Глава 15 Песня тысячи страданий

Я тупо смотрел в ту сторону, куда скрылась тварь. Вот оно что. Теперь уж точно прощай.

Внутри почему-то возникла неприятная пустота. Чтобы заткнуть ее, я ожесточенно терзал когтями веревку. Благо эльфы были все еще ошеломлены акустической атакой и вели себя рассеянно. За это время я сумел перекромсать больше трети волокон.

Вроде чудовище ко мне, если так посудить, вообще не имеет никакого отношения. Само увязалось, само покинуло. И все равно так обидно и горько, как будто меня предал кто-то из родных. Хватит! Ну ушла и ушла, что теперь? Сам выбираться буду. Вернусь к первоначальному плану.

Но как все-таки обидно…

А тот факт, что даже многотонное чудище не рискнуло связываться с двумя ушастыми, очень пугает. Где уж мне-то… Ну, куда деваться — вынужден буду справиться, без вариантов. По доброй воле все равно не отпустят.

За химерой эльфы таки решили не гнаться. Перекинувшись парой приглушенных фраз, двинулись по дороге дальше. Ясно одно: они этого просто так не оставят. Не зря же так стремились найти «гимори». Наверняка затеяли потом сюда вернуться — но уже с отрядом неравнодушных. Перед этим — выведают у меня, что думаю о слабых местах твари…

Короче, будут промывать мозги. Или банально пытать. Прямо даже не знаю, что выбрать.

Веревка неплохо поддавалась твердым когтям. Хорошо, что я время от времени подравнивал их бруском. Заточились по краям. Теперь приходилось не столько кромсать волокна, сколько маскировать повреждения. Благо сквозь темноту в чаще даже я мало что различал. Вряд ли зрение у длинноухих гадов сильно лучше моего.

Еще примерно час сосредоточенного, предельно аккуратного скобления — и веревка уже держалась на трех-четырех волокнах и честном слове. Теперь ее можно было разорвать, просто сильно дернув руки в стороны. Я напрягся, выжидая момент, готовился… И зря. Именно в это время эльфам пришло в голову сделать привал.

Всадники остановились, негромко переговариваясь. Затем тот, который вез «гнилую кровь», спешился, отвязал меня от седельных колец, сдернул наземь… И веревка на кистях лопнула.

Он не успевает ничего понять, а я уже нелепо вскакиваю на связанных ногах. Сильно затекли… Как бежать-то!.. Наотмашь бью его когтями по лицу, кулаком — под дых. Срываю петлю с шеи — а первый всадник уже тут! Падаю в грязь, перекатываюсь к лошади — которая без седока. В глазах пляшут звезды и красные круги.

Скорее — скрыться за лошадью! Ноги развяжу потом. На корточки присесть… Руку — в сумку. Так, что у нас тут… Все не то! Пузырьки так похожи на ощупь! Суматошно выхватываю один, другой — все бесполезное! А, вот он — горючий!

Всадник опять рядом. Другой эльф, кряхтя, поднимается с колен. Лошадь нервно храпит и отходит от меня. Нате, получайте! Мензурка с огненным зельем летит к врагу — под копыта.

Падает, звонко цокнув о корень, — и не разбивается. Никакого пожара не будет.

Оставалась пара секунд, дальше — все. Я растерянно поднес к глазам пару пузырьков, которые достал раньше. Никчемные. Толченая известь и порошок, сушеная трава цемиричник — входит в настой от головной боли…

«Осторожно, при вдыхании вызывает сильнейшее чихание», — пронеслось в голове. Ах ты ж!..

Пробку — зубами и долой! Задержал воздух в груди, щедро сыпанул порошка на ладонь. Коряво подпрыгнул — и швырнул снадобье в рожу подоспевшему эльфу.

Тот будто на ветку напоролся. Всхлипнул и зашелся в судорожном чихе, аж пригибаясь к конской спине. Лошадь тоже зафыркала, замотала головой. А я угостил порошком второго эльфа, который пришел на подмогу товарищу. Теперь они чихали хором.

