Тринитротолуол из Перистальтики

Глава 7 По тонкому льду

Рычание, оказавшееся очень реальным, приблизилось. Я резко открыл глаза и сразу вскочил — сам от себя не ожидал такой гибкости. А потом меня сшибло с ног.

Сверху навалилось мохнатое горячее тело. Я инстинктивно выставил руки и изо всех сил уперся в клыкастую морду. Чуть без пальцев не остался!

Над лицом клацнуло, и я разглядел того, кто набросился. Волк! Только его и не хватало!

Над ухом раздался пронзительный собачий визг. Значит, там с кем-то расправляется тварь. Она же вся израненная, слабая, едва на ногах держится! Выходит, здесь стая, и монстр мне сейчас не поможет. Ему самому нужна помощь! Загрызут ведь! И ведь почуяли, что больной, решились!

Мир и время — все сузилось до волчьих зубов, которые пытались сомкнуться на моем горле. Кожу обдало кислым звериным дыханием. В ужасе я заорал и дальше, не помня себя, бесконечно старался отпихнуть пасть. С клыков капала слюна, от рычания свело живот. В висках бешено колотилась кровь. Руки постепенно слабели — морда все ближе к шее, дергается, старается ухватить. Выскальзывает! В голове почему-то крутится одно: лишь бы не сунуть туда пальцы, лишь бы не откусил! Как будто это самое важное…

Но надо же что-то делать! Долго я не протяну — волк сильнее…

Да что ж такое! Меня не прикончили ни членистоногий кошмар, ни деревенские расисты, ни даже летучие палачи с чародейскими палками! А теперь опять эти волки! Второй раз уже! Неужто мне и впрямь суждено помереть от их зубов? Нет уж, врете, сволочи!

Я изловчился и смог, раздирая штаны об когти, подтянуть колени к груди. Столкнуть ими зверя не удалось — он только с яростным рычанием удвоил свои усилия. Тогда я зажмурился и сунул ему в пасть предплечье. Чтобы освободить вторую руку.

Моя кожа, видимо, была прочной — но все-таки, конечно, по зубам волку. Клыки проткнули руку со внутренней стороны, впились в мясо. Я вскрикнул от боли, машинально потянул пальцы в голенище сапога. Нащупал заточку и вытащил. И ткнул ей в мохнатую шею.

Более-менее успокоился я только тогда, когда перепилил волчье горло практически до позвоночника. Скинул с себя уже бездыханное тело и медленно встал. Весь залитый горячей кровью, хлеставшей из звериной шеи, исцарапанный, с прокушенной мышцей — но живой и почти здоровый. Могло получиться гораздо хуже — если бы не успел закрыться руками, то сам бы тут лежал с перегрызенной гортанью.

Скривившись, я выплюнул что-то соленое. С трудом оглянулся и увидел, что на членистоногую косатку наседают четыре серых тени. Нет, вроде пять! С рыком и ворчанием они бросались на черные бока, пробуя вцепиться в гладкую кожу. Кое-где на ней, должно быть, красовались свежие раны — так сразу не поймешь.

Еще одно тело неподвижно застыло на снегу. Второе поскуливало и пыталось ползти — безуспешно. С ними тварь справилась, но нам и оставшихся хватит!

Я из последних сил двинулся туда, чтобы помочь, — кособокой перебежкой, как пьяница. С налета всадил заточку в живот волку, который как раз собирался прыгнуть. Металл вошел в брюхо неожиданно легко — да, у псовых там слабые мышцы… Зверь жалобно завизжал и цапнул меня за бедро. Тут бы мне и валяться опять под напором зубов, но монстр выручил — лягнул волка в бок, рассекая шкуру паучьими когтями.

Другой хищник понапрасну грыз хитиновую лапу — тварь долбанула его клешней по голове, тот упал и затих. Пара волков тут же скрылась в кустах — улепетывали от добычи, внезапно оказавшейся не такой уж беззащитной. Кит-скорпион победно застрекотал и впечатал ногу в недобитка. А потом чудовищными челюстями схватил последнего волка поперек туловища. И, мотнув в воздухе, швырнул в дерево — аж чавкнуло. Некстати серый зазевался! От собачьего визга сердце сжалось — даже на миг забыл, что эти волки нас только что порывались сожрать. Жалко — как они мучаются… Вот тот, который все хочет уползти, например. Задняя часть тела не слушается — позвоночник перебит. А волк все дергается и скулит. Хотя перекушен почти надвое.

