Лиза
— Мама, поедем купим пиццу?
— Хорошо, — киваю. Все еще в своих мыслях варюсь, не могу сосредоточиться. Но отвечаю: — Как раз Инга там с девочками, скажу, чтобы нас подождали.
Артем кивает, надевает наушники и отворачивается к окну, Дашка хмыкает. Она любезно вызвалась меня подвезти за сыном, а торговый центр как раз по пути к дому. Когда мы подъезжаем, она все же задает вопрос. Видимо, он ее мучил все это время.
— Лиз, а эта Инга… Она вообще нормальная? Странно так отвечала. И смотрела. — Дашка оглядывается на Артема и говорит тише. — Дети ее вроде любят. А своих у нее нет?
— Нет, своих нет.
— Ясно. Всегда было интересно, как няни, которые круглые сутки с чужими детьми в чужой семье, свою жизнь налаживают.
— У меня некого уводить, — качаю головой.
— Но я бы на твоем месте все равно рассмотрела вариант женщины в возрасте в качестве няни. Ладно, забей. Иногда и молодая няня не нужна, чтобы сходить налево.
— Даша, как ты со всем справляешься? — говорю без конкретики. В машине Артем, при нем я не могу говорить открыто. Хоть он сейчас нас явно не слышит. — Я с ума схожу просто от того, что боюсь снова окунуться в прошлое. А как ты с этим миришься?
Шумова наверняка меня понимает. Бросает взгляд и смотрит снова на дорогу.
— Не справляюсь, Лиза, — говорит она. Качает головой. — Конечно, я знаю, что ты хотела сказать. О похождениях Дена я уже в курсе. Когда-то надеялась, что мне кажется. Сама оправдания ему придумывала. А потом все поняла. — Она делает паузу. А потом добавляет тише. — Поэтому я хочу развестись. Но есть проблемы.
— Какие?..
— Он меня не отпустит. И давай закроем тему. И так тошно от этого.
— Хорошо, прости.
Надо же как бывает. Меня всегда настораживал Дэн, он из тех, кто нравится женщинам, и подруга всегда выворачивалась наизнанку, чтобы ему соответствовать. Хотя я не понимала, зачем ей это нужно.
Подруга и так красавица. Любой был бы счастлив на месте ее супруга.
Да и потом, разве можно находиться в браке с тем, кому не доверяешь?
А Дашка определенно что-то подозревала.
И вот, выясняется, что она и уйти не может по своей воле.
Больше мы не говорим. А вскоре Шумова высаживает нас у торгового центра. Мы обещаем друг другу обязательно еще созвониться, и она уезжает. А я спешу в развлекательную зону, взяв Артема за руку.
Но он еле ноги переставляет. Что-то недовольно бурчит на мою просьбу «давай, быстрее».
— Ты же сам хотел пиццу, чего плетешься?
Я только сейчас обращаю внимание на Артема. Он выглядит подавлено. И собственное раздражение стихает — становится стыдно. Разглядываю сына, и сердце щемит.
Артем, в принципе, бывает задумчив, но решаю поговорить. Хмурюсь:
— Что-то произошло?
— Нет.
— Артем, ты можешь мне рассказать, если…
— Мама, ничего не произошло!
Вздыхает и поднимает глаза:
— Он сегодня днем не позвонил Арише.
Сразу понимаю, что речь, конечно, о Вадиме.
— Ее это… расстроило?
— Нет. Но я слышал вчера, что он позвонит в обед, но не звонил.
— У него были дела, возможно. Хочешь ему позвонить сам?
— Нет.
— Артем, если у тебя появляется желание общаться с ним…
— Нет, мама, я не хочу. Просто он обещал.
Вздыхаю.
В другое время я бы попыталась снова пробиться, но сегодня ужасно устала. Завтра. Я попытаюсь завтра. Сегодня никакого заряда не хватает от угнетающих новостей.
Комом в горле стоит обида на Соколовского, не отпускает. И к сожалению, сейчас роль заботливой матери дается мне с большим трудом. Я лишь ее изображаю. Довольно поверхностно.
И признаться, даже рада, что мне не приходится участвовать в постановке картины «папа вас очень любит, но он бывает занят».
Только не сегодня.
Не сейчас, когда в голове крутится беседа Соколовского и Аксенова по сотому кругу.
Купив пиццу, мы присоединяемся к Инге и девочкам. Они играют на детских надувных горках. Артем идет на аттракцион, а я присаживаюсь за столик, расположенный тут же.
Девочки визжат, скатываясь с горок, Артем тоже катается. И даже прыгает в мягких кубиках. Но в отличие от девчонок, на его лице нет улыбки.
Не представляю, что будет с детьми, когда они снова разочаруются в отце. Ведь даже сын, пусть и не раскрывает объятия для контакта, но хотя бы некоторые его эмоции я могу считать.
Он рад, что в его жизни снова появился отец. Вот только ему, в отличие от добродушной Ариши, нужно больше подтверждений, что он сам этому отцу нужен.
