Требуется жадная и незамужняя

Глава седьмая. Сон

И тут я развеселилась. А ведь я действительно хотела вернуться. Пусть не осознавала этого. Пусть где-то глубоко внутри себя. Настолько глубоко, что сама не подозревала об этом.

Где-то там, в моем бывшем мире, осталась неоплаченная съёмная квартира, из которой скоро выкинут все мои вещи, подруга, оказавшаяся вовсе даже не подругой, и документы, не имеющие никакого значения в Алуяре.

Собственно, ниточек, связывающих меня с Землей, стало куда меньше, чем при первом моем появлении в поместье Ле Ёна.

А точнее, не осталось ни одной.

— Что тебя так развеселило? — слегка раздраженно спросил ничего не понимающий муж.

— Ничего, — мило улыбнулась я. — Я больше не буду сбегать, обещаю. Так что ты там говорил насчет крестьян?

— Сначала оденься, — буркнул он. — Потом поговорим.

Я опустила взгляд. Ой. На мне был домашний коротенький халатик, в котором я вышла из душа. Халатик на голое тело, что, конечно, муж видеть не мог, но, кажется, догадывался.

А нам не надо его провоцировать. Я выскочила из кабинета и пулей понеслась в свою спальню. К счастью, по дороге никто не встретился, а то представляю себе реакцию слуг на странный видок хозяйки.

Хозяйка. Я сладко посмаковала это слово. И пусть я никогда не замечала за собой особой жадности и зависти к тем, кто богаче, но очевидную разницу между теперешней жизнью и прежней оценить успела.

А муж… Что ж, как-нибудь решу эту проблему.

Ма заглянула в спальню почти сразу же, как я вошла.

— Анасарана! Анасар сказал, вам надо помочь одеться. Вы хорошо погуляли?

Погуляла?

Я вдруг поняла, что отсутствовала почти половину дня и весь вечер, и слуги это непременно заметили. Что они подумали? Знали ли о побеге? Или…

Почему «погуляла»? С чего такой вывод?

«Анасар сказал, вам надо…»

Вот же паршивец! Он понял, куда я делась, знал, что точно вернусь, и не стал позорить меня перед слугами, придумав удобный предлог для отсутствия хозяйки! И сразу же послал ко мне служанку, как только я ушла в спальню.

Какой заботливый муж, сладенько заметил внутренний голосок в голове.

Угу, мысленно буркнула я, вспоминая, что заботой и не пахло в первую брачную ночь.

Ну, почему же, съехидничал внутренний голос. Говорят, в первый раз всегда страшно и больно. А ты не только ничего не почувствовала, так еще и не запомнила. Забота-с.

— Ма, — обратилась я к служанке. — Сколько времени? Ужин уже был?

Жаль, если на ужин опоздала, потому что несколько кусочков сыра, немного магазинных салатиков и шоколадка исчезли в моем желудке в никуда, а пара бокалов вина и коньяк мой организм и вовсе принял за воду, не выдав на алкоголь привычной реакции.

— Анасар велел оставить вам ужин в столовой.

Я оторопела. Он, что, реально обо мне заботится?

Или…

Ну да, конечно. Ему ведь наследник нужен. И он, вероятно, думает, что наследник уже имеется, и его надо кормить.

Губы сами собой растянулись в ехидной улыбочке. Никакого наследника, разумеется, и в помине нет. Но поесть надо. А то я голодная как…

Эх, жаль, не додумалась купить в моем мире тесты на беременность и волшебные таблеточки, после которых детей точно не бывает.

По дороге в столовую я задумалась. Если анасар не врет, то от наличия ребенка зависит, останется ли у нас это поместье. Которое, честно говоря, мне очень понравилось. Не хотелось бы его терять, раз уж я застряла в этом мире навсегда. Неужели в Алуяре и вправду такие жестокие и дикие законы? Отнять у человека его земли и дом только из-за того, что он не успел произвести потомство до тридцати пяти лет. Ну, что за глупость! А если человек бесплоден, его, выходит, надо гнать на улицу? Или вдруг он не встретил свою любовь, ему на ком попало жениться, лишь бы родить ребенка?

Что, собственно, Ле Ён и сделал.

Наверно, я начинаю понимать его мотивы. Мне вот тоже, едва вкусив прелести собственного дома, не хочется опять остаться без жилья. И если в родном мире я худо-бедно выживала, мотаясь по съёмным квартирам и вкалывая на них, как проклятая, то что ждет нас с мужем в Алуяре, даже представить страшно.

Может, это не так и страшно, родить ему ребенка? Не самая ужасная цена за возможность никогда больше не думать о крыше над головой?

