Тринитротолуол из Перистальтики

Глава 6 Колдовство во плоти

Из ельника через поляну стремительно двигались люди в коричневых балахонах. Не шли, не бежали, а именно двигались — стоя, подогнув колени, плыли по воздуху где-то в полуметре над сугробами. И приближались очень быстро!

Передовые летели тройкой, клином: один впереди, двое — чуть позади него. А между редко растущими высоченными деревьями мелькали балахоны других. Спустя пару мгновений показались и они — еще три таких же тройки.

Двенадцать человек. Летящих над землей прямо ко мне. Сжимающих в руках какие-то дубинки — и на концах этих палок огнем горели наточенные рыжие лезвия.

Я все еще стоял, оцепенев, как вкопанный, а первая тройка уже успела подтянуться почти ко входу. На лету они синхронно, как по команде, распрямили колени и со всего маху приземлились, взрывая снег ногами. Метрах в десяти от меня.

Остальные тройки нагнали их и так же одновременно бухнулись чуть поодаль. При этом ни один не упал, даже не пошатнулся.

За спиной взвизгнуло — коротко, словно захлебнувшись. Восьминогая тварь все-таки смогла перебороть себя и тоже вышла встречать летучих визитеров. Которых страшилась до беспросветного ужаса.

Когда из пролома выглянула хищная морда, несколько человек в балахонах переменились в лице, но не дрогнули — ни шагу назад. А потом тот, который стоял впереди всех, резко вскинул руки. Из широких рукавов ринулось что-то неразличимое, а в следующий миг меня уже волоком тащило к нему.

Снег набился в рот и глаза, мешал дышать. Я ничего не видел и ничего не соображал. В голове крутилась только одна мысль: что же это, что же, что творится?

В предплечье больно впилось что-то острое. И тут же — в лодыжку и в плечо. Вонзилось и потянуло кожу. Я успел понять, что это крючки, но выдернуть их не смог. Вот чем, падлы, меня заловили!

Рядом хлестнуло по снегу. Пронзительно завизжало, и передо мной возникла черная преграда. Я шлепнулся об нее, вскочил, отрывая крючья вместе с клочками одежды и кожи.

Кит-паук подпрыгнул с места, и я разглядел, как по его белому брюху протянулись тонкие кровяные ниточки — разрезало теми лесками, которыми меня тащили. И на которые он лег, пытаясь остановить.

Чудовище заскрипело на весь лес и свистнуло так, что с елок снег посыпался. Сразу же приоткрыло рот, теперь уже беззвучно, — и перед пастью волнами взвихрилась поземка. Ультразвук! Люди в балахонах слегка качнулись, как от удара, но опять выстояли. Не побежали никуда. Очень, очень серьезно!

В ушах у меня стоял какой-то погребальный звон. Монстр раздумал бить врагов звуком — сам оценил, что без толку! Вместо этого он бросился на них — всей своей колоссальной тушей. Из-под лап выметывались снежные облака. Будто шел на таран.

Человек, застывший впереди, что-то хрипло рявкнул. Остальные слитно поднялись в воздух и размазались в нем. Я увидел только, как навстречу зверю развернулась… сеть.

Она, конечно, не могла сдержать бешеный напор твари. Но почему-то сдержала. Я не успел даже охнуть.

Летуны засновали вокруг монстра, как муравьи вокруг гусеницы. Опутывая его, словно пойманную рыбину. А я все стоял, забыв, как дышать.

Что. Это. Что это вообще.

Но две размытые тени, которые скользнули ко мне, я приметил. Выхватив заточку, размашисто резанул одну — ту, что возникла слева. Тень вскрикнула и рухнула наземь. А я почувствовал, как в груди гулко стукнуло сердце. Оно не билось, кажется, уже целую вечность.

Рывком вернулось ощущение реальности. А вместе с ним мне в лицо ударил зубчатый набалдашник дубинки. Полыхнуло жгучей болью. В ту же секунду тело обхватили полосы тугой плотной ткани, спеленав меня, как младенца.

Вот и все. Я связан по рукам и ногам, зверь — закутан в сеть. Полотно, которым меня замотали, цепко держат двое. Остальные уже окружают. Не вырваться.

