Вадим
Потираю ладонями лицо.
Жесть.
Лиза выбежала стремительно, испугалась. А я до сих пор пытаюсь понять, что это, черт возьми, было?
Мощным ураганом вырвало из реальности и перенесло в прошлое — в тягучий туман: я стою посреди помещения.
Светлого, но за окнами темень. И в башке темень.
Я определенно держу в руках лист бумаги, буквы расплываются, но в мыслях отголосками только что прочитанное. Не все, пара фраз, слова наперебой. Путаница, но я запоминаю ощущение. Это письмо, о котором говорила Лиза. И то, что я чувствую, медленно убивает через время и расстояние. До сих пор по венам что-то жгучее расползается, выжигает кислотой, до сердца вот-вот доберется.
Уничтожит.
Я испытывал эмоции во время поцелуя с Лизой те же, что и три года назад. И видимо, в день, когда потерял память.
Безысходное чувство потери и дикое желание вернуть свою семью.
Свою семью.
Хватаюсь за голову.
Каждый раз после такого приступа мучают головные боли.
Но сейчас штормит особенно сильно — обычно вместо воспоминаний лишь обрывки еле уловимых чувств, иногда что-то неосознанное вылетает, как с Лизкой.
Лизок, Лизка.
Я так ее называл?
Но впервые я не только ощутил, но еще и увидел хоть что-то из прошлого. Картинка расплывалась, но даже такую, мутную, я теперь держу в памяти, будто боюсь, что ускользнет.
Я не очень хорошо рассматриваю обстановку. Кажется, передо мной светлый шкаф и стена. Черт, это холодильник. Письмо висело на холодильнике?
К сожалению, больше нет информации.
Лишь пара мыслей, которые тогда промелькнули. Но подробностей кот наплакал, как ни ройся в памяти.
Долбаная авария!
В сердцах бью по рулю:
— Какого хрена?! — практически рычу, снова вызверяюсь. — Почему я ни черта не могу вспомнить?
Еще удар, второй, джип издает сигнал, и я откидываюсь на кресло.
Черт. Эмоции, Вадим. Это тебе совершенно не присуще. Да что с тобой?
Через десять минут важное совещание.
И нужно быть внимательным, как никогда.
Будь добр, Соколовский, соберись!
Медленно вдыхаю и выдыхаю.
Я готов. Готов к совещанию. А вот ко всему остальному нужно еще подступиться.
Но отпускать Лизу я теперь не намерен.
Она вернулась в город. И кажется, таким образом жизнь мне подкинула шанс ее удержать.
Но я им, черт возьми, не воспользовался.
На совещание пребываю в полностью боевом расположении духа. Не удерживаюсь, нахожу глазами Лизу — она сидит с настороженным видом. Все присутствующие пересматриваются и молчат.
Аксенов сегодня не в духе?
Он оглядывает подчиненных мрачным взглядом. И начинает озвучивать причину, по которой нас всех созвал. Собственно, для меня все это не настолько новая информация, как раз с моей подачи и началась заваруха. Подозрения о конкурентах и раннее не раз всплывали, кто-то явно желает перехватить наш проект.
Да еще и на финальном этапе, когда все черновые работы будут окончены. Если все так, то это удар в первую очередь по нашему престижу. Помимо финансовой задницы. И потерянного времени всем коллективом.
Допустить этого никак нельзя.
Что мне не особо нравится — Савелий сегодня впервые на Лизу смотрит хмуро. Задает ей вопросы с подковыркой, на которые девушка, кстати очень достойно ответ дает.
В очередной его обвинительный упрек не могу промолчать:
— Эти документы не в компетенции Лизы. Она их видела лишь мельком и не полностью. Они только у меня, а у нее на руках даже копий нет.
Образцова вскидывает на меня взгляд:
— Я и сама могу ответить, — поднимает подбородок, вся собирается. — Нет, Савелий, я не сливала информацию, если все ваши упреки звучат лишь с целью меня на чем-то поймать. И насколько понимаю, доказательств того, что кто-то наш проект перехватил, тоже не имеется. Так может, не нужно обвинять раньше времени, да еще и бездоказательно?
— Я никого ни в чем не обвинял. А лишь предупреждаю. Простите, Лиза, если обидел, — сдает назад Савелий, он осматривает всех и повторяет, благо, теперь не выделяя Образцову:
— Конкуренты пока что почву прощупывают. И подкатить могут к любому из вас. Если вы будете… а я обращаюсь ко всем присутствующим… — Савелий замолкает, я поднимаю брови. — За исключением, конечно же, Соколовского. Если вы будете замечены в чем-то, что укажет нам на слив, что поставит наш проект под удар, не ждите пощады. Это ясно?
Смотрит этот черт опять на Лизу.
Аксенов Лизе не верит?
Чувствую укол совести, ведь сам его когда-то насчет Образцовой накрутил. Влил Савелию в голову, что она обязательно подставит. А теперь, хоть и нет оснований менять точку зрения, а все же, считаю, Лиза бы не стала.
Я не очень хорошо ее знаю, но теперь склоняюсь к тому, что достаточно. И отчего-то верю ей.
Все, что мне было известно, сейчас рушится, как карточный домик. И с каждым днем я все больше и больше сомневаюсь в своих убеждениях.
Все, словно под другим углом. Как будто меня переставили на другую точку в схеме, и вся ситуация в корне меняется. Отсюда лучше видно детали.
И самое паршивое — ощущение отныне складывается, что это не Лиза, а я… Я налажал тогда. Три года назад.
И пустота внутри давит на грудную клетку.
Разрастется и выломает нахрен.