Надо бы отвлечься, пытаюсь усиленно, но не могу избавиться от навязчивых мыслей,
Что-то не так. Что-то определенно не сходится.
Если бы я просто ушла, если бы не вынужденная встреча с Аксеновым и Вадимом после, я бы так и была уверена, что все услышанное правда.
Тогда к чему был этот участливый взгляд Вадима? Не выходит из головы, как тот противостоял Аксенову из-за меня.
А вдруг не так поняла диалог? Я ведь слышала всего отрывок разговора.
Может, быть это абсурдно, может, как Даша когда-то, всего лишь хочу найти Соколовскому оправдание. Нелепое, дурацкое. Но все же подруга права.
Нам нужно поговорить.
Откровенно поговорить.
И если он мне соврал про свою память, если он полон ненависти ко мне, и все, что ему нужно — Злата и его новая семья, то я это пойму. И приму. Не подслушав за углом, а в глаза взглянув.
Я готова выслушать Вадима, и если увижу, что нужна ему — высказать то, почему болит.
А если подтвердятся мои опасения — так тому и быть. Жизнь продолжается.
Должна сделать это в первую очередь для себя.
И мне больше не нужно куда-то уезжать для понимания, что именно чувствую. Пощечины судьбы и годы самоистязания научили разбираться в самой себе.
Этим отличается та Лиза из прошлого, которая увозила с собой ворох невысказанных обид и… сегодняшняя я.
— Ты чего, Лиз? — хмурится Инга, замечая в моем настрое перемены.
Хочу ответить, но вдруг звонит телефон.
С удивлением бросаю взгляд на экран — там светится имя вызываемого «Аксенов Савелий». Еще не ожидаю большого подвоха и отвечаю на звонок, считая, что у него уточнения по проекту.
Мы же недавно виделись, что могло измениться?
А когда слышу, что именно он говорит, сердце замедляет ритм.
Все вокруг смазанным фоном становится.
Как это выходит из проекта? Один? А Соколовский остается?
Ничего не понимаю.
Я подставила компанию?
Да, Вадим предупреждал, но ведь нет никаких доказательств, что это я.
Какие штрафы и неустойки?
Какое дно он мне обещает, если я сама не уйду?
И самое убивающее, что в голосе Аксенова наряду с яростью сквозит разочарование. Он, действительно, уверен, что я подставила.
Должны быть основания.
Но… даже если со временем разберутся, что это ошибка… я никак не могу уйти. Маме лучше, но поддерживающая терапия будет длится еще некоторое время, это немалые суммы. У детей дополнительные занятия, я копила на съем отдельной квартиры.
Разрыв договора означает оплата неустойки, потребуют с меня.
Это же несколько месяцев работы…
Кладу телефон и некоторое время пялюсь перед собой. А потом пересказываю, что только что услышала, скорее от шока делюсь. И не сразу замечаю, как бледнеет сама Инга.
— Ты, говоришь, он обвиняет тебя в слитых эскизах? Что они точь-в-точь похожи на те с помарками, которые ты показывала им, приводя расчеты?
Киваю.
— Лиз…
Вдруг понимаю, что Инга задает вопросы не просто так.
— Ты что-то знаешь? — поднимаю глаза.
— Я не уверена, то есть, я не знаю. Думала, все не так, Господи, я… — она прикрывает рот ладонью.
Мне приходится подсесть и встряхнуть ее за плечи. Инга, смотрящая сквозь меня, наконец фокусирует на мне взгляд.
Дети снова просят пить, даю им воду, Алиса рядом играет с плюшевым медведем, тянет за руку, но я на атомате ей отвечаю, что обязательно поиграю, через пару минут присоединюсь. И снова смотрю на Ингу.
— Лиза, послушай, — мотает головой она. — Только выслушай. Я думала, он ищет талантливого сотрудника, а тебе как раз была нужна работа. Ты ведь еще тогда говорила, что тебе сложно работать с Вадимом, что вам придется часто пересекаться и на других проектах. И я решила тебе помочь. Я не хотела, Боже мой, какой он мерзавец. Прости, Лиза, я такая дура. Что я натворила…
Инга обнимает себя за плечи, в ее глазах стоят слезы. А я выныриваю из оцепенения.
— Что происходит? — колотится теперь внутри так, что дрожат руки. Кажется, все вокруг звенит, не только под ребрами.
Она часто кивает:
— Я расскажу. Расскажу.
Берет свой стакан и пьет большими глотками, а затем оставляет его, звучно зацепив дном столешницу. И начинает говорить:
— В тот день, когда ты пришла под утро, помнишь? Я хотела тебе помочь, просто помочь, а он попросил показать твои работы, мол нужно узнать, подходишь ли ты под требования. Что ты вообще умеешь. А у тебя папка лежала с набросками. Я считала это просто черновики, ничего важного. Он попросил, а я сфотографировала.
