Тринитротолуол из Перистальтики

Глава 4 Банно-прачечный конфуз

Нищему собраться — только подпоясаться, а у меня даже пояса не было. Поэтому уже минут через пятнадцать, прикопав в снегу остатки оленьей туши и недоеденный окорок, я выдвинулся на поиски. Слава богу, с определением направления не возникло ни малейших проблем — снегопада днем не было, и следы мужиков смог бы прочитать даже слепой. Если бы двигался на ощупь, разумеется.

Не думаю, что они стали бы удирать в обратную сторону от своего жилья, чтобы заманить меня в ловушку. Им было не до сложных планов, да и вообще — на интеллектуалов эти вторженцы как-то не походили. Стало быть, самое вероятное — что следы меня выведут прямиком к приюту злых люмпенов.

Перед выходом я поразмышлял над тем, стоит ли привлекать паукообразную жуть к сопровождению моей завшивленной персоны. С одной стороны, с таким защитником явно безопаснее. С другой — откуда я могу знать, станет ли он меня охранять вне своего логова. А вот спрятать эту громаду не выйдет никак, даже если взоры бомжей будут ни разу не бдительными. И если не убедить зубастую тварь, чтобы она не совалась за мной, — о скрытном проникновении, естественно, не может быть и речи.

К сожалению или к счастью, но моим мнением на этот счет вообще никто не поинтересовался. Членистоногое просто и бесхитростно поплелось за мной, едва я отошел на десяток метров от пролома. Причем оно вполне откровенно не горело энтузиазмом куда-то выбираться, однако, похоже, двигалось рядом со мной целенаправленно. С полдороги вряд ли свернет. Несколько раз, заметив, что я иду по следам сбежавших бродяг, чудище все-таки останавливалось, нерешительно топталось на месте, цеплялось за мою одежду, дергало, тянуло назад — но без злости, не прикладывая силы, а как бы уговаривая. Уверен, что если бы оно захотело — я бы и шагу из подвала сделать не смог. Очень уж разные весовые категории, не по плечу мне с такой тушей бороться.

Ну, будем считать, это к лучшему — что вопрос с охраной решился сам собой. Еще бы как-то уладился вопрос с незаметностью, и было бы совсем славно. Придется наивно рассчитывать на то, что никто не обратит внимания на увесистое страшилище, которое слоняется около ночлежки. Да-с, ситуация…

К слову, через пару тысяч метров я со злорадством отметил, что даже там следы маргиналов сплошь сбиты: вместо четких отпечатков — неразборчивые полосы, то тут, то там — бесформенные вмятины, оставшиеся от падений. Вот здесь, например, кто-то явно растянулся во весь рост, с разбегу въехав рожей в снег. Запнулся об корягу. А тут кто-то вставал с колен, опираясь руками. Не иначе, сильно торопились, неслись что есть духу — не оглядываясь, с трудом пытаясь отдышаться. Как минимум полчаса страх активно подгонял. Эк вас пробрало-то, ага. Так вам и надо, будете знать, как в чужие подвалы забираться с недобрыми намерениями. И открывать сезон охоты на меня. Я вам не какая-то двуногая дичь.

Километров через двенадцать я основательно выдохся — главным образом потому, что продирался сквозь ельник по цельному снегу, то и дело увязая в сугробах. Тропу-то оборванцы наметили чисто символическую. Начал посматривать на сопровождающую меня тварь — ей-то все нипочем. Но напрашиваться, чтобы она меня подвезла, не рискнул. Маловато мы с ней для этого знакомы. К тому же ездовые ее качества, на мой взгляд, оставляют желать лучшего: круглая широкая спина, уцепиться толком не за что. Вымотаюсь, пожалуй, еще больше, чем если пешком идти. Да и без вдохновения зверь отнесся к нашему походу — еще обратно потащит, радостно припрыгивая. Лучше уж сам доберусь.

