Так стыдно мне не было, наверно, никогда.
Выходит, наши зарождающиеся отношения и чувства разрушил вовсе не Ле Ён. Это сделала я сама, поверив в лежащее на поверхности. Не задумываясь, что там таится в чужой душе.
Да, в чем-то я оказалась права. Он и вправду применил немного магии. Магии тела и природного очарования, которое, если подумать, присуще любому человеку, каждому живому существу. То самое колдовство любви и влечения, помогающее мужчинам и женщинам найти друг друга в этом огромном разнообразии вариантов и возможностей.
И пусть муж использовал этот натуральный афродизиак сознательно, специально увлекая меня в ловушку желаний, я прощаю его. Учитывая свою репутацию самого уродливого человека королевства, Ле Ён был вынужден прибегнуть к такой подстраховке. Не мог же он знать, что в глазах потенциальной жены он симпатичен не просто как мужчина. А как желанный мужчина. Без всяких феромонов. Просто так.
Вот только жена, со своей стороны, не разобравшись, сделала его жизнь невыносимой.
Какой же ненормальной и гадкой, должно быть, я ему казалась! Со своими претензиями и обидами. Мужик реально не понимал, что сделал не так, и чего от него надо этой сварливой женщине. И почему она, вместо того, чтобы продолжать с ним кружиться в семейном танце любви, вдруг воспылала ненавистью…
Теперь понятнее стало его неприятное поведение, всего лишь бывшее естественной реакцией на мое собственное.
Надо бы извиниться…
Я смотрела на дверь, через которую ушел обиженный муж, и чуть не плакала. Надо бы броситься следом, догнать, обнять и просить прощения, слёзно, со всей искренностью! Но не могла заставить себя сделать и шага. Стыд, раскаяние и сожаление грызли мою душу. Как мне смотреть ему в глаза. Как? И простит ли он в ответ? Ведь ненависть той, на ком он имел несчастье жениться, зажгла фитиль неприязни и в нем самом…
По коридору кто-то двигался. Я замерла, в тайной надежде, что Ле Ён решил вернуться. Но походка приближающегося человека была слишком грузной, а шаги — шаркающими.
Дверь отворилась, и в комнату зашла пожилая женщина. Полная, в типичном для слуг зеленом платье до самого пола с кружевным белым узким фартуком поверх. С седыми, скрученными на затылке в пышный бублик, волосами.
— Анасарана, — поклонилась эта незнакомая мне служанка. — Анасар послал меня к вам в услужение. Зовите меня Нут. Я теперь заместо Ма буду вам прислуживать. Вы не подумайте чего. Не знаю, что натворила эта дурная девчонка, но я туточки, почитай, тридцать пять годочков служу, ничем хозяев не обидела, ничем меня не попрекали. Коли не прогоните, буду вам верой и правдой…
Она умолкла. Ее добрые, но с лукавинкой желтые глаза смотрели на меня с любопытством и ожиданием. Ни тени подобострастия в них не наблюдалось, словно она ценила себя в этом доме куда выше остальных слуг.
Ле Ён прислал… От такой простой заботы — не забыл, сразу же нашел замену провинившейся служанке! — на сердце потеплело.
— Добрый вечер, Нут, — произнесла я и тут же осознала: ведь и вправду вечер.
Бросив быстрый взгляд за окно, обнаружила затапливающие яблоневый сад сумерки.
Лютик! У меня ребенок на улице один!
— Спасибо вам, Нут, но не могли бы вы прийти завтра? — поторопилась я выпроводить новую служанку. — Я уже собиралась спать и… В общем, я устала для нормального знакомства. Не обижайтесь.
— Что вы, анасарана! Как вам будет удобно!
Оставшись одна, я бросилась через окно в сад. На каком дереве остался Лютик? А вдруг он замерз? Или чего-нибудь испугался?
