Вадим
Сегодня обещал Феде в пиццерию сходить, сын как будто чувствует, что у меня разлад с его матерью. Спрашивает, присоединится ли к нам она, и почему не встречает. Но я объясняю, что сегодня у нас мальчишник. И сын соглашается, отметив, что тогда в следующий раз маму возьмем.
Лишь вздыхаю. Будет сложно.
Потому что спустя эти несколько дней я точно знаю — со Златой нам не по пути. Понятия не имею, восстановится ли память, вернутся ли чувства, но сейчас все мои мысли занимает другая.
Я помешался на Лизе.
Хочу вдыхать ее запах, хочу снова ее целовать, в объятиях своих держать.
И даже понимая, что дети не мои, все равно хочу их расположить и общаться с ними. Откровенно говоря, мне наплевать, что они не родные.
Что случилось с нами в прошлом, почему так вышло? Все это становится не важным.
То, что я чувствую, то, от чего волной накрывает каждый раз, когда я с Лизой взглядом встречаюсь на простых деловых беседах, смывает все условности.
Оказывается, у Аксенова появилась информация, что конечный заказчик получил предложение, более выгодное, чем наше. И окончательный этап может заморозить.
По договору, последний, но самый главный этап, возможен не с нашим участием. Но обычно этот вопрос решенный. Ну кому интересно искать что-то другое, когда полностью с первоначальными работами согласовано.
Это, скорее, теоретический вариант.
И тем не менее, напрягает. Поэтому мы перепроверяем изначальные формулировки, дорабатывая их до идеала, и, конечно, приходится вызывать Лизу. Я меняю свое предвзятое мнение о ней, как о профессионале.
Вижу, что ей все не так просто дается, иногда вопросы у нее возникают, и ей чуть больше времени требуется на решение задач. Но в итоге она справляется. И если по работе у нас все меньше разногласий, то на контакт по личным вопросам, она так и не идет.
Сбегает, как только появляется возможность. Даже вопросы не успеваю задать, не то что рассказать.
Я хочу знать правду.
Многое бы отдал, чтобы почувствовать хоть один миг из прошлого, как тогда, когда меня с Лизкой накрыло в квартире. Но больше всего, до одурения, до тремора в пальцах, желаю снова иметь возможность к Лизе хотя бы прикоснуться.
Но она все больше отдаляется. И я совсем ничего не могу сделать. Руслан как сторожевая овчарка караулит ее после работы, я несколько раз подъезжал к их офису, но уезжал, сжав кулаки до боли.
Бондарев со своими букетами и довольной улыбкой на все лицало бесит неимоверно.
— Папа, а я сегодня пять получил по математике. А вот по русскому четыре.
— Отличные оценки, — треплю Федьку по голове.
— Бабушка говорит, что хорошие дети учатся на одни пятерки.
Я улыбаюсь и тихо произношу:
— Вот она пусть и учится.
— Значит, я не плохой?
— Нет, конечно. Ты большой молодец, Федя.
— И ты будешь всегда с нами? Я ведь хороший.
— Ты…
Черт. Вот как объяснить восьмилетнему пацану, что мир не поделен на черное и белое. И что сам мальчишка вообще не виноват в наших разногласиях с его матерью.
Он замечательный пацан, не слишком улыбчивый, закрытый, и каждый его вопрос словно крик о помощи. В каждом я слышу, насколько он не хочет, чтобы я уходил.
Но даже ради него не могу притворяться. Все, что сейчас делаю, готовлю сына к неизбежному. С поправкой — да, жить я с ними не буду, но мы можем часто видеться и проводить вместе время. Качественно, а не в одной квартире, но где я после работы закрываюсь в кабинете, чтобы не играть образцового мужа для Златы.
— Ты мой сын. Хороший ты или нет, я всегда буду рядом. Если тебе плохо, ты можешь мне всегда позвонить.
— И ты приедешь? Как раньше?
Хмурюсь.
— Как раньше?
— Когда ты был чужой, говорил, что я всегда могу звонить, хоть жить с нами ты не будешь.
— Я не чужой, и не стану таким, — отвечаю уклончиво.
Что-то в груди колет. Никогда не использовал сына, чтобы допросить о прошлом. Он и не может помнить, ему всего пять было, когда я память потерял. Но, видимо, что-то у него отложилось.