Пока они не отдышались, содрал путы со щиколоток. В спешке надломил коготь — черт, как больно! Очень больно! Но сейчас не до того.

Запрыгнув на лошадь, изо всех сил шлепнул ее по заднице. Проклятая скотина взвилась на дыбы, так что едва меня не скинула — но не тронулась с места! Это ж как их эльфы дрессируют⁈

Пришлось соскакивать на землю и бежать в чащу — не туда, куда ушла тварь. В другую сторону. Наскоро сориентировался, понесся через подлесок. Ветки хлестали по рукам, по лицу — плевать! Только голову локтями прикрою…

Продрался через кусты, под елками стало чуть проще. Громадные, лап у земли мало. Живее, живее!

Сколько я так мчался по лесу, задыхаясь и почти падая, — не знаю. В боку вначале закололо, потом там угнездилась резкая боль. Я старался не обращать внимание, пусть слезы и катились из глаз — смахивал их на бегу рукавом и бежал дальше. Если бы не ночное зрение, далеко бы не ушел. Часто запинался о корни, пару раз грохнулся, приложился головой об дерево. В ушах зашумело, сознание мутилось — но отдыхать нельзя. Надо двигаться, иначе — все.

Моя бешеная гонка закончилась внезапно. Просто почернело в глазах, и я вырубился прямо на ходу.

Отлеживался, по ощущениям, не больше пары часов. Во всяком случае, небо в редких просветах ветвей посветлело, но не сильно. Поднялся с земли, усыпанной хвоей, слегка отряхнулся. Ноги подкашивались и еле шевелились, печень болела, но нужно было идти. И я побрел дальше, стараясь не сбиться с направления — от лесной дороги, по которой меня везли длинноухие сволочи.

Шагал совершенно автоматически, изредка останавливаясь, чтобы перевести дух и прислушаться к подозрительным шорохам. Наступало утро, кое-где начинали чирикать птицы. Вскоре бодро простучал дятел. Раздалась чья-то жужжащая трель. Лес просыпался.

А я б не отказался поспать. Только сдается мне, что если сейчас задремлю — то проснусь уже в эльфийских застенках. После той встречи, тех взглядов и интонаций ушастые «сородичи» мне совсем не кажутся доброй компанией. Если связали по руками и ногам — вряд ли везут в гости на чай с плюшками.

Пока чуткий слух не улавливал погони. Птицы, довольно редкие в ельниках, пели как обычно, без больших пауз. Ветки не хрустели под чужими шагами. Но это ничего не значит — может, эльфы, как на подбор, прирожденные следопыты… Хотя птицы бы их выдали, наверное. Я тоже иду довольно тихо, но на меня пернатые все-таки реагируют.

Снова подумалось о твари. Почему она вышла к ним, но не напала? Почему стояла, не сбежала сразу?.. Ведь явно поняла, что меня защищать — не вариант. Она же умная. Или не могла принять решение? Но вела себя так странно… Я уже неплохо знал кита-паука. Не всегда его понимал, но все же… После той вспышки любой нормальный зверь либо сбежал бы, либо напал. А она стояла и смотрела. Конечно, чудовищную химеру не назовешь нормальным животным, но… Кто ж так делает?..

Точно — неспроста там эти глаз, рука и голени. Теперь-то я окончательно уверился. Хотя что толку. Вряд ли я еще когда-то увижу монстра на паучьих ногах. Ладно, что уж. Может, и к лучшему — а то слишком заметный и жуткий спутник для путешествий. Если я вообще когда-нибудь снова буду жить с людьми…

Шел я долго и однообразно. Несколько раз оказывалось, что сделал круг и вернулся на место, где уже был до этого — но удавалось найти верное направление. Вспоминал школьный курс географии — или, как ее там, безопасности жизнедеятельности? В общем, про мох с северной стороны стволов и прочее в этом духе. Мох, правда, не особо помогал: рос почти равномерно, лишь иногда был погуще на одном участке. Зато погода стояла ясная, по солнцу можно было разобрать, куда примерно двигаться.