Вздохнув, я посмотрел на заточку, крепко зажатую в кулаке, и пошел добивать подранков. Зима, охотиться им не так просто, а голод на морозе опаснее втройне — потому и решились напасть. Но мы с монстром тоже жить хотим. Кстати, вот нам и пища нашлась. Ну и что, пусть волчатина, а огня нет. Только отойду подальше, а то воняет здесь… Корейцы же собак едят, в конце концов, — вот и мне должно на пользу пойти. Деликатесов тут не предвидится, а силы совсем истаяли.

Тварь, очевидно, была того же мнения. И уж она-то даже задумываться не стала — взялась рвать зубами еще теплую тушу, только клочья полетели. Корм, впрочем, улегся плохо — зверюгу сразу стошнило какой-то темной дрянью. Но, подождав немного, она снова налегла на мясо — причем хватала его с такой жадностью, словно не питалась неделями. Вроде бы теперь еда уже не отторгалась.

Вот монстра зловоние от растерзанной требухи почему-то не смущает. Не помню, чувствуют ли киты запахи.

Сырая волчатина показалась на вкус вполне даже ничего — странности нового тела. Плотно поужинав среди ночи, я пришел к выводу, что нужно уходить — если уж проснулись. Немного отдохнуть мы с тварью успели, теперь надо продолжить путь. Быть может, по следу уже идут новые враги.

Я настойчиво указал на лес и потоптался на месте, показывая чудовищу свои замыслы. Оно сипло пискнуло и со скрипом выпрямило ноги. Да, все-таки бой с волками дался ему тяжело…

Монстр неохотно потащился за мной, тихо шипя что-то. Так мы и ковыляли, проваливаясь в снег и проламываясь через валежник. Лес стал гуще, приходилось петлять в поисках мало-мальски пригодной дороги. Мне-то еще ничего, а тварь со своими паучьими лапами редко где протиснется.

Сколько мы шли, я прикинуть не мог — через еловые лапы небом не полюбуешься, а темень так и не просветлеет до позднего утра. Зато довольно скоро понял, почему растительность слегка переменилась: мы выбрались к реке.

Речушка была не слишком широкой, метров тридцать. И, естественно, замерзла. Поразмыслив, я протянул руку к другому берегу — мол, пересекаем. Решение было вполне обоснованным: через открытое пространство сможем раньше увидеть, что нас кто-то таки догоняет. Вот только выдержит ли лед? Особенно массивную тушу косатки.

Тварь тоже явно задумалась об этом: настороженно покосилась на меня человеческим глазом, который в темноте у нее блестел желто-зеленым. Но я все равно направился к снежной равнине. Морозы крепкие и держатся давно — река должна была хорошо застыть, даже если течение быстрое. Если чудище и провалится — то ничего страшного. Оно же кит все-таки! Плавать в нынешнем виде сможет только как топор, но ведь дыхание задерживает надолго. А речка явно неглубокая. Значит, зверюга сможет дойти по дну. Буду надеяться, что она не обидится на меня за такое самоуправство.

От света убывающей, но все еще яркой луны я сощурился — неужели глаза такие чувствительные? Нам действительно нужно на ту сторону, пожалуй. Это выгодно. Пусть сами станем заметнее — зато и к нам через белую простыню льда, укрытого лунным сиянием, никто без труда подкрасться не сможет.

Вздохнув, я пошел первым. Слез с берега, нависшего в полутора метрах над сугробами, едва не брякнулся головой. Сухопутный кит недовольно потрещал, однако вслед за мной спустил передние ходули — и шагнул на ненадежную твердь.

Лед под ним громко хрустел, но ползло чудище с умом: расставив и сильно согнув паучьи ноги, чуть ли не волоча брюхо. Вес распределяется лучше. Вот молодец, как только догадалось? Могучая сила инстинктов. Поэтому добрались мы, ни разу не проломив намерзший покров. Дважды лед расходился трещинами, снизу плескала вода, но монстр бодро переступал дальше. И потому не окунулся.