Чудовище билось, извиваясь и выгибаясь, пыталось порвать свои путы. Мне почудилось, что сетка начала тускло светиться, и чем больше сопротивлялся зверь, тем сильнее нити наливались сиянием. Точно, светится! Даже на солнце заметно!

На рожах ублюдков в балахонах не было ни злорадства, ни удовлетворения — ничего. И сами рожи какие-то невзрачные, постные… Сволочи, гады, выродки! Что им от меня надо?

— Я не тролль! Да не тролль же! — заорал я бессмысленно, малодушно и яростно. Не разбирая, на каком языке. — Не делаю плохо! Отпустите! Да отпустите же! Отпустите, мрази летучие!

Меня подтащили к поверженному монстру. А зверюга застонала так мучительно, как будто ее пытали. Вблизи я углядел, что сеть стягивается на ней все туже, впивается в черную кожу, сияет все ярче, и над ней поднимается дымок. На руке, перетянутой частыми нитями, вспухали багровые ожоги. Сморщилась кожа на брюхе.

— Животное-то за что? — выдохнул я. — Отпустите, не мучайте!

— Это нечистое, — последовал ровный ответ. Как будто само собой разумеется.

Гигантский китовый паук затравленно сипел. Жалобно щелкнул, как-то обмяк и вдруг совершенно по-человечески всхлипнул и заскрипел, сотрясаясь всем телом. По морде скатилась густая мутная капля.

Янтарный глаз презрительно прищурился, мигнул, широко распахнулся. Тварь сжала кисть щепоткой и, обдирая кожу, медленно просунула ее через ячейку горящей сети. Щелкнула, словно плюнула, и сплела пальцы в непонятную фигуру. Что она хочет сказать?..

Ловцы подозрительно переглянулись, отступили чуть назад, не отводя взгляда от руки зверюги. Которая наверняка показывала что-то неприличное. Вслух тварь послать палачей не могла — так хотя бы жестом. Как в старых фильмах — солдат перед расстрелом.

Кончики пальцев на руке чудовища наполнились зеленым огнем. Я зажмурился, моргнул — что за наваждение опять! Потом кисть будто вспыхнула, окуталась малахитовым светом. Из нее в ближайшего мучителя ударил тусклый широкий луч. Он быстро рассеивался в стылом воздухе, но до человека дотянулся. Коснулся рукава, прошелся по груди. И погас. Кит-скорпион выдохнул пар из дыхала, закатил глаза.

И человек дико завопил. Вроде луч его не жег, не резал — но через несколько секунд я догадался, что с ним. В тот момент, когда балахон с треском лопнул на руке, и оттуда поползла страшная, бугристая, подрагивающая, истекающая сукровицей опухоль. Поверх нее вздувались волдыри и тут же лопались, разнося удушливый смрад.

Опухоль раздалась посередине, и из нее показалась кость. Не обломок, нет — просто гладкая белая кость, которая лезла из плоти, разрастаясь вверх и вширь.

На груди одежда тоже вздулась, натянулась. Под ней зрело что-то бесформенное. Должно быть, такая же опухоль. Или ребра растут…

Мерзавец в рясе, завывая, опустился на колени, свернулся на снегу, пытаясь разодрать ногтями свое тело. Представить не могу, что чувствует человек, когда его рвут изнутри собственные кости.

Другие растерялись, тупо уставившись на своего несчастного товарища. Но ненадолго. Трое подоспели на помощь к покалеченному, подняли его. Тут их и накрыло вторым изумрудным лучом.

Кожа на лице одного из вторженцев вспучилась десятками бурых выростов, похожих на мышечные волокна. С ревом тот повалился в сугроб, хватаясь за глаза, выпадающие из орбит. Двое других орали рядом, срывались на хрип. Еще бы: их мускулы пузырились, как живые, перли наружу. На плече одного, проткнув ткань балахона, проросли и распустились… нежно-лиловые цветы?

Я окончательно перестал хоть что-то понимать, но воспользовался случаем. Немыслимо извернулся и вцепился зубами в ненавистную руку врага, который удерживал полосы, опутавшие меня. Вскрикнув, тот отпустил тугую простыню. Я рванулся назад, слегка высвобождаясь. Не дал им опомниться — кубарем кинулся под ноги второму ловцу. И схлопотал в висок дубинкой.