Так прошло почти двое суток. Голод сильно мучил — припасов с собой захватил мало, и они быстро закончились. Пил воду из фляжки, потом кое-где из ручейков — негигиенично, но что поделать. Находил какие-то прошлогодние грибы, которые условно опознал как сыроежки и рыжики. Съел их сырыми — вроде название намекает, что не помрешь. Да и рыжики, кажется, тоже можно так употреблять. Выбирать все равно не приходится. Силы мне нужны, а без еды быстро их потеряю. Вся надежда на крепкий желудок тролля.

Вновь начинало смеркаться, я вышел на полянку и решил сделать привал. Идти совсем без отдыха — довольно плохая идея. Тем более что глаза уже слипались от усталости и напряжения. Здорово, что новое тело оказалось очень тренированным — прежде я в таком темпе гнать бы не смог. Свалился бы гораздо раньше.

Поднимался ветер, лес тревожно шумел. Верхушки деревьев перекатывались надо мной, как волны. Я уже готовился прикорнуть, но не сложилось: откуда-то издалека ветер донес нежную, изумительно красивую песню. Женский голос выводил смутно знакомые, странные слова так чувственно, так плавно и пронзительно, что я замер, весь погрузившись в чудесную мелодию. Я тонул в ней, песня текла, словно горный родник, прозрачная и чистая, как ключевая вода. Холодная, как талые снега, и влекущая, как улыбка любимой женщины. Голос плакал и звал, обещал что-то неземное, недостижимое и прекрасное, как звездная россыпь в темнеющих небесах. Я вдруг почувствовал, что скоро пойму все, что мне нужно знать, услышу и познаю тайную суть этих слов. И я поддался далекому зову, ответил ему всей душой. Ноги сами понесли меня туда, откуда лилась пленительная песня. Больше не было ни усталости, ни страха — только я и волшебная музыка.

Потом — не знаю, сколько времени минуло — я очутился на прогалине, поросшей мелкой травой. Трава стелилась под ветром, будто бы в такт звукам. Солнце уже село, и в неверном свете гаснущего неба я разглядел хрупкую фигурку, танцующую посреди зарослей лесных цветов — подснежников?.. Девушка в белом платье, свободном и невесомом, танцевала и пела, кружилась в сумерках. В ней было столько гармонии, столько легкости и чего-то очень древнего, сокровенного и сказочного, что замирало сердце. Я застыл в восторге, молча купаясь в сладостном, кристальном, изначальном совершенстве. Слушая ночь, луну и звезды, которые пели ее устами. Не решаясь подойти к этому чуду.

Песня вдруг резко оборвалась. Умерла. Погасла. Я встряхнул головой, пытаясь вернуть очарование, столь безжалостно разрушенное.

Девушка обернулась. Я уставился в омуты огромных зеленых глаз, которые сияли в полумраке.

— Вот и явился, мерзость, — произнесла лесная царевна, и гнев исказил прелестные, невозможные черты.

Миг спустя ногу пронзила острая боль, я рухнул на колено. Еще миг — примотало руки к телу, сильно ударило по локтям.

Из-за деревьев на поляну выходили эльфы. Много. Около десятка. А я никуда не мог убежать: из голени сбоку, под суставом, торчала стрела.

Меня грубо подхватили под мышки, рывком подняли с земли. Не смог сдержать стон. Черт, как больно — мышцу будто рвет изнутри!

— Да. Это он, — произнес один из ушастых. На лице у него я приметил характерные царапины — не иначе, тот самый, кому я когтями заехал.

— Гнилокровый. Да еще и при гимори. Кто ты и откуда, ужасный выродок? — спросил другой эльф — незнакомый, с длинными серебристыми волосами. На правом рукаве — какая-то повязка. Ответа он не дождался: не тот случай, чтобы я стал откровенничать. Тем более — со стрелой в ноге. Но длинноухий усмехнулся, как будто с удовлетворением, и жестом подозвал двоих сородичей.

Те живо скрутили и спеленали меня так, что и вдохнуть мог с трудом. О побеге теперь и речи нет. Будто мало стрелы… В такой упаковке я походил больше на колбасу, чем на двуногое существо. И подвижность у меня стала точно такая же.