Однако ж, этот кит мог бы и сам мне дорогу прокладывать, как в прошлый раз! Так ведь нет, норовит держаться сбоку, всем видом выражая недовольство. Ему-то хорошо — никакие блохи не грозят. А я не привык кормить полчища паразитов. Надо бы вообще заняться улучшением санитарного состояния, придумать что-нибудь для выведения глистов. Тыквенных семечек и чеснока зимой в лесу раздобыть, конечно, будет сложновато. Дубов, чтобы содрать немного коры, я здесь пока тоже не видел. Но летом непременно достану. Если доживу, конечно.

Что-то я начал уже длинными промежутками мыслить, как будто не собираюсь из неправильной дикой тайги отправляться домой. Собираюсь, очень даже! Хоть бы и троллем этим самым. Правда, вначале надо выяснить, что это за место и как меня сюда занесло.

За такими раздумьями я чуть не пропустил момент, когда лес сильно поредел, переходя в кустарник. Но паучий кит предостерегающе зашипел, и я опомнился. Вот оно, жилье этого сброда. Добрался. Тьфу, оно ж, выходит, совсем близко к подвалу-логовищу, за утро дойти можно запросто. Дополнительный повод экстренно сменить дислокацию.

Ух ты, а тут ведь настоящий поселок. Домов двадцать точно будет. Огорожен чем-то наподобие плетня, окружен довольно обширной полосой, где не видно было ни деревца — поля, что ли? Полюбуйтесь-ка, земледельцы они, надо же. Как мило. Чего тогда по лесам за мной бегают? Развлекаются в ожидании посевной?

К этому времени совсем стемнело, но я все никак не решался покинуть ельник и выйти на открытое пространство. Больше всего меня смущало, куда подевать исполинского черного монстра. На этой снежной простыне он будет виден, наверное, даже из космоса.

Хотя, может, из космоса будет, а из-за ограды — нет. Лишь бы поодаль держался и желательно — за елками. Все-таки почти ночь на дворе — кто там будет его высматривать.

Нужно еще объяснить моему спутнику, чтобы он не вздумал соваться вслед за мной. Впрочем, он, кажется, и так уже все понимает: поглядывает исподлобья, поводит головой, неуверенно крутит рукой, указывая пальцем на свои глаза. Вот умница, а!

— Подожди меня здесь, хорошо? — на всякий случай прошептал я, тыкая кулаком себе под ноги. — Я скоро вернусь!

Маршируя на месте, изобразил, как иду в сторону поселка, стою там, разворачиваюсь и топаю обратно. Потом похлопал рукавицей по сугробу, в котором залегла зверюга, и, тяжело вздохнув, пригнулся — побежал к плетню. Трижды падал в снег и оглядывался — нет, китообразное действительно оставалось все там же. Причем не вставало на ноги и не маячило за деревьями, как я опасался, а смирно сидело за кустами.

Ну, с богом. Я достиг плетня — он оказался почти в человеческий рост. Подпрыгнул, подтянулся и неловко перевалился через гребень ограды. Хорошо, что наверх никакой колючей проволоки не намотали.

Очутился я посреди заснеженной грядки. Ага, фазенда аскетов! Метрах в пяти от меня виднелась покосившаяся стена какого-то сарая, рядом с ней — туалет типа сортир, чуть подальше — утлая хибара. Видимо, жилая — из трубы над крышей поднимался дымок. Кривая-косая, как и сарай, приземистая — внутри, скорее всего, согнувшись ходят, чтобы макушкой потолок не скрести.

Даже окон толком не рассмотреть — как они там живут вообще? Палатка с печкой, а не дом.

Тут со стороны этой хижины раздался истошный лай, загремела цепь. Я опрометью вскочил и спрятался за сараем. Собака! К счастью, вроде привязана. Лишь бы спускать не стали. Тогда мне точно не поздоровится.

В доме на лай отреагировали со всей серьезностью: скрипнула дверь, кто-то вышел на крыльцо. Мелькнул слабый огонек — будто бы от свечи.

