Требуется жадная и незамужняя

Глава семнадцатая. Не делай этого!

— Вижу, сынок. Ты у меня молодец, — произносили губы, пока мама мысленно обалдевала.

И никак не могла поверить своим глазам. Я же столько мечтала именно об этом ребенке! С тех пор, как он впервые приснился. А потом почти смирилась с тем, что тот очаровательный образ был послан мне всего лишь в утешение.

И вот он передо мной. Самый настоящий. Самый родной. Самый желанный.

Сын Люта.

Сын Ёна.

Я так скучала по тебе, малыш!..

Упав на колени, я крепко-крепко обняла своего ребенка. Я любила Лютика в его насекомчиковом виде. Но узнать, что тот, кого ты родила, всё же человек, пусть и на половину, было настоящим счастьем!

— Мам, задушишь, — захихикал мальчик.

— Ты теперь всегда будешь человеком, Лютик? — задыхалась я от радости.

— Мне так не совсем удобно, — поежился ребенок. — Но если хочешь, буду таким часто-часто.

— Ой, ты замерз? — забеспокоилась я, оглядываясь в поисках чего-нибудь, что заменило бы детскую одежду.

— Нет, — мотнул головой мальчик. — Мне не холодно. Просто непривычно.

Но я всё равно стянула с кровати простынь и закутала в нее сына. И опустилась с ним в кресло, усадив малыша на колени. Никому не отдам. Мой.

— Лютик, а ты знал, что Ле Ён — твой папа? С самого начала знал? Он же и раньше заходил к нам в комнату. Но ты захотел стать таким, как он, только сейчас.

— Нет, — мотнул головой мальчик. — Не знал. Мы же только вчера стали друг друга слышать. Он был просто дядя из дома. А сейчас он пришел, и я сразу ощутил — он и есть мой папа-в-виде-человека. Ой, — тут мальчик с расстроенным видом прижал ладошку к губам. — Папа просил не говорить тебе, если я узнаю его в доме!

— Ничего страшного, Лютик, — поспешила я успокоить ребенка. — Папа не должен был такое скрывать от мамы. И ты ничего не скрывай, хорошо?

— Я не буду скрывать! — заверил меня малыш. — Я всё-всё буду тебе рассказывать!

Я баюкала любимого человечка и размышляла о том, что по некоторым деталям, фразам или настроению мужа могла бы… нет, не догадаться. Но задуматься. Увидеть за кажущимся нечто иное. Любовь к зеленому цвету и множество растений в особняке. Феромоны, которые, в общем-то, у людей так не работают. Его внезапная, пришедшая на смену равнодушию, ненависть, случившаяся, когда жена якобы выбросила маленького Люта в лес. Я бы тоже воспылала ненавистью к тому, кто убил или бросил бы умирать моего ребенка. А это настойчивое стремление найти его любой ценой! Не для опытов, нет. Чтобы обрести родное дитя.

Он даже Жу Далю соврал об истинной причине поисков.

Если задуматься, с того момента, когда я показала ребенка Люту, Ён прекратил меня ненавидеть. И стал, наконец, тем самым мужем, с которым можно было поговорить, не опасаясь плевков яда в ответ.

— А папа не говорил, почему дедушка напал на маму? — поинтересовалась я у ребенка.

— Он не успел, — ответил малыш сонно. — Дедушка появился внезапно. Мы с папой его услышали. Папа сказал, что надо спасать маму и что мне надо прятаться на деревьях. А сам побежал к маме. Мам, можно, я посплю?

Я уложила Лютика в кровать, накрыла одеялом, провела рукой по тоненьким шелковистым волосам. Поцеловала в маленькое розовое ушко. До сих пор не верю… Мой сын — человек! Не дитя неведомой лесной твари, непонятно как зачатый. Нормальный, пусть и с некоторыми волшебными умениями, самый обычный ребенок, появившийся в законном браке вполне естественным путем.

Ребенок от любимого человека. С которым теперь нужно как-то объясниться.

Я шла по особняку к тому единственному его обитателю и хозяину, от которого, выходит, не надо было скрывать дитя Люта с самого начала. Столько недомолвок, тайн, обмана! И столько проблем, которых можно было бы избежать, просто-напросто поговорив друг с другом. Честно и открыто. Просто поговорить. Почему иногда это так трудно?

Толкнув дверь его кабинета, я вошла, не представляя, как начать разговор.

«Привет, я знаю, что ты Лют».

«Ой, прикинь, тут насекомчик, которого я прятала в своей комнате, вдруг стал человеком».

«Он твой сын, Ён!».