На другом берегу дорога пошла веселее, точно мы одолели некий барьер и теперь все будет хорошо. В самом деле — случись чего, разглядим же…

Ага. Разглядели. Только не я.

Когда вековое дерево в трех шагах от нас взорвалось мелкими щепками, спасло меня то, что я заранее уловил уже знакомый гул. Ну, и еще то, что в темноте люди видят не в пример хуже, чем я.

Великанская ель, подрубленная колдовской мощью, с печальным скрипом завалилась на бок, погребая под собой соседние деревья. Отпрыгивая, я чуть не свернул шею — но все же выяснил: никакой ошибки! Недалеко мы уйти сумели. В лесу враги, получается, прятались гораздо лучше меня.

Сейчас они, уже не таясь, вылетели к нам — через реку наискосок. Мерзавцы в коричневых рясах. Вроде те же самые! Вот ублюдки! Я их, пусть и вынужденно, оставил в живых, когда они были полностью обездвижены — а они… Ведь на поражение били.

Некоторые из убийц немного отставали. Приглядевшись, я понял, что они тащат на плечах своих собратьев, покалеченных зеленым лучом. Двигаются медленнее, просели над поверхностью ниже, чем другие. Но какая же у них подъемная силища!

Раненых сгрузили близ берега и ринулись в бой. Долго пялиться на них я, конечно, не стал — как завидел в руках палки, которые раскручивались, так сразу и кинулся в чащу. Вернее, только хотел кинуться — и ощутил, что мое туловище прижимает сгибом клешни. Кит-скорпион подхватил меня и во всю прыть хромоногого тела понесся обратно — к реке. Я и пикнуть не успел.

Зверь вдруг споткнулся, протяжно взвизгнул и зашипел. Это удар колдуна вспорол спину твари. К счастью, прошелся вскользь, только рассек кожу, жир и мясо. Кажется, не очень серьезно… А мог бы размолоть в фарш кусок многотонного тела. Или смахнуть пару конечностей.

Не обращая внимания на рану, оставляя за собой кровавые пятна, чудище все же доскакало до берега. А дальше — лапы, распрямившись, как пружины, бросили громадную тушу в воздух. Тварь всей массой обрушилась на лед — и он, конечно, раскололся. Ухнул, как пушечный выстрел.

Оглушенный, я не сумел и вздохнуть, как над головой уже сомкнулись студеные темные воды. Наверх устремились пузырьки — как жемчужинки в лунном свете. Красиво и очень страшно! Еле-еле удержался, чтобы не заорать, выпуская остатки драгоценного воздуха.

Тварь рехнулась, что ли? Чего это она меня топить вздумала⁈ Забыла, что я-то — не дельфин ни разу!

Свет померк — ползучий кит улизнул из пробитой полыньи, затащив меня под лед. Обжигающий холод воды пробрал до костей, тело судорожно сжалось. Промелькнула мысль: ну что за нелепость — после всего, что пережил… Утопила тварь, которой я уже стал доверять… От недостатка кислорода разум помутился, а в следующий миг косатка оттолкнулась от дна. И проломила ледяную толщу головой, вырываясь наружу. Метрах в десяти от места, где погрузилась.

Я глотнул воздуха, поперхнулся, завопил, как младенец, исторгнутый из черной утробы реки. Тотчас туда, где мы вынырнули, жахнул слаженный удар колдунов, но поздно: чудище снова скрылось подо льдом, увлекая меня за собой.

Теперь я уже не старался вывернуться из его мертвой хватки, зажавшей тело, как тиски. Наоборот, сам обеими руками цеплялся за бороздчатый хитин. Не дай бог, потеряюсь — в одиночку лед мне вряд ли пробить.

Кажется, я стал понимать, чего добивается монстр: здесь нас не достать. Но как он собирается от них уходить? Ведь им ничего не стоит отслеживать его перемещения — хотя бы по пробоинам во льду.

А вымотается он гораздо больше, чем они. И я в реке долго не протяну, несмотря даже на мою устойчивость к морозу. Вода забирает тепло намного быстрее, чем воздух.