— Кто там шляется, ась? — крикнул зычный грубый голос. — Опять ты, Хрицек, сучий помет? Я тебе говорил, чтоб не шастал к моей дочке? Я тебе говорил⁈ Щас вилы возьму, щас кишки выпущу! Не про твою честь девка выросла! Еще раз увижу — муди оторву! А ну, Волчок, куси его, куси!

Ах ты ж гад, таки спустил свою шавку! Судя по заливистому гавканью, которое прыжками неслось в мою сторону, времени слинять у меня уже не оставалось. Единственное, что я смог сообразить, — заскочить в сарай, прихлопнув дощатую дверцу. Надеюсь, хотя бы у собаки-то здесь рук не найдется, чтобы открывать. Ну и что теперь делать? Пес никуда не денется, так и будет под дверью лаять, пока хозяин не придет. С обещанными вилами.

В сарае висела темень — хоть глаз выколи. Пахло пылью и смолой. Я отступил от двери вглубь, сразу запнулся об какую-то круглую деревяшку, она громыхнула по полу. Вполголоса чертыхаясь, я попытался встать и тут же влез пальцами в баклажку с густой липкой дрянью. С опаской понюхал варежку — разит чем-то вроде скипидара. О, великолепно! Кажется, одной проблемой меньше — нашел, чем можно намазать волосы. Печально, что вместо нее появилась другая — как отсюда выползать, минуя зловредную псину и мужика, не настроенного на романтические встречи своей дочери с неким Хрицеком. Дурацкое какое-то имя, если я его верно расслышал. Польское, что ли?

Деревяшка, которая некстати подвернулась под ноги, оказалась штуковиной наподобие колеса. Обод, палки-спицы. И большое. Неужели от телеги? Как-то не вдохновляет меня увиденный уровень быта. Дремучая деревенька с неумытыми жителями. Впрочем, чего это я! Большего и не ждал.

Прихватив емкость со смолистой жижей, я медленно побрел к противоположной стене, стараясь не размахивать руками и еле-еле переставляя ноги. Не хватало только еще раз упасть. Особенно если на какой-нибудь острый инвентарь.

Проклятая собака все никак не унималась. Наоборот, разошлась еще больше, прямо захлебывалась лаем. А что если выломать пару досок и вылезти через дыру, пока псина сторожит под дверью? Стенки тут, как поглядел снаружи, хлипкие.

Пара пинков — и подгнившая доска, смачно хрупнув, разваливается пополам. Так-так-так, теперь аккуратненько пролезть… Черт, собака уже здесь! Со слухом у нее все в порядке!

Путаясь в разодранной штанине, я несся к изгороди под веселый хохот мужика. Слава богу, он в темноте не понял, что я вовсе не тот парень, который к его дочке на свидания таскается.

Чудом не выронив баклагу, перемахнул через забор, оказавшись на соседнем огороде. Да чтоб тебя! Надо было не сюда, а за внешний плетень. Ну ладно, по-моему, тут на мой визит пока никто не обратил внимания. В доме, который выглядел не добротнее предыдущего, пока тихо. И местная блоховозка не тявкает — слышно только ту, которая за оградой осталась. А они ведь большие любители устраивать хоровые концерты по заявкам. Хлебом не корми, дай перелаяться. Получается, в этом дворе собаку не держат, раз уж до сих пор не отзывается. Вот где-то через улицу заливаются псы на два голоса. Туда я точно не полезу.

Поминутно приседая и дергаясь от каждого шороха, прокрался к домишке. Заглянул в мутное оконце — света там не увидел. Все спят? Тем лучше.

Странное оконце, кстати. Какой-то белесой пленкой затянуто. Совсем нищие, даже стекло вставить не могут.

По стеночке подобрался к двери, отворил, затаив дыхание. Шагнул в темные сени. Половица предательски скрипнула под ногой, звук показался громким, как выстрел. Замер чуть ли не на минуту, боясь пошевелиться. Нет, в халупе по-прежнему тишина. Глаза тем временем немного привыкли — смог разглядеть ворох тряпья, брошенный в углу. Так, это я заграбастаю — потом посмотрю, что пригодится.