В столовой меня ждало жаркое. Мясо! Я набросилась на него, словно голодала несколько дней. Понятия не имею, что у них тут, говядина, свинина или какая-нибудь неведомая зверушка, но мясо было восхитительно. В каком-то сладковатом соусе и с ароматными пряностями. Я ела и не могла наесться. Да что же со мной такое? Никогда так не наедалась, тем более, на ночь. Да у меня зарплата не позволяла съесть столько мяса за один присест!

Поймала слегка оторопевший взгляд Ма, спохватилась.

— А ты ела?

Она торопливо кивнула.

Но продолжала смотреть так, словно у меня выросла вторая голова.

И тут до меня дошло. Наверно, я тоже так смотрела бы на замужнюю даму, которая ест явно за двоих.

— Нет, — рассмеялась я, успокаивая служанку. — Я не беременна, не думай. Такого не может быть. Я просто целый день толком не ела. А тут такое вкусное мясо.

— Правда? Х-хорошо… — Ма, казалось, совсем не успокоилась. Интересно, что ее так напрягло? Разве служанка не должна, напротив, радоваться за будущее пополнение в семействе хозяев?

— Вот если бы я налегала на солёненькие огурчики… — подмигнула я служанке. — Но на солёное меня точно не тянет. Так что нет.

В эту ночь мне приснился ребенок. С такими же светло-русыми волосами, как у меня, и зелеными глазами Ле Ёна. И очаровательной мордашкой, в которой естественным образом соединились черты мамы и папы.

— Мама, — сказал ребенок. — Почему ты не хочешь меня? Я хороший. Правда-правда!

— Я не то что не хочу, я просто…

Во сне я не могла найти слов. Для мамы всё произошло внезапно, и она просто не поспевает за событиями и не готова стать мамой? Папа накосячил, и теперь мама его тихо ненавидит? Такое не скажешь ребенку. Даже приснившемуся. Даже не существующему.

Хотя вот от такого милого малыша я бы не отказалась. Такой красивый, такой чудесный…

— Мама, можно, я приду? Можно я буду с тобой? Обещаю, а буду хорошим. Я буду твоим…

И я всей душой согласилась. Приходи, мой маленький. Приходи, мой сынок…

Во сне всё воспринимается иначе.

Наутро я очень удивилась этому сну. Что это было? Почему мне вдруг приснился ребенок? Из-за разговоров о беременности? Или я слишком переела на ночь мяса? Нет, с ужинами, особенно такими плотными и тяжелыми для желудка, надо завязывать. А то еще какая-нибудь ерунда приснится.

Желудок заурчал так, словно не он употребил огромный кусок мяса накануне вечером.

— Ма, анасар завтракал? — поинтересовалась я у служанки, которая пришла помочь мне привести себя в порядок.

— Сказал, что скоро спустится.

— Отлично!

Я покрутилась перед зеркалом. Что ж, вроде неплохо для серой мыши. На этот раз мы с Ма выбрали нежно голубое легкое платье с синей вышивкой на груди. Не знаю, как анасар относится к голубому цвету или фанатеет только от зеленого, а остальные не переваривает, но мне платье очень понравилось. И раз оно оказалось в моем гардеробе, будем носить.

В нем и отправилась в столовую.

Еще вчера вечером я решила больше не избегать мужа. Путь назад, в родной мир, мне отрезан, и надо как-то договариваться и жить дальше тут, в поместье. Это не означало, что я простила анасара за обстоятельства свадьбы и первой брачной ночи. Но война нам обоим ни к чему. А если уж я вынуждена остаться в этом мире и этом поместье, надо позаботиться о том, чтобы поместье и дальше оставалось нашим.

Ле Ён завтракал в одиночестве. Увидев меня, он удивленно приподнял брови.

— Доброе утро, дорогой муж, — чопорно произнесла я. — Как спалось?

Он закашлялся, отложил вилку, вытер губы салфеткой и выразительно посмотрел на меня.

— Чем обязан? — в тон мне отозвался он.

— Я подумала и решила объявить перемирие.

— А у нас была война? — усмехнулся он.

Я села за стол напротив него и подалась вперед.

— Ле Ён, скажи честно, если ребенка не будет, поместье реально отберут? — задала я вопрос в лоб, отбросив притворную чопорность и став самой собой.

Он нахмурился и кивнув.

— Такие законы нашего королевства. Мне самому они не по нраву, но раз уж я живу тут…

— Ясно.

Я откинулась на спинку стула.

— Хорошо. Пусть так. Сколько у нас осталось дней?

— До родов? — приподнял он одну бровь.