Ле Ён стоял у окна и втирал в левую руку с закатанным рукавом какую-то мазь. Даже под слоем коричневато-зеленого снадобья проглядывала жуткая, хоть и слегка зарубцевавшаяся рана. Насколько же Ён пострадал в схватке с отцом, если даже регенерация Лютов справляется с трудом?!

— Он тебя сильно поранил? — в беспокойстве, забыв обо всем на свете, бросилась я к мужу.

Он резко развернулся. Нехороший, настороженный взгляд пронзил меня раскаленным прутом. Я натолкнулась на него, не добежав до мужчины несколько шагов, и растерянно замерла. Все заготовленные фразы испарились из головы. Впрочем, в них явно больше не было нужды.

— Понятно, — произнес Ён глухим голосом. — Рановато он это сделал. Я думал, у меня есть еще хотя бы четыре дня.

— Ты… знаешь, что он обернулся? — опешила я.

— Иначе бы ты не узнала правду, — с угрюмым видом произнес муж. Помолчав, он добавил. — Обычно Лют принимает человеческую форму на четырнадцатый день от рождения. Но ребенок поторопился.

— Он просто увидел в нашей комнате папу, — тихо произнесла я. — Папу-героя. Папу-спасителя. А тут еще и такого красивого в виде человека. Он захотел на него походить. Вот и превратился.

Ён кривовато и с какой-то затаенной болью усмехнулся.

— Может, это и к лучшему, — проговорил он задумчиво. И добавил загадочное. — Чем быстрее я с этим разберусь, тем лучше.

— Ответь, — попросила я умоляюще. — Ты сильно пострадал?

Как мне хотелось к нему подойти! Обнять, прижать к себе так же крепко, как до этого сына!

Впервые за целую жизнь у меня появилось теплое и радостное ощущение собственной настоящей семьи.

Ён продолжил втирать мазь в кожу. Черные волосы занавесили лицо, спрятав от меня выражение лица и глаз мужа. Мне достался только голос и тон, выбранный мужчиной для разговора с женой. Холодный и немного угрюмый.

И это останавливало.

— Не настолько, чтобы я не мог с этим справиться, — отрезал Ён.

Любое желание помочь, приблизиться или просто проявить сочувствие разбивались об эту ледяную замкнутость. Что происходит? Почему он так себя ведет?

— За что он так с нами? — прошептала я, не понимая ни Ёна, ни его обезумевшего отца. — Почему твой отец напал на меня? Я же ничего ему не сделала, даже не знала о нем. А он даже тебя не пожалел, родного сына!

— Он увидел в тебе мать Люта, — глухо отозвался Ён. — А матери Лютов — люди. Они боятся и ненавидят того, кого породили. Моя мать пыталась меня убить. Сразу же после рождения. И отец отправил ее обратно туда, откуда она пришла — в ваш мир. Ты напомнила отцу ее.

«Ты тоже убийца?!» — пронесся в голове то ли вопрос, то ли утверждение дедушки-Люта.

Люты помнят даже ту часть жизни, которую провели в утробе. И вряд ли забудут минуты сразу после рождения.

Перед глазами Ёна, должно быть, до сих пор стоит картина предательства той, которая должна была любить его больше жизни.

Так вот почему он собирался забрать у меня сына, как только тот появился бы на свет! Он думал, я поступлю, как его мать?

— Он даже сошел из-за этого с ума, — горько продолжал Ён, не глядя на меня. — Из-за того, что она натворила. Он продержался до того времени, пока я не подрос, и ушел в леса. Чтобы окончательно обезуметь. С тех пор он иногда приходит к поместью. И убивает всех, кого видит. Наверно, его сюда что-то тянет, раз за разом. Мне пришлось поставить защитный периметр и самому выходить отцу навстречу, чтобы отправлять обратно в леса. Понимаешь? Я вынужден защищать своих людей и свою территорию от родного отца из-за предавшей нашу семью матери!

— Как? — прохрипела я, едва выдавливая страшные слова, ответ на которые знать, на самом деле, не хотела. — Как она пыталась это сделать?

— Не важно, — отрезал Ён. — Но теперь ты понимаешь, почему отец ненавидит ту, которая стала матерью нового Люта.

— Я — не она! Я люблю Лютика. И никогда не хотела сделать с ним что-то ужасное.

Как в это может поверить никогда не видевший меня старый Лют, если даже Ён ни на секунду не усомнился, будто его жена якобы с легкостью избавилась от маленького насекомчика?

Пожалуй, я никогда не стану выходить за периметр поместья. Чтобы лишний раз не нервировать свекра.