Остальные эльфы чуть отошли в сторонку, пообщались между собой — что поразительно, я опять понимал все, что удавалось расслышать. Уловил кое-что важное: «…в походный лагерь». Потом меня вновь погрузили на лошадь, как мешок. Правда, теперь аж выделили отдельный транспорт. И сбоку ехал, наверное, охранник, внимательно следящий за каждым моим движением. Ушастые сволочи быстро научились на своих ошибках.

И сумку отобрали. А еще тщательно обыскали, преодолевая отвращение — видел по лицам, хоть и старались скрывать эмоции. Даже поводили какой-то палкой вдоль тела. Неужели металлоискатель?..

Значит, у этих уродов где-то здесь стоянка. Зачем? Земли-то сугубо человеческие, уж это я разузнал в первую очередь. На много дней пути во все стороны — только леса с небольшими людскими поселениями и несколькими торговыми городами. Как Торлоп.

Вряд ли это какая-нибудь научная экспедиция. И на торгашей не похожи. Крутить головой, свисая с лошади, не сильно получалось, да и охранник пресекал попытки шевелиться — причем болезненно. Но главное я увидел. Они по замашкам больше смахивают на кадровых военных: четкость действий, молчаливое исполнение всех указаний старшего, даже слаженный порядок передвижения. И это очень-очень плохо. Куда они меня увезут? На снисхождение рассчитывать не приходится…

Ехали всю ночь. Когда стал заниматься рассвет, лес расступился, и на большой поляне я увидел лагерь эльфов. Точнее, не столько увидел, сколько понял, что это он.

Вокруг царила такая… упорядоченная суета, что ли. То есть обстановка очень оживленная, но при этом — никакого хаоса, полная дисциплина. В очередной раз убедился, что эльфы умеют отлично наладить любое дело. Ублюдки лесные.

И слишком все это похоже на военную организацию…

А потом меня сбросили с лошади, подцепили к веревкам крюк и швырнули в какую-то яму. Не снимая веревок и полотна, в которые меня закрутили. Раненую ногу, которой я приложился при падении, так резануло болью, что я чуть не подавился языком. Вот мрази! С такой высоты кидать связанного!

Яму накрыли деревянной решеткой — это я смог разглядеть, когда проморгался. Тихий разговор наверху и звуки шагов дали понять, что эльфы ушли, оставив часового. Прекрасно… Значит, походный вариант тюрьмы. На посту-то всего один, но что с того? Наверх я все равно не взберусь — даже не в веревках дело. А с ними… Проще до Китая на карачках дойти.

А стрелу из ноги так и не достали. Заражение же будет… Это они специально так или просто решили перестраховаться?

Я скорчился на земляном полу, стараясь не тревожить рану. Холодно не было — к холодам тело тролля слишком привычно. Боль тоже поутихла, мышца уже не горела, а тупо ныла — можно терпеть. Но было очень страшно. Похоже, завтра за меня возьмутся всерьез. А моральные принципы высокорожденных уже почти не вызывают сомнений.

Ночь, конечно, прошла без сна. Наутро, совсем рано, меня вытащили из ямы — за веревку, привязанную к тому крюку. Предусмотрительно, ничего не скажешь. Приволокли в какой-то шатер на окраине лагеря — неподалеку от импровизированной темницы. Интерьер шатра мне сразу не понравился — живо напомнил какую-нибудь пыточную. В эльфийском стиле — функциональную и изящную. Выстланный плотной тканью пол, массивное деревянное кресло посередине, светильник на масле. Остро пахнет травами — будто для того, чтобы перебить другие запахи…

Так оно и оказалось. С меня, наставив короткие копья, сняли путы. Усадили в кресло. Пристегнули руки к подлокотникам металлическими скобами. Ноги — к деревянной плахе.

Затем облагодетельствовали… мрази ушастые. Резко выдернули стрелу из ноги — я чуть сознание не потерял. Пару минут мог только шипеть сквозь зубы, из глаз невольно лились слезы. Плевать. Посмотрел бы я на них, когда так рану бередят… Ладно хоть, не провернули наконечник.