В дом не пойду — нечего искушать судьбу. Выбравшись обратно на улицу, даже зажмурился: из-за туч вышла полная луна, и стало гораздо светлее. Плохо — это мне во вред сейчас.

Зато приметил во дворе белье, которое сушилось (скорее, вымораживалось) на растянутых веревках. Вроде не особо влажное и не обледенелое. Бросил свою охапку на землю, принялся выбирать себе более подходящее облачение. Так, вот отличная рубаха — грубая, но как раз по размеру. Вот штаны — взамен разодранных. Гадская собака. Ну хоть ногу не прокусила.

При лунном свете получше рассмотрел то, что прихватил из сеней. Оказалось, это верхняя одежда — длиннополые куртки из плотной ткани. Какую взять? Пожалуй, эту, она в плечах поуже будет. Другие на мне мешком повиснут.

Трусов деревенские маргиналы, думается, не носят — не увидел ничего похожего. Либо у каждого одна бессменная пара, максимум две. Ну и ладно, не больно-то хотелось чужие надевать. Мне и так не натирает.

Шапку надо бы еще или, на худой конец, шерстяной шарф. И одежду бы потеплее. В новом теле я мерзну, вероятнее всего, меньше людей, холод мне не так страшен. Но все-таки. Про запас бы пригодилось — вдруг морозы еще крепче ударят.

Ну, выбрал, что хотел. Главного только не нашел — никакой посуды для того, чтобы греть воду, и ничего, чтобы огонь разводить. Как я вообще собирался это искать?.. Как я на кухню влезу, не попавшись?

Неожиданно со стороны улицы послышался разговор, донесся скрип снега. Голоса свернули к дому, во дворе которого меня угораздило сейчас оказаться. Я обмер и лег в сугроб вместе с тряпьем и скипидаром.

— А потом оно на меня как бросится! Башка — во-о-от такая! С дом! Я, не будь слабаком, — ему навстречу! — задушевно рассказывал кто-то, пьяно глотая слоги и растягивая слова. — Ну и вот! Это самое. Ка-а-ак заеду ему дубиной прямо в морду — у него зубы и повылетали! Здоровенные, во-от, с руку длиной! Ты подумай!

В ответ охнули и тонко запричитали:

— Да как же это? Кормилец ты мой! А если б цапнуло — как я тут без тебя?

— Молчи, баба! Я мужик или кто? Я разве дозволю, чтобы у нас под боком тролли?.. И… пакость тут разводили! Уж я ему задал! Так вломили! Ик… Насилу утек он от нас. Вместе с пауком! Мы было за ними, да разве их догонишь! Вот и воротились.

— А зубов-то собрал, которые вышиб? Мы бы, глядишь, продали кому диковину, — деловито спросил женский голос.

— Не мужицкое это дело — на карачках ползать, зубы собирать! Сама иди да собери, — лихо отшил подгулявший вояка.

— Ну, куда я пойду… Постой-ка, крыльцо… На меня-ка обопрись…

— Да сам я! Ик… Не кудахтай, курица!

Голоса удалились в хибару, хлопнула дверь. В сенях врун тотчас грохнулся и выдал матерную руладу. Его подруга, жалобно бормоча, пыталась его поднять, но безуспешно. А пока они заняты, мне пора бы валить!

Заодно узнал много нового об их вылазке в наш с китообразной тварью подвал. Жаль, что пьяный никак не обмолвился о дальнейших замыслах по борьбе с троллями и сопутствующей живностью. А вместо этого разливался о своих подвигах. Герой. Небось быстрее всех бежал, штаны придерживая, чтобы из них ничего не посыпалось.

