Лиза
«Я просто хотел проверить».
«Федя говорил, что папа супермен. И чтобы я убедился в этом, нужно было уйти. А папа бы нас нашел и спас… Мы в школе договорились, а потом он за мной пришел. Сказал, все получится, и папа должен выбрать, кому из нас помочь».
«Мамочка, что с ним?»
«Почему ты плачешь, мамочка?»
«Мамочка, я не хотел…»
В голове по кругу сбивчивые слова Артема.
До сих пор в тумане все эти дни, я передвигаюсь с трудом, кажется, все мое тело — кусок свинца.
Я его ношу вынужденно. А внутри печет от тоски и боли.
Так все закрутилось, перемешалось… То, на что глаза закрывала, решая проблемы «потом» разгрузить, вылилось в ужасающие последствия.
И оказалось, все связано.
И мое недоверие Соколовскому, и замкнутость сына, который очень хотел, но не мог выразить свои чувства к отцу. Привлекал внимание Вадима так, что мы не замечали.
Мы не осознавали, как сильно раним.
Эти дни я общалась с таким количеством людей, что сбилась со счета.
Полиция, психологи, психиатры, врачи. Инспекторы по делам несовершеннолетних. Не запоминая имен, я рассказывала все, как есть. И готовилась к самому худшему.
Но удивительно, никто на этот раз моих малышей не грозился отобрать. Хотя я сама себя винила немыслимо. И обнимала, обнимала, обнимала детей.
Целовала их в макушки, говорила, как люблю. И что всегда буду.
И что папа их тоже, я твердила не переставая.
И жалела, что сама не сказала Вадиму самого главного.
«Я хочу ему позвонить», — однажды попросил Артем, но я покачала головой. И не потому что не хотела общения отца и сына. А потому что сейчас это было невозможно.
— Он проснулся и звал вас, — вздрагиваю, поднимая глаза.
Когда мне сказали, что Соколовский наконец-то пришел в себя, я себе места не находила. Очень хотела его увидеть, но меня… не пустили.
Я все равно к нему приезжала.
Просто сидела в холле, ловя врача, пытаясь пробиться через охрану. Чтобы узнать хоть какую-то весть о Вадиме. И кое-что мне удалось.
И вот сейчас врач предлагает накинуть халат и пройти с ним в отделение.
В палате, как и во всей больнице сильный запах лекарств, только тут он еще с примесью чего-то более страшного. Как будто сама смерть блуждала по палате в раздумьях. И к счастью, ее покинула. Но оставила свой неизгладимый отпечаток. Выдыхать рано.
Но врач говорит, самое плохое позади.
Я подхожу к кровати, на которой полулежит бледный Соколовский.
Он смотрит так пристально, что по щекам начинают катиться слезы.
Я его чуть не потеряла.
Навсегда.
Даже не верится, что снова могу ему в глаза посмотреть.
Все наши разногласия сейчас кажутся такими незначительными. И пусть по-другому я бы не могла, но все же очень многое пересмотрела, взглянула под другим углом.
Простила ли я?
Да.
Еще до того, как в город вернулась.
Могла бы я ему доверять снова? После всего?
Теоретически на такой вопрос невозможно ответить.
Но сейчас важнее другое.
Вадим спас Артема. И Федю.
Пожертвовав собой.
Я теперь навсегда ему благодарна.
Но шанс нам я готова была дать и раньше. Когда хотела поговорить с Вадимом, а не руководствоваться эмоциями и услышанным обрывком разговора. Я была готова выслушать его, даже несмотря на то, что все выглядело определенно.
Сердце не верило, что он со мной играет.
И сейчас стучит так часто, что кажется, пробьет дыру.
— Привет, — вытираю с лица мокрую дорожку.
Пытаюсь улыбнуться, но эмоции не дают собраться. Вдруг чувствую, как Вадим за руку берет меня, сжимает мою ладонь холодными пальцами.
— Врач говорит, тебе лучше… Но ты нас очень напугал.
— Главное, что с детьми все в порядке. Мне рассказали, что произошло.
Киваю. Тот ужас, который я пережила, страх за ребенка, за его жизнь, навсегда останется со мной.
Мы какое-то время молчим, напряжение растет, атмосфера в палате неуловимо меняется. Покалыванием в груди дает о себе знать слабая надежда — я Вадиму не чужая. Иначе, почему он так на меня смотрит?
Соколовский проводит пальцами по моим, по телу дрожь проходит. Этот его жест уже говорит о том, что он не потерял память вновь. Правда? Я очень хочу в это верить.
Вадим сжимает мою ладонь и произносит, так же глядя в упор:
— Я так скучал по тебе, Лиза. Очень скучал.
Сердце совершает кульбит.
Тоже, тоже очень скучала. Но ком в горле никак не дает произнести это вслух.
Вадим жив. Его с того света вытянули.
А учитывая, что это не первая его серьезная авария, прогнозов вообще никаких не давали.
Готовили даже к тому, что он не только не вспомнит ничего из своей прошлой жизни, а вообще останется, что говорится, «овощем».
— Ты помнишь, как меня зовут, — наконец-то улыбаюсь. Его взгляд меняется, Соколовский сосредоточен и серьезен.
— Помню, — произносит хрипло. — Помню каждое мгновение, проведенное с тобой, Лиза.
Замираю.
Сердце готово из груди выскочить. Мир вокруг плывет, фоном становится.
— Ты… ты…
— Я все вспомнил, Лиза. Я был таким идиотом.
Он сильнее сжимает мою руку.
— И хочу, чтобы ты знала, никогда никого не любил, кроме тебя. И не буду. Прости меня, прости меня, пожалуйста… Если можешь.
Его взгляд проникает под кожу, импульсами по венам разносится.
Он отвечает на самый главный вопрос.
Когда меня не было в его жизни, в его мыслях, в его памяти, он не впускал в сердце новые чувства. И пусть все очень сложно по-прежнему, сейчас для меня очень важны его слова.
— Я давно простила тебя, Вадим, — говорю тихо и снова глотаю скатывающиеся слезы. — Давно.