Почти три года назад
— Вадим, мы очень по тебе скучаем.
Женский голос в трубке звучит почти с мольбой. Женщина словно ждет от меня поддержки. Ведь она не знает, что я ничего не чувствую. Я должен сказать что-то утешающее, возможно, ранее умел подбирать слова. Но сейчас не могу.
— Рад, что сын идет на поправку. Когда вы вернетесь, мы все обсудим.
— Что обсудим?
— Прости, я занят, вторая линия.
— Хорошо, я все понимаю. Вадим… — женщина делает паузу. Внутри все сжимается, чувствую себя козлом. Если я ее любил и что-то обещал, то сейчас абсолютно нет эмоций. Она для меня чужой человек. — Я люблю тебя, Вадим. Так сильно люблю.
Молчу. Что тут сказать? Впрочем, Злата умница, и не дожидается моей реплики:
— Надеюсь, мой вопрос решится, и я смогу вернуться. То, что сделала твоя бывшая… — снова умолкает. Я слышу всхлип, а потом встревоженный голос Златы: — Ладно прости, ты ни в чем не виноват. Я скучаю по тебе, надеюсь, твои родители смогут уладить то, что вытворила Лиза от злости за наше с тобой воссоединение.
— Тоже надеюсь.
Я и не вру. Чувств нет. Но я хочу все вспомнить. И если Злата мне в этом поможет, вернувшись, так тому и быть. Федя скоро прилетает из клиники с бабушкой, а вот его мать не может. Здесь у нее большие проблемы. Якобы она давала взятку, чтобы у Лизы отобрали детей.
Просто посудить, зачем могут быть нужны Злате чужие дети? Если бы их оставили со мной. Воспитывать детей от Лизы пришлось бы Злате. Либо это действительно, чушь и Злата ничего такого не делала, либо у нее доброе сердце. Не каждая примет чужих детей.
И да, я видел документы, отобрать детей хотели не просто так. Неужели я мог жениться на человеке, который потащил детей на опасную стройку? И в принципе, халатно относился к роли «мать»?
Уезжая, Лиза оставила заявление на Злату, и теперь у нее большие проблемы. Но мои предки разбираются, думаю, девушка скоро сможет вернуться.
А еще Лиза на мою мать заявляла, будто бы та детей украла. Моя мать? Бред.
И все же я поднимаю все документы, которые хоть как-то могут прояснить ситуацию. Хоть все довольно логично выглядит, и совпадает с тем, что говорит и мать, и Злата, но что-то внутри не дает покоя. Свербит, заставляет сомневаться.
Хреново то, что мне приходится делать вид — я в норме.
Это как случайно оказаться в будущем. Вроде бы с тобой все это время что-то происходило, но ты очутился в моменте, перепрыгнув через нормальный период.
И на фоне с гордостью за себя — моя фирма реально на высших позициях, возникает ощущение, что это сделал кто-то другой. Вот такие хреновые дела.
Помимо головняка с фирмой, в который я въезжаю, изучая бумаги и параллельно ведя дела, есть другие не менее важные проблемы.
Лиза.
Значит, я с ней все-таки замутил? И не только замутил, а женился!
Если верить матери, она девушка из простой семья, откуда-то из глубинки, куда в итоге и уехала после развода. Все ее приняли, а оказалось, ей нужны были только мои деньги.
Мать прямо, конечно, не говорит. Но намеков звучит достаточно.
На самом деле тонна информации, которая на меня падает сверху, придавливая, словно грудой металла, не дает относиться ко всему наивно. Все слова я делю ровно пополам, параллельно проверяя сказанное. Нахожу доказательства, убеждаюсь, что мне не врут, даже отцу не говорю, что провожу свое «расследование». Не потому что совсем уж никому не верю — просто все это слишком.
Жена, дети.
Один вне брака от женщины, к которой я вроде как вернулся после разлада с Лизой. Два в браке от аферистки.
Ни к одной у меня нет никаких чувств. И детей я совсем не помню, чтобы их… любить. Звучит отстойно. Но вместо воспоминаний из такого важного периода своей жизни в голове ноль картинок.