Перед глазами поплыло, но я чудом остался в сознании. Зарычал, как зверь, выдернул руку из-под ослабленных пут. И растопырил пальцы.

Оба шарахнулись от меня, как от чумы. Этого я и ждал — живо освободился от полотна. Бросился к оплетенному палящей сетью монстру.

Рядом с ним кружили шестеро оставшихся летунов. Четверо с воем катались по земле, пытаясь зажимать вспухающие наросты.

В руках нападавшие раскручивали свои странные дубинки. И мне совсем не понравилось, как гудит и тускнеет воздух, рассекаемый набалдашниками.

Тварь, видимо, была такого же мнения. Она свирепо затрещала, попробовала встать, но ничего не вышло. Ничего, я уже здесь, сейчас помогу…

Сетка жгла даже через рукавицы. Бедное чудище.

Спину свело каким-то гадким ощущением. Отскочил! Сзади хрястнуло так, будто порвали скалу.

Чем они?.. Это от дубинки?

И сеть не распутывается! Ничего не могу сделать!

Тварь свистнула, дернулась. Кто-то сразу заорал и грохнулся. Не иначе, сбили распухать в снег.

А нити уже, кажется, резали мясо… Гул от дубинок набрал высоту. Сейчас что-то будет!

Мне удалось чуть-чуть откинуть поганую снасть. Зверь напрягся, задрожал, и луч вновь вошел в силу. Только светил теперь почему-то просто в землю перед чудовищем. Оно даже не пыталось зацепить вертких людишек. Сдалось…

На черной туше расцветали кровавые язвы, набухали гнойники размером с кулак. За считанные секунды. Бока оседали, словно таяли. Так не бывает, что за болезнь? Такое чувство, что в этот адский луч, заставляющий чужие ткани разрастаться, оно пережигало собственную жизнь.

Челюсти косатки шевелились, как будто что-то шепча. В такт им двигались хелицеры на морде. Снег под лучом взрыхлился, поднялся горбом. И, взломав этот покров, оттуда высунулись сочные побеги. Они, напитываясь силой, росли, как подгоняемые землей. Похожи были на листья и стебли обычной травы — только чудовищно увеличенные. И колыхались, извивались, как щупальца. Травяное буйство среди ледяной зимы.

Огромные колосья, выше меня раза в два, выгнулись змеями — и коварно стеганули по нашим врагам. Двое или трое не успели увернуться и полетели на землю. Побеги тотчас оплели их, затянув зеленым саваном.

И тут же меня оглушило и снесло в снег. Показалось, что обрушилось небо. Дубинки! Это явно от них! От тех, которые выпустили, падая!

В оседающей вьюге я увидел, как травяные щупальца цепляются за горящую сеть и стаскивают ее с черной туши. Зверь свободен!

Заскрипев, как нож по стеклу, он еле-еле взгромоздился на лапы. Суставы подгибались, грозя уронить тело обратно. Но кит-скорпион держался.

Вид твари был ужасен. Сейчас она больше походила на чучело, сшитое маньяком из трупов, чем на живое существо. Хитин отслаивался пластами, китовая кожа покрылась отвратительными рытвинами. От туши невыносимо воняло гниющим мясом. На моих глазах от одной из паучьих ног отвалился нижний членик. Из раны полилась буро-желтая слизь.

Гибкий побег отшвырнул меня, как щепку. Справа прошла туманная волна, и снова хрястнуло. Атакуют! Тварь помешала им сделать дружный залп, но палки успели набрать колдовства!

Колдовства?..

Еще одна волна, и совсем рядом! И уши враз заложило!

В спину слегка подтолкнуло что-то, и в груди, справа, словно вспыхнуло пламя. Я слабо вскрикнул — воздух внезапно закончился. И неверяще взглянул на свою рубаху — спереди ее прорвало блестящее острие. Пронзив меня насквозь, вышло между ребер…

Лезвие плавно потянули обратно. Казалось, что оно раскалено — так жгло в ране. А больно стало только потом — хорошее лезвие, наточенное. Прошло незаметно, как бритва.