И немного грела сердце мысль, что страшный Лют, разрывающий людей — вовсе не тот, который стал папой моего сына.

— Послушай, а что, в поместье совсем-совсем никто не знает про то, что ты — Лют?

Ён закончил обрабатывать раненую руку, раскатал рукав и, наконец, посмотрел на меня.

— Разумеется, никто. Ты как себе представляешь владения, где люди подчиняются чудовищу? А жена? Кто пойдет замуж за… как ты меня называла?… Тварь?

Надо же, запомнил. А мы, оказывается, обидчивые.

— Вот ты бы согласилась, зная, что твой муж превращается невесть во что?

Пожалуй, нет. В этом он прав.

— А вы с отцом и Лютиком такие одни? — спросила я. — Или где-то есть другие Люты?

— В этом мире только мы. Когда-то давно наш предок каким-то образом пришел сюда из родного мира Лютов. Как — история не сохранила. Но обратно он не вернулся. То ли не смог, то ли не захотел. Изучил этот мир, построил поместье, женился… С тех пор мой род живет на этой земле и… притворяется человеческим. Ну, что тебя еще интересует, не стесняйся, спрашивай, — насмешливо предложил Ён.

Я тут же ухватилась за эту возможность. Наконец-то, теперь есть кому рассказать мне побольше о Лютах и моем необычном сыне!

— Ты ведь узнал, что я беременна, раньше меня. У вас с Лютиком уже тогда появилась эта ваша связь?

— Нет. Просто у тебя изменились глаза. Они поменяли цвет на наш родовой. Так я понял, что ребенок зачат.

Забавно, но он заметил раньше жены не только беременность, но и то, что ее серые глаза вдруг позеленели. Заметил, но промолчал, чтобы не выдать своей осведомленности в тонкостях беременности от Люта.

Впрочем, Ён вообще всё время мастерски притворялся.

— А слуги? — спохватилась я. — Они тоже это увидели? И поэтому поползли все эти слухи про дитя Люта?

— Ты настолько страшная, — фыркнул муж, — что они не желают лишний раз смотреть тебе в лицо. Так что нет, никто не обратил внимание. Слухи пошли из-за твоего побега в лес и после того, как ты призналась, что встретила Люта. А люди всегда предполагают самое плохое.

«Настолько страшная»…

Если у меня и был хоть какой-то огонек надежды, будто я нравлюсь ему как женщина, его только что безжалостно затушили отрезвляющим ведром холодной воды.

А что я хотела? Даже в моем мире мало кто обращал внимания на невзрачную серую мышь по имени Женя, а тут мужик взращен в условиях совсем иных представлений о красоте, где без выпученных глаз и длинного крючка носа нечего делать на рынке женихов и невест.

Я поторопилась сменить тему.

— Ладно, я понимаю, почему ты делал вид, будто не имеешь к Лютику никакого отношения. Ведь слуги уже знали, что ребенок будет Лютом, а тебе нельзя себя выдавать. Но мне вот что осталось неясным. Весь этот спектакль с той ночной встречей с Лютом в лесу был исключительно для меня, верно? Чтобы я не удивлялась, родив неведому зверушку. Но как ты собирался выкручиваться, если бы в первую брачную ночь я не сбежала в лес?

Ён рассмеялся. Затем отошел от окна к письменному столу и присел на него одним бедром, скрестив руки на груди.

— А ты серьезно думаешь, что у меня не было плана? Я готовился к свадьбе с невестой из другого мира, понимая все нюансы своего положения. Твоя встреча с Лютом была распланирована наперед. Просто должна была состояться чуть позже, когда бы я убедился, что ребенок зачат. Ты лишь слегка облегчила мне задачу, решив всё по-своему. К слову, мне пришлось следовать за тобой тайком, забавно было красться по собственному саду. И, разумеется, пока я в форме Люта, у нас бы ничего не вышло, тут ты была права. Убедившись, что твои глаза позеленели, а значит, ребенок есть, я тут же сообщил королю, чтобы он оставил меня и поместье в покое. И собрался спокойно ждать три месяца. Но убийца, как ты знаешь, спутал все планы.

Ага, я даже знаю, какие именно. Отобрать Лютика сразу после рождения.

— Кстати! — вспомнила я одно из своих переживаний. — Из-за убийцы беременность вышла не правильной. Я же не получала нужного питания, а Лютик вообще был вынужден тратить все силы на сферу. Я еле его вытащила с того света, так он был плох от истощения. Вот я теперь и переживаю, нормально ли он сформировался? Всё ли с ним будет хорошо? Вдруг отсутствие нормального питания в утробе и истощение как-то плохо повлияют на его дальнейшую жизнь? Нет, я поняла, конечно, что он вытягивал помаленьку энергию яблонь, но вдруг этого было мало?