Темно, как в могиле, — видно только на пару сантиметров перед собой. Там, перед глазами, крутится какая-то грязная взвесь, кусочки льда, пузыри и гнилые листья. Тварь подняла со дна, взболтала ногами. Конечно, она же не плавает, а прыгает по дну… Задевает лед хвостом и плавником — сквозь бульканье можно расслышать. Потому что в воде весит меньше, чем на суше.

И холодно, холодно, холодно! В жизни так не замерзал.

Когда я снова начал задыхаться, чуть посветлело, резкий рывок, удар, треск — и голова кита-скорпиона на поверхности. Я глубоко вздохнул, рефлекторно, давя тошноту. Ох, если монстр так и будет пробивать лед снизу, то я стрясу себе мозги быстрее, чем он. Меня от этих толчков так мотает, что…

И опять — мы в воде. Дай ты мне уже подышать, проклятое чудовище!

Перед глазами вновь черная муть и пузыри. Во рту появился металлический привкус. Этого еще не хватало!

Киту-скорпиону, судя по его скованным движениям, третье погружение тоже далось не так просто. Он защелкал — отрывисто и очень часто, а затем еще раз рванулся наверх. И разбил лед прямо под ногами четверых колдунов.

Это я понял, когда, отфыркиваясь и кашляя, краем глаза заметил промелькнувшие сапоги и полы коричневой рясы. Вопреки ожиданиям, летучие палачи не грохнулись, потеряв опору под собой, а висели над водой. Висели, впрочем, недолго: двое успели скрыться, а вот одного монстр ухватил рукой за край балахона. Другого — челюстями за ногу… И утащил в реку.

Как он их только вычислил — не видно же ни хрена! Метил туда, похоже, специально… Так вот чего он хочет.

Загнав колдунов под лед, чудовище долго не высовывалось. Я почти захлебнулся, скреб руками по клешне, бил кулаками — бесполезно. Уже совсем в беспамятстве, болтаясь, как тряпка, все-таки уловил момент, когда застывшая река выпустила нас на волю. Тварь опять сдернула кого-то под воду, но я уже плохо сознавал, что происходит. Пытался лишь держаться из последних сил. Скверный из меня экстремал…

И все, только холод, от которого свело каждую мышцу, и редкие вспышки дыхания в промозглой тьме. Измотанное тело отказалось поддерживать мозг в рабочем состоянии. Правда, встрепенулся запоздало, когда колдовской волной мне чуть не оторвало руку. Хищник тогда тоже промахнулся, но я кое-как сориентировался и сам поймал летуна. Вырывающийся палач мощно вдарил мне коленом по лицу — расквасил нос, может, даже сломал. Но боль, наоборот, привела меня в чувство — я подобрался, схватил его за грудки и не отпускал, пока мы не скрылись под водой.

Оттуда я вынырнул, а он — уже нет. Это было последним, что запомнилось.

Отрезвило меня падение. Я шмякнулся об лед — но уже с другой стороны. Видимо, тварь вышвырнула меня из полыньи, когда поняла, что попутчик совсем никакой и скоро сдохнет. Приподнявшись на локтях, пару минут я давился кашлем, всхлипывал и извергал из желудка потоки речной мути. Отплевался — чуть полегчало.

Хорошо, что дыхание еще не остановилось — кто бы мне тогда его запустил? Представляю себе реанимацию в исполнении кита. Рот в рот, ага.

Боковым зрением зацепил какое-то движение на берегу, еле среагировал — толкнулся локтями и откатился в сторону. Лед рядом крякнул, как будто его кто-то выел, и долбанул меня крошевом. Я едва не свалился в разлом, опять под воду.

Кто-то укрылся на берегу и оттуда жезлом своим шмаляет! А я тут как на ладони! Бегом отсюда, бегом!

Бегать получалось пока не очень — я корячился, как инвалид, меня качало туда-сюда. Пускай, оно и к лучшему — попасть труднее будет. Заклинания у них не сразу заряжаются, время еще есть… Насколько я мог заметить.

Закололо в правом боку, да так, что я навернулся на ровном месте. Воздух надо мной лопнул, поперек лопатки мазнула слепящая боль. Хлестануло, как кнутом. Да мне же спину зацепило! Чуть глубже — и порвало бы надвое!