Кровь наполнила легкое и хлынула из разреза. Я зашатался и сел в сугроб. Мучительно закашлялся, украшая снег красными плевками. Все, добегался.

Контрольный удар пока не нанесли — правильно, куда я с такой травмой денусь… Еще успеют допросить. Или что они там хотели…

Хоть я и пытался закрыть рану рукой — получалось плохо. Ну да, еще ведь на спине, надо туда дотянуться. Нет, смысла мало. Ладонь плотно не прилегает.

Сознание вмиг замутилось, в глазах потемнело. Конечно, от быстрой-то кровопотери… Перед лицом рябили тусклые мушки, постепенно закрывая собой весь мир. Я почти ничего не видел и не слышал. Лишь метались какие-то пятна и полоски — или это мне чудилось. И я уже не просто кашлял — захлебывался, не успевая выплевывать кровь.

Прошла целая вечность, и померкший свет заслонила непроглядно-черная тень. Я собрался с силами, напрягая зрение, и рассмотрел прежнего знакомца. Сухопутная косатка стояла в двух шагах, нацелив на меня свою руку. С кончиков пальцев срывалось изумрудное сияние.

— Эй, ты чего… — только и смог прошептать я. А дальше грудь осветилась гибельным лучом.

Я все-таки вырубился, уже не почувствовав, что творит с моим телом адский свет. Но вскоре пришел в себя. Странно — не нашел ни наростов, ни выпирающих костей. И боль от раны куда-то пропала. Вместе с самой раной. Потеки крови есть, кожа тоже запачкана, а вместо сквозной дыры — тонкий розовый шрам.

— Что за хрень?.. — недоуменно пробормотал я, тщательно осматривая ребра через прореху в одежде. Нет, рана точно закрылась, причем так надежно, будто прошло несколько месяцев.

Меня отвлекли свистом и грубым тычком — кит-скорпион навис, качаясь, как былинка на ветру. Видно, ему совсем плохо — даже хвост завалился набок, волоча плавники по снегу.

Понукаемый зверем, я поднялся, преодолевая слабость. Колени подкашивались. Пролитая кровь явно не восстановилась вместе с заросшими тканями — или восстановилась не полностью. Ужас, сколько ее на снегу… Еще бы чуть-чуть — и точно бы умер.

В голове шумело, словно наутро с перепоя. Что же получается… меня вылечил смертельный луч?

Полегоньку я — насколько позволяло состояние — крутанулся, озираясь. Увиденное впечатляло. Все нападавшие теперь были аккуратно развешаны на гигантских, под стать киту-скорпиону, листьях и побегах. Стебли еще жизнерадостно колосились метелками, но крепкий мороз брал свое — листья темнели и увядали, посеченные стужей. Скоро, должно быть, расплетутся и отпустят этих сволочей. Надо быстрее уходить. Только вот куда?

Кто-то из пришельцев, заметив, что я уже на ногах, начал злобно осыпать меня проклятиями, из которых я не понимал и половины. Ему вторил второй — но редко и без особой горячности.

А ведь не все из них столь же бодры. Покалеченные лучом, например, в забытьи — от болевого шока, понятное дело. Один, обмякнув, глухо стонет. У другого, кажется, перебита нога. Черт, а все ли живы? Если нет, расплата может стать совсем уж неизбежной. За гибель бойцов в погоню, наверное, какую-нибудь зондеркоманду вышлют. Карательный рейд в количестве полусотни человек. Искать, разумеется, будут и так, но смерть товарищей им точно прибавит усердия. И спецсредств. А я и эту атаку едва пережил.

Хотя вряд ли уже может быть хуже… Я же, выходит, не просто тролль, а особо опасный колдун. С монстром-прислужником. Ну или колдун — это монстр, а я — подручный при нем. Не суть.

Зарезать меня уже пробовали. Даже не особо разбираясь, что к чему. Помогло только то, что они не знали о возможностях твари… Как и я. Теперь знают. Свидетелей нужно убрать… Наверное. А сам я никогда не убивал — даже курицу. В городе же вырос.

Убить, защищаясь, — это одно, а резать связанных, двенадцать человек, своими руками вонзать заточку кому-то в шею — совсем другое… Тем более о чудовище уже и так знают. Сеть же для него приготовили.