Потом в палатку вошла эльфийка. Не та, что с поляны, — но тоже восхитительно, невероятно красивая. Ниспадающие на плечи прямые светлые волосы, глаза — изумрудно-синие, как океанские глубины, точеные черты лица, кожа — словно алебастр… И кожаная сумочка в руках. Девушка остановилась чуть поодаль и начала невозмутимо выкладывать на стол инструменты, от которых меня сразу передернуло.

Крючки, иглы, небольшие лезвия разной формы, пилки. Все тусклое, не блестит. Сказал бы, что пластик, но скорее дерево. «Что ж они так? Мало металла или просто традиция?» — вдруг озадачился я. Видимо, стараюсь отвлечься… Говорят, ожидание пытки иногда даже хуже, чем она сама…

Эльф, дежуривший у входа, равнодушно зафиксировал мои пальцы в деревянных тисках, сильно сдавив, и вышел из шатра. Я боялся, что начнут дробить кости фаланг, но с этим пока повременили. Вместо этого красавица внимательно рассмотрела мою руку. Взяла небольшое лезвие, вновь задумчиво поглядела на зажатую кисть. Примерилась и провела по пальцу деревяшкой — острой, как бритва. Аккуратно надрезала кутикулу. Слегка приподняла и дернула ноготь. Потом сильнее. И еще. И еще. Я сжал зубы, зашипел. Потом, когда коготь стал отделяться от пальца, — не выдержал и заорал.

Боль была такой… Стрела и рядом не валялась.

Не знаю, сколько минут прошло, но под конец я уже плохо соображал. Когда коготь таки отодрали и истязательница взяла паузу — не сразу и понял, что полегчало. Палец жгло, будто его варили в кипятке, но чудовищная боль понемногу уходила. Уже не застилала собой все вокруг. Превращалась в обычную, вполне переносимую.

— У тебя их осталось еще девять. На руках, — бесстрастно проговорила эльфийка. — Расскажи, откуда пришел этот гимори. И кто твой хозяин. И где он сейчас.

— Н-не знаю… — простонал я. Слова проталкивались через горло со свистом. — Я же… с-с-сказал, что не знаю. Он в подвале каком-то… с-сидел…

— Тогда продолжим, — сухо сказала девушка. И продолжила.

Через полчаса я надсадно кричал:

— Да не знаю я, говорю же! Не знаю, откуда он! Я его с-случайно!.. Случайно нашел!

— Ложь! — процедила синеглазая. — Как вы договорились с гимори, если ты не связан с его хозяином?

И настал через следующего пальца. А вот что будет, когда когти закончатся?..

Вечер завершился спустя три ногтя. Когда свежие раны она присыпала каким-то едким порошком, я вырубился. И, видимо, меня отволокли в мою камеру… ну, яму. Потому что очнулся снова именно там.

Утром ко мне сбросили сверток с половинкой черствой — но чертовски вкусной! — булки и какими-то слегка подгнившими овощами. И то хорошо, как говорится. Хотя бы заморить голодом они меня пока не намерены — исключительно пытками.

А днем опять состоялся… допрос с пристрастием. Впрочем, начался он не так, как вчера: вместо эльфийки-живодерки присутствовал молодой эльф с неизменно приятными чертами лица. Ну как молодой — у них возраст определять очень сложно… Просто показалось, что младше других.

— Здравствуй… пленник, — ушастый явно хотел сказать другое слово, но в последний момент вдруг передумал.

Мое тело все так же надежно закрепили на кресле, но палаческие инструменты пока никто не доставал. Наверное, решили потянуть ожидание — подготовить клиента, так сказать.

Эльф подошел поближе, наивно похлопал золотыми глазами и добавил:

— Минувшим днем, кажется, мы начали не так, как следовало… Перед… принесением страданий надлежало просто поговорить. Но ты должен нас понять — мы значительно стеснены во времени. Нам очень важно выяснить, кто и где сотворил гимори. Этого гимори. Такого гимори.

Он со всем возможным вниманием заглянул мне в глаза. Играл свою роль довольно хорошо. Отвращения практически не было заметно. Даже можно было заподозрить сочувствие… в некоторой степени. И, пожалуй, ему можно рассказать и побольше… Вспомнить разные детали… Так, стоп!