Наверно, я должен испытывать чувство вины, и где-то в глубине души оно есть. Но по факту, все люди, о которых рассказывает, в основном, мать — для меня чужие.
В груди вакуум.
И вот от этого по-настоящему хреново.
Чтобы меня не разоблачили, в офисе я свожу контакты до минимума. Все назначения встреч через помощницу, на беседы с партнерами соглашаюсь, только полностью изучив наши дела.
Разумеется, Лизе я тоже ничего не объясняю. Звоню ей иногда, и детям тоже звоню. Впервые услышав ее голос, возникает странное ощущение. Описать его я пока что не могу, да и память молчит. Словно волнение где-то вдалеке, тревога, как будто я хочу ей что-то сказать, но вот что и почему эта хрень тисками сдавливает внутри, черт его знает.
Мой врач утверждает, что мне не нужно пытаться все вспомнить. И грызть себя за это тоже не нужно. Я должен отпустить ситуацию и знакомиться со всеми заново. И если мне очень повезет, когда-нибудь, память начнет возвращаться. А пока что прогноз неутешительный.
И к тому, что восстановить в памяти ничего не удастся, я тоже должен быть готов.
— Папа, смотри, единорог передает тебе привет, — дочь, ее зовут Арина, машет плюшевой игрушкой перед камерой и забавно смеется. Артем убегает.
Сын, уже который раз после сухого привет и нескольких фраз, говорит, что у него дела и из зоны видимости исчезает.
Дела. Ему скоро четыре исполняется, какие у него могут быть дела? Впрочем, иногда он идет на контакт.
Меня умиляют эти карапузы, правда. Забавные. Но это как в гости к другу прийти и поразиться, как выросли его дети. А то, что эти сорванцы мои… Мои сорванцы…
Вдруг ловлю себя на мысли, что мне нравится их так называть. Обалдеть, конечно.
У меня есть дети.
Я, пожалуй, начинаю проникаться, все еще испытывая недоумение. Однажды, я даже звоню Лизе вне плана.
Да, все звонки, которые я должен совершать, чтобы поддерживать видимость обычной жизни, у меня внесены в личное расписание. А этот я делаю в порыве.
Хочу голос ее услышать. Как идиот звоню и чушь несу, а потом она кладет трубку.
Холодная, неприступная.
Да, я знаю ее именно такой.
Зря я ей позвонил. Скоро вернется Злата, и надеюсь, хоть что-то я смогу почувствовать.
Мать явно к Лизе настроена не очень хорошо, но в целом, не сильно высказывается. Говорит, я все пойму сам, когда вернется та, которая тоже родила мне ребенка. И связь с которой у нас была еще до Лизы.
Кстати, Злату я немного знаю, пересекались в общей компании. Не помню, чтобы западал на нее, но отмечал, что замутить с ней возможно. Правда, тогда я рассчитывал максимум на один раз. Но судя по документу, который я обнаружил, ее сын Федя реально и мой тоже.
А вот с Ариной и Артемом выходит жесткая накладка. Я начинаю привязываться к ним, даже однажды решаю приехать без предупреждения.
Только вот вскоре нахожу этот чертов документ.
И если я раньше ничего не чувствовал, то сейчас от прочитанного становится хреново. Не знаю, отчего так цепляет, какого черта внутри будто обрывается что-то.
Черным по белому — совпадений нет.
Я в мгновение набираю номер клиники. Ею владеет Сашка Палканов, мы дружим. Наверно, поэтому я обратился именно к нему незадолго до отъезда Лизы. На месте его нет, но мой запрос принимают. И обещают немедленно выслать повторный результат на почту, которую я указывал. А по телефону такую информацию не выдают. С волнением я открываю документ, но в нем ничего нового.
Арина и Артем не мои дети. Их отец кто-то другой.
Выходит, Лиза мне врала?
Врала, черт возьми! И изменяла.
Я ведь только начал верить во всю эту хрень. Приехать хотел, понять, почему так тянет с ней поговорить. А сейчас внутри злость.
Я рву в клочья документ, по венам разливается металл, ноги, руки тяжелеют, а в башке вата. Комната плывет.
Не сразу понимаю, что теряю сознание.
Но вскоре мой кабинет в родительском доме погружается в темноту. И я вместе с ним.