Ты изменяешь ей со мной (СИ)

Глава 7

Вадим

Примерно три года назад

Черт. Башка раскалывается так, будто по ней бульдозером проехались.

С трудом разлепляю глаза — яркий свет моментально отзывается новой вспышкой мигрени. Пульсирует адски.

Самое идиотское то, что я ни черта не понимаю. Ни где я, ни что произошло.

В ушах начинает звенеть, дико, до колик. Пошевелиться я могу, тело чувствую, но самое хреновое — подняться без вариантов. Как будто кто-то прибил гвоздями к постели. И прямо сейчас долбит кувалдой, добивая.

— Вадим Александрович? Вы меня слышите?

Звон нарастает. Это ко мне обращаются? С хрена так официально?

Резкий звук моментом долбит по вискам — скрежет металла, звон стекла, удар, невесомость.

Это все не снаружи происходит — внутри.

Но реакция на это все же следует — тело содрогается в диких судорогах. Кажется, прямо сейчас сдохну. Но длится, благо, это не долго, постепенно отпускает.

Черт, что это было?

Взгляд упирается в размытое пятно, которое, по-видимому, является врачом. По мере того, как глаза привыкают к обстановке, все вокруг постепенно приобретает более четкие очертания.

И все же двоится.

— Спокойно, болевой синдром возможен в вашем состоянии. Вы меня видите? Моргните?

С трудом, не сразу, но отвечаю на просьбу.

— Тело чувствуете?

Снова моргаю.

— Отлично. Ну что, добро пожаловать, на нашу грешную землю, Соколовский. Ты нас немало напугал, парень. Мои ребята с того света тебя вытянули, в рубашке родился. И все же, в следующий раз советую пристегиваться.

Его слова воспринимаю не сразу. Но постепенно доходит: тот звон в ушах — это звуки аварии. Черт. Я однозначно попал в автомобильную катастрофу. И, видимо, был не пристегнут.

— Как зовут, кто такой, помнишь?

Сосредоточившись, киваю. Имя не вызвало отторжение, оно определенно мое. И все же странно, что врач задает такие вопросы.

— Повреждена часть тканей, черепно-мозговая травма не шутки, — предугадывает он мои вопросы, — удар был мама не горюй. Но все не так страшно, по сравнению с тем, что тебе грозило. Пришлось в кому ввести. Но показатели улучшились. Понаблюдать придется и отпустим. Разумеется, когда в себя придешь.

Врач продолжает говорить, а я все больше не понимаю, о чем он.

Пытаюсь вспомнить аварию, но тут провал. Отдельными эпизодическими вспышками появляются картинки в голове. Последнее, что я помню — на днях проект завершил, фирма маленькая, но я намерен раскрутить ее до нормальных масштабов. Помню, что после офиса сел за руль. Но доехал ли домой в целости — вопрос.

Вспоминается, что я влепился в КамАЗ, он на встречку вылетел, я тогда ударился головой, но отделался легким испугом.

Да, была авария, но ощущение, что речь не о ней.

Вырывает меня из мыслей фраза врача, брошенная будто небрежно.

— Да, кстати, тебе сын видеообращение передал. Твоя мать сказала, он на лечении заграницей, она с ними общается. Операция прошла успешно, можешь не переживать. Скоро обниметесь. Но сам пацан волнуется, всей правды ему не сказали, пообещали, как только проснешься, покажут его привет. Выполняю.

Врач достает телефон, включает видеозапись, разворачивая ко мне экран. Я не могу разобрать, кто там. Одно ясно, это ребенок.

Но дело вообще не в содержании, хотя слова звучат трогательные. Особенно там, где мальчик добавляет, что он и его мама меня очень любят. И он ждет, когда мы снова вместе проведем время.

Все это мило, но…

Какой еще нахрен сын?

— Мужчина, который тебя обнаружил, уверял, что ты бред нес. И просил Лизе позвонить. Докладываю, Лизе мы не дозвонились, как выяснили, это жена, но ее телефон отключен. Все объяснила твоя мать, которой мы позвонили после. Вы с Елизаветой в разводе. Это из-за нее ты в столб въехал? Серьезно, не стоит оно того.

Сын? Жена?

Откуда, мать вашу.

А та девушка, мать пацана, с которой, по его словам, мы наконец-то снова все вместе… Это вообще кто?!

Что происходит?!

— Не переживай, твои уважаемые родители, — мужчина усмехается, — очень просили об аварии не распространяться. Конкуренты не дремлют, как говорится. Не было известно, выкарабкаешься ли, но ни мы, ни родители не сообщали ни про аварию, ни про то, кто в нее попал. Так что проблем с бизнесом не будет. Можешь быть уверен. Ничего в СМИ не просочится. В офисе для всех ты на отдыхе.

Конкуренты? Серьезно? Мы кого-то напугали одним мелким проектом?

И Лиза… Приходит на ум одна Лиза. Красивая высокомерная стерва, студентка, учится на факультете, который и я окончил. К ней не подойти. Пацаны говорят, пытались ее развести — не вышло. Почти не пьет, пристающих отшивает. Зачем я просил ей звонить?

Ни черта не ясно. От попытки понять, и хоть что-то вспомнить из того, что говорит врач, по новой начинает болеть голова.

Жмурюсь от очередного приступа.

— Ладно. Отдыхай пока. Сейчас введем обезболивающее, потерпи, так бывает. И поспи.

Слышу, как кто-то подходит, после манипуляций, чувствую, как тело заполняет тяжесть.

Вскоре я действительно отрубаюсь, надеясь, что когда проснусь, весь этот бред окажется сном.

И не будет ни жены, ни сына, ни звонков Лизе, которая бы наверняка даже не вспомнила, кто я.

Но когда я прихожу в себя снова, реальность долбит новыми фактами.

Пообщавшись со мной, врач собирает консилиум. И вот тут я в очередной раз прихожу в шок. Нет, все его слова не чей-то бред. Дети у меня есть, как и бывшая жена. А еще я владелец крупной компании.

Начинается поток людей в халатах, вопросы, вопросы, вопросы.

И один ответ — у меня посттравматическая амнезия.

Я ничего не помню до того момента, как попал в аварию. Но не ту, которая произошла месяц назад.

Как объяснил специалист, явление крайне редкое, но мозг словно зацепился за предыдущий немного схожий случай. Был удар, была авария. Произошел «откат». И воспоминания после как будто стерты.

То, что я звал Лизу, которая действительно, как выяснилось моя бывшая жена, тоже вполне объяснимо. Сразу после аварии, как бывает в редких случаях, я мог все помнить. Накрыло после. Возможно, даже спустя пару минут.

Показания того мужчины с дороги вполне этому соответствуют. Он говорил, что в какой-то момент я перестал сам понимать, какой Лизе просил позвонить. И сказал, что я ее потерял. Кого — ее, не ясно. Но по все видимости, память.

И вместе с ней выпали из жизни почти шесть лет.

Шесть лет, вашу мать!

Но самое хреновое во всем этом — никто не дает гарантий, что память когда-нибудь вообще вернется.