Опять колдовское внушение! Не дождешься, урод! Меня дешевым приемом с хорошим и плохим полицейским не разведешь!

— Я сказал все, что знаю, — пробормотал я, с трудом отводя взгляд. Краем глаза подметил, как едва заметно скривил губы эльф.

— Что ж… Зря ты так поступаешь, пленник, — помолчав, словно бы с грустью произнес он. — Гораздо лучше для всех будет, если ты честно и открыто поведаешь обо всем, что тебе известно. Кто ты такой, кто твой хозяин, где он создал гимори, есть ли еще такие… Каких целей он хочет достичь, используя столь омерзительное… чародейство.

— Я нашел тварь в подвале. В лесу развалины, там подвал… — повторил я чистую правду. — Я… э-э… зуб даю, век воли не видать — не знаю, откуда она там взялась.

Кто бы сомневался, что ближайший аналог слова «клянусь» в лексиконе тролля — сугубо уголовный. Но эльф меня, кажется, понял. Снова неуловимо поморщился и махнул рукой:

— Он еще не готов делиться сокровенным. Противится. Приглашайте Ниольтари.

Вычурное имя, которое я отлично различил, принадлежало давешней красавице и мастерице… чтоб ей тролля родить.

На сей раз снимать когти со второй руки не стали — ограничились работой с той, которую калечили вчера. И возилась эльфийка с ней старательнее. Соответственно, и продержался я едва ли двадцать минут. Которые показались долгими годами.

Пришел в себя, конечно, в яме — меня разбудил собственный стон. Глубоко дыша, я поднес к лицу изуродованную руку — и не сдержал вскрика. Мрази, что сделали-то… Это не пальцы, а кровяные сосиски какие-то… С начинкой из жгучей боли.

Вторая конечность работает, но надолго ли?.. Завтра наверняка и до нее черед дойдет. Что будет, когда эльфы решат перейти к более серьезным пыткам, я старался даже не воображать. Пока всего-то суставы выкрутили, даже ничего не сломали… А я бы и так все выдал про черного мага — да вот беда, нечего…

Как же сбежать? Из ямы, закрытой решеткой, с истерзанными руками не выбраться вообще никак. А там еще и часовой. Из-под конвоя при доставке на живодерню и обратно тоже не уйдешь. Точнее, каким-то чудом, может, и удастся… Оторваться на пару метров. Вокруг же лагерь ушастых. Сумку отобрали, и даже когтей почти лишился.

Третий день начался точно так же, как и предыдущие в гостях у эльфов. Разве что идти было куда сложнее — меня, по сути, тащили в пыточный шатер. Кисть жутко распухла, сочилась сукровицей и начинала темнеть. Недолго и до гангрены. Черт, черт, черт, вот бы сейчас открыть глаза — и оказаться под капельницей на больничной койке, с трубкой в пищеводе. Где добрый доктор мне скажет, что я полгода провалялся в коме… Зажмуриваюсь снова и снова — бесполезно. Все тот же полог шатра маячит, все те же проклятые эльфы тащат меня под руки… Гадкие, поганые, изящные, красивые твари.

И тут на глаза попалось то, чего я раньше здесь не видел. Навстречу мне из допросной вели другого несчастного, который чем-то не угодил ушастым. Присмотревшись, я понял, что несчастный на самом деле, кажется, был женщиной — тощей, грязной и замученной. Грубые серовато-черные космы спадают на лицо, голова низко опущена, драные лохмотья укутывают фигуру. Я уставился на нее, пытаясь понять, сколько ее держат в лагере. Думал, что ее тоже заинтересует встреча, но женщина механически, как робот, прошагала мимо, даже не подняв головы. Успел подметить, что с ней что-то не так, неправильно — но не понял, что именно. Должно быть, тоже следы пыток.

