Хейвен
Мои глаза приоткрылись, свет просачивался сквозь края штор. Я была удивлена, что вообще спала. Я была уверена, что уснуть будет практически невозможно, что я буду пялиться в потолок, а в центре моего сознания будет лицо Трэвиса, то, как он разбито выглядел, когда я повернулась и ушла.
Моя грудная клетка казалась пустой. Я села, свесив ноги с кровати.
«Ты думала о том, что у тебя в действительности нет чувств к Гейджу, и именно поэтому он безопасен?»
Я вздохнула, мои плечи поникли.
«Ты думала о том, что используешь его, чтобы держать меня эмоционально на расстоянии вытянутой руки?»
Да, конечно, он был прав. Теперь я видела это слишком ясно. Я использовала Гейджа, чтобы держать Трэвиса на расстоянии вытянутой руки. Потому что это означало мое выживание. Я не могла снова рисковать, не сейчас, как раз когда я, наконец, почувствовала себя сильнее, когда острейшая грань агонии из-за той ужасной ночи начала исчезать, когда, наконец, наконец, запах дыма и пепла не был первым, что я чувствовала, проснувшись.
Я поднялась с кровати, направляясь в ванную. Я обрела покой в дороге, останавливаясь лишь на время, достаточное для того, чтобы оплатить еще один отрезок пути, не формируя никаких привязанностей, вообще никаких. Это было облегчением. И я не могла вернуться назад. У меня больше не хватало духу рисковать.
Но с самого начала я почувствовала родство с Трэвисом, которое не поддавалось описанию. Это пугало меня. Беспокоило меня. И поэтому я сделала то, что, по моему мнению, должна была сделать, чтобы удержать его в коробке, которую я заботливо соорудила для него.
Друзья.
Затем — хотя и более рискованно — друзья с выгодой.
Сначала я подумала, что он тоже хочет этих вещей.
Как он мог хотеть большего? Его статус преданного девушкой парня гарантировал, что он будет вести себя непринужденно. И в каком-то смысле это было больно, но в каком-то смысле это также утешило меня.
И поэтому я потеряла бдительность.
«Дай нам шанс, Хейвен».
Радость — возможность — в этих словах все еще заставляла мое сердце биться быстрее, но они также пугали меня, потому что шанс был риском. Шанс не давал никаких гарантий.
Какой бы я была дурой, если бы добровольно снова подвергла себя такому риску?
И самой страшной частью всего этого было то, что я тоже видела будущее с ним. Каким прекрасным оно могло бы выглядеть. Я представила это ясно как день — наши тела соединены, наши взгляды встретились, пока мы шли среди лугов с дикими цветами под заходящим солнцем… и мириады других видений, снов, о которых я бы не хотела думать сейчас, промелькнули в моей голове. Каждый раз, когда мы были вместе, и я была завернута в защитный кокон его рук, видения становились все сильнее и сильнее, пока я больше не могла отгораживаться от них.
И по мере того, как я узнавала больше о Трэвисе, я получила ответ на вопрос, который задала, когда сидела и читала об ужасной смерти его отца.
Кто помог Трэвису скорбеть?
И чем больше он рассказывал о себе, о позоре и ноше, которые он нес, тем больше я понимала, что моя догадка была верна: никто. Поэтому он попытался исцелиться самостоятельно и пошел по неверному пути. Может быть, обиженная часть меня, которая никогда не получала никакого исцеления, распознала в нем ту же рану.
И это тоже напугало меня, потому что заставило мое сердце потянуться к нему, желая — нуждаясь — в утешении, заботе, любви.
И поэтому да, я использовала Гейджа как деревянный детский меч, выставленный против монстра, надвигающегося из темноты. Бесполезный щит против чего-то слишком могущественного, чтобы сражаться.
И все это в любом случае неважно, потому что мы уезжаем.
Я сполоснула зубную щетку, положив ее на раковину, как раз в тот момент, когда раздался стук в дверь. Я замерла, встретившись взглядом с собственным отражением в зеркале.
— Хейвен, открой.
Я тяжело вздохнула.
Истон.
Мое сердце упало, но облегчение быстро привело меня к двери.
«Я уезжаю утром».
Он действительно уехал.
Я распахнула дверь и увидела своего растрепанного брата, с налитыми кровью глазами.
— Выглядишь ужасно.
— Спасибо, — саркастически сказал он, входя в комнату и опускаясь на край кровати. Я села рядом с ним, поджав под себя ноги.
— Тяжелая ночка? — догадалась я.
— Не-а. Спокойная ночь. Я развеялся с ребятами из пожарной части. Мы немного перебрали, но ничего такого.
Я внутренне вздохнула, наблюдая за ним мгновение.
— Итак, что случилось?
Он помолчал, проводя рукой по волосам, прежде чем встретиться со мной взглядом.
— Что ты думаешь о том, чтобы остаться здесь еще немного?