Первый вывод получен: стало быть, в захиревшем поселке обитают простые алкаши, а не бомжи одичалые. Для меня, конечно, это сути не меняет. Приусадебный участок не добавляет терпимости к тем, кого не считают человеком. Быстро же я нашел цивилизацию! Однако пользы-то от нее… Пока что ущерб один. Увы, не только моральный.

Кстати, чем этот бравый победитель так угостился на радостях, интересно? Откуда они вообще спиртное достают? Может, из города привозят? Да вряд ли, пожалуй. Брагу поставить — много ума не надо, если есть зерно, фрукты или ягоды.

Я в третий раз за вечер одолел изгородь, очутившись вновь за деревней. Начал обходить ее по кругу, выискивая среди дворов подходящий. Что именно под этим подразумевать, увы, пока представлял слабо. Наверное, такой, чтобы сразу было заметно: там закоренелые пьянчуги живут. Которые к вечеру накидались и беспробудно дрыхнут сном праведников. То есть чтобы жилище выглядело еще хуже, чем остальные.

Так, подтягиваясь и заглядывая через плетень, я и продвигался. До тех пор, пока не заметил столб пара, поднимающийся над низеньким сооружением. Баня! Это же баня! Натопленная — столько пара из-за разницы температур, как от дыхания на морозе. По размеру, правда, больше напоминает все тот же сортир, но чего еще ожидать от этого поселения таежных голодранцев. Руки у них не из того места растут, что ли.

Тут прямо мне навстречу из-за ограды сиганул голый мужик. Бухнулся в снег, ошалело помотал головой. Невидящим взглядом мазнул по окрестностям, начисто проигнорировав мою ушастую рожу, вскочил, фыркнул, как лошадь, и понесся вдоль околицы, сверкая задницей. Натурально, голый! Дурдом какой-то, а не сельская местность. Восьминогие киты с руками, моржи-нудисты…

Не успел я удивиться, как со стороны забора, откуда прилетел нудист, донеслись отборная брань и женский плач. Над изгородью высунулась чья-то борода, оттуда злобно плюнули, от души вдарили по плетню — так, что он весь затрясся. Ага, понятно. Кто-то досаду срывает, что голый морж таким шустрым оказался.

Бородач спрыгнул обратно во двор и начал орать на женщину. Бессвязно, но очень негодующе. Меня он тоже не заметил. Чувствую себя прямо-таки человеком-невидимкой… Ну или троллем-невидимкой, если учитывать местное название. Всегда бы так, а.

Не деревня, а сплошная Санта-Барбара. То горячий поклонник чью-то дочку вечерами навещает, то, видимо, любовные треугольники внезапно выявляются. А мне бы тут помыться под шумок… Хозяевам-то сегодня, уверен, будет не до того. С их семейными сценами.

И куда этот дамский угодник голышом-то побежал? Погода, мягко говоря, не летняя. А впрочем, он, должно быть, тоже присутствовал среди наших утренних гостей! Тогда так ему и надо. Пусть поморозит все, что болтается.

Я выждал немного, слушая отдаленные звуки скандала, потом все-таки решился. Только перелез через забор, как дверь лачуги с треском распахнулась, и оттуда пробкой выскочила женщина, следом за ней — разъяренный мужик. Он поскользнулся, ткнулся головой в сугроб, а его, очевидно, супруга унеслась вглубь поселка. Мне снова пришлось совершать чудеса акробатики — с разбегу дернул дверь и боком шмыгнул в пристройку. По испуганному квохтанью, которое послышалось сверху, я догадался, что на сей раз попал в курятник. Вот же невезуха! Спасибо хоть, куры вскоре заткнулись и не стали меня выдавать. Отсижусь, подожду. Посмотрим, как пойдет ситуация. Лишь бы никому не захотелось заесть стресс яичками.

Надо же, кто-то здесь и нормальное хозяйство ведет. Что ж тогда живут так убого?

У входа в курятник были свалены какие-то инструменты. Это я понял, когда уколол палец шилом. Помимо шила, тут обнаружились небольшая лопата, деревянное ведро, вилы и точильный брусок. Что им тут точить, лопату, что ли? Но мне он, кстати, очень пригодится — а то я уж и не знал, что делать со своими обломанными когтями. Хоть подпилю их теперь.