Опускающийся на поместье вечер обнимал прохладой открытые части тела, но по-настоящему холодным не был. Но откуда мне знать, какая температура является для Лютов комфортной? А малыш, как ни крути, родился совсем недавно, от силы неделю назад, он еще совсем кроха и до ночных вылазок не дорос. Да и не собиралась я держать ребенка вне дома так долго. Затянулось наше расследование.
— Лютик! — негромко, чтобы не привлекать чужое, человеческое, внимание, позвала я.
Какое дерево — то самое? Где Лютик?
— Мама! — зашептали мне сверху.
Я задрала голову.
Из листвы и белой россыпи цветов выглядывал мой герой.
— Уже можно домой? — спросил он.
— Да, родной. Спускайся.
Лютик на мгновение исчез, а потом показался вновь, чтобы тут же безбоязненно прыгнуть прямо в мамины руки.
Маленький ротик держал цветущую веточку, а сияющие глазки словно говорили: «Мама! Держи!».
Я умилилась этому детскому способу показать свою любовь, пока не осознала странный факт.
Сад уже цвел больше трех месяцев назад. Помню опадающие лепестки через сияние защитной сферы. Если верить моим знаниям из родного мира, сейчас должна приближаться пора сбора урожая. А с ней — осень с ее дождями и пронизывающими ветрами. Что-то августовское. Что-то уже не столь теплое.
Но погода стояла такая же, как и в день первого покушения. Не изменилась с момента, когда магия амулета перенесла меня в Алуяр. Словно опять пришел май. И даже если представить, что лето пронеслось мимо, пока я была заперта в сфере, то почему ни осень, ни зима так и не вступили в свои права, сразу передав эстафету весне?
— Спасибо, — сказала я сыну. — Маме нравятся цветы.
— Ух ты! Тогда у нас цветы будут всегда! — обрадовался ребенок.
Смотрела в эти хитрые глазенки и понимала — слова насекомчика не просто детская самоуверенность и фантазии. Завядшие цветы в комнате. Исцеляющий шар из энергии деревьев. И вот это «цветы будут всегда».
А перед глазами будто вновь летал яблоневый снег.
Ты же откуда-то брал силы. На непробиваемую даже пулей сферу. На развитие, рост и просто жизнь. И даже поделился с мамой.
Кажется, я понимаю, почему на яблонях так и не появились плоды.
Зато они опять цветут.
— К сожалению, так не бывает, — сказала я ласково своему чудесному сыну. — Деревья не могут цвести всегда. Но это и хорошо. Если всегда будут цветы, тогда не будет фруктов. Не будет яблок. А мама любит яблоки не меньше цветов. Когда они появятся, Лютик обязательно их попробует.
Насекомыш задумался, а я усадила его в корзинку и вернулась домой.
Пред сном я тщательно проверила постель. Никаких посторонних камней в ней не оказалось.
Зато на подушке лежал ключ. И записка.
«Я приказал изменить замок. Этот ключ — единственный. Ничего не бойся».
Сердце забилось в какой-то эйфории. Он приходил! За то короткое время, пока я отсутствовала, местный мастер успел что-то сделать с замком. Ле Ён написал — изменить. Опять какая-то местная магия, позволяющая обходиться без отверток и дрелей? Ключ, выходит, тоже изменили?
Я хватилась, хлопая по карману, но мой, прежний, был на месте. Другой, служанкин, исчез в неизвестном направлении вместе с убийцей. Значит, это — ключ самого Ёна?
«Этот ключ — единственный», — еще раз прочитала я.
Муж отказался от идеи врываться ко мне по своему желанию.
И превратил мою комнату в настоящее убежище, в крепость, куда могут попасть только по разрешению хозяйки.
Нут пришла утром, как и договаривались. Лютик продолжал сладко спать, но уже в шкафу, а я решила расспросить служанку.
Конечно же, о Ёне.
— Вы говорили, что служите уже тридцать пять лет?