А если попросить косатку-скорпиона?.. Пусть она это сделает — зубами там или еще как. Медведей-то раздирает — будь здоров.

Да нет, это еще более мерзко. Не очень похоже, чтобы она хотела их убивать. Даже несмотря на то, как от них пострадала. Чужими руками… или там зубами… не буду.

Что-то предпринять все-таки надо, а то они распутаются — и мучиться такими размышлениями точно не будут. Я выдохнул, потер виски и поднял заточку. Неуверенно зашагал к самому крайнему из вторженцев.

Увидев, что тролль приближается, каратель резко задергал челюстью и усмехнулся. Недобро и эдак ядовито. С чего бы? Пригляделся: лист вроде пока его хорошо держит. Напасть на меня этот гад не сможет, обездвижен полностью. Ладно, как бы так его ударить…

Едва я сделал еще пару шагов, как он вдруг заскрежетал зубами и выдал ими громкую дробь. Замер и будто бы пожевал воздух, отрывисто клацнул еще раз. Что-то хрустнуло, и в меня полетел кровавый плевок. Посреди него зажглась ослепительная точка.

Время как будто замедлилось вокруг нее. Нет, вовсе не как будто — на самом деле замедлилось! И я залип в нем, как муха в смоле. Прекрасно видел, как повис в метре передо мной плевок, как вокруг точки ширится сияние — но увернуться не мог. Мышцы слушались отлично, среагировал мгновенно — но мгновение это коварно растянулось. Назад, назад! Сейчас рванет!

Разворачиваться было бессмысленно, и я просто, собрав все силы, попытался упасть на спину. Получилось! Выдрался из области замедления, вскочил и даже успел отбежать — боком, не сводя глаз с зависшего плевка.

Точка схлопнулась, вспыхнула сиреневым солнцем, и я ослеп. Раздался звук, будто лопнула сотня струн, и я оглох. Мотнуло сначала к разрыву, потом от него, комья снега ударили по лицу.

Растирая веки ладонями, я понял, что во вспышке наверняка был ультрафиолет. Что ж теперь с сетчаткой…

Ладно, вроде не так плохо. Видеть я все-таки могу, хоть слезы и текут ручьем. Вот и рожу этого гранатометчика ясно различаю. Он как раз, увидев, что меня не задело, скривился и снова злобно плюнул — уже без спецэффектов.

Взгляду мешали синие звездочки, в ушах звенело еще сильнее. На месте, где я только что застревал, оседала смесь из пыли и воды. Меня бы там разнесло в кровяной кисель. А вот самого плеваку не потрепало. Видимо, он хорошо рассчитал дистанцию поражения. Я уж было думал, что он хотел героически забрать с собой врага на тот свет. Но нет.

Выходит, лишь моя нерешительность меня и спасла. Оказался на самом краю аномалии, где время почему-то решило притормозить. Если бы я двигался к нему быстрее, без размышлений, каратель бы точно меня подловил.

Желание подходить к летунам, скрученным листьями, пропало напрочь. Это ж сколько у них еще может быть сюрпризов! Даже если не у каждого — хватит и одной успешной попытки. Для них успешной, не для меня.

В горле застрял комок, и я медленно сглотнул. А ведь и правда похоже, что остальные тоже к чему-то готовятся. Вот один с натугой протолкнул руку между витками листа и держится за конец тонкой цепочки. Там тоже какая-то граната? Или просто вызывает подкрепление? Проверять совсем неохота.

Ладно, рисковать не стану. Пусть лучше будет так, что я никого не тронул. Ну, почти. Не особо-то надеюсь, что мне это зачтется, да и черт с ним. Не вышло разобраться с карателями радикально — так я и не сильно-то хотел. Все равно практически половина из них еще нескоро повоюет.

Лицо разболелось. Я осторожно надавил пальцами на скулу. Не поддается — не сломана! Рассечена только. Вообще плевать! Переживу и без медпомощи.

Немного прошелся, пытаясь прийти в себя. Сейчас нужно убегать. А мы с чудищем — пара немощных инвалидов… Оно чуть ли не на куски разваливается. Как быть-то.