Вечер шел своим чередом, а хозяева все не возвращались. Я чутко прислушивался к темноте и спустя какое-то время заметил, что могу на слух фактически сосчитать кур по едва различимой возне. Еще кто-то большой хрустел и пофыркивал во мраке — лошадь, может быть? Услышал легкое подвывание ветра в настиле крыши, писк мышей и неспокойный стук собственного сердца. Так можно и пульс измерять — по звуку. Выходит, огромные ушные раковины — не только сомнительное украшение. Здорово, хоть какая-то польза от новой внешности. Не просто лопоухий, а лопоухий оправданно. Надо взять на заметку — больше полагаться на слух.

Как-то я подозрительно быстро смирился с тем, что сменил тело совершенно невероятным образом. Вот сижу, преимущества нахожу, мыться собираюсь. Похоже, хозяева решили выяснять отношения где-то в другом месте — почему бы мне этим не воспользоваться? Зря они, что ли, баню топили?

Просочившись в предбанник, я скривился. М-да. Темно, как в могиле, сам предбанник — крохотная клетушка, и пары шагов не сделать. Придется опять ощупью. Так-с, вот тут вставлена полочка, об которую я как раз отбил локоть. Больно, зараза, прямо по нерву сошлось. По логике вещей, на ней должно быть что-то из умывальных принадлежностей. Если они здесь где-то вообще имеются, конечно. О, пальцы коснулись какого-то скользкого бесформенного куска. Пахнет мерзко, хотя напоминает хозяйственное мыло. Пригодится, само собой. Еще отыскал ветошь, в которую завернули пучок сена. Сойдет вместо мочалки. Ножницы бы еще, космы обкорнать… Но не судьба. Зато нашелся грубый деревянный гребень. Все-таки удача.

Как в парилку-то лезть, если даже рук своих не видно? Там же где-то печка, обожгу себе что-нибудь важное.

И неожиданно совсем расхотелось раздеваться. Случись что — придется драпать, как тому нудисту. А, черт с ним! Рванье это, в которое я закутан, ничуть не жалко, а сразу я не замерзну. Придумаю что-нибудь. Аккуратно поставил баклажку с жижей в угол, рядом сложил украденную одежду, быстро сбросил свое тряпье. Приоткрыл низкую дверцу, треснулся лбом об косяк, чуть не прищемил ухо и протиснулся в парилку.

Ух, как припекает! Кончики длинных ушей как будто мгновенно вспыхнули. Я сдавленно охнул, вынырнул в предбанник и старательно растер их снегом. Так, проблема. Пусть баня и остыла порядочно, но моему телу явно не слишком нравится жар. Особенно выступающим деталям.

Выход я нашел банальный: замотал голову рубахой, заранее смочив ткань. Держится, не сползает — можно повторить попытку.

Мылся я торопливо, но самозабвенно. Упорно растирал бока и грудь ветошью, четыре раза намыливался, остаток мыла извел на вычищение волос. Истратил всю воду в лохани, набрал туда немного снега, чтобы растопить и ополоснуться. К влажному жару постепенно привык, но основательно от него утомился. И все равно вынужден был присесть, чтобы уши не сварились. Поразительным образом избежал ожогов — глаза притерпелись, хоть свет в парную-помывочную почти не проникал, и печку я разглядеть сумел.

Величина у бани, конечно, такая, что даже в одиночку мыться затруднительно. Еще приходится сгибаться в три погибели. И не забывать о том, что печь нельзя цеплять коленями и прочими частями тела.

Я уже заканчивал расчесывать спутанные космы, одновременно промазывая их скипидаром, как вдруг ушные раковины вздрогнули от ощущения тревоги. Я весь обратился в слух: так и есть, через плохо проконопаченную стену сочились какие-то шорохи и глухое лопотание. Кто-то бродит рядом с баней, не отваживаясь зайти.