— Почитай, почти с рождения нашего анасара! — охотно отвечала служанка, по моему разрешению присаживаясь в кресло. — Был ему всего-то денечек, когда наш анасар почти сиротинушкой горемычным остался, без мамки.
Я догадывалась, что родители Ёна не дожили до нашей свадьбы, но о трагической судьбе его мамы даже подумать не могла.
— А что с ней случилось?
— Того ж не ведаю, — сказала словоохотливая Нут. — Всякое говорили. И что сбежала тогдашняя анасарана. И что отправил ее анасар Ле Гиль обратно в родительский дом. Но случилось это на следующий день после рождения ребеночка.
Странная какая-то история. Бросить новорожденного сына, чудесный дом на природе и сбежать? Чего ей не хватало?
А чего не хватало мне, что я столь опрометчиво испортила отношения с мужем. И ведь тоже сбегала.
А если жену прежнего анасара отправили домой, то за какие провинности?
— Тогда всю прислугу в доме сменили, так то ли осерчал, то ли разогорчился анасар Ле Гиль. Всех, кто знал анасарану. Я же ее и не видела никогда. Анасару уж пятнадцать денечков стукнуло, когда меня в няньки определили.
Так Нут — бывшая няня Ёна? Теперь понятно, почему она ведет себя с хозяйкой так свободно. Привыкла к особому положению. Муж, наверно, после свадьбы надеялся доверить ей уже своего ребенка, но не сложилось.
— А вы с анасаром такая чудесная пара! — произнесла, между тем, няня, хитро поглядывая на меня. — Так похожи! Будто созданы друг для друга!
Я удивилась. Внешнего сходства у нас с мужем не больше, чем между любыми людьми, не имеющими родственных связей. Но для обладающей совсем иным фенотипом лупоглазой расы Алуяра мы действительно могли казаться чуть ли не близнецами. Как, например, для русского глаза сложно различить представителей азиатских народов на Земле.
— Знаю, не всё ладно у вас с мужем-то. Сложный он, ох, сложный. А вы будьте к нему поласковее. И не серчайте лишний раз.
К чему это она? Что за непрошенные советы?
— Анасар-то, как я говорила, рос без мамки. Хоть с нянькой, да всё ж не то. А поместье наше на отшибе, сами понимаете, — разоткровенничалась Нут. — И Лют этот жуткий, через него никто к нам не рвется. Почитай, отшельничаем. Анасар тут затворником, в столицы не ездит, разве ж что по особым случаям. Да и то, ничего хорошего с того не вышло. Был он по юности не раз на балах ихних, где девушки да парни друг на дружку смотрят да приглядываются, откуда пары получаются, да свадебки играют. Только никому анасар наш не приглянулся, все нос воротили. Да к тому же — вот гадины какие! — еще и на смех его поднимали. Мол, куда ты с таким лицом-то лезешь, на что надеешься. Он и перестал ездить, совсем заперся в поместье. Пока не приперло, да король об указе своем не напомнил. Потому спасибочки вам, анасарана, что не отказали, стали анасару женой хорошей. А если уж он скажет что или неласков будет, не серчайте. Не умеет он с девушками, не приучен. С кем ему тут было общаться? Слуги да нянька. Да отец строгий. Не знает он, как к вам подойти и расположение свое показать.
— А отец его давно умер? — спросила я, не зная, как реагировать на услышанное. И вроде как не нянькино это дело — лезть в отношении супругов. По-хорошему, указать бы ей на дверь и место. Но, с другой стороны, я сама хотела узнать о муже побольше, а тут столько информации!
— Что вы! — замахала руками Нут. — Не умер! Оставил всё сыну и ушел. Он, как жены не стало, сам не свой был. Анасара нашего ребеночком в строгости держал. Лаской не одаривал. А как подрос сынок — бросил всё и бродить по свету навострился. И где он, что с ним — никто не ведает.
Каким-то странным чутьем я ощутила, что в шкафу просыпается Лютик.
