес — самой собой. — А вдруг я сделаю что-то не так? Вдруг наврежу ему?
А вдруг я ошиблась? И приписала чудовищу несуществующий разум? И по лесу бродит совершенно дикая и опасная тварь, готовая разорвать любого, кто высунется из поместья?
Меня же не разорвала, напомнила мне память.
Ага, просто в тот день у него преобладал инстинкт размножения, а не лютая ненависть к людям.
И тут некстати вспомнились слова Жу Даля.
«В это время года Лют не приближается ни к поместью, ни к дороге в столицу».
Медленно опустившись на колени, я осознала, что это конец.
Лют не придет. Его нет сейчас в этом лесу.
И спасти моего малыша некому.
Шорох за спиной заставил меня обернуться.
Из чащи, неторопливо переставляя огромные паучьи ноги, выдвигалась взрослая версия Лютика.