— Папа! А пиццу мы пойдем есть? — восклицает тут же, как будто боится, что я продолжу тему, и ответ ему не понравится.
Собираюсь ответить, поднимаю взгляд поверх Феди, и дыхание перехватывает.
Будто весь воздух из легких выкачали. Вдруг застываю, наконец осознав, кого вижу.
Охренеть. Охренеть просто.
В нескольких шагах от нас стоит Лиза, а рядом с ней… Артем.
Федя что-то еще говорит, но я его уже не слышу, в ушах нарастает звон. Вижу взгляд Артема и внутри от этого немного упрека в глазах все тяжелеет. У нас и так отношения не особо складываются, но ситуация сейчас… вообще треш.
— Папа…
Наклоняюсь к Феде. Я понятия не имею, что сейчас будет. У меня нет плана, любой вариант катастрофа.
Просто уйти будет эгоистично, и по отношению к Артему, и по отношению к Лизе.
Ей придется как-то объяснить своему сыну, что у человека, которого он считает своим отцом… семья. Потому что, насколько, я понимаю, он не в курсе. И сбегать сейчас, не попытавшись ситуацию смягчить, как минимум подло и низко.
Остаться — значит подвергнуть Федю переживаниям. Этого я тоже не могу допустить. После операции у Феди положительная динамика, но врач опасается рецидива.
И все же я выбираю рискнуть. Есть шанс, что сыну я все объясню, и Артему тоже, и тогда он не будет волком смотреть.
— Я хочу тебя познакомить кое с кем, ты не против?
Федя мотает головой. И я беру его за руку.
— Привет, — мы подходим к Лизе с Темой. Федя снова дергает меня за рукав, но ничего не произносит. Просто заглядывает в глаза и ждет, что я объясню, почему не повел его к машине, а направился сюда.
Артем смотрит так мрачно, ему еще и семи нет, но взгляд такой, что кажется, этот парень понимает больше, чем все мы тут вместе взятые.
— Вадим, мне кажется тебе лучше уйти, — тихо произносит Лиза. Но я присаживаюсь перед Артемом и заглядываю в глаза.
— Пойдешь с нами? Посидим по-мужски, ты, я и… Федя. Никаких девчонок. Обсудим супергероев, поедим пиццу. Ты как? Я за тобой пришел.
Никто к такому повороту был не готов, но если и есть выход из этой ситуации, то такой.
— Если, конечно, мама не против?
Я перевожу взгляд на Лизу, она смотрит растерянно, на меня, на Артема, бросает мимолетный на Федю. Возможно, она против того, чтобы я общался с Артемом, да еще и без нее, но сейчас у меня нет других вариантов. Этот единственный.
Она пытается взять сына за руку, но тот выдергивает.
— Артем, не может, у нас дела, — произносит в итоге.
Сам пацан так и молчит. Вокруг полно разных звуков, проезжают машины, где-то кто-то переговаривается, дети выходят из здания, и бегут мимо нас. Но у меня ощущение, что мы все замерли в этом моменте. Напряжение лишь растет, и кажется, любое движение кого-то из нас приведет к моментальной детонации.
Но она происходит все равно:
— Я никуда с тобой не пойду, — звучит оглушающе, хоть и тонким детским голосом. Я вижу, мальчик немного смягчается после того, как я его с собой зову, но все же он, по-прежнему, обижен. — Ты мне никто, — добивает хмуро.
Черт. Он в курсе? Лиза ему все рассказала или же это эмоции?
— А вот ты мне очень даже кто. Может тогда, когда у вас не будет дел, поговорим?
Артем пожимает плечами, все еще сдвинув брови.
— Да, в другой раз. Хорошо вам… посидеть. Мы пойдем, — Лиза обнимает сына в попытке увести, но тот скидывает руки матери.
И больше ничего не говоря, отворачивается и сам уходит.
Жесть ситуация.
Лиза качает головой и бежит вслед за сыном. Они садятся в поджидающее их такси.
А я перевожу взгляд на Федю.
— Я их где-то видел, — произносит сын. — Кто это, папа? Почему мальчик говорил, что ты ему никто? И почему ты должен быть ему кем-то?