Как же мило он это делает…

Я моргнула и прогнала непрошеную мысль.

— Нет, до того, как должен быть зачат ребенок. Тебе же надо просто сообщить королю о беременности, да? Родить-то всё равно не успеем. И… — Я замялась. — Нам же еще надо это сделать… Ну… зачать…

Ле Ён тоже откинулся на спинку своего стула и скрестил руки на груди. По губам поползла коварная улыбочка.

— А ты хочешь?

Я покраснела и смутилась сильнее. Ну, вот что он творит. Мне и так нелегко дается этот разговор. А он еще и издевается.

— Знаешь, после того, что ты сделал, я не хочу. Но понимаю, что надо.

Улыбка исчезла, словно на солнце набежала туча.

— Не волнуйся, этого не понадобится, — серьезным тоном сказал муж. — Ребенок уже есть. И скоро я сообщу королю.

— В смысле? — не поняла я. — Как есть?

Неужели у него имеется готовый наследник на стороне, и моя «беременность» нужна для отвода глаз? Было бы хорошо, если так…

— Я думал, женщины хорошо чувствуют такие вещи, — с недоумением произнес анасар. — Ты же беременна.

Я опустила взгляд на живот.

— Не, — рассмеялась я. — Не может быть.

— Почему?

— Да потому, что то был безопасный день! — выпалила я.

— Безопасный? Разумеется. Тебе ничего не угрожало. В поместье.

Это он так тонко намекает на мой дурацкий побег в лес?

— Да я не о том, — раздраженно выдохнула я, понимая, что не хочу объяснять дремучему мужику о тонкостях женского цикла. — Ладно. Нет так нет. Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.

Передо мной поставили тарелку с гуляшом и картофельным пюре. Мясные кусочки мгновенно исчезли во мне, а вот картофельная лепешка так и осталась на тарелке. Раньше картошку я обожала. Но сейчас смотреть на нее не хотелось.

Дорвалась до белка, за который не надо отдавать ползарплаты, — съехидничал внутренний голос.

Сгинь, мысленно шикнула на него я. Если есть, буду есть.

— Я всегда знаю, что делаю, — произнес Ле Ён, возвращая меня к разговору.

И пододвинул ко мне блюдо с бутербродами. С рыбой?! Вкуснятина!

— Но я не всегда понимаю, что мне ждать от тебя, — произнес он веско.

— Я же сказала, что больше не убегу, — заверила я, быстро прожевав бутерброд. — Мне тут понравилось. Просто надо обговорить правила, так сказать, нашего общежития. А еще я бы хотела найти себе занятие. Ну, просто эту неделю было скучно сидеть взаперти.

— Я не заставлял тебя запираться и не покидать спальню, — удивился он. — Ты вольна делать всё, что захочется. Ты хозяйка Чернолесья. Неволить не хочу и не стану. Единственное правило — не ходить на периметр охранных амулетов. То есть, в лес.

— А то Тварь сожрет? — усмехнулась я.

— Не сожрет.

При этом Ле Ён посмотрел как-то слишком красноречиво.

И этот туда же? Понимаю суеверия безграмотных слуг, но хозяин мне показался образованным человеком.

— А почему Тварь? — спохватился анасар.

— Ну, — замялась я. — Просто я ее так мысленно назвала. До того, как узнала, что она называется Лют.

— Он, — поправил муж.

— Что?

— Это самец.

— Какая разница?

Он не ответил. Кашлянул, отодвинул стул и поднялся ноги.

— Позвольте откланяться, дорогая жена. Меня ждут дела.

И ушел.

Вот и поговорили.

А как же обсудить правила?

Ему ведь тоже со мной не комфортно, это же понятно. Даже закреплять успех с наследником не рвется. И это неудивительно, в его глазах я такая же страшненькая серая мышка, какой считалась дома. Значит, договориться есть о чем. Почему же он сбежал в середине разговора?

Вот не понимаю я логики этого мужчины.

Дозавтракав, я понуро ушла в свою комнату.

Немного погодя, пришла Ма.

— Анасар интересуется, чем бы вы пожелали заняться?

Я встрепенулась. Что? Серьезно? Он запомнил?

— Ма, у вас тут есть холсты и краски? Или чем вы тут рисуете?

В детстве я обожала рисовать. Потом, с годами, моя любовь к искусству забылась, стертая бесконечной суетой взрослой жизни. Учеба, работа, бесконечные заботы — и от былой мечты стать великой художницей осталась бледная тень, готовая вот-вот раствориться дымкой.

И вот, наконец-то, появилась возможность достать ее из закромов прошлого, бережно отряхнуть, развернуть и подставить под солнце — чтобы она вновь заиграла радужными красками будущих картин.