— Думаешь, я бросил бы сына в такой ситуации? — приподнял одну бровь Ён. — Я отдавал ему нужную силу. Сам он действительно брал очень мало, слишком мал и слаб еще был. Поэтому я собирал энергию в лесу и приносил вам.

Значит, Ён мне не примерещился в короткие пробуждения во время дурмана в защитной сфере! Он вправду приходил и… кормил свою семью.

— Так что за развитие сына можешь быть спокойна. А вот ты потом заставила меня сильно поволноваться. Вот как тебе пришло в голову спрятать сына? Да еще и заявить, будто оставила его в лесу!

— Я его так защищала, — покраснела я, понимая, насколько глупыми и ненужными оказались все мои усилия. Но откуда я могла знать?

— Видишь ли, Люты чувствуют своих родных. Я могу примерно представлять, кто из них где находится. Благодаря этому я чаще всего успевал перехватить отца еще до того, как он приближался к поместью. Но с сыном вдруг оказалось иначе. Я точно знал — он жив, несмотря на твои уверения в обратном. Но найти его не мог. И этот приводило в отчаяние.

— Почему? — удивилась и обеспокоилась я. — С Лютиком что-то не так?

— Да это не с Лютиком не так, а с тобой! — выдал в сердцах Ён. — Ты как-то умудрилась его от меня закрыть! Словно накрыла колпаком, под который я не мог пробиться! Пока ребенка не ранили, и ты добровольно не показала его мне-Люту! И что это за дурацкое имя — Лютик? Ты ему кличку дала? Как зверю?

— Я хотела назвать его в честь отца, — пролепетала я смущенно. — Но я же не знала, что отец — ты…

А ведь, и правда, можно с чистой совестью сказать, что Лютик — Ле Ён-младший!

Мой маленький Ёнчик…

Ой.

— Слушай, а Лютику-то на вид года четыре или пять, — спохватилась я. Как будем выкручиваться перед королем? А перед слугами? Вот представим его как нашего сына, а они такие: откуда он взялся? И почему сразу такой взрослый?

— А няня не рассказывала тебе, как поменяли всех слуг, когда мне исполнилось пятнадцать дней? Знаю, рассказывала, она мне доложила. В тот день я впервые принял человеческую форму. И отец убрал из замка всех, кто знал про рождение Люта. Всех до единого. И в особняке появились совсем другие слуги. Которых легко убедили, что жена хозяина поместья родила обычного ребенка. Так в поместье не осталось никого, кто знал про новорожденного Люта. Который, к слову, до семи лет умел принимать форму ребенка любого возраста. И, знаешь ли, младенцем притворяться было скучнее всего. Но чего не сделаешь ради выживания.

Ого, Лютик тоже так умеет? Мне он показал себя пятилетним мальчиком, а новым слугам придется иметь дело с орущим младенцем?

— Постой, а как же те уволенные слуги? Они не стали рассказывать направо и налево о новорожденном Люте в поместье? Пусть не здесь, а там, куда ушли после увольнения? Или…

Тут я похолодела. Вдруг их убили?

А Ён тем временем обошел стол и со стуком выдвинул один из ящичков.

— А вот на этот случай, — произнес муж, выпрямляясь. — У меня есть отличное средство.

В руке его лежал маленький серебристый колокольчик. Взяв его пальцами за ушко, Ён тряхнул колокольчиком. Раздался тоненький звон.

— Прекрасный амулет, — улыбнулся муж. — Стирает воспоминания за последние полгода. Слуги никогда не вспомнят про дитя Люта. И никому не расскажут о нем.

Радикальный, конечно, метод, но я понимала его эффективность. Ради безопасности Лютика согласна стирать память слугам хоть каждый день.

— Хорошо, со слугами особняка всё понятно. А если они за эти месяцы уже успели кому-то вне особняка проболтаться о Лютике? Ты что-то говорил про деревню.

— Исключено, — покачал головой муж, пристально глядя на меня. — Слугам, работающим в домах поместий, запрещено общаться с деревенскими. Это правило существует издавна и создано для безопасности анасаров Алуяра. Ну, что, ты достаточно удовлетворила свое любопытство? Если достаточно, то давай прощаться. Твое присутствие в поместье больше не требуется. Так что ты вернешься к себе домой.