Ноги запутались, я чуть не упал. Оказалось — запнулся об дубинку, оброненную нападавшим. Попытался поднять ее — тут же выронил, обжегшись о металл. Взял ее уже осторожнее — за деревянную часть. Она тоже нагрелась, но не раскалилась, конечно.

Дубинка при ближайшем рассмотрении смахивала скорее на какой-то жезл. Дерево и начищенная медь. Аж сверкает, как маленькое солнце. Резная рукоять красиво перевита рыжими узорными полосами. Навершие что-то живо напомнило, и я наморщил лоб, силясь понять, на что оно похоже. Ох ты ж, точно! Значок биологической угрозы! Он здесь выглядел настолько неуместно, что я не сразу узнал. Вот они — три разомкнутых окружности, которые образуют заостренные серпики. В месте их соединения — отверстие. Посередине шипы обведены кольцом, к которому крепится рукоять.

Вот, значит, чем вооружены местные борцы с нечистью. Ну и дела.

И хоть бы один посеял свой меч! Или саблю, или шашку, или что-то вроде того — чем меня проткнули… Ох, впрочем, и пускай! Таскать с собой их снаряжение, судя по всему, чревато подлыми гадостями. Лучше поостеречься.

Ладно, пора сваливать — листья совсем потемнели, и сок с них капает. Было бы неплохо, конечно, обыскать некоторых вторженцев на предмет устройств связи. Заодно изъять что-нибудь полезное. Но этот замысел по понятным причинам можно считать самоубийственным. Кто знает, какие еще приемчики в запасе у этих гадов. Как они летели над землей, как долбили мутными волнами, от которых будто само пространство рвалось… Просто непостижимо. А уж плевок крошечной гранатой, которая искажает ход времени… Да и все равно я не знаю, как у них выглядят всякие приемники-передатчики. Вряд ли они с собой рации таскают.

И за дубинку я зря хватался, в общем-то. Могло и руку оторвать. А то и похуже сделать.

Осторожно покрутил жезл — ну, на манер того, как махали эти… Но ничего не вышло — не гудело и не мутнело. Как будто палкой вращаю. Жалко. Ну, я ни на что особо и не рассчитывал. В любом случае слишком приметная вещица. Такое оружие, которым сам я пользоваться не могу или не умею, с собой брать не следует — только добавлю лишнего внимания. А его и так уже через край. Лучше побуду для аборигенов обычным гнусным троллем, чем вооруженным и особо опасным.

Еще к оружию запросто может быть прикручено что-то наподобие системы самоуничтожения на случай, если оно попадет к врагу. У такого оружия, по крайней мере. У чародейского.

Если использовать не могу, что нужно сделать? Правильно — сломать. А потом еще и потерять. Ломать, конечно, тоже боязно…

Держась подальше от летунов, собрал другие палки — сколько нашел. Вернулся в подвал, прислонил один жезл к стене и начал швыряться в него камнями. Меткость у меня сейчас ни к черту, конечно… Камни пришлось подбирать и кидать снова. После четырех хороших попаданий древко треснуло. Я замер, ожидая последствий, но больше ничего не произошло. Треснуло — и все. А ну-ка еще разок… Лопнуло надвое. Как простая ветка.

Металл так просто не переломится, но хотя бы погнуть можно. Особенно если привлечь многотонную тушу.

Выглянул, махнул ей рукой. Тварь доползла до подвала и даже без подсказок принялась колотить клешней по груде дубинок, с размаха, методично и яростно. Сил у нее оставалось мало, но этого хватило. Уцелели только те жезлы, которые я не сумел подобрать.

Вынес этот хлам, демонстративно забросил покореженный кусок меди подальше. Остальное раскидаю по дороге, пусть поищут.

И побрел в лес. Проходя мимо, мазнул взглядом по лицам палачей, одетых в коричневые балахоны. Посланных по мою душу. На этих неказистых рожах смутно угадывался страх — скрываемый. Или ненависть — открытая. Думают, наверное, что я их теми же камнями закидаю. Или прокляну каким-нибудь неведомым колдовством. А то и зверюге скормлю — даром что она еле стоит на ногах. Конечно, чего еще ждать от тролля. А вот хрен вам — получайте разрыв шаблона. Я бы, может, и закидал — если бы был уверен, что в ответ что-нибудь еще не прилетит.