Скрипнула наружная дверь. Робко заглянули в предбанник. Раздалось нервное шушуканье:

— Ну, что там?

— А я почем знаю? Вроде нет никого. Ой! На полу тряпки свалены!

— Что же это? Постой-ка, чай, полночь уже?

— Ой! Полночь! Никак, нечисть повылазила! Банный дух!

Дверь тихонько притворили. Один голос был мужским, другой — женским. Хозяева вернулись.

— Я пришла, иду до ветру, а в бане кто-то шастает и водой плещет, — продолжили снаружи. — Ну, я за тобой сразу. Тебя искать.

— За мной сразу! Хахалей-то чего не позвала? — разозлился мужик, сопроводив реплику звуком затрещины.

— Ой! Да ты чего? У нас в бане нечисть, а ты опять за свое! — возмутилась жена. — Ни обмыться теперь, ни простуду выпарить! Баню святить надо, а что мы… поднесем? Последнего порося закололи.

— Это успеется! Сперва дверь подопри! Чтобы нечисть не утянула!

Дверь подопри? Ну уж нет! Я рванулся из парной, схватил в охапку одежду, какая подвернулась под руку. Чуть не пришибив кого-то, в клубах пара вывалился во двор, залитый лунным светом.

— Ах! — выдохнули рядом.

Женщина вначале уставилась на мой живот и на то, что пониже, потом перевела взгляд на лицо, завизжала и кинулась в сторону, вопя, как резаная:

— Вырвалось! Вырвалось!

Что там у нее вырвалось, разбираться я не стал. Мне моя свежеотмытая шкура была дорога, поэтому, не раздумывая, ломанулся по снегу в ту сторону, откуда пришел. Как назло, хозяин дома, высокий упитанный дядька, именно оттуда и бежал ко мне. Я резко свернул, что-то выронив. Уйду огородами!

Однако мужик живо разгадал мой маневр и попытался перекрыть пути отступления, ловко орудуя какой-то оглоблей. Мы встали напротив друг друга, и каждое мое поползновение к ограде успешно пресекалось. По улице резво приблизился нестройный гул голосов, и через минуту зрителей во дворе существенно прибавилось. Ну естественно, баба наверняка по дороге кому-то растрепала про банные неурядицы, и теперь сюда чуть ли не вся деревня пожаловала. Как не поглазеть на нечисть!

Нас полукругом обступила целая толпа, а мужик с оглоблей все так же был настороже, едва не огрел меня пару раз. О бегстве помышлять особо не приходилось. По сути, загнали в угол.

— Это же эльф! — охнул в толпе чей-то женский голос. — Ой, гляди, глазища во тьме горят!

Эльф⁈ Это они про меня? Ну здравствуйте! А до этого троллем обзывали.

Сердце бешено колотилось. Я почти успел попрощаться как минимум со здоровьем, но за спиной громко затрещало, и люди отпрянули, а потом с воем и дикими криками бросились врассыпную. Проломившись прямо через плетень, который, конечно, не смог стать преградой для многотонной туши, во двор заявился мой добрый заступник. Признаться, не ожидал. Как чудище вообще уяснило, что мне нужна помощь? Получается, следило за обстановкой?

Паукообразный кит коротко свистнул, махнул рукой и несколько раз согнул-разогнул хвост. Меня не нужно было упрашивать дважды: полагая, что все понял правильно, я взобрался на основание этого хвоста и оседлал его, усевшись задом наперед. Зато хоть не свалюсь. Монстр круто развернулся на месте, как танк на гусеницах, и бодро ринулся к елкам, черной стеной окружившим деревню.

Я нагишом ехал на хребте гигантской хищной твари и смотрел на покинутый бедняцкий поселок и на звездное небо над ним. Мотаясь, как маятник, и чувствуя себя банным эльфом. Корявый ковш Большой Медведицы всем видом намекал мне, что помылся я не зря.