Пора выпроваживать разговорчивую няньку. После ее ухода я долго обдумывала услышанное. И начинала понимать поведение и характер мужа еще сильнее. И то, насколько несправедлива к нему была.
Надо все-таки извиниться.
В столовой на завтраке его не оказалось. Я расстроилась и решила поискать в кабинете. Кабинет был заперт, и на стук никто не отозвался. Пришлось вернуться в спальню с тем же грузом вины и прожорливой, догрызающей меня совестью.
Может, он придет на обед?
Лютик был бодр и готов к новым свершениям.
— Гулять! Гулять! Гулять! — прыгал на кровати насекомыш. — Гуля-я-ять!
— Лютик, давай не сейчас, — попросила я, с сомнением поглядывая в окно. — Там может быть опасно. Где-то там ходит злой дядя, который уже поранил моего Лютика.
— Тогда я спал-спал-спал! — Лютик и не думал угомониться. — А сейчас нет-нет-нет! У меня есть шар-шар-шар! И рядом будет лес-лес-лес!
В доказательство слов малыша вокруг него вспыхнула золотистая сфера.
— Верю, — улыбнулась я. — Мой Лютик самый неуязвимый.
А ведь ему и вправду нечего бояться. И лес даст ему столько силы, сколько понадобится ребенку Люта для защиты.
— Там папа… — прохныкал Лютик, перестав прыгать и жалобно округлив глазки. — Он зовет…
— Лютик, — ахнула я. — Ты что, слышишь папу?
— Теперь да! — радостно сообщил ребенок. — Мы можем позвать друг друга и услышать!
— Теперь?
— Ага. Ты позвала его и показала нас друг другу. Раньше я был как бы спрятан, а теперь нет.
То есть, со вчерашнего вечера Лют установил какую-то свою волшебную связь с сыном? И хочет с ним встретиться?
А что тут такого? Он папа, он имеет право. И я сама обещала ему свидания с ребенком.
Вот только не желает ли он повторить попытку забрать Лютика себе?
Нет, ответила я сама себе. Ведь вчера он не убил меня и оставил малыша с мамой. Значит, решил, что так будет лучше.
— Хорошо, — сказала я сыну. — Мы пойдем гулять. Но давай не в лес. Если папа захочет, я покажу ему тебя на опушке.
Так мне будет спокойнее, под охраной защитный амулетов.
Лютик быстро слопал принесенные мамой котлетки, шумно попил из чашки и прыгнул в свою «переноску».
Мне кажется или корзинка сделалась теснее, чем была? Малыш быстро растет. Скоро придется искать корзинку побольше.
До дальних яблонь, где устраивали «пикник» вчера, мы добрались благополучно. Я опять расстелила плед и опустилась на него, вытянув ноги. Сейчас бы книжку… Лютик улизнул в кроны деревьев и шелестел где-то в окрестностях. Тепло, тихо. Благодать…
Я проснулась резко, от горячего шепота в самое ухо.
— Мама! Я его видел!
— Кого, Лютик? — напряглась я, принимая сидячее положение.
— Того дядю с ножом! И с пистолетом.
Меня словно холодом обдало. Что?
— Лютик… — проглотив тугой ком в горле, осторожно спросила я. — А ты разве помнишь… того дядю?
— Конечно! Я его видел твоими глазами. И слышал через твои уши. Я хорошо его помню.
Упустим тот факт, что Лют уже в утробе не только осознает себя, но и действует как существо со сформировавшимся мозгом, воспринимая мир вокруг через органы чувств мамы. Даже не станем акцентировать внимание на его феноменальной памяти о событиях, предшествующих его рождению. Лютик видел убийцу! Он свидетель, который может указать на того, кто пытался его прикончить!
— Лютик, ты где его видел?
— Тут, — расстроенным голосом сказал ребенок. — Он ходит по саду. И идет сюда.
Убийца в саду!