— Остаться? — мои глаза расширились. — Что? В Пелионе? Нет. Наш план…
— Я знаю, каков наш план. Но… мне здесь нравится. Я здесь вписываюсь.
— Ты сжег здесь мосты, Истон.
— Шериф Хейл? Нет… я думаю… я не думаю, что он затаил обиду. — Он отвел взгляд, как будто обдумывая что-то, чего не сказал.
Страх лизнул мое сердце, как пламя, уничтожившее наше здание, нашу жизнь. Я сглотнула. Представить будущее с Трэвисом — это одно. Знать, что он, возможно, тоже хотел того же со мной… если бы этому желанию можно было доверять. Но остаться, чтобы выяснить? Что ж… для этого потребовалась бы определенная доля мужества, которого у меня просто не было, и я не могла позволить себе остаться.
— Нет. Мы должны продолжать двигаться.
— Что произойдет, если ты остановишься, Хейвен?
Мой пристальный взгляд метнулся к нему.
— Что?
— Что произойдет, когда ты перестанешь двигаться?
Мое дыхание стало прерывистым, сердце набирало скорость. Истон встал и сел на край рядом со мной.
— Хейвен, что произойдет?
— Это настигнет меня! — выпалила я. — Это все настигнет меня. — И тогда мне придется начинать все сначала, снова рисковать, снова заботиться. Больше никаких оправданий. Больше никаких временных.
Я не была готова. Ведь так?
Он положил свою руку поверх моей.
— Пора остановиться, Хейвен. Ты должна перестать убегать. Ты тащишь меня за собой, а я этого больше не хочу.
Моя голова повернулась в его сторону, тяжелый шар отчаяния опустился внутри меня.
— О, Истон, — выдохнула я, мое лицо скривилось, рыдание подступило к моему горлу. Я закрыла лицо руками. — Я пытаюсь защитить и тебя!
Истон протянул руку и мягко убрал мои ладони.
— Но ты не обязана. Ты уже сделала это. Тысячу раз. — Он развернулся ко мне более полно, придвигаясь ближе. — Послушай, я тоже виноват. Я действовал таким образом, что не смог бы нигде оставаться, даже если бы захотел. Я сжигал мосты, чтобы не было больно уезжать.
Я прерывисто вздохнула.
— Ты не хотел ехать в это путешествие, не так ли?
Он медленно покачал головой.
— Нет, но я знал, что тебе это нужно, и я не собирался отпускать тебя одну. — Он одарил меня легкой усталой улыбкой. — Признаюсь, не думал, что мы все еще будем в пути два года спустя. — Он сделал паузу, наклонив голову, когда улыбка погасла. — Ты пожертвовала ради меня всей своей жизнью, сестренка. И настала моя очередь. Но мы уже достаточно долго в пути. Давай останемся, Хейвен. На этот раз давай останемся. Мне нравится работать в пожарной части. Я думаю, что там у меня могло бы быть будущее. Я вижу это. Давай останемся, — мягко повторил он. — Даже если это означает встретиться лицом к лицу с прошлым.
— Я ненавижу ее, Истон. — Это вырвалось у меня изо рта, как граната, которую заложили два года назад, и она взорвалась только сейчас. — Ненавижу ее, — сказала я, мой голос сдавили слезы. — Я продолжала ждать, что она станет чем-то большим, сделает то, что лучше для нас, но она никогда этого не делала.
— Я знаю, — ответил он. — Я знаю, Хейвен. Но ты также и любила ее, и это самое худшее. Но сейчас нам обоим пора забыть об этом. Мы должны попытаться.
Я печально кивнула. Я любила ее. Глубоко. И хотя она не могла заботиться обо мне, я пыталась заботиться о ней. Но это никогда не имело значения.
Иногда я задавалась вопросом, есть ли у меня какая-то форма ПТСР.
Может быть, от пожара. От того, что мы увидели нашу мать мертвой — страх реальной жизни преследует меня.
Непрекращающаяся борьба, боль, бесконечные попытки, которые, казалось, ничего не давали. Может быть, я думала, что если бы я могла спасти ее, то все это имело бы смысл. Но я не смогла. Возможно, никто не смог бы. И я должна была принять это и снять себя с крючка, если я когда-нибудь буду по-настоящему счастлива. Если я когда-нибудь перестану убегать.
— Я боюсь, — призналась я. — Все, кто, как я надеялась, полюбят меня, ушли. В конце концов, они всегда уходили.
Истон потянулся и схватил меня за руку, сжимая.
— Я не уйду, — сказал он. — Ты застряла со мной на всю жизнь.
А потом мой младший брат раскрыл объятия, и я упала вперед, уткнувшись лицом ему в грудь и сжимая в кулаке ткань его футболки, держалась за то, что казалось надежным. Истон держал меня, пока я плакала, выпуская часть долго сдерживаемой боли и глубоко укоренившегося страха.
Наконец-то.