— Эту и следующую недели работаем в поте лица, — подытоживает встречу Аксенов, передает слово мне, я обозначаю основные тезисы, даю задания, и Савелий снова поясняет:
— Мы меняем изначальный проект, усовершенствуем. С тем, что мы предложили, заказчик согласен. И у нас мало времени, чтобы все осуществить в срок. Если надо — нужно будет ночевать в офисе. Соколовский и так уже практически, — усмехается. — За это и ценю его как партнера. Берите пример. Да, это, конечно, будет оплачено. Всем ясны задачи? Вопросы имеются?
Народ шепчется, кто-то кивает, кто-то уточняет по делу, а кто-то возмущен — как быть с отпуском, раз продлевается проект. Билеты куплены, все запланировано. На что Аксенов сжимает губы и отвечает довольно строго.
Я молчу, жду, что Образцова воспротивится. Это было бы логично, все-таки трое детей. Но она сосредоточенно слушает и никаких эмоций не выдает.
— Лиза, задержитесь, — обращаюсь к сидящей напротив девушке, пока остальные заняты обсуждением графика и перестройкой этапов. — Мне нужны итоговые расчеты. Будут кое-какие пояснения.
Образцова переводит на меня взгляд, коротко кивает.
А когда все расходятся, так и остается сидеть, опустив голову в документы. Я закрываю дверь за Аксеновым и медленным шагом подхожу к Лизе со спины.
Стою, наблюдая, как девушка замирает. Вся выпрямляется и немного поворачивает голову в мою сторону. Волосы ее собраны в хвост, я вижу тонкую шею, вижу насколько хрупкая Лиза, она напряжена до предела. И это из-за меня.
Уверен, новые углубленные расчеты ее пугают не так, как я.
Не знаю, какая меня ждет реакция. Но я должен ей наконец сказать.
Не вижу другого выхода.
Отодвигаю стул рядом, ножка цепляет напольное покрытие и издает скользящий звук. Сажусь и неожиданно для Лизы, разворачиваю ее к себе, заодно, поправляя и стул.
— Посмотри на меня. Лиза, посмотри.
Она медленно переводит взгляд. Взмах ресницами и вот я снова тону в ее светлых глазах. Два озера, с кристально чистой водой. Утонуть можно. Окончательно. И даже воздуха не нужно.
— Мы не договорили, — произношу хрипло.
— Да. Тебе нужны были цифры, — говорит она словно севшим голосом. — Вот, это финальные.
Образцова слишком резко протягивает лист, но я его не беру, а кладу свою руку на ее.
— Уверен, в расчетах все в порядке.
Удивление в глазах, испуг. И немой вопрос.
— Лиза. Я хочу извиниться перед тобой.
Она хлопает ресницами, сжимает пальцы и кивает:
— Извинения приняты. Больше так не делай, это неправильно. Между нами не должно быть никаких поцелуев, потому что…
— Не за поцелуй.
Снова замирает. Я ловлю каждое ее движение, пальцы холодные, я их теперь сам сжимаю, девушка тут же словно отмирает от моих движений и пытается руку выдернуть, но я не даю.
— Я вел себя как идиот, Лиза. Прости меня, пожалуйста.
— Хорошо, Вадим. Но мне нужно идти…
Она резво поднимается с места, но я встаю за ней, ладонь не отпуская. Лиза выдыхает, ее ритм сбивается, мы близко, я могу чувствовать ее. Я хочу этого.
— Мне… совсем неважно, чьи это дети, — говорю упрямо, не давая Образцовой и шагу отступить. — Я считаю их своими. И не хочу больше ничего знать. Они мои. И Алиса тоже. Точка.
Лиза рот приоткрывает, чтобы что-то сказать, но я качаю головой, поднимаю ладонь свободной руки, останавливая жестом. Не хочу сбиваться с мысли, хочу, чтобы Лиза поняла, почему так происходит.
Я сам запутался. И она нужна мне.
Нужна.
Даже если я ей больше не нужен.
— Я не знаю, были ли у меня когда-то чувства к Злате.
На этих словах глаза Лизки наполняются слезами. Мне хочется тут же девушку обнять.
Лизку. Мою Лизку.
Лизка, Лизок.
В голове звучит ласкательные прозвища, и я теперь уверен, так и называл ее когда-то. Именно поэтому в порывах вылетает. Как в том телефонном звонке, когда впервые позвонил не по плану, как на парковке, когда пытался ее удержать, как в порывах в темноте квартиры…
— Понятия не имею, какие у нас были отношения со Златой. И к моему большому сожалению, не знаю, что я чувствовал к тебе.
— Я не понимаю, — шепчет она.
Больше не врывает мою руку, напротив, сжимает мою ладонь пальцами. Больше чем уверен, что неосознанно. Лиза пытается держаться, ей больно.
Я только сейчас это осознаю. Как и то, что у нее тоже есть ко мне чувства.
И самое ясное, что сейчас чувствую — я дебил. Полный. Что не замечал этого.
Что долбил стену, когда как рядом была дверь. Но теперь она закрыта.
Я верил в то, что было на поверхности, отсекая любые другие варианты.
— Зачем ты это говоришь? — срывается с губ.
— Я все объясню, Лизок. Послушай…
— Давай не будем, Вадим…
— Будем.
Лиза замирает. На некоторое время повисает молчание. Воздух искрится самым высоким напряжением. Одно слово, один миг, и все взлетит на воздух.
— Ты никогда ни к кому ничего не чувствовал? — пытается разгадать мою главную тайну. Но я качаю головой. Пора.
Сейчас, или никогда.
— Я не знаю, Лиза. В той аварии, когда я за вами ехал, — говорю, чувствуя, как виски простреливает пульсацией. Спазм сдавливает грудную клетку, но я продолжаю говорить: — В той аварии, три года назад, я потерял память. И не помню ни тебя, ни детей.