Что делать? Лежать, притворяясь мертвым, или срочно удирать? С берега повреждений не видно…

От страха и холода тело словно сковало цепями. Нет, нельзя лежать, пальнут контрольным! Подойдут только потом.

Я подскочил, как заведенный, и тут же чуть не схлопотал второй волной. Да он же там не один! И кто-то может быть на другой стороне. Черт, до полыньи далеко — сейчас бы снова туда, и плевать на мороз! Сразу-то не околею!

Дернулся вперед, потом влево — в отчаянной попытке увернуться. Непрестанно зудела мысль: по открытому все равно никуда не убежать. Даже если зигзагами — я еле ползаю, достанут. Прилетает ведь по площади. И монстр куда-то запропал. Одно хорошо — вижу лучше, чем они. Луна почти спряталась. Мне бы тоже…

Есть! Я чуть не взвыл от радости: по льду, в двух метрах от меня, пролегла широкая трещина! Весь в нее не помещусь, но хоть как-то.

Кувыркнувшись, я забился в щель, едва не переломав руки. Бок подмачивало водой — да какая теперь разница. И так весь сырой. Одежда мерзко налипала на кожу, меня колотило.

Видели они, нет, куда я делся? Может, это их вынудит подойти? Надо же их как-то выманивать на реку — тварь еще где-то там, внизу.

От холода, кислородного голодания и постоянных сотрясений меня опять скрючило, в голове помутилось. Э, нет, не сейчас! Где там кит, мать его паучью? Неужели решил меня бросить и спасаться в одиночку?

Стоило вспомнить — как что-то громко пыхнуло вдалеке. А еще кто-то закричал — слабо, но так надрывно. Зовет на помощь. Один из тех, кто выкарабкался из-подо льда?

Лежать вот так, как на блюде, было гадко до сердечных колик, но я уже ничего не мог поделать.

Если кто-то теперь полетит ему помогать, то чудовище, несомненно, атакует. Довольно подло. С другой стороны, а не подло гнаться за нами, израненными и усталыми, когда мы сохранили им жизнь?

Но нет, таких смельчаков не нашлось. Все по-прежнему сидели в своих засадах, выжидая.

Где-то в полынье шумно плеснуло. Звук повторился, и, видимо, нервы у колдунов не выдержали — я отчетливо разобрал, как взревело раздираемое пространство. И что-то там ушло под воду — уже тихо, не спеша. Тварь вынудила их разрядить жезлы! Есть шанс добежать до леса!

Выдернувшись из трещины, я помчался туда. Ну, «помчался» — это сильно сказано… Но как уж сумел.

Уже в подлеске обернулся на новый плеск. И точно — в ближайшей полынье качнулся высокий плавник. Из реки показалась черная спина. Чудовище неуверенно полезло наружу. А удавалось ему это паршиво — совсем! Паучьи когти не могли зацепиться за поверхность льда, лишь бессильно царапали ее, и многотонная туша соскальзывала обратно в воду. Рядом пробил колдовской разрыв — но как-то слабенько, хлопнул и заглох. Похоже, смертоносные волны рассеивались с расстоянием.

Каратели об этом, конечно, были в курсе — покинули свои кусты, двинулись к хищнику. На дистанцию уверенного поражения. Как я и думал — трое. Вначале несмело, но потом все быстрее и быстрее. По пути крутили свои палки. Вот они стали расходиться, примерились для удара… Что же монстр так медлит, они ведь сейчас пальнут!

Тварь нырнула прямо в тот миг, когда колдуны спустили заклинания. Да это же она специально, она все видела каким-то из множества глаз!

И убийцы не успели опомниться. Еще пара мгновений — и лед под тем, который стоял дальше всех от меня, сокрушило могучим телом. Сухопутная косатка, не забывшая повадки своих морских сородичей, напала почти безошибочно.

Двое других колдунов понеслись в мою сторону — не стали пролетать над местом, где мог находиться монстр. И я вышел им навстречу. Напрягая последние силы, попытался перехватить. Не дать им покинуть опасную реку! Тем более жезлы еще не зарядились…

Меня заметили почти сразу. Обогнуть им ничего не стоило — но сворачивать не стали. Наоборот, ускорились. В левой руке у колдуна блеснул узкий клинок.

Вновь мощно треснуло, разворотило лед. На сей раз тварь слегка сплоховала. Не может уже так резво. Убийца отчаянно махнул дубинкой, но промазал — волна ушла в воду.

Пользуясь тем, что второй также отвлекся, я плюхнулся ему под ноги, обхватывая голени, чтобы не улетел. Он не удержался, покатился по снегу. Хотел было полоснуть меня лезвием наугад — только пропорол мокрую хламиду. Я пытался ткнуть его заточкой — тоже без успеха.

Так мы оказались на краю пролома. Я беспорядочно молотил колдуна кулаками, не давая подняться. Вспомнил о когтях — когда сам себе расцарапал запястье. Скинул варежку и вонзил пятерню ему в бок. Мужик сипло втянул воздух и пнул меня в живот. Я отскочил, согнувшись, и, дав подножку, швырнул его в полынью.

Над самой водой колдун подогнул колени, смог выровняться и зависнуть. Криво усмехнувшись, занес клинок.

Река за его спиной раздалась. Чудище, подпрыгнув, высунуло руку. Сгребло врага в охапку, прижало к себе и утянуло в стылую пучину. Мне показалось, что на китовой морде твари промелькнуло злорадство.

Вот… Неужели это закончилось?

— А другие? — спросил я у зубастой твари, когда она через несколько минут появилась снова.

И показал, будто что-то раскручиваю в руке. Зверюга чуть мотнула головой, колыхнулись студеные воды. Все там, значит. Столько человек… Из-подо льда им не выбраться. Если кто-то и доплывет до полыньи — после такого купания продолжить погоню уж наверняка не сможет. А раненых трогать не буду. Пусть остаются тут — нам они не опасны. Да и подходить к ним — так себе идея.

Чуть поодаль от нас что-то тускло засветилось… Подо льдом.

— Прочь! — заорал я и сиганул к берегу.

Тут же поскользнулся, упал. Паучья косатка схватила меня за хламиду и мощными рывками, почти выскакивая из воды, потащила в сторону. Ох, спасибо!

Лед провалился внутрь, глухо бахнуло, щедро плеснуло оттуда. Тварь болезненно взвизгнула, выбросила меня и неловко шлепнулась в реку. Я едва не скатился за ней, распластался и уперся непонятно как.

Кажется, кто-то все же взвел свою микрогранату. Но не успел попасть ей. Ударная волна у этой дряни, конечно, хилая, но очутись мы неподалеку от такой штуки, да еще и под водой, — огребли бы по полной. Ладно хоть я вовремя увидел свечение!

— Ты как? — встревоженно спросил у зверюги, поднимаясь.

Она тонко пискнула и взглянула на меня человеческим глазом. Вроде от боли не воет — значит, внутренности не отбиты. Надеюсь. Слава богу, голову чудовище в момент подрыва держало на воздухе. Иначе его могло и оглушить, а значит, оно бы утонуло. Приподнять такую тушу, чтобы она подышала, я бы точно не смог.

— Ну, тогда вылезай, — вздохнул я, махнув в направлении кустов.

Тварь помялась и взялась карабкаться. Опять не получалось. Теперь ее напрасные усилия не были притворными — изможденному монстру действительно оказалось не под силу взвалить массивное тело на скользкий лед.

Задумавшись, как ему помочь, я вдруг отметил странный темный предмет у края трещины. Наклонился, рассмотрел: это было подобие дубинки карателей, наспех склепанное из какого-то сельхозинвентаря. То-то мне показалось, что у некоторых жезлы были гнутые! Видимо, починили на скорую руку в деревне, а что не смогли — заменили эрзацем. И вроде эффективность не сильно-то упала. Выходит, зря я на эти палки время тратил. Хотя кто ж знал.

В итоге кит-скорпион справился и сам: продавил себе канал, как ледокол, до отмели. И уже там с какого-то захода все-таки выцарапался.

Выглядел монстр довольно жалко. Облепленный грязью и тиной, местами окровавленный, белые пятна за глазами наливаются нездоровой желтизной. Человеческая рука багрово-синяя, трясется — чудище поминутно прикладывает ее к горлу, стараясь отогреть. По всей коже — раны, ссадины, гной и язвы. Хорошо, что хоть кровью не истекает.

Впрочем, едва ли сейчас мой собственный вид производил другое впечатление. Весь мокрый, одежда покрылась ледяной коростой, при каждом движении отнимала последние крохи тепла. Космы черных волос облепили лицо. Я, должно быть, здорово походил на утопленника. Сесть бы у печки в избе, не шевелиться, пить горячий чай и дышать вволю… Взамен того я ковылял вдоль берега, содрогаясь, как в конвульсиях, и выбивая зубами громкую дробь. Еще и голова кружится — притом все сильнее и сильнее. Не свалиться бы. Что-то часто я стал терять сознание — за всю жизнь столько раз не наберется, сколько за последние дни. Прямо как барышня какая-то. Только не от избытка чувств, а от ударов, кровопотери и нехватки воздуха.

Напоследок остановился, бросил взгляд на реку, где произошло ледовое побоище. Она стала неузнаваемой: развороченный лед, зияющий огромными проломами и трещинами, изрытый снег, открытая черная вода… Где, похоже, утонули несколько человек, причем по моей вине. Как ни странно, я в чем-то даже мог понять колдунов. Тут, скорее всего, есть некая центральная власть. Или, может быть, какая-то другая организация. И, значит, у них был приказ… Но особых сожалений я не испытывал. Что поделать, мне вовсе не хотелось тут помирать из-за чужих предрассудков и скотского багажа преступлений, доставшегося от предшественника. Или тем более становиться подопытной крысой в подвале каких-нибудь местных волшебников-энтузиастов.

И подводить кита-скорпиона, который встал на мою защиту, тоже нельзя. Пусть неразумное животное, даже чудовище, нелепое и жуткое — но ведь единственное существо, которое в этом мире я мог бы назвать товарищем.

Вздохнув, поплелся дальше. Через несколько километров мы с монстром решились остановиться на ночлег. Вынудили крайняя усталость и необходимость хоть немного согреться. Так и скоротал остаток ночи, прижавшись к изъязвленному горлу твари.

Следующие дни я провел в каком-то полусне. Даже не могу сказать, сколько времени это длилось. Остались в памяти отдельные фрагменты. Например, как я осматривал членистоногую косатку, особенно глаза и разрез на спине. Рана, как и предполагал, оказалась не слишком опасной, не зацепила кости и органы, но я все равно задумался о ее перевязке. Так ничего толкового и не сообразил — не затыкать же ее грязными тряпками, только хуже будет.

Помню, как выковыривал занозы из своих рук и груди, рассматривал ссадины — посекло щепками от разбитых древесных стволов и ледяным крошевом. Тоже не страшно. С глубокой раной на лопатке ничего сделать, опять же, не удалось — очень уж неудобное место. А тварь, как выяснилось, сломала себе стопу и пару пальцев на руке. Не знаю уж, как умудрилась. Еще повредила спинной плавник — но это как раз не странно, об лед, когда прыгала под водой. Заметил все это, когда распухло… Для ступни соорудил колодку из веток и кусков коры. Заодно поменял монстру обмотки — старые совсем растрепались.

И еще запомнилось, как мы нашли медвежью берлогу. Потревоженный зверь вылез к нам, но чудовище его быстро прикончило. Отделалось царапинами на морде и, по-моему, слегка свернутой хелицерой. Зато потом мы славно поужинали. Правда, мне для самоуспокоения пришлось вначале вымораживать свою порцию медвежатины, а затем отогревать. И грызть, стараясь не думать о глистах-трихинах, которых подцепить от мяса хищника — проще простого. А болезнь очень неприятная. Причем от волчатины ее получить сложнее… Ну, какая разница, огня все равно нет.

День ото дня река становилась шире, и сухопутный кит почему-то все больше нервничал. Все чаще он стал отзывать меня в сторону от воды, но я не поддавался. Тогда монстр тяжело отпыхивался и, понурившись, замедлял ход.

И однажды, мутным простуженным утром, мы вышли к большому озеру. Берега его терялись в дымке. А вдали из тумана проступали очертания города.