Это прозвучало так неожиданно, что я не нашлась, как отреагировать. Мне показалось? Послышалось? О чем он вообще говорит? В смысле — прощаться?

— Не волнуйся, — равнодушно заверил Ле Ён, пряча колокольчик обратно в ящик стола. — Условия сделки будут соблюдены. Ты получишь награду, как и было обещано.

Сделка? Награда? Что за бред. У нас сын спит в нескольких комнатах отсюда, а муж меня домой отправляет? Вот так внезапно?

Как… его отец когда-то выгнал свою жену?

Но она заслужила, а меня-то за что?

— Ён, в чем дело? — осторожно заговорила я, ничего не понимая. — Какое домой? Какая сделка? Ты вообще о чем?

— Уже забыла? — колко усмехнулся Ле Ён. — Понимаю, тебе тут понравилось. Но я, если помнишь, отправил Жу Даля в ваш мир, чтобы найти жадную и незамужнюю. Готовую за награду выйти замуж и родить ребенка. Ты исполнила свою роль. Твои услуги больше не требуются.

Я никак не могла осознать его слова. Вроде только что, наконец, нормально поговорили, и, кажется, пришли к какому-то пониманию. Я узнала столько всего про род моего сына! И уже размечталась, как мы замечательно заживем втроем, счастливой семьей! И вдруг — это?

— Жу Даль ничего не говорил про возвращение домой, — прохрипела я. Горло сдавило спазмом. А в груди поселилась боль.

— Не важно, — отрезал тот, кого я считала любимым мужем.

Ощущение, будто меня предали. Использовали и выкинули на помойку.

Хлопнул еще один ящичек стола. В руках Ле Ёна оказалось знакомое зеркальце.

— Очередной «последний» амулет перемещения? — вырвался у меня горький смешок. — Сколько их у тебя, Ле Ён? Может, мне хватило бы каждые выходные в родной мир мотаться?

— Последний, — поморщился Ле Ён. — Как и предыдущий, который как раз и предназначался для этой цели — отправить тебя домой, когда мой сын приобретет человеческую форму. Но ты его благополучно потратила вхолостую. Этот Жу Даль купил в столице взамен того.

Я скептически приподняла брови.

— Это же амулет, который с таймером, я ничего не путаю? Да я уже через сутки буду опять в особняке. Да нет, даже раньше. Когда сама этого захочу! Он же так работает?

— У этого возврат поставлен на триста лет. Представители твоей расы ведь живут меньше, верно? Так что при твоей жизни амулет тебя в поместье не перенесет. А что касается желания… — Ле Ён сделал паузу, от которой у меня холодок пробежал по спине. Холодок нехорошего предчувствия. — Чтобы захотеть вернуться в поместье, тебе надо о нем помнить.

— Что? — опешила я. — Ты о чем?

— Амулет забвения. Я показал его тебе и активировал.

Я вспомнила тоненький звон колокольчика и поразилась коварству Ле Ёна.

— На Лютов он не действует, — подтвердил муж. — А вот ты подверглась его магии.

На меня накатил ужас. Ле Ён меня заколдовал? Попытался лишить памяти? Тогда у него ничего не вышло! Я прекрасно помню и Лютика, и все эти месяцы в поместье!

— Сейчас твоя память постепенно разрушается, — равнодушным голосом произносил анасар Ле, пока я лихорадочно рылась в воспоминаниях. Все на месте, ни одно не пропало? А вдруг я уже что-то забыла и даже не подозреваю об этом?

Накатила паника. Я схватилась за голову, словно это могло остановить уничтожение памяти.

Так, Женя, давай. Как ты сюда попала? Меня перенес Жу Даль. С помощью какого-то амулета. Что было дальше? Что-то про свадьбу. Брачная ночь! Синяя луна и бесконечный бег по коридорам особняка. Лес? Вроде дальше был лес… Что случилось в лесу?!

Лютик! Мой малыш я тебя помню. Солнышко мое, насекомчик. У тебя паучьи ножки и милая мордашка. А еще… А еще…

Я была готова удариться в истерику, осознав, что забыла, как выглядит мой сын!

— Нет! — взмолилась я. — Ён! Прекрати это! Не надо! Лютик! Я нужна ему! Я… мама…

— Никакая мама ему не нужна, — возразил человек напротив меня. — Мама всегда человек, ей не понять и не принять нас. И в этом мире не должно остаться на одного человека, знающего о том, что мой сын — Лют.

— Ён… — простонала я, а мои мысли тонули в тумане забытья. — Не… делай… этого…

Последней каплей воспоминаний стали ледяные зеленые глаза…