Встретился глазами с тем, кто, по-моему, был их предводителем, и вздрогнул: от его невозмутимого спокойствия веяло могилой.

— Надеюсь, не столкнемся больше, — буркнул я себе под нос. Но тот услышал. И даже ответил.

— Не скроешься, погань, от воли… — И он произнес какое-то слово, смысл которого ускользнул.

От чьей воли? Их руководителя? Или местного царька? Или… Может, бога, которому они поклоняются? Если так, то все еще хуже. Если они фанатики.

— Пошел ты… — сказал я, добавив русское выражение, с которым он едва ли был знаком. Авось догадается. Козлина.

И, спотыкаясь, как пьяный, направился к елкам. Оглянулся пару раз — мало ли что. Однако зеленые плети пока еще крепко стягивали тела врагов. Вот и здорово.

За мной ковыляло чудовище — припадая на поврежденную лапу и пятная снег своим гноем. Отпыхивалось гораздо чаще, чем полагается киту. Досталось же ему, а. Мало того что все обожжено сетью, так еще и ткани распадаются. Хочется верить, что это обратимый процесс. Иначе… Нет, не буду об этом.

Оно меня уже столько раз спасало, что, кажется, я до конца жизни не рассчитаюсь. Пусть поправляется.

Причем идет само, даже уговаривать не пришлось. Видимо, представляет, что настала пора прощаться с насиженными местами. Разыскивать новый приют. Зверю-то подойдет и лесная берлога, а вот мне такой жизни совсем не хочется.

Только когда мы с тварью наконец добрались до елок и углубились в лес, когда мимо замелькали стволы деревьев, а по лицу царапнула сухая ветка — напряжение слегка отпустило. Мы тащились в глушь, не позволяя отдохнуть изможденным телам. С минуты на минуту травяные оковы могут распутаться и выпустить летучих убийц. Я рассчитывал лишь на то, что сразу в погоню они не бросятся — для начала позаботятся о раненых, свяжутся с начальством… Хотя могут и банально добить своих, списав на тролля. С них станется. Кто проверять-то будет.

Но в лесу они, по крайней мере, сеть не растянут. Впрочем, учитывая наше состояние, справятся и так… Э, нет уж, не раскисать! Мы еще дадим отпор! Пойдут за нами — найдут свою смерть, второго шанса им не предоставлю. Тем более основного оружия я их лишил. Да и куда они пойдут — мы их тоже славно потрепали. Не очень-то полезно висеть на холоде, будучи перетянутым щупальцами из травы.

Вот ведь странно: я уже почти привык к тому, что внезапно перестал быть человеком, что рядом со мной шляется невообразимый монстр, что меня троллем называют, а иногда — вообще эльфом… Но очередное проявление сверхъестественного опять выбило из колеи. Люди, парящие над землей, дубинки, разрывающие вещество, граната-плевок… Что это? Напрашивалось само собой — колдовство, волшебство, магия. Или как это еще назвать. Паранормальные способности. Чародейство. Не знаю, шаманство какое-нибудь. Как ни назови — выходит несуществующее явление. А я его видел своими глазами. Бред какой-то, болезненный бред. Снова ярко всплыл образ больничной койки, на которой лежит мое тело, опутанное трубками и проводами всяких датчиков. Рядом — громоздкие аппараты, поддерживающие вялую жизнедеятельность. И врач, который говорит, что мозг жив, но надежды нет. И размышляет о том, что я сейчас ощущаю. А я плетусь по редкому ельнику в компании паучьего кита. Унося ноги от спецназовцев в балахонах. Которые истребляют нечисть. И я — нечисть, потому что тролль. М-да, однако, ну и положеньице. Неужто мой разум не мог что-нибудь повеселее придумать? Эротическую грезу какую-нибудь. Чтобы я загорал на тропическом острове с коктейлем в руках, а вокруг меня отирались голые девицы всех сортов, настойчиво пытаясь обольстить. Так нет же, вместо этого какие-то параноидальные похождения.