Похоже, что она в эльфийском плену гораздо дольше. А ходит еще сама. Это хорошо. Но ее никуда из походной тюрьмы не переводят. Только к «следователю» и обратно, как меня. Это плохо. Нет шансов, что скоро удастся сбежать на пересылке. Не похоже, что она состоится в ближайшее время. Что «разберутся и отпустят», я, само собой, не верил.

А на деревьях шумела молодая листва, ветер донес запах свежей травы… Скоро лето. Увидеть бы его.

Дальше вечер был обычным. Море боли, запах крови и пряностей, мои хриплые крики и вязкая чернота, когда начал погружаться в забытье.

Но теперь меня, когда отключился, не отволокли в яму. А плеснули ледяной водой в лицо и продолжили… Похоже, хотят сказать, что шутки кончились. Ну, я знал, что легкими сеансами не ограничатся… Им ведь очень надо знать, где создали кита-паука. Кто бы сомневался.

В общем, вечер закончился еще хуже, чем обычно. От рук перешли к художественным надрезам и уколам по телу — неопасным, но крайне болезненным. Инструменты, которые использовала длинноухая, — явно плод многовекового опыта. Ничем другим мучения, которые причиняли обыкновенные деревяшки, объяснить я не смог. Правда, думал об этом уже потом. Вначале было, мягко говоря, не до того.

Под конец со мной опять побеседовал «добрый полицейский». Снова сокрушался, что не стремлюсь сотрудничать, и пытался воздействовать напрямую на психику. Снова ушел ни с чем, раздосадованный. Вначале я шепотом, едва шевеля запекшимися губами, умолял его поверить мне. Потом, кажется, громко послал его вслух — точно уже не помню.

Позже, ночью, я лежал на земляном полу, свернувшись калачиком и тихонько подвывая. Пользуясь перерывом между допросами, на которых я вопил, матерился и старался втолковать, что ничего не знаю, даже удалось слегка подумать — лишь бы занять себя чем-то, лишь бы не замирать в ожидании следующего… сеанса. Спать я уже не мог.

В действиях эльфийки-палача я не чувствовал банального садизма. Нет, она меня искренне ненавидела, но не наслаждалась моими страданиями. Словно была неизмеримо выше этого — боль гнилокровки ее не пачкала. Она просто выясняла, откуда взялся «гимори», кто мой хозяин и почему во мне кровь звезд. Как говорится, делала свою работу.

Подозреваю, что эльфы подумали, будто я тоже искусственно создан. Не могли допустить мысли, что такие, как я, могли получиться… естественным образом. Я был в шаге от того, чтобы выболтать что-нибудь о другом мире. И сдерживался только потому, что это бы только все усугубило.

Пока я еще жив. Не знаю, скоро ли дойду до того, что предпочел бы сдохнуть.

И да, потом меня убьют — я понимал со всей очевидностью. Просто избавятся от выродка, которого пока терпят, потому что он, возможно, владеет ценными сведениями. Надо тянуть время… Иначе пустят в расход. Подкинуть им какой-нибудь пищи для размышлений. Может, отправят еще куда-нибудь для выяснения, и подвернется шанс… По крайней мере, пытки временно прекратятся. Сколько я еще выдержу?

Утро началось, конечно же, с эльфийской булки. Я лишь горько усмехнулся. Похоже, в новом мире у меня опять наладилась стабильность. Яма — булка — пытки — яма — сон…

Но днем, когда меня повели в жуткий шатер, в привычный распорядок вдруг влезла нештатная ситуация. На полдороге в пыточную к сопровождающим подскочил дежурный и что-то быстро сообщил одному из них. После чего меня потащили чуть ли не бегом, и случилась накладка: с допроса не успели увести женщину — ту, вчерашнюю. Она, едва дыша, сидела в фиксирующем кресле и растерянно хлопала глазами. Мое изувеченное тело наскоро — но крепко, сволочи! — прикрутили к врытой в землю плахе с кривыми палками наверху. И нас оставили вдвоем — в сопровождении «доброго эльфа», конечно. Остальные спешно покинули шатер. Слышалась встревоженная речь, команды, раздаваемые несколькими уверенными голосами, тихое ржание коней, звяканье оружия, шорохи и прочая возня. Да что там у них творится?

Загрузка...