Ты (не) моя (СИ)

Глава 11

Нина

Просыпаюсь очень рано. За окном брезжит рассвет. Мне бы отдохнуть еще, но я не могу. Наталия Васильевна обещала мне, что я сегодня увижу Егора. В душе такое творится… Я мечусь по комнате, привожу себя в порядок. Тщательно крашусь, маскируя "нежности" мужа.

Как Егор там? Мажет, после всего случившегося он и знать меня не хочет? Эта мысль, нет, нет, но поднимает голову словно змея. Правда, мне помогают его родственники. Но Егор — он очень великодушный и благородный. Наверняка считает, что во всем, что со мной случилось, виноват он.

Хотя… Это я виновата в том, что с ним случилось. Я ведь знала, какой Артур. Но я так устала рядом с ним. Он из меня всю жизнь выпил. До дна. И мне захотелось другой жизни.

Наконец в мою дверь стучат:

— Наталия Васильевна просит вас спуститься на завтрак.

Я уже готова, поэтому иду вместе с девушкой, которая пришла за мной.

Наталия Васильевна уже за столом. Больше никого нет.

— Доброе утро, Нина, — приветствует она меня, — Могу я на "ты" обращаться?

— Доброе, — отзываюсь, — Да, конечно.

— Давай позавтракаем, а после сразу же поедем. Мне потом на работу нужно. И ты мне тоже не "выкай".

Если она хочет перейти на такой формат общения, то я не против.

— А больше никого не будет? — спрашиваю я и тут же жалею. Ну, вот куда я лезу?

— Нет, мы вдвоем. Марк ночью улетел в командировку, а дети спят. Я их не трогаю. Им чу-чуть на свободе погулять осталось. После не поспят, нужно будет в школу ходить.

Мы завтракаем. Наталия рассказывает про состояние Егора.

— Ты пока на него ничего не вываливай. Окрепнет, потом всё ему расскажешь.

Она некоторое время с удивлением смотрит, как я кладу красную рыбу поверх бутерброда с маслом и медом.

— А ты всегда так ешь?

Я смотрю на то, что у меня в руках. Я ведь еще и откусить успела. Вкусно.

— Нет. Захотелось просто… — беспокойство поселяется где-то за ребрами.

Достаточно странное вкусовое сочетание. А я — не поклонница странностей.

— Ты меня извини… А когда у тебя месячные последний раз были? — мать Егора пристально меня разглядывает.

Я начинаю соображать и вспоминать. Последнее время мне было не до собственной физиологии.

— Задержка — две недели, — озвучиваю результат своих подсчетов.

— Ммм… — тянет Наталия задумчиво, — К гинекологу тебе нужно. Сейчас я тебя запишу. Постараюсь договориться на сегодня.

— Это может быть из-за стресса, — говорю, чтобы что-то сказать. Сама не знаю, как к этому относиться.

— Может быть, — соглашается со мной мама Егора, но тут же добавляет, — А может — не из-за него.

Чувствую, как жар приливает к щекам. Значит, краснею.

— Я — не специально, — пищу еле-еле. Оправдываюсь.

Мать Артура мне бы такое сейчас устроила.

— А я и не говорила, что ты специально. Еще ничего не ясно. Это вполне может быть последствия стрессовой ситуации. А может быть, беременность. В любом случае — нужно выяснить.

Она что-то пишет в телефоне.

— Нин, я не собираюсь ни в чем тебя обвинять. Дети — это замечательно. У меня их пятеро. И я не жалею, что дала жизнь всем им. Они — классные. Реально классные. Что там у вас происходит с Егором, это решать тоже только вам. Я — не сторонница лезть туда, куда меня не звали, и устанавливать собственные стандарты счастья для других людей. В том числе, и своих детей. Поэтому спокойно ешь свой странный бутерброд и всё остальное, что хочется. Я выпью кофе и поедем.

Мы заканчиваем завтрак в тишине. Наталия о чем-то задумалась. Я — тоже. Это вполне может быть и беременность. И что тогда? Получается я всё спланировала заранее? Разыграла как по нотам?

Но как бы все не отнеслись к этой новости, я бы очень хотела родить от Егора дочку. И чтобы она на него была похожа. Рука сама собой устраивается на животе. Глупо, наверное.

После завтрака выходим во двор. Наталия сама садится за руль.

— Что хочешь сказать, Нин? — смеется. Мой взгляд заметила.

— Я думала, что вы с водителем ездите.

— Нет. Я сама люблю за рулем ездить. Меня отец еще девочкой учил. И мне очень нравилось. Да и сейчас нравится. На переднее рядом со мной садись, а то будешь всякие глупости сзади придумывать.

Когда сажусь, то не выдерживаю.

— А если я всё же беременна? — духу посмотреть на мать Егора не хватает.

— И что? Или ты думаешь, что родишь "неведому зверушку"? — судя по голосу, они ни капли не испугалась.

— Нет. Но… Вся эта обстановка…

— Обстановку, Нина, мы разрешим. А ребенок — ребенок это здорово. Просто так дети сюда не приходят. К сожалению, лиди об этом не задумываются. А после того, как сделали что-то непоправимое.

Я понимаю мать Егора. Сама бы ни за что не смогла бы избавиться от собственного малыша.

Возле больница волнение усиливается. Но я стараюсь держаться изо всех сил. Егор сильно пострадал. Ему нельзя нервничать. И мне, возможно, тоже.

Наталия быстро идет по коридорам, я спешу за ней.

— Здравствуйте, Наталия Васильевна, — произносит крупный мужчина в белом халате.

— Здравствуйте, Станислав Давидович. Нам можно к Егору?

Врач осматривает нас с головы до пят без особого восторга.

— Егор лучше себя чувствует. Но дамы! Без душещипательных историй. Вываливать на него правду будете позже. Ясно?

Мы согласно киваем. И направляемся к палате. Наталия стучит в дверь и заходит, не дожидаясь ответа. Меня держит за руку и тянет за собой.

— Егор, смотри кого я привела!

А я — я вижу его. И от каждой его царапины мне больно, как будто они на моем теле. В бинтах и синяках, осунувшегося. Но живого.

— Егор! — всхлипываю у порога палаты.

Его мать отпускает мою руку и выходит за дверь.

А я иду к нему. Не кидаюсь. Хотя очень хочется. Кинуться ему на шею, обвить его руками, втиснуться в его тело — только так я могу поверить, что то, что я вижу его — это не сон и не игра моего воображения.

— Нин… — зовет он меня.

Я вижу его глаза. И это самое главное. Можно вообще больше ничего не говорить. Я вижу то, что чувствую сама. Ничего между нами не изменилось.

И никогда не измениться. Ни спустя день, ни спустя год, ни спустя тысячу лет. Я буду всё также любить вот этого мужчину. Только его одного. И больше мне никто не будет нужен.

Опускаюсь на стул возле больничной кровати. Вместо всего того, что хочу сделать беру обеими ладонями его руку.

— Слава богу, ты — живой! — слезы льются давно. Но я даже не пытаюсь их вытирать.

— Я так боялась… Так боялась, что он сказал правду… — шепчу сквозь рыдания.

— Нин, не плачь. Я же обещал тебе, что всегда буду с тобой.

— Мгу, — больше ничего сказать не могу.

Лишь щекой прижимаюсь к руке Егора.