— Что?! Что ты сделала? Ты же…
Вдруг кажется, я во сне нахожусь. Все слова Савелия и Вадима складываются в пазл.
Мои эскизы. Мои эскизы слиты, с помарками. Не Вадима.
— Я думала, что помогаю… Прости меня, Лиза.
По щекам Инги катятся слезы. Она не играет, но и я далека от того, чтобы сдерживаться.
— Кто он?
— Я ведь ему верила… Какая же я дура…
— Кто?! Кому ты верила?
А потом все понимаю. Даже без озвучивания вслух. Вспоминаю, как Инга попросилась уехать в тот день. Как кусала губы, как говорила, что все будет хорошо. Я считала, она едет для разговора, чтобы порвать со своей больной любовью.
— Вы не расстались тогда? — говорю севшим вмиг голосом. — Ты поехала к Дэну? Это он просил эскизы?
Инга испуганно кивает.
— Да, это… Дэн. Он бросил меня позже… — из груди девушки вырывается всхлип. — Когда я стала ему… не нужна. Видимо. Ведь дело было сделано. Я бы ни за что не стала тебя предавать, я считала, что помогаю. Ты была так права, не нужно было ему верить.
Инга снова и снова вытирает слезы. Да, я знаю, что она это сделала ненамеренно. Иначе бы не стала сейчас признаваться. Для нее раскрывшиеся факты тоже полная неожиданность. Но я все равно нахожусь в шоке.
Господи, я была уверена, что это Злата. А оказалось…
— А где Артем? — вдруг слышу сквозь гул в ушах.
— Вот же, на площадке, — поворачиваю голову.
Только что ведь крутился на глазах, окликал меня. Я отвечала. Все это время в поле зрения попадал. Но сейчас и сама понимаю, что его не видно.
— Может спрятался в замке надувном. Артем! — кричу, поднимаясь и быстро следуя к горкам.
И хоть надеюсь, это просто игра, предчувствие плохое.
Я отвернулась ненадолго. Удрать можно бы было только намеренно. Но зачем это Артему?
Не мог же он убежать в самом деле?
Вот же девчонки играют.
Я зову Аришу, Алиса крутится тут же.
В мыслях моментально вспыхивает, каким подавленным выглядел сын. Может, спрятался там.
— Ариша, ты видела Артема? Где он? Вы в прятки играете?
— Он играет в прятки? Я тоже хочу!
— Нет, милая, не играет, просто скажи, где он?
— Тема сказал, папа придет. Потом не поняла. А что?
— Папа?
— Он его забрал? Почему не меня?
Мотаю головой, давя подступающую тошноту. Оставляю девочек с Ингой, она тут же забирает Алису на руки. Ариша что-то спрашивает, Инга берет ее ладонь в свою.
— Я присмотрю, он не мог далеко уйти.
Потрясения закидывают один за одним.
Все прочие проблемы просто отходят на второй план.
Да, я была потрясена, несколько секунд, как это могло произойти за эти несколько долбанных секунд?
Я судорожно бегаю от одного аттракциона к другому, зову, оглядываюсь, расспрашиваю. Паника охватывает, в горле ком, по вискам отчаянно колотит тревога. А я вдруг понимая, что теряю драгоценное время.
Бегу на охрану, у них наверняка есть мониторы, и параллельно набираю номер.
Если Артема увел Вадим…
Он ведь говорил, что хочет отвезти детей матери. Не знаю, почему не выбрал для этих целей Аришу. Видимо, потому что она бы бурно радость выражала и сдала бы его. Поэтому был выбран молчаливый Артем?
Черт. Черт!
И я еще хотела с Вадимом поговорить?
Какая же я идиотка!
Страх становится осязаемым. А если не с Вадимом? Пусть лучше с ним, Господи, только пусть его жизни ничего не угрожает! Кажется, я понимаю, что такое по-настоящему сходить с ума. Отчаяние в каждой клетке.
Но Артем сам не мог. Не мог.
И Ариша сказала, брат перед исчезновением упомянул Вадима, и что тот придет.
По спине бежит липкий страх. Я не знаю, какой вариант верный, но ни один не становится спасением. А что если Соколовский со своей матерью намеренно это сделали?
— Как ты мог? — кричу в трубку. Сжимаю устройство, что есть сил.
Могла бы — раскрошила телефон вместе с хозяином голоса, который будничным тоном произносит: «Слушаю». Тревога охватывает полностью, дышу с трудом.
За что они так со мной?
Что я им сделала?
Почему они меня так ненавидят, как совесть им позволяет втягивать детей?
— Я все объясню, Лиза… Успокойся только…
Объяснит? Господи, Артем с ним? Все-таки с ним?
Я все же готова выдохнуть. Но ненадолго.
— Где Артем?
Молчание, которое звучит в трубке протяжной разматывающей тишиной, кажется мне вечностью. И вскоре я готова биться в очередной истерике.
— Почему ты спрашиваешь? — спрашивает Вадим обеспокоенно. — Что с Артемом? Он разве не должен быть с тобой?