Краски, холст и даже настоящий мольберт мне принесли где-то через час. За это время окрыленная я придумала, что хочу нарисовать в первую очередь.

Того ребенка из сна. Не знаю, почему, но зеленоглазый малыш, похожий одновременно на меня и Ёна, продолжал жить в моих мыслях.

Я хотела этого ребенка.

Именно этого.

Очень.

И я принялась рисовать.

Так пролетело несколько дней.

Сначала у меня ничего не выходило. Я забыла, как рисовать людей. И пыталась научиться этому снова. Я упорная. Я хотела запечатлеть сына на холсте. И мечтать о нем, глядя на его портрет. И когда рисунок стал напоминать ту милую мордашку из сна, я возликовала.

А он приснился мне опять.

— Мама, а цветы?

— Что «цветы», малыш?

— Везде должны быть цветы. Ну, ты же знаешь.

Знаю? Я не понимала, чего он хочет.

А он не понимал, как мне объяснить.

Проснувшись, я нарисовала вокруг русоволосой головки фон из замысловатых растений.

И малыш словно одобрительно улыбнулся с портрета.

Ле Ён несколько раз заглядывал ко мне в комнату. Смотрел на склоненную над мольбертом голову и молча уходил. Я замечала его краем глаза, но не поворачивалась. Так проходили дни. Наверно, его устраивало, что жена чем-то занята, больше не злится и не качает права.

Я просто рисовала, как одержимая.

Когда портрет сына был готов, я попросила служанку, чтобы кто-нибудь повесил его на стену между кашпо с растениями.

— Я всё сделаю! — поспешно сказала Ма и убежала. И вернулась с молотком и гвоздями.

— Эм, — удивилась я. — Предполагалось, что придет сильный мужчина со стремянкой, сам залезет, вобьет гвоздь… Почему это делаешь ты, слабая девушка?

Ма смутилась.

— Я всё сделаю, не волнуйтесь!

Как не волноваться? Я подстраховала Ма, пока та вешала портрет, забравшись на стул.

Зеленоглазый малыш улыбался мне со стены напротив кровати. Вот так теперь и буду засыпать, наглядевшись на него.

В тот день я впервые, не считая походов в санузел и в столовую, вышла из комнаты. Прошлась по особняку и поняла, что пора бы мне прогуляться и подышать свежим воздухом.

В саду было тихо и спокойно. Деревья цвели. В Алуяре весна? Я не помнила, были ли цветы во время моего побега в лес. Мне кажется, что не были. Я вдыхала сладкий аромат и медленно прогуливалась по дорожкам. А вот и та скамейка, подарившая мне прохладной ночью плед. Он и сейчас покрывал ее деревянную поверхность. Я посидела немного в тишине. В разные стороны тянулись стройные ряды зелено-белых деревьев, а где-то далеко темнела между ними опушка леса.

Так близко. Я не помню, сколько мне пришлось бежать той ночью по саду. Кажется, не очень долго. Если подумать, то сад не такой уж большой. И где-то рядом за границей цветущих деревьев, бродит неведомая Тварь на паучьих ногах.

Я поежилась и поспешила уйти обратно в особняк. Анасар говорил что-то про деревню. Надо бы попросить его съездить туда, посмотреть, развеяться.

К ужину мне захотелось принарядиться. Мы выбрали с Ма очень красивое желтое платье в стиле ампир, обтягивающее грудь и струящееся от нее до самого пола. Я скинула свое «рабочее» платье и повернулась к Ма, готовая забрать у нее желтую прелесть.

Она во все глаза смотрела на мой живот. Я опустила взгляд туда же. А вот и первые плоды хорошего питания и ничегонеделания — стояние целый день за мольбертом физической нагрузкой ведь не считается. Я поправилась. Даже появился животик. Все дни рисования я одевалась одна, без помощницы, и понимала удивление Ма, которая не видела мою фигуру около недели. Мне даже стало стыдно. Пообещав себе с завтрашнего же дня заняться утренней зарядкой, я позволила Ма натянуть на меня платье.

Мы шли по пустынному коридору и опять никого не встретили. Я задумалась о том, что не видела никого из слуг, кроме Ма, с тех пор, как вернулась обратно в этот мир. И в саду никого не было. И даже в столовой я являлась к уже приготовленным для меня блюдам, а пустые тарелки убирали только после того, как я уходила.

Начали закрадываться странные подозрения.

— Ма, а почему меня избегают другие слуги? Потому что я из другого мира? И вы считаете меня страшненькой?

— Что вы, анасарана. Просто… — она смутилась. — Вы же носите дитя Люта!