Ну и, опять-таки, что теперь? Не сдаваться же и помирать, утешая себя призрачной мечтой, что сейчас очнусь в палате? Нет уж, слишком натуральная тут боль. И слабость с тошнотой от кровопотери. Не мог мой мозг сгенерировать всю полноту нынешних ощущений, в том числе — и неприятных. Не верю я в это. Все — как наяву, даже муть в голове и резь в глазах. Ничего не скрывает детали. Значит, будем считать, что это и есть явь. Примем за рабочую гипотезу. Короче, ничего не изменилось — я в чужом теле и, видимо, в чужом мире. Правда, тут существует колдовство. Мог и сам догадаться — после встречи с нелепым чудовищем. И после того, как услышал про троллей и эльфов. Стало быть, это не просто местные суеверия. Удостоверился уже.

Задумался я и о природе зеленого луча. Видимо, это было какое-то исцеляющее волшебство. И, похоже, им можно не только лечить, но и калечить. И даже, наверное, убивать. Ну что же, логично — как и с любым лекарством. В нужной концентрации приносит пользу, а если сильно превысить — получится яд. Надеюсь, в случае со мной тварь правильно рассчитала дозировку. Не хотелось бы через пару дней загнуться от стремительной онкологической болезни.

И, выходит, этот паукообразный зверь — тоже какое-то чародейское существо. Вот досада — даже зверь владеет колдовством, а я? Кто из нас местный злодей, как-никак?

Так мы и шли, вконец выбиваясь из сил. Под вечер голод назойливо напоминал о себе. Брусок, обернутый тканью, немилосердно натирал голень — мне просто некуда было его положить, кроме как в сапог. Пришлось доставать и нести в руках. Надо будет при случае нашить карманов. Или разжиться сумкой. А еще спичками или огнивом, хоть я и плохо представляю, что это такое. И еще много чего нужно — нож какой-нибудь поприличнее, нормальная одежда…

Киту-скорпиону тоже надо чем-то подкрепиться: эту тушу и так прокормить непросто, а уж с повреждениями, которые надо как-то восстанавливать… От монстра тянулся острый и тяжелый запах гноя, слегка перебиваемый мятным ароматом. Пошатываясь, тварь то и дело задевала стволы, корой царапала шкуру. Сама она охотиться сейчас не сможет. От меня тоже немного толку: ставить ловушки не умею, из оружия — только заточка. Даже копье сделать будет сложно — без огня и инструментов. Ладно, зверье тут непуганое — возможно, что-то и получится. Чудовищу обязательно нужно поесть. И мне, да.

В зимнем ельнике темнело моментально. Надо было подумывать о ночевке. Наломать лапника, через который я очень утомился продираться. Постелить у подножья елки — пусть закрывает, как шатер. Все лучше, чем спать на голом снегу.

Да и холоднее стало. Уши пощипывает. Человек бы, наверное, уже давно их отморозил. Вместе с пальцами и прочим. А мне пока нипочем. Но, пожалуй, если спать в сугробе без горячего под боком — простужусь, и сурово.

Сухопутный кит тихонько щелкнул и трясущимся пальцем указал на какую-то ямку в снегу под кустом. Я пожал плечами — ямка как ямка, ничем угрожать не может. Но все-таки подкрался к ней, приготовившись непонятно к чему. И удачно: навстречу выскочил белый комок. Рефлекторно я вмазал по нему бруском, зажатым в руке. Комок упал, брызнув красным, и оказался крупным зайцем. Косатке он — как маковая росинка на язык, да и мне, когда с ней по-братски поделился, немного досталось. Но лучше, чем ничего. Подкрепились чуть-чуть.

Затем я соорудил себе подстилку из еловых лап, при этом окончательно переполнился усталостью и задремал, кажется, еще до того, как прилег. Сквозь сон услышал, как рядом умостилась тварь. Ей-то проще без настила — а то целую ель обдирать придется…

Снилось мне, что я гуляю по березовой роще, на набережной тихой речки. По дороге туда — зашел в магазин, взял литр темного пива. Лето, день близится к закату. Птички поют, навстречу идет красивая девушка в сарафанчике. Улыбается. И почему-то рычит издалека.

Э, да это ж не она рычит